Из главы 5. Ракетный подводный крейсер «К-214»

Не каждому дано выдержать испытание настоящей корабельной службой. Ошибки выбора жизненного пути. Вот был бы прекрасным инженером и семьянином блестяще окончивший школу юный интеллигент из Челябинска, но вот, не очень сознавая, куда идёт, он попадает в ВВМУ.
Если в училище всё ещё романтично, красиво, то на сторожевом или малом противолодочном корабле (у них даже мостик открытый) и шторм, и качка «голова-ноги», ни дня, ни ночи, всё вахта, недоукомплектованность личным составом. Редкие, очень редкие сходы на берег для встречи с семьей, с мучительными поисками попутной машины (до дома из Ара-губы или из Оленьей или Нерпичьей ох как трудно добраться).
С 5 часов утра, началом возвращения на корабль, с обязательным прибытием за 30 минут до подъёма флага. Злодей-командир уже ждёт и, ссылаясь на требование Корабельного устава, что не может сойти на берег офицер, если в его заведовании есть неисправная матчасть, вообще запрещает сход. А этой материальной части столько, что всегда есть что не в строю. И как выдержать интеллигенту из Челябинска эти характерные для овровской службы в бессильной ярости угрозы командира корабля?
— Да я вас, Кубизьмов, по пояс в землю вобью! Да я вас с противогазной сумкой по миру пущу!
Троечник, он более стоек. Он всё это мимо ушей. Ещё и улыбаться начнёт. У него принципы: «Нас долбают, а мы мужаем». Но Кубизьмов оправдывается, переживает:
— Да разве я плохо служу, товарищ командир?
— Да если бы вы хорошо служили, Кубизьмов, я бы вас каждое утро вызывал в каюту и целовал взасос!
А рядом ещё ухмыляющийся замполит слушает этот флотский фольклор. Офицер делает ещё одну попытку доказать, что его материальная часть в строю, но командир прерывает:
— Кубизьмов! Вы демагог! А знаете, кто такой демагог? Демагог — это мужчина, который всю ночь уговаривает женщину, что мягкий неудобосказуемый орган лучше твердого.
С видом смертельно укушенного, бредёт Кубизьмов не на свой боевой пост, а к такому же страдальцу, как он, в пост энергетики и живучести, чтобы пожаловаться на эту жестокую несправедливость и проклиная в душе тот день, когда подал рапорт челябинскому военкому с просьбой направить для сдачи экзаменов в ВВМУ. Троечник же более стоек. Как ни в чем ни бывало, он, в лучшем случае, идёт устранять замечания командира, а то и вообще махнет на всё рукой и направится спать в чужую каюту. (Если хочешь спать в уюте, лучше спи в чужой каюте). Там тебя вряд ли достанут.
Как известно, кто спит днём — тот не спит ночью. И спать он будет сладко, но не впиваясь в подушку, а на спине, чтобы следов не оставалось, а электромеханический офицер, изощрённый такой, ещё и руки в тавот опустит, чтобы, прибежав по вызову, доказать, что только что он вот этими самыми руками…
Мягкий, интеллигентный характер у Кубизьмова, с медалью окончил школу, с красным дипломом училище. Тягостно вздыхает: такая вот служба, да и подчинённые подводят, неисполнительные. Просто безысходность какая-то. Точно говорят, что на флоте лучше иметь твёрдый шанкр, чем мягкий характер.
Про офицеров с мягким характером сослуживцы отзываются с уважением:
— Тишайший. Он был бы хорошей женой.
Жена, в свою очередь, жалуется подругам:
— Ну что так ругают Иван Саввича, ведь он у меня такой домашний. (Жёны, как правило, всегда говорят о «домашних» мужьях уважительно, по имени и отчеству). «Домашние» своим видом напоминают не бравых морских офицеров, а разочаровавшихся в жизни провинциальных парикмахеров.
Вот и пускался я в публичные споры на семинарах по военной психологии с преподавателями, пытаясь приблизить их к жизни на флоте от этих «деприваций», «структуры психологии личности офицера» к этим реальным фактам и обстоятельствам, доказывая, что корабельная служба — служба каторжная, как у коня на посевной.
Спорил и с преподавателем кафедры культуры и искусства, заявившему: «как может офицер называться морским, если он не умеет танцевать вальс». Какой вальс (я его никогда не умел танцевать), когда офицер с атомной подводной лодки из 365 дней в году:
— совершает полторы автономки: 78 суток плюс 39 суток;
— ракетные и торпедные стрельбы, подтверждение курсовых задач в полигонах боевой подготовки: плюс 40 суток;
— прикомандирование на другие экипажи в море: плюс 20 суток;
— участие во флотских учениях, рейдовых сборах и пр. — плюс 20 суток.
Итого, только в море, — как минимум 197 суток.

Далее, офицер всегда находится на борту при переводе сил в высшие степени готовности, штормовых предупреждениях, при сдаче курсовых задач, вводе и выводе главной энергетической установки, перешвартовках (их очень любят и поэтому выполняют в выходные дни) — как минимум 30 суток.
Это уже он не был дома 227 суток в году. А праздники? День ВМФ, 7 ноября, 9 мая, 23 февраля. В эти дни всегда на службе. Торжественные построения, несение нарядов и т.д.
Я ещё добавлю периодическую учёбу в учебных центрах, нахождение в судоремонтных заводах и в других базах. Да, совсем мало бывает дома корабельный офицер. В основном, только в отпуске. Такая вот арифметика. Какие тут вальсы?
Нет, бывают и исключения. Политуправление флота вполне одобрило инициативу на Новоземельском ядерном полигоне, где при Доме офицеров флота была организована школа бального и современного танца. Тут я так понимаю: днём атомные бомбы взрывают, а вечером, уже освободившись, устраивают офицерские балы, вальсируют, так сказать.
Вот и у Кубизьмова папа с мамой увлекались бальными танцами, брали его с собой. Папа так смешно, шарнирно двигался перед мамой и забавненько сучил ножками.  Вообще все танцоры так похожи между собой. Женщины-танцовщицы — упитанные, плотные, но стройные, мощные такие, красивые, как крейсера, из тех, что коня, значит, на скаку  и в эту самую избу… А вот мужчины-танцоры — худенькие (не будешь же животом трясти перед партнёршей), невесомые, как моль, как комарики кружат вокруг них в облегающих костюмах в ритме какого-то диковинного танца «джайв». Этот же преподаватель культуры и искусства сообщил, что был в море, ходил с ансамблем песни и пляски в США — и это надо же! — не смог встретить из роддома жену.
 Но это ещё что, на гражданке появились продвинутые. Они, узнав о том, что на Западе пошла мода на присутствие мужа при родах, тоже требуют у главврача роддома права на присутствие при родовспоможении. Но самые продвинутые идут дальше. Нужно рожать в море, в морской пучине, понимаете ли, дескать, «все мы оттуда вышли». В Кольском заливе, или Ара-губе, конечно, не родишь, но вот в Сердоликовой бухте в Коктебеле — самое место. Ну нет возможности в Коктебеле, — так хоть дома, в ванне.
* Как-то, охотясь с аквалангом в районе Коктебеля, в Тихой бухте заблудился и вышел на берег, оглянулся, а дальше как в известном анекдоте: «а вокруг голы люди».
— Це дики люди, — подумал я.
Воздух в баллонах кончился, и мне предстояло идти пешком, тащить и акваланг, и ласты. Да ещё в голом виде, потому что вокруг зашипели, что удивительно, не только мужчины, но, в первую очередь, женщины, что в одежде быть неприлично, здесь пляж нудистский, понимаете ли. Вот накануне встретил, очевидно, снявшуюся с кочевий группу паломников-кришнаитов. В своеобразных красочных одеждах, с нанесёнными на лица, как я понимаю, знаками отличий, с песнопениями шествие адептов двигалось по набережной Ялты. И вздрогнул от неожиданности! Возглавлял процессию пилигримов оперативный работник военной контрразведки (особого отдела) при моей дивизии. Встретившись взглядами, как два опытных нелегала, мы незаметно кивнули и с пониманием улыбнулись друг другу. Особист ударил в бубен и бодрым, хорошо поставленным на военной службе голосом запричитал:
— Харе Кришна! Харе Кришна!
Адепты дружно подхватили мантру, затянув:
— Харе Рама! Харе Рама! Рама, Рама, Харе, Харе!
И вслед за «гуру» с песнопениями растворились среди толпы курортников, продолжив свой отрешённый от радостей летней Ялты путь. Здесь всё понятно. Здесь все отдыхают. А мой сослуживец в командировке, на службе, значит. Ну, служба у него такая.
Но что произойдёт, если меня кто-то узнает? Или милиция задержит на берегу голого замполита с подводной лодки, — размышлял я. Да ещё в таком экзотическом виде: в маске, с подводным ружьем, ластах и аквалангом за плечами. А потом на службу того, письмо, значит… А там разбирательство на парткомиссии:
— Так, давайте честно, по-партийному, что же вы делали в голом виде в общественном месте, при каких делах там оказались? Охотились, говорите? А-а… заблудились? Ну, понятно, женщины попросили вас раздеться. Не попросили, говорите, а потребовали, и вы это требование, конечно, выполнили. Ну и часто вы так охотитесь?
Особисту хорошо, он бы с радостью легализовался на этом нудистском пляже. А мне нельзя. Но без шуток.
Как здесь выглядят посетители?  Интеллигентные измождённые люди, олицетворяющие собой не только физическую, но и мужскую немощь. Не встретится вам (по крайней мере, в те времена) голый мускулистый пролетарий-металлург, например, или шахтер. Не встретите казака — не асфальтового из Москвы или Ленинграда, а настоящего, с Дона, голого, горячего такого, в фуражке и с цигаркой за ухом и закрученным лихим чубчиком. (Такого как в песне: «Гуляет по Дону казак молодой»).
У нудистов даже волосы растут по-особенному. Нет здесь этакого Карабаса Барабаса с окладистой бородой. Нет. Они хотят вырастить бороды, но у них не получается. Появляется на лице какая-то неопрятная волосистость, но не более того. Ну а женщины, женщины каковы там? Понимаю ваше нетерпение. И если исходить из известной шутки, что интеллигентность женщины определяется длиной ноги (130 см — это интеллигентная женщина, а 150 — это уже империалистическая), то ни те, ни другие там не наблюдались.
Когда на пляж опускается ночь, все они дружно садятся вокруг костров и с такими же, как они, бардами, в возрасте утраченных надежд, раздражённо отмахиваясь от комаров, поют свои упаднические песни, что-то о жизни собачьей, от которой и собака бывает кусачей.
А зачем же я всё это пишу? Про интеллигенцию я. Не теряйте темы защиты кандидатской диссертации. Откуда берутся тяготящиеся службой? Из какой среды идут в армию и на флот люди? Нет, не все интеллигенты такие унылые и потерянные, как вам кажется. Они не похожи на сонливых амёб, именующих себя «политиками». Они способны на порыв, на решительный и этакий дерзкий поступок! Ведь и в хлипком и изможденном теле порой может таиться и героический дух, и скрытая непокорённость. Вспомните. Это Вам не на нудистском пляже лежать, а на асфальте Садового кольца столицы в августе 1991 года, перед танком, лязгающим гусеницами, зелёным безмозглым чудовищем, медленно и неуклонно приближающимся на изнуренного, с горящим взором интеллигента.
Но всё дело в том, что это только порыв, о котором В.И. Ленин заметил, что нам не нужен истерический порыв интеллигенции, нам нужна мерная поступь железных батальонов пролетарской революции.
Вот так и на флоте. Корабельную службу, опять же по классику, выдержит тот, у кого больше выдержки в народной толще. Думаю, что хорошее образование получали школьники в Гаджиево. Обыкновенная школа, не лицей какой-то сверхдорогой. И ребята из семей офицеров и мичманов, зная не понаслышке о морской службе, успешно сдают вступительные экзамены прибывшей в Гаджиево приёмной комиссии из ВВМУРЭ имени А.С. Попова. Не развращённые, не избалованные, грамотные и стойкие, и по-настоящему интеллигентные, они впоследствии станут хорошими офицерами. Посмотрите передачи на Первом канале телевидения —  «Умники и умницы». Дети из глубинки, явно не из богатых семей. Они умные и честные — пример всей молодежи нашего времени. Это и будет новая передовая интеллигенция страны.
Но части будущих офицеров передадутся ненужные в службе родимые пятна и пороки гражданской жизни. Появляются эстетствующие и вторая категория — воинственно эстетствующие офицеры, эти уже трудно поддаются воспитанию. И если первая категория, к которой по молодости относился и я, — безобидная, то вторая уже беспокоит и командиров и политработников. Как-то, выступая на военном совете флота, один начальник политотдела, доложив, какие меры принимаются против ленивых офицеров, продолжил:
— А вот против самых ленивых… — и был перебит ЧВС флота Варгиным С.П.:
— Так что у вас на соединении офицеры делятся на категории? «Ленивых» и «самых ленивых»?
Так вот эстетствующие делятся тоже на две категории. И, если просто эстетствующие пустячны в своих шалостях: форму одежды усовершенствовать, ну там прорези карманов у форменных брюк заказать в ателье не как положено: вертикально, а горизонтально (было бы положено горизонтально, то заказывали бы вертикально), длиннее положенного носить нашивки плавсостава на рукаве, зашить спинной разрез на шинели, носить неуставные туфли и галстук, ну, в конце концов, это уже граница — носить при форме обручальное кольцо, которое как в песне —  «не простое украшение».
Иное: воинственно-эстетствующие. Эстетизм идет из гражданской жизни. Ну, самый примитивный гражданский вульгарный эстет ограничивался там перстнями с печатками их якобы родовых гербов, золотыми коронками зубов, отращиванием большого ногтя на мизинце, любовно ухаживая за ним, делая маникюр и покрывая бесцветным лаком, тем самым подчёркивая своё хвастовство и немужество. Но это всё далеко в прошлом. Сейчас уже столько эстетствующих мужчин, богато украшенных серьгами со стразами, бижутерией, необычными причёсками, что их вообще не отличить от женщин и можно жениться на таком, и не один раз.
У воинственно эстетствующих служба уже на втором плане, они ею пренебрегают, они выше этого. Они далеки от своих подчинённых, ни он про них, ни подчинённые про него ничего сказать не могут. Откуда они родом, есть ли у них земляки в их же подразделении. Они всё время стремятся домой, пребывая вне времени и пространства — что-то слушают, вставив наушники плееров, безразличны к тому, накормлены ли их подчинённые или нет, тепло ли в кубрике ночью и т.п.
К счастью, таких немного. В лучшем случае они ИКД — так называют имитаторов кипучей деятельности. Они — любители шума и смятения, сами организуют его, хлопая полдня дверями кают в розыске своей фуражки, шумно разговаривают по телефону. Бурун большой, а хода нет. У ИКД всегда есть теоретическое обоснование своего безделья:
— Если начальник говорит «дело», то оно и само сделается. А если «не дело», то его и делать не нужно.
Про таких ещё говорят:
— Дал приказание и спина вспотела.
На любой упрек в праздности всегда есть отговорка:
— Не моя вахта.
— Не моя грядка.
— Не командую конём, на котором не сижу.
Короче, воинственно-эстетствующие искру не высекают, но дерзят, крепко дерзят начальникам. Пропал в карауле автомат. Разбираешься, спрашиваешь у начальника караула, почему в караульном помещении — учебники английского языка, словари, конспекты. Не положено.
Ответ:
— Я изучаю английский язык.
— А зачем вам английский язык?
Дерзит в ответ воинствующий:
— Ну, хотя бы для того, чтобы в подлиннике Шекспира прочитать!
Не службой заняться, понимаете ли? И начинаешь втолковывать ему, морщащемуся, так глубоко поражённому извращённым интеллектуализмом, что в караульном помещении можно и нужно читать только Устав гарнизонной и караульной службы, этот бездонный источник мудрости и знаний. Как-то Министр обороны Маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов прибыл в одну из частей флота. Капитан-лейтенант, дежурный по части, подал команду:
— Смирно! — и бойко начал доклад.
— Товарищ Маршал… и сбился. — Товарищ Министр — и замолчал в ступоре.
Дмитрий Фёдорович тоже молчал и, улыбаясь, рассматривал капитан-лейтенанта. Потом ласково потрепал его по плечу и, обернувшись к свите, доброжелательно сказал:
— Ничего, ничего, такие нам тоже нужны, —  и продолжил движение.
Как не вспомнить справедливость слов Ильича:
— Работать надо с теми, кто есть, других не будет.
Но надо учесть, что и нерадивый подчинённый, в ответ на критику начальника, порой сам использует это ленинское положение.
Ну, ладно, написал вам всего. Сам уже стал путаться. Могу ещё на эту тему много писать…