Вечер отдыха офицеров, сверхсрочников и их семей был удивительно доброжелательным и веселым. Звездой вечера стал… — Роберт С….в. Робертино Лоретти бригады.

* * *
В пятидесятые годы прошлого, ХХ века, голос итальянского мальчонки — жаворонка преодолел железный занавес нашей страны и очаровал всех слушателей, от младенцев до старцев. Его песни были переведены на русский язык и исполнялись юными талантами во всех уголках необъятной страны. Очень популярны были: и Робертино, и его последователи.
Кличка штурмана, у которого я должен был стажироваться — Робертино Лоретти — основывалась не только на некотором сходстве имен, но и… популярности. Я его еще не видел, но о популярности уже был наслышан. Имя у него было Роберт, с ненашенским наполнением фамилии на букву «С». Сохраню ее в тайне, не ради него, а ради первоосновы его популярности.
Лейтенант Роберт С…..в громко заявил о себе на весь гарнизон тем, что произвел на свет сразу двойню, двух девчушек. Во всех уголках бригады и всего небольшого гарнизона это событие было преподнесено им, как нечто необычное, самим Робертом выстраданное. Судьбой двойняшек очень скоро озаботил свой экипаж, соседний по этажу казармы, да и весь гарнизон с его медслужбой и женсоветом. Тем и стал популярен. Дальше — больше. Роберт обладал талантом энтузиаста-зачинателя. Где бы, что бы и кем бы не зачиналось, Роберт — тут как тут. И уже в передовиках. Вся система нашей жизни, с бесконечными зачинами-починами, была в расторопных руках Роберта, как игровое поле настольного футбола. По этой части его популярность была никак не меньше, чем у Робертино Лоретти. Отсюда и кличка. Не без сарказма.
Роберт был популяризатором починов-зачинов, но убежденным лодырем в исполнении своих непосредственных функциональных обязанностей. Свое кровное дело запускал до такой степени, что любой другой на его месте сгорел бы, как швед под Полтавой, или был бы обвешан фитилями, как еж иголками. Из-за популярности его даже за сомнительную профпригодность не наказывали, а отправляли куда угодно, даже с повышением, но с глаз долой. Всевозможные неприятные последствия лодырничества он преодолевал с такой же легкостью, как водоплавающая птица сбрасывает со своего оперения воду. Непромокаемый и несгораемый Роберт С……в.

* * *
Так легла моя карта, что попал на предвыпускную стажировку именно к нему.
Старпом «эсочки» сразу озадачил:
— Пока штурмана нет, будешь у меня на подхвате…
Частенько корабельный (лодочный) старпом предстает в образе этакого волкодава или держиморды:
«…Капитан, обветренный, как скалы,
и старпом наш, серый, как утес…»
К этому старпому иронические ярлыки не клеились. Крепкий, даже кряжистый, мужик чисто славянской наружности. Немногословный. Если и матерился, то как-то интеллигентно, по-аптекарски дозируя количество крепких выражений. Обстоятельный аккуратист, в чем я сразу убедился.
— Подхватывать тебе есть что. В прошлом я был штурманом, и потому органически не переношу бардака в документации. Сам понимаешь, в море мне было не до нее. Как говорят, в ней и конь не валялся. Думаю, что и в штурманской документации дела обстоят не лучше. Грядущая инспекция много чего может в ней… не найти. Займись, пожалуйста, всем этим. И экстренно…
Задачи мне были поставлены. Цели ясны. Так и началась стажировка. Над старпомовской отчетной документацией корпел в казарме. Её «запущенность» — самооговор старпома. Что-то надо было сделать «в петухах», для ублажения взора ОУСовцев. К полному удовлетворению старпома все быстро намалевал и состыковал. А вот отчетная документация моего непосредственного наставника, штурмана, квинтэссенция труда судоводителя: точность плюс точность, аккуратность в квадрате, являла собой нечто совершенно противоположное. Не только «закавычила» этот принцип, но и обнесла его колючей проволокой.

