Все на выборы!

Послеобеденное солнце было особенно жарким. Чертков с Бабищевым сидели на лавочке рядом с разливочным цехом. Они молча наблюдали за погрузкой готовой продукции на стоящий микроавтобус.

В ворота завода зашел Перебийнос в сопровождении Бурьяна и Жгуна. Дорогой светлый костюм бригадира не вписывался в заводской пейзаж. Он уверенно поздоровался с руководством «Косинуса», осмотрелся. «Гвардейцы» остались у ворот.

— Запустили территорию. Работяги ободранные бегают. Охрана на стоянке отсутствует. Учет входящих не ведется… Стены красить пора, — делал отрывистые замечания Перебийнос.

— Не твои заботы. — Отрезал Чертков. — И топай отсюда быстрее, пока Пешня не узнал, что ты здесь.

— А я иду мимо и думаю, что давненько своих друганов не видел. Навестить их желаю. Где они сейчас восседают? — с простодушным видом спросил бригадир.

— Они заводом рулят из заводской конторы, — вступил в разговор Бабищев.

В распахнутые Бурьяном и Жгуном ворота въехали БМВ, «девятка» и автобус с зашторенными окнами.

— Начинается старинная милицейская игра: маски-шоу, — догадался Чертков.

Но из автобуса выбрался только майор Храпко. Перебийнос с Сутуловым уже шли к зданию заводской конторы. Директор, увидев в окно долгожданных гостей, вышел их встречать в коридор. Он провел прибывших в кабинет Пешни, без стука отворив туда дверь. Пешня дремал на диване, но сразу открыл глаза.

— Что без предупреждения прешь сюда, старый идиот! — прямо с дивана начал ругаться он.

Однако в кабинет уже вошли бригадир с полковником, и, не дожидаясь приглашения, сели вокруг стола. Пешня медленно поднялся и, обойдя стол, водрузился на свое место. Он обвел взглядом прибывших и ждал. Сутулов посмотрел на Алексея, поморщился. Пешня не выдержал  такую длинную паузу, взорвался:

— Какого черта влезли сюда и вид недовольный изображаете?! Вроде как милицию никто не вызывал, полковник. А ты, что здесь делаешь, бомж вонючий? — повернулся к бригадиру Пешня. Перебийнос спокойно смотрел на хозяина кабинета. Потом тихо произнес:

 — Вон отсюда. Что бы духу твоего на заводе не было.

— Полковник, в чем проблема? Про частную собственность слыхал? — Пешня достал из сейфа бумаги и тряс ими перед носом Сутулова. — Вот новый реестр акционеров, вот запись о нашем пакете акций. Все есть.

— Это подделка, не может такого быть! — закричал Добрянский.

— Дайте сюда, проверим. — Сутулов протянул руку. Он взял бумаги и, не читая, передал их бригадиру. Перебийнос также спокойно сказал:

— Власть меняется. Которые здесь временные — слазь. Революция в городе, — и разорвал все бумаги пополам. Потом сложил их все вместе и снова порвал. Пешня кинулся шарить рукой в столе. Но в открытую дверь вошли двое в масках, с автоматами на груди. Вслед за ними заглянул в кабинет Храпко и доложил:

— В ходе проверки документов, на территории завода задержаны подозрительные личности. Все под контролем. Какие будут указания?

— Проверить у всех документы и всех задержанных — в автобус, — коротко распорядился Сутулов. — Тебя попрошу пройти с ними, — он указал рукой  на Пешню.

Того быстро вывели из кабинета, легонько подталкивая в спину дулом автомата.

— Пора собирать народ. Должен он своего будущего мэра увидеть и пообщаться. Давай, трудись директор. И смотри, чтобы снова у тебя что-нибудь не отняли. — Перебийнос решил покомандовать Добрянским.

Сотни полторы рабочих и служащих завода собрались на площадке перед административным корпусом. Сутулов, Перебийнос, Храпко вышли из двери здания и остановились. Вокруг них образовался пространственный круг. Добрянский с виноватой улыбкой застыл рядом.

— Отца Николая бы сюда, с паствой поработать, — тихо произнес бригадир.

Но не стушевался и громко представил полковника — как пламенного борца с коррупцией и  бандитизмом. Жгун и Бурьян первