Скорый поезд «Киев – Симферополь» всю ночь тащил в своем чреве блестящего флотского лейтенанта. В своем ресторане.  Полка купейного вагона сиротливо пустовала, так и не дождавшись своего седока. Пился, лился из ушей, ноздрей и динамиков трансляции «Березовый сок». Пенилось искристое шампанское. Теплым ворсистым пледом обволакивал душу и тело выдержанный коньяк. Пели дрозды. Все пело и плясало!  Каждый взмах моей шаловливой ручонки непременно завершался шлепком по упругой попке официантки.  Как уж ее звали-величали, сейчас уж не припомню, но я называл ее Сарой. На это имя она тут же отзывалась лучезарной и многообещающей улыбкой. Чуть было не размяк от всего этого до одури. Мыслишка ненароком пришла:

—  А на хрена мне нужна эта Ялта? Может забуриться куда с Сарой?

Вовремя одумался, как никак испытательный срок мотаю. Опять же Сара при исполнении.  Несколько часов отстоя – и обратно, на Киев. Тут и поезд, громыхнув буферными сцепками, замер на перроне Симферополя. Ресторан выплюнул меня на перрон,  как косточку. Над Симферополем клубились черные мохнатые тучи, угрожая проливным дождем. Грозой.

—  Командир! Давай подвезу, куда скажешь… — тут же возник передо мной кавказец,  лихой и наглой наружности.

—  Давай, шеф! Веди меня к своей карете, — благосклонно вещаю  кавказцу, опершись на его плечо.

Забрав из моих рук портфель, он шустро  отбуксировал мое бренное тело к карете – старенькой клыкастой «Победе». Усадил меня на переднее сиденье и вежливо уточнил:

—  Попутчиков будэм брать?

—  Нет.  Сзади поедет мой портфель. С долларами… —  вякаю барственно, зашвыривая портфель на заднее сиденье.

После этих моих слов джигит так шустро оббежал свою карету и так плюхнулся на свое водительское место, будто лезгинку исполнил. И сел не в изнеможении, а в немедленной готовности к прыжку в круг танца или нечто подобное. Его поза за рулем мне показалась очень похожей на стойку мурманского коменданта, но не успел разглядеть и додумать. «Победа» рванула как конь от укуса шпор седока.

—  Ялта. Санаторий «Стой, кто идет!». Военный. Понял. Жми, шеф. Не обижу… — велю  извозчику, упреждая  неуместный торг об оплате.

Извозчик поднажал. Клубились тучи, визжали тормоза. «Победа» лихо мчалась по серпантину дороги вверх, в горы. К перевалу.

На перевале, в сполохах молний и под канонаду грома, ворвались в стену ливня. Стало почти так же темно, как ночью. С небес водопадом хлестали потоки воды. Дворники плохо справлялись с потоками воды на лобовом стекле. Водила  включил фары дальнего света. Миновали перевал. Дождь продолжал хлестать, не утихая.  Потоки воды за бортом кареты, ночное заполнение моих цистерн главного балласта шнапсом заревели во мне крайней необходимостью опростаться.

—  Стой, шеф! Мне надо продуть балласт! – воплю, когда уже иссяк терпеж. Кому охота вылезать из под крыши в такой ливень?

Кавказец ни хрена не понял, опешил, но остановился.

—  Сил моих нет, как хочу поссать… — поясняю ему свои намерения, вылезая из машины.  Мне бы, дураку,  тут же рассупонить болт и направить струю в сторону от салона, а я как лань помчался к кустам на обочине. Постанывая и подвывая (только бы успеть не в штаны!) торопливо достаю приспособу для журчания в кусты и …

За спиной взревела всеми своими лошадиными силами «Победа» и молнией пронзила стену дождя. Исчезла!

Слушатели заржали почище «победовских» лошадиных сил, но не натужно, а весело.

—  Вот вы ржете! А мне было не до смеха и даже не до крика. Елда не давала. Журчу и постанываю. Постанываю от удовольствия и журчу. Начал даже подвывать, а из меня все льется и льется. И с меня уже полилась дождевая вода ручьями. Еле сообразил, что из меня уже все вылилось. Привел елду в исходное состояние и только тогда подумал: А что делать теперь?! Не уссался, так теперь усраться можно от того, что все мое состояние-достояние умчалось вместе с кавказцем. Кричи – не кричи, свищи – не свищи, но он исчез, как тать в ночи.  И вот стою один я  на дороге….

—  Доигрался хрен на скрипке… так называется ситуация, в которой я оказался на горной  дороге. Хорошо еще, что кавказский джигит не огрел меня монтировкой и не выкинул где-нибудь под обрыв. Из-за моего портфеля с доллАрами. Он, бедняга, прослышав про них, всю дорогу, наверное, терзался мыслью – где и как укокошить седока. Выскочив из машины, я избавил его от душевных терзаний. В моей омытой башке перекатываются мысли, ясные и блестящие, как бриллианты. Видок, как у военмора, сыгравшего за борт, но вовремя выловленного лихими гребцами. Мокрая курица, одним словом. Даже вид мокрой курицы не вызывал жалости у лихих извозчиков легкового транспорта, пронзающего стену дождя рядом со мной. Машу руками, как ветряная мельница, ору, как иерихонская труба – все без толку. Только трудяга троллейбус остановился и подобрал меня.  Довез до Ялты. К счастью, в карманах оставались какие-то деньги, не выуженные ресторанной Сарой, и , самое главное, удостоверение личности , отпускной и путевка. Бесплатный харч и постой на двадцать шесть суток были обеспечены. Это очень хорошо!

Промокшая, но уцелевшая ксива, удостоверяющая, что я  —  рядовой бригады «ума, чести и совести нашей эпохи», тоже оказалась в кармане. И в этот раз взял ее с собой, как законченный дурень. Сами знаете, потерянный партбилет – вышибон из партии, и однозначно. Оценка собственных сил и средств принесла мне некоторое удовлетворение. Ввалившись в санаторий, начал вести разведку взаимодействующих сил. Чуть раньше меня в санаторий должны были заехать мои собратья по рпк. Не мешкая, ещё мокрым, отправился в плавание по санаторию.