* * *
Первое же посещение лодки скукожило мою рожу не только отсутствием штурманской рубки, как таковой, но и состоянием штурманского хозяйства. Тем не менее, не рискнул до появления хозяина что-то изменять в несусветном бардаке. Штурманское место в центральном посту обозначалось маленьким прокладочным столиком, не больше вагонного. На нем можно было закрепить морскую навигационную карту, лишь сложив ее вчетверо. Над репитерами курса и скорости нависала машинка клапана вентиляции с поддоном. Какие-то шкафчики и сусеки, закрытые и опечатанные тесемочкой с пластилиновой плямбой, хранили секретную документацию штурмана. Парусиновые мешки-чемоданы с несекретными документами торчали в проемах шпаций. Если бы не мой собственный комплект прокладочного инструмента (параллельная линейка, транспортир, измеритель и логарифмическая линейка), приобретенный еще на первом курсе и таскаемый на все практики, то на выходе в точку рассредоточения мне было бы нечем работать. Не смог отыскать эти атрибуты штурманского труда даже с помощью боцмана и старшины команды штурманских электриков. Они предположили, что Роберт забирает их в казарму и там хранит.
После завершения операции «Якорь» все-таки влез в мешки-баулы с простой (несекретной) документацией. Одного взгляда на сборники «Извещений мореплавателям» было достаточно, чтобы уяснить — Робертино этой мурой не интересовался никогда. По крайней мере — последние два года. Даже ленивые штурмана, хотя бы для проверяющих, делают в них пометки — «Карты откорректированы, дата, подпись…», пусть даже ничего не делая на самих картах. Судя по всему, Робертино был убежденным бездельником, в духе всех глашатаев-зачинателей. Прокукарекал, а там хоть не рассветай. Он даже липовых пометок не делал. И не только по северному театру, но и по Ура-губе, по своей базе. О проложенном кабеле было «Извещение…» двухлетней давности. Сделай Роберт своевременную корректуру и доложи об этом флагштурману, в штабных документах не было бы ляпа с точкой рассредоточения в месте, где постановка на якорь категорически запрещена. Но не сделал. Удивительное дело, но со штурманскими обязанностями в море он справлялся без проколов все четыре года. Не потея от усердия. Может потому, что его рабочее место всегда было под оком командира и дланью старпома, в прошлом — отличного штурмана.
В чем он был совершенно незаменим, так это в качестве участника любых слетов, партконференций и спортивных соревнований. В состязаниях, кстати, он тоже не потел. Слыл отличным стрелком из пистолета.

* * *
Спорт на флоте — это: Равняйсь! Смирно! На соревнование — шагом марш!
Флагманский мускул (начальник физподготовки и спорта) распишет, кому и в чем соревноваться. Важен не результат, а участие. «Баранка» — грех великий! Плавсостав, что с него возьмешь!
Бригада «эсок», откувыркавшись в завесах, притулилась к родным причалам. Флагмускул — тут как тут:
— Роберт! Бригаде, эскадре, да что там, всему флоту грозит «баранка». Нет в сборной бойца с орлиным глазом и твердой рукой. Стрелка. Выручай!
— В чем вопрос?! Защищу честь бригады и флота! — успокоил его Робертино.
Прямо с корабля, мимоходом пересчитав семейство (жена + близняшки), он отправился на бал соревнований.
На завершающем этапе общефлотских соревнований, в Ленинграде, для его участников был дан концерт небольшой труппой ленинградских актеров. Не знаменитых, но молодых и талантливых «многостаночников» актерского труда — словесного, вокального и танцевального жанра, под собственный аккомпанемент. Не избалованные заслуженностью и большими заработками, они были весьма мобильны и неприхотливы.
Роберт, как всегда и на всех соревнованиях, высокими результатами не прославился. Заработав очередную грамотку «за участие», преуспел в другом. Уболтал труппку актеров проехаться по флотским гарнизонам с концертами. Восприняли они это предложение с энтузиазмом, и вместе с группой флотских «спортсменов» выехали на Северный флот. Безусловно, их первый концерт состоялся в Ура-губе. Веселили они подводный люд вместе с семьями до глубокой ночи, прерываясь только на короткие антракты для передыха и посещения специальной комнаты. В ней они оценяли флотское радушие и хлебосольство. Во время антрактов отдыхающий народ танцевал под духовой оркестр бригады.
Командиры были столь приветливы и щедры, что поручили своих жен заботам мичманов-стажеров. Галантность — не последний пунктик в культуре и профпригодности будущего флотского офицера. Мы очень старались не посрамить гардемаринскую честь. Но явно проигрывали в этом вопросе Роберту. Он был гвоздем вечера! Как Робертино Лоретти.
Жена комбрига даже слегка притомилась от его галантности. Вальсировал, стервец, весьма искусно и неутомимо.
Комбриг, как флагман и хозяин бала, демонстрировал щедрость и радушие, предпочитая обретаться в среде командиров и приезжих гостей.
— И всё-таки твой штурман — молодец! Хотя и спортсмен. Недаром я хотел его поощрить. Как думаешь, может, отправим его в этом году на классы? Капитан-лейтенант, как никак, не век же ему куковать в штурманах… — ошарашил он вопросом-предложением своего любимчика из командиров. Татарина.
Надо знать, что такое «классы», чтобы оценить царственную щедрость комбрига.

* * *
Высшие офицерские классы ВМФ, классическое учебное заведение! Не обремененное углубленным изучением идеологических и других прикладных наук, оно насыщало слушателя выжимками, сливками концентрированного опыта флотской профессии. Десять месяцев учебы, и перед военмором открываются дороги для успешной службы в качестве флагманского специалиста или командира корабля любого ранга.
Кроме открывающихся перспектив — это целый год(!!!) жизни в северной столице, среди всех благ цивилизации. Рабочий (учебный) день — с девяти(!!!) до семнадцати(!!!), при единственном(!!!) суточном дежурстве в месяц. Неслыханно! Для страждущих самосовершенствования — самоподготовка с семнадцати до девятнадцати, при полном обеспечении научными силами и средствами. На рекомендательной основе. Ее придерживаются те, кто мечтает о красных корочках, потирая синие носы. Основная масса слушателей строго следует завету: «В семнадцать ноль-ноль — море на замок!» Офицеры пользуются счастливой возможностью отдохнуть за все годы, проведенные во флотских тьму-тараканях. Да и с некоторым запасом на будущее.
Попасть на классы — голубая мечта состоявшегося флотского офицера. Он — основная тягловая сила флота. Крайне нужен на корабле. Гордится тем, что он такой «нужник», кряхтит, но пашет. Притомится и вякнет: «Хочу подучиться!» Ему отвечают: «Ты, безусловно, этого заслуживаешь. Но кто же будет пахать? Как-нибудь потом пошлем непременно…» Терпит, пашет дальше. А тут — дзинь! — прозвенел последний звонок. По возрасту. Стукнуло двадцать девять лет военмору. Чему, да и главное, зачем его учить? Ему одна дорога — в клячи, до полного износа.
Так что — направление на классы было чем-то на уровне высшей награды флотскому офицеру. Манна небесная!

* * *
От такого предложения командир опешил. Но лишь на мгновение. В нем сработал многовековой инстинкт своего народа — лучше посиживать в зависимых, но у Христа за пазухой, чем быть независимым на задворках.
— Ага, тащ комбриг! Совершенно с Вами согласен. Пусть съездит. Подучится. Хоть завтра… — быстро соглашается он. Может, слишком быстро. Как говорят, подозрительно быстро.
— Темнишь ты что-то, хитромудрый татарин. Изображаешь из себя сироту казанскую. Ну да ладно, мы это еще успеем обсудить… Потанцуйте хоть со своими женами. Курсанты, поди, притомились их тискать. Ха-ха…. — усмехнулся комбриг. Этот разговор слышал сам, так как привел жену командира, расшаркиваясь перед ней и им после вальса.
— Ты же знаешь, голубушка, что в танцах я не горазд. Может, еще потанцуешь с этим мичманцом?… — тут же предложил командир.
— С огромным удовольствием… — отвечает она. Пресимпатичнейшая дама лет около тридцати. Стройная смуглянка совсем не татарского обличья.
— Вот видишь, мичманец? Уважь и меня, доставь моей половинке огромное удовольствие, пока мы тут покалякаем… — подался он вместе с другими командирами за комбригом. В «совещательную» спецкомнату. Прекрасный был вечер отдыха.
В конце вечера пообщался и со старпомом. Он уже был в курсе разговора командира с комбригом о судьбе Роберта.
— На фоне сегодняшней, взметнувшейся вверх, популярности нашего Робертино, как пить дать, поедет он на классы. Ну и хрен с ним! Может, к нам придешь после выпуска? А что? Ты пришелся, как говорится, ко двору. Подмогнем запросом, в случае чего. Как ты на это смотришь?…
— Пока не знаю, тащ капитан 3 ранга. Наш руководитель договорился здесь с Петелиным о продолжении стажировки на крейсерских подлодках. Числа двадцатого он повезет нас в губу Ягельная….
— Ну, смотри. Но подумай над моим предложением. Примем с радостью….
Актеры, весьма тронутые радушным приемом, по инициативе Робертино, задержались с отъездом до пятнадцати часов 9 мая. После построения и парадирования, с одиннадцати до тринадцати часов, для матросов был дан не менее великолепный шефский концерт.
На исходе Полярного дня этого же года Роберт С…в отбыл на командирские классы. Заслужил!

P. S. На флоте имеет хождение присказка: Не можешь работать — иди командовать. Обмишулился с командованием — иди учить. Если хреновый из тебя получается учитель — в самый раз определяться в инспектора.
Робертино умудрится стать командиром ракетного подводного крейсера стратегического назначения (рпк СН) с дивным названием «Ленинец». Что-то на нем «зачинял». Поскольку он не знал и не стремился узнать хоть что-то из области управления этим подводным крейсерюгой, то через пару лет он был назначен… Куда бы вы думали? Правильно. В училище. Обучать и ковать молодые кадры флота. В инспектора не пробился не по недостатку «талантов». Союз развалился. А вместе с ним и флот. Нечего стало инспектировать.