Владимир Шигин. «Сирийский экспресс».

1987 ГОД.

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ. ВЫСШЕЕ ВОЕННО-МОРСКОЕ УЧИЛИЩЕ ИМЕНИ М.В.ФРУНЗЕ

Володя Шубин, хоть и был сыном военного моряка, вырос далеко от моря в подмосковном Домодедово. Это вообще было достаточно странно — маленьких подмосковный город с авиационными традициями и морская династия! Но чего в жизни не бывает. Частая смена места службы и длительные заграничные командировки отца, привели к тому, что Володя, вместе с мамой, подолгу жил в доме родителей отца — простых сельских тружеников. Маленький домик на краю Домодедово так и остался для него на всю жизнь символом малой Родины.

Как и все домодедовские мальчишки, в детстве Вовка Шубин бегал купаться к санаторию на речку Рожайку, там, где плотина, лазил в заброшенных каменоломнях над Пахрой. Ради озорства несколько раз и в чужие сады забирались, причем не столько за зелеными яблоками, сколько за тем, чтобы проверить собственную смелость.

Мальчишки в их классе поголовно мечтали стать летчиками «Аэрофлота», а девчонки стюардессами. А о чем еще могли мечтать мальчишки и девчонки в Домодедово? Маленький же Шубин грезил далекими морями.

После окончания школы, из всех российских военно-морских училищ младший Шубин выбрал, овеянное романтикой и морской славой питомцев, высшее военно-морское училище имени М.В. Фрунзе, занимавшее целый квартал на Васильевском острове.

Поступил в училище он достаточно легко. Отцу даже не пришлось подключать свои связи. Экзамены Владимир Шубин сдал на «отлично», набрав максимальное количество баллов. Без проблем прошел и медкомиссию, а вот на физподготовке пришлось хорошо попотеть на трехкилометровом кроссе, но и здесь все же уложился в норматив. Мандатная комиссии была уже формальностью. На этом его отрочество закончилось, и началась, как тогда говорили «юность с золотыми якорями». Отец хотел, чтобы сын пошел на гидрографический факультет, как наиболее престижный и перспективный. Но Вовка решил по своему и написал рапорт на штурманский. С детства он мечтал о боевых кораблях, а не о белых гидрографических судах с гражданскими командами.

И вот настал волнующий момент, когда перед ним распахнулись знаменитые Гаражные ворота на 12-й линии и «система» на долгих пять лет приняла его с сокурсниками в свои объятья.

В сентябре первокурсники приняли присягу на Марсовом поле. Отец с матерью, конечно же, приехали из Москвы, чтобы присутствовать в момент, когда их чадо превратиться в полноценного защитника Родины. В еще не подогнанной «сидящей колом» форме № 3, с древним, помнящим не одно поколение курсантов АК-47, он стоял в общем строю, ожидая своей очереди зачитать волнующие слова клятвы на верность России. Чтобы ни говорили, а принятие присяги в жизни курсанта момент особый. Затем строй распустили, и вчерашние мальчишки смогли пообщаться с родными, похвастаться черными лентами на бескозырках с золотой надписью: «ВВМУ им. Фрунзе», сфотографироваться на память.

Затем к Шубиным подошли два смуглых юноши в зарубежной морской форме.

— Это сыновья моего давнего друга из Сирии Мустафы Шумани. Я о нем тебе не раз говорил, — сказал отец. – Они, так же как и ты, только что поступили в училище Фрунзе. Я очень бы хотел, чтобы ты с ними подружился так, как мы дружим с их отцом. Познакомьтесь!

Вовка не без интереса рассматривал молодых сирийцев.

 Владимир! – протянул он руку стоявшему ближе высокому и подтянутому сирийцу.

— Ахмед! – представился тот, приняв рукопожатие.

После этого Вовка обменялся поджатием руки и со вторым, более широкоплечим и степенным братом, который назвался Махмудом.

Сирийцы еще совсем не говорили по-русски, поэтому во время обеда в кафешке, куда всех пригласил отец Владимира, говорил в основном он, расспрашивая сирийцев и переводя Вовке с матерью их рассказы. Впрочем, говорил в основном шустрый и смешливый Ахмед. Что касается Махмуда, то он больше слушал и помалкивал.

Уже потом от отца Владимир узнал, что Мустафа Шумани, уволившись из вооруженных сил Сирии, весьма удачно занялся бизнесом, быстро пошел в гору, став одним из богатейших людей в Дамаске.

…Рассвет над Невой. Легкий туман накрыл дома, аллеи, набережную. Сквозь вату тумана слышен тихий перезвон утреннего трамвая. Команда «подъем!», отброшены на спинки коек одеяла, позевывая и громко топая тяжеленными «прогарами», курсанты поротно выбегают строиться на 12-ю линию Васильевского острова. После зарядки роты втягиваются в чрево «системы». Теперь у каждого из курсантов задача первым захватить место у умывальника. Умывшись, курсанты выстраиваются на завтрак. Училищное меню изысками не блистало, но было калорийным. Уютные столики на четверых, белоснежные скатерти, вестовой (из своих). Затем приборка и развод по аудиториям на занятия. Не сразу первокурсники выучили паутину анфилад залов и коридоров. Чтобы не опаздывать на занятия, Шубин даже вычертил схему переходов.

Лекции и практические занятия по кораблевождению проходили рядом с Компасным залом, центром которого являлась знаменитая картушка морского компаса, набранного из разноцветного паркета. Помимо учебы началась и настоящая служба. Дневальство по роте, пожарные дозоры, камбузные наряды и караулы… Страну сотрясали политические катаклизмы, но курсанты жили по большей части своей внутренней жизнью, своими маленькими делами и проблемами.

Такая нагрузка была непривычна, поэтому в первое время Шубин даже не помышлял об увольнении. Но затем все постепенно наладилось.

С арабами-двойняшками он почти не виделся. Курсанты-иностранцы жили и учились отдельно от остальных. Лишь иногда они сталкивались с Ахмедом и Махмудом в перерывах между занятиями. При этой, по большей части, обменивались рукопожатиями и не более, сказывался языковый барьер. Братья на первом курсе только  учили русский язык. Чрез некоторое время они уже немного начали говорить. Шустрый Ахмед получше, молчаливый Махмуд похуже. В первый зимний отпуск, отец Вовки пригласил братьев погостить к отцу в подмосковное Домодедово. Не сказать, что родители Вовки был в восторге от этого решения, но и печали не было. Отец с матерью сделали все от них зависящее, чтобы сыновья их друзей почувствовали себя в семье Шубиных, как у себя дома. Мама все время хлопотала на кухне, готовя все новые и новые вкусности. Отец же вечерами за чаем рассказывал им о своей службе на флоте и, в особенности в Сирии, вспоминал совместную службу с отцом братьев. Каждый день друзья подолгу катались на лыжах с крутой горы, что за военкоматом у старой церкви. Собственно катался в основном Вовка, а Махмуд с Ахмедом учились. Впрочем, братья-арабы оказались неплохими учениками. При этом, если поначалу они не могли сделать на лыжах и двух шагов, то к концу отпуска уже сносно скатывались с небольших горок. При более тесном общении Ахмед с Махмудом оказались вполне нормальными ребятами. Они смешно лопотали на псевдорусском, были хорошо воспитаны, вежливы и предупредительны. Молча признали верховенство Вовки и безропотно слушали его во время прогулок по Москве. Никакой особой набожности у братьев Вовка не усмотрел. Те лишь формально несколько раз в день изображали молитву. При этом Махмуд объяснил, что они вполне светские современные люди, а молитвы – это не больше чем дань традиции.

На летних каникулах Ахмед и Махмуд уже улетели к себе на родину. На втором курсе общение Вовки с братьями стало более близким, т.к. они уже сносно знали русский. В свою очередь, Вовка выучил несколько десятков фраз по-арабски, что еще больше придало ему авторитета у братьев. По характеру и отношению к жизни Вовке больше пришелся по душе веселый Ахмед, и спустя какое-то время между ним и Ахмедом началась даже дружба.