Два дня в городе и его окрестностях бесился последний ураган уходящей зимы. Он как бы извинялась за свою былую малоснежность. На прощанье старушка приволокла откуда-то с моря угрюмые черные–черные тучи, просто беременные массами снега. Снег укрыл улицы, дома и все-все вокруг толстенным белым махровым одеялом, завалил все проезды, проходы и тропинки. Наконец, это буйство природы прекратилось

К гаражам, стоящим на отшибе, было ни пройти, не проехать. Деятельный Ордынцев обзвонил своих соседей по ряду гаражей и объявил субботник, и все охотно откликнулись. Инструмент был у каждого свой, разные лопаты, скребки и ломы, заносы и лед не были редкостью. Работа спорилась. Дружно накинувшись на сугробы, помогая друг другу, справились с заносами неожиданно быстро. Через некоторое время обозначился достаточно широкий, по-военному ровный  чистый проезд и въезды к каждому гаражу.

Раскрасневшиеся от физической работы на свежем воздухе, переглянулись.

— Ну и что? — спросил Бардин и обвел всех присутствующих пронзительным взглядом.

— А ничего! — ответил Ордынцев, — но без водки! — утвердил он, и менее уверенно добавил: — постараемся.

И дружные соседи в одном из гаражей быстро сымпровизировали стол, приготовили горячий чай и закуску. Наступило время  мужских разговоров о том, о сем. Мало-помалу, но всеобщее внимание  вновь сосредоточилось на Егоркине. Как всегда, садистки насладившись этим вниманием, он начал:

— Флот – это вам не только по морям, по волнам… — изрек философствующий Егоркин.  — Это места разные повидать можно, а с какими людьми познакомиться  и сдружиться…  А опасно – так по улице идти опасней будет, да …

В печке угрожаюше треснуло жарко горевшее сосновое полено.

Все сразу поняли — пошла затравка к новому рассказу. Палыч продолжал: — У нас тоже  всякое бывает, а иной раз и в такое… сам куда попадешь, но  сам и  вылезешь, и тех кто с тобой вытянешь! Иначе – нельзя! Морская служба – это особая форма существования и образ жизни. А я, так благодаря флотской службе, даже как-то на сафари в Африке побывал! Вот! – изрек Александр Павлович, скромно, из под мохнатых бровей, оглядев слушателей.

— А по этому поводу, подробно ежели, то был и такой случай …  —  Егоркин сделал эффектную паузу, вновь оглядел  краем глаза  заинтересовавшуюся публику и смачно прихлебнул горячий чай из кружки, откусил солидный кусок монументального бутерброда. Публика перестала жевать и выжидающе уставилась прямо в рот Александру Павловичу. Началось! Но рот его был предусмотрительно занят.

Народ  безмолвствовал… В ожидании очередных судьбоносных откровений все боялись проронить даже случайный звук. Нагнеталось нетерпение и готовность услышать из уст ветерана все, что тот соблаговолит рассказать. Было даже слышно, как в прожорливой печке билось забытое всеми пламя, потрескивая красно-черными раскаленными углями и распространяя острый запах горящей сосны. За прикрытыми воротами гаража зло завывал норд-вест, бросаясь колючими снежинками, как мелкими «сурикенами».

 Тут последовал очередной звучный глоток Палыча, заглушивший все остальные звуки. Его хватило, чтобы запить съеденное, и, наконец, свершилось!

— Так вот, — начал Егоркин, аккуратно обтерев губы носовым платком, который был размером этак с небольшой парашют: — Были мы как-то на боевой службе в южной Атлантике. Корабли периодически заходили в порт Арнобии, столицу одной  такой дружественной тогда нам страны. И жизнь была у них тогда очень интересная и веселая по всей территории. Мало того, что к ним соседи периодически входили с дружественным визитом на танках, да еще —  целыми бригадами, так еще и внутри  князек местный Манкута, такой, знаете, милый современный каннибал с высшим английским образованием. Нет, именно каннибал, а не Ганнибал из Карфагена. Тот был нормальный мужик и даровитый вояка — даром, что лицом черен! Я тоже не очень далеко от школы жил! (Тут критику сразу несколько слушателей посоветовали немедленно заткнуться).

 Егоркин удовлетворенно кивнул и продолжал: — Он уже  который год вел гражданскую войну с переменным успехом, и с кровожадностью. Побежденных и даже подозреваемых противников он съедал – в жаренном или запеченном виде. Чтобы новым конкурентам было неповадно.

 Причем, все это делалось в строгой  зависимости от уплаченной заказчиком суммы.  Этот экскурс по истории международного положения вам к тому, чтобы вы пока прониклись, куда мы попали. У наших там были ПМ-ки[1], которые ремонтировали правительственным войскам их корабли, и обслуживали наши боевые корабли. Наши эсминцы, БПК и БДК тоже посещали их столичный порт.

 Пришли мы туда, значит, в очередной раз подремонтироваться, заправиться  и отдохнуть, а тут к нам прибыли гости из посольства и военной миссии — с семьями, со своей выпивкой и закуской.

С развлечениями  у них было скудновато. Из всех разнообразий-то, у них  только — стрельба по ночам, да оружие в квартирах. Ручной пулемет под кроватью — привычный такой  предмет их обихода, прямо как холодильник на кухне. Так они рассказывали, да и сам как-то видел у одного советника в доме. Поэтому, визитам родных кораблей земляки, да и все «соцлагерцы» были рады. А у манкутовцев, глядя на наши пушки и ракеты, аппетит к вылазкам на какое-то время пропадал. Тогда и ночи в столице проходили как-то спокойнее. И на том нам было большое «спасибо» от местного населения.

Ну, вот, в тот день стояла жара, а воздух над морем был какой-то сонный и от лени даже не шевелился. Местный народ валялся на пляжах или под пальмами.

Гости заявились почти неожиданно на блестящем белом микроавтобусе, вместе с ящиками с импортной снедью и выпивкой. Какое-то время командир корабля их принимал и угощал в кают-компании, но вдруг эти подвыпившие, как следует, высокие гости затеяли какую-то вылазку на шашлыки. Забыли, верно, что не дома в Подмосковье или не под Сочи, в горной турбазе!

Наш практичный и трезвый умом командир предложил им организовать пикник прямо тут же — у нас на сигнальном мостике, а шашлыки – в кожухе трубы, как давно отработанный вариант, но … Высокопоставленным гостям наш молодой кэп был не указ! Спьяну они просто лопались от собственной значимости!

Тем более, у них был какой-то «шишковатый» московский визитер, перед которым они все на перебой выпендривались и расстилались. Видно, товарищ слово «нельзя» в отношении своих потребностей не воспринимал! Такие походы, разумеется, были запрещены, ведь вокруг шла какая–никакая, пусть не наша, а – война. Но какой-то офицер из военной миссии (не поймешь — погоны были без звезд) куда-то позвонил и все сразу устроилось. У нас ведь как – если чего-то всем нельзя, то всегда найдется тот, кто скажет, что кому-то все-таки можно! Надо только знать – кому, как и у кого лучше спросить!

Для обеспечения выделили несколько матросов во главе со мной, и дали команду готовить и грузить наш барказ. Мы взяли из арсенала пару автоматов, гранаты и патроны. Там это просто необходимость  — как зонтик в Питере. Будет дождь или нет, а если небо хмурится, то его, на всякий случай,  все  равно ведь берешь. Мало ли, что… Так и здесь!

Погрузились  мы в этот барказ со всем, что нужно и двинули к устью какой-то реки, на особое место, которое якобы знал один из посольских.

 С нами был наш штурманенок[2], с очень подходящей к случаю и профессии  фамилией – Сусанин. Тоже, между прочим, – из Костромы. Родственник, наверное. И вот, свернули мы устье, в один рукав, потом другой. Я боялся  крокодилов, как девки – крыс, но меня успокоили, что вода тут солоноватая от  океана, а эти самые плавучие потенциальные  чемоданы и модные дорогие сумочки ее не уважают. Мы повеселели.

А вот уже и место, которое, и в самом деле, оказалось действительно шикарным – гладкий пляж с белым песком, да и до деревьев — не меньше пятидесяти метров, незаметно к нам не подберешься. Это обстоятельство, как бывший морпех-десантник, я с особым удовлетворением отметил.

  Начали раскладывать костер, соорудили подобие стола, гости стали «отдыхать», только бутылки весело звенели, отлетая в сторону, как стреляные гильзы от орудия. Мы с командой пили в стороне  кока-колу и ели какие-то бисквиты, которыми посольские щедро угостили моих бойцов. Я тогда еще подумал, что средь бела-то дня наш дым будет  виден далеко – далеко. И, в конце—концов,  найдутся те, кто поинтересуется, что же там такое горит…

Начали разворачиваться события. Вот тот самый большой проверяла, (действительно большой — килограмм на сто сорок, не меньше!), похожий одновременно на Колобка из мультика и на всех трех толстяков из фильма, «поддал» крепко, а закусывал, видно, неадекватно. И вот алкоголь, помноженный на нестандартную местную температуру, взял да ударил ему прямо в голову. Именно туда, где у людей обычно бывают мозги. Он стал вести себя подчеркнуто-развязно, куда девалась вся его чопорность! Он распушил хвост, как павлин, и стал откровенно обхаживать смешливую блондинку из персонала посольства. «Я был не прав!» — подумалось мне, «удар выпитого алкоголя достался толстяку больше по другой голове – аккурат между ног!».

  Вдруг он решил перейти к активным действиям, и в пьяной башке созрел дурной план. Возбуждение в определенной части тела напрочь отключило способность соображать! Он, не привыкший к отказам в своих прихотях во время финансовых проверок «заграничных объектов», подошел нетвердой уже походкой  к тому самому  военному  из миссии и стал  оживленно  спорить. К спорам он тоже не привык, во время инспекций все перед ним ходили на задних лапках. Офицер зло сплюнул на песок и подозвал меня.

— Послушай, мичман! — говорит он: — Давай-ка возьми, пожалуйста,  пару орлов из своих бойцов, автоматы обязательно прихватите и на катере с этим самым  Михаилом Ивановичем и его, блин, дамой, дуй прямо  на в-о-о-н  на тот остров, там их высадите на …. какое-то время, а  сами где–то посидите или погуляйте  рядом.

Только катер с офицером сразу назад, сюда направьте, мало ли,  и так я уж из-за этих … могу быть  в полной … сам понимаешь,  где! Эх, знаешь, мичман, как хочется этого проверялу  послать к этой самой Бениной маме вместе с присными! — здесь офицер мечтательно прищурился, но вернулся к реальности: — Но ведь сразу накопает же чего-нибудь, гад толстозадый!

Затем он взглядом разведчика проницательно оглядел публику и продолжил: — А эти орлы из посольства соблазнительную дамочку-то специально взяли с собой, знали, видно, этого толстого кобеля!

Ну что же, нам-то  все равно, действуем! Как нам прикажут, так мы так и сделаем. Минут через десять барказ уже лихо подошел к самому берегу. Я лично перенес кокетливую женщину на песчаный пляж, чтобы она не замочила своих туфель и легкого платья. Тем временем, ее кавалер  так ухнул через планширь в воду, что будь здесь крокодилы, так их бы волной легко контузило. Вот тут по всей заводи пошли какие-то странные круги, которым я тогда сдуру особого значения не придал.

Катерок  с  нашим офицером лихо отвалил, и заспешил к  месту пикника. А «колобок» игриво обнял свою «тетку» и полез вверх на островок. Мы – за ним, По откосу мои бойцы их, конечно же, обогнали и первыми поднялись на гребень. Да только островок это был не вовсе островок, а полуостров. Да и то, с натяжкой! Скорее, мыс!

         За гребнем начиналась твердая земля, поросшая  жесткой, высотой до … скажем, выше колена, короче, травой. А поперек  этого перешейка стояла толпа африканских сопляков-оборванцев, человек десять–двенадцать, одетых,  кто во что, но увешанных разномастным оружием – чисто музей стрелкового вооружения за последние сто лет.

«Манкутовцы!» – кто-то испуганно ахнул у меня за спиной. Я мысленно с ним согласился – правительственные войска просто не могли так выглядеть!

Один из них, гигант, блин, — ростом метра полтора в прыжке, подошел ко мне, прерывисто дыша на уровне моего пупка, с  разукрашенным, на негритянский манер, китайским автоматом на перевес.

Я развернулся к нему и расправил грудь, как положено советскому моряку, прикрывая собой подчиненных и «гражданское население». Он грозно обратился ко мне, на португальском. Это он так думал, что на португальском! Но я знал этот язык еще хуже него, то есть вообще не имел о нем понятия. Но занюханный мурлокотам, стоявший передо мной,  решил, что я презрительно отмалчиваюсь в ответ на его «грозные вопросы».

И с силой ткнул меня  под ложечку стволом своего «орудия». Вот это он сделал совсем зря! Кровь просто вскипела во мне и бросилась в голову! Я заорал: «Ах, ты мурлокотам хромовый, в три господа, в душу, в  мать, сын свиньи и пьяного ежика, да я таких троих одним хреном сшибал, убоище недоношенное, модель последней сопли засохшей медузы!». Он никогда такого не слыхивал и слегка опешил. Тут же моя левая рука сама отвернула ствол его автомата в сторону, а правая, с разворотом корпуса, врезала  основанием ладони ему прямо в нижнюю челюсть! Раздался хруст, этот сморчок, прямо с места,  кувыркнулся через голову и полетел догонять свои зубы. Издав победный клич, я рванул на груди «тропичку» (жаль, тельника не было по причине жары) и с воплями: «Все, гады, вам абзац!» (ну, может быть, как-то чуть-чуть иначе) – это для них, и «За мной, ребята, полундра!»- это для двух своих моряков, я, прямо, как в кино, единолично устремился в атаку на врага!

А враг наш тоже вдруг дружно заорал, прямо хором, но как-то испуганно, дружно же развернулся на сто восемьдесят градусов и с места в карьер развил спринтерскую скорость! Причем, эти ребята на бегу почему-то из хромовых вдруг сразу стали матовыми. Я даже опешил и слегка притормозил, мне самому очень хотелось бы верить и возгордиться,  что это именно мой боевой клич обратил это самое воинство в бегство. Однако, мой разум в этом как-то сразу засомневался!

 И правильно — тут из-за моей спины раздался  удивленный вскрик матроса–узбека, наверное, в первый раз в жизни, на чистейшем русском языке, и совсем без акцента: «Эх, яти вашу мать!». И тут же, из-за моей спины, легко обогнав меня, одним духом вылетели сначала – мои моряки, затем – быстрая блондинка, а за ней, хрипя на ходу, – «колобок», а точнее — колобковый бегемот, который тут же всех нас и обогнал, а затем  легко сбил с ног и стоптал одного из манкутовцев, не останавливаясь.

 Да так, что тот аж полетел через голову, теряя свое оружие и личное достоинство, перевернувшись два раза.

Остальные оборванцы завыли от ужаса и врубили форсаж и стали от нас уверенно отрываться.

 Но наш  толстяк еще только-только  набирал обороты. Я ничего не понимал! Лишь инстинкт мне подсказывал, что лучше бы пока не останавливаться и не оборачиваться, иначе голову можно сложить на чужбине! Я уже тоже собирался включить полный форсаж, но …  я же, черт меня совсем возьми,  русский человек, любопытный от природы!  А как у нас говорят? Правильно! «Да хрен с ней, головой, но вот именно это я видеть должен!».

А за спиной уже был слышен чей-то громовой топот! Как будто что-то тяжелое катили по мостовой. Обернувшись, я увидел мчащийся за нами озверевший двуспальный диван, бронированный шипастыми костяными плитами.

Этот самый диван был  установлен на опорах из полутораметровых, толстых мясоразделочных колод. Он как-то очень ловко и живо перебирал эти колодами, развивая километров сорок! Земля под ним, ей-Богу, не вру, трескалась! А еще у этого «дивана» спереди был смонтирован таран, которым в древности выносили в крепостях ворота вместе с петлями и сторожевыми башнями заодно.

 Но потом я понял, что это — лишь здоровенная живая морда сдуревшего животного, с залитыми кровью глазками, а на этой самой морде —  рог, размером и формой с тракторный плуг средней величины. Ну, мне так тогда показалось. Чего смеешься? Догадался, да?! Кто назвал этого носорога белым, обладал чувством юмора. Он не был белым, он был серым, как неизбежный абзац всем, кто его тронет, не имея под рукой гранатомета! А белыми, то есть бледными, как смерть были мы сами! Самое интересное, что местные ребята, которых мы якобы погнали перед собой, даже не пытались применить по зверюге свой древний арсенал! Может быть, сработал древний инстинкт! Они о нем знали что-то такое, что  пресекало даже саму мысль о нападении на этот живой броневик! Или сразу забыли, как их учили пользоваться  этим своим допотопным и неухоженным, как общественный гальюн за задрипанным вокзалом, оружием! Вообще, удивительно, как он до сих пор уцелел посредине этой долгоиграющей войны!

Все эти умные мысли были потом, а пока мы  дружно бежали, кое-где даже смешались с нашими незадачливыми врагами, они на это не обращали ни малейшего внимания. А все уже все слышали шумное дыхание зверя совсем рядом, что придавало нам невероятных сил и выносливости. Лично я сдал все нормативы по кроссу по очень пересеченной местности минимум, как за первый разряд. Полторы тонны озверевшей свинины (говорят, что они где-то родственники), неотступно неслись за нами, заметно сближаясь. Из журнала «Вокруг света» я-то знал, что у носорога проблемы со зрением! Но вот подумал сам и решил, что это не его забота, а скорее проблема для тех, кто не успел увернуться у него из под ног. По всей видимости, носорог, эта самая натуральная свинья–переросток, хоть и имея от природы слабое зрение, но все же как-то заметив нас на приличной дистанции, возомнила себе, что мы представляем угрозу ей самой или ее семейству.

 И решила  разобраться с нами по-свойски,  со всеми сразу, так сказать, урыть всех хором, чтобы сомнениями не мучиться! Понаделать из них тонких отбивных — просто не выясняя, кто прав, кто виноват и не размениваясь на индивидуальности. А вы вот говорите – не тронь… это самое, оно и вонять не будет! Мы не трогали, но … некоторые вполне могли бы и … от такого страха.  Хотя, я бы посмотрел бы на тебя на этом-то  забеге! У меня — нет, мне просто некогда было здорово пугаться, я–то бежал самым последним и мечтал хоть кого-то обогнать. С носорогом состязаться в беге бесполезно, но вот надежда, что он сначала займется тем, кто бежит сзади тебя,  всегда  есть!

        И вот тут, из-за холмика,  который мы обогнули, на наше счастье показался облезлый, раздолбанный местными дорогами и долгой войной,  джип с людьми в камуфляже. Этот зачуханный драндулет чуть не столкнулся лоб в лоб с носорогом. Один его пассажиров, не иначе, как с перепугу, дал по нему очередь из какой-то карманной «пукалки», которую зверь даже не воспринял, но в ответ наклонил голову и врезал в бок машине от всей души. Та покорно легла на бок, а люди высыпались из нее, как горох из банки. Они поднялись и тренированно рванули — кто куда, скрываясь в чахлых кустах. Грозно урчащий «бронированный диван» стал вымещать свою злобу на несчастном тарантасе и вспорол своим рогом ему капот, как старую консервную банку. Он тут же напрочь забыл о нас, которых он так лихо прогнал  по своей родной саване спринтерским бегом по почти марафонской дистанции. По его мнению, старая железка. Которой он выпустил все потроха, была более достойным противником!

 Я это заметил первым, остановился и перевел дух, а также  схватил за воротник тропички своего бойца Байгильдина, пробегавшего мимо, поставил его на ноги и забрал у него автомат, болтавшийся поперек груди, про который тот и забыл, в свете последних событий. Я дослал патрон в патронник и приготовился  к стрельбе, а матрос тут же подобрал  чье-то брошенное антикварное оружие и  присел рядом, приготовившись стрелять «с колена», для удобства разложив перед собой запасные магазины, отобранные им у упавшего без чувств «манкутовца», сильно-сильно зажмурившего глаза в ожидании, когда кошмар рассеется!

 Чуть дальше упал наш «колобковый бегемот», тяжело дыша и хватаясь за сердце, а  второй матрос и наша женщина оказывали ему помощь. Надо отдать ей должное: ни истерик, ни обмороков,  и как ни в чем ни бывало   чего не скажешь о ее «ухажере»,  которого приключение ввергло в шоковое состояние.

А тем временем  манкутовцы  добежали  до каких-то своих передовых позиций. Тут к ним присоединились где-то сотни полторы перепуганных вояк, живо повылетавших из траншей. Все вместе они добежали до лениво вырытых окопчиков боевого охранения правительственных войск.  Оттуда прогремело несколько очередей, все – точно в белый свет, прямо, как в копеечку. Но  «оборванцы»-то  не знали, что за ними  уже никто не гонится! Даже – мы, представители ударного отряда советской молодежи.

Поэтому они все равно  отчаянно бежали прямо на позиции, что-то выкрикивая. Храбрые воины регулярных войск  выпрыгнули из своих окопчиков и … рванули  в свой собственный тыл. И все они далеко бы бежали вместе со своими врагами, если бы не кубинские минометчики, на чьи  позиции они и дружно выбежали в одном ряду со своим противником.

Благо они оказались рядом! Оставив свои орудия, кубинцы  кинулись в контратаку, и сходу, почти без стрельбы, разоружили всех встреченных – на всякий случай. Те особо не сопротивлялись. Носорога они боялись больше, чем кубинских солдат! Голос крови и древний ужас! Потом кубинцы  побежали к нам, и наткнулись на замаскированный вражеский бронетранспортер,  похожий на нашу городскую мусоровозку на колесах от «Беларуси», но еще с пулеметом и амбразурами[3]. Кубаши  обрадовались и  весело влепили в него сразу две гранаты из РПГ. Тот  аж надулся изнутри и подпрыгнув, гулко лопнул от взрыва! Испуганный этим взрывом носорог тут же рванул со всех ног куда-то в свою заскучавшую саванну. Постреляв для приличия вслед разбегающимся макутовцам и их белым инструкторам, кубинцы подошли к нам, узнав в нас советских моряков, и щедро напоили нас водой из фляжек. Это было кстати! Они  дали какие-то таблетки из своей аптечки «Колобку» и даже предложили проводить нас берегу. Пристыженные правительственные  солдаты занимались пленными, которых было много. Они обшаривали брошенные позиции — как мне показалось, в поисках съестного.

Проходя мимо разоруженных манкутовцев, я обратил внимание  на их жалкий, нищенский вид. Боевая злость прошла и в них я уже видел не врагов, а несчастных мальчишек, оторванных от своих семей дурацкой войной. «Вот сволочи!» – закипел я ненавистью к Манкуте и его приспешникам. Сами на деньги америкосов и юаровцев яхты покупают в Англии, а эти пацаны саранче на ужин рады! Сволочи!!! Первобытный капитализм — определился я.  Ну, что за мир, как вождь или крупный лидер какой — так обязательно  — ворюга – ворюгой, вместе со всей своей семейкой и корешами!  Тут я задумчиво заматерился вслух от философской безысходности и яростно сплюнул в траву. Да, замполит со мной работал не зря, как я теперь понимаю. А теперь я с гордостью вижу – и Россия достойная часть этого мира!

А «Колобок» совсем размяк от пережитого  и его практически волокли на плечах наши матросы и кубинский сержант — фельдшер. Кубинский лейтенант, который вполне прилично говорил по-русски, рассказал, что правительственные войска долго не могли взять этот рубеж, который мы вместе с носорогом  теперь им неожиданно «подарили». А то уже месяц операция по захвату этой местности готовилась разнородными силами с привлечением авиации. а мы вот так   и-и р-р-раз и — запросто, и —  на -те вам, получите, во что упаковать?!

А еще он рассказал, что мы здорово промахнулись на своем барказе и влезли совсем не в тот рукав реки, да и прошли далеко вглубь. Так мы «приперлись» на пикник почти на линию фронта. И крокодилы здесь тоже водятся, так что нам при высадке очень крупно повезло.

Я мстительно представил себе рожу этого самого «товарища» из миссии, когда я это все ему передам в красках. Да и наш Сусанин тоже оправдал свою фамилию! Вот это стоило того, чтобы пробежаться по саванне! Нет, давненько я так быстро не бегал! А ведь меня еще и «Колобок-бегемот» обогнал!

 У меня-то — куча разрядов по легкой атлетике, да и опыт марш-бросков с полной выкладкой! Я удивленно поцокал языком.

 Катер уже стоял под берегом, и мы пошли прямо к нему — я резонно предположил, что «Колобку» теперь долго не захочется  любви на экзотической природе! Их этот самый теньенте, лейтенант, по нашему, учил русский язык, готовился поступать в академию в Москве, и попросил меня перевести, мое выражение  «сшибать хреном», которое он как-то от меня услышал в пылу сражения. Я слегка смутился, но это был еще не худший его выбор из моих высказываний. Я ему надиктовал, что это означает национальную борьбу овощами. Он остался очень доволен новым  выученным выражением.

 «Кубаши» как мы их там называли, нас горячо благодарили и даже дали на дорогу бутылку рома «Гавана-клаб». Еще бы – без потерь победа, сыграли они с «манкутовцами», как в шахматы с двоечником. Хорошие они, кубаши, ребята, и очень неплохое у них питье, они от чистого сердца дарили,   но – это на любителя. Я хлебнул его, очень лаже ничего, но  так и не понял, чего же это всякие пираты так ему радовались. А потом догадался – с ассортиментом в вино-водочных магазинах у них в семнадцатом-восемнадцатом веке были проблемы. Асортимент в «Пиратторге» где-то на Тортуге и Ямайке был еще хуже нашего. Даже того самого  самогона  средней паршивости из шотландской  ржи, вот-вот, именно — который они скотч-виски называют, у них тогда еще не было – все только из сахарного тростника. Наша, пшеничная, или там, допустим, сахаро-свекольная, все же лучше! Каждому свое, каждый народ и в этом деле имеет свои ориентиры на нравственном уровне, во как!

 Подошел наш барказ, мы было двинулись к воде, но лейтенант, предостерег нас жестом, и бросил в реку гранату, сержант, широко размахнувшись, вторую бросил чуть не на середину пролива. Лопнул взрыв, второй, зашумели брызги и река ожила – в разные стороны по ней вдруг кинулись живые, здоровенные и поменьше, бревна. Некоторые завертелись от боли, как следует получив по ушам ударной волной.

Оказывается, поверив в байку о близости океана, мы легкомысленно плескались в реке, где кишели крокодилы! У меня зашевелись волосы на голове а в груди аж похолодело от увиденный картины! Бойцы хором, вслух, вспомнили чью-то маму от несказанного удивления. Вот бы искупались, а эти гады оттяпали какую-либо нужную в семейной жизни деталь от тела, а? Ужас!

 Да, вот еще: когда  этот кубинский лейтенант со своим сержантом к нам на корабль потом завернули – все там уже в курсе наших подвигов были,  и командир корабля принял офицера Острова Свободы, как полагается, со всем русским хлебосольством.  Потом  мы втихую  и ему, и сержанту  нашей водочки поднесли –  они с моими тезисами охотно согласились, и даже были готовы подписать декларацию об измене рому!  Вот и выпили мы все вместе за наше спасение – а иначе-то не по-нашенски будет!

А «Колобок»-то слинял почти сразу в Москву, первым же пассажирским бортом, от греха подальше! Тем более, что той же ночью у посольства перестрелка снова была. Отзывы о нас он самые хорошие оставил, вот только морякам моим за  спасение своей души даже «кока-колы» не выкатил! Забыл, наверное, или сэкономил на ближних – по обычной  чиновничьей привычке.

Палыч перевел дух, оглядел еще раз публику и вдруг сказал, обращаясь к седоватому крепышу с бригады тральщиков:

— Да, а вот это я к чему и кому вот уже пять минут об этом все безуспешно намекаю? Уж я и этак, и так? И кому? Еще раз очень тонко намекаю: Бугаев, а ну доставай, где там у тебя  водочка-то пришхерена? Хватит людей жареной водой накачивать! Да ладно, не переживай, мы сегодня – без фанатизма! Ребята, ну-ка за службу, да за флот! Да чтоб до дна! Вот, а теперь отдадим честь закуске! А то такое классное сало запивать  чаем  — так за сало же просто стыдно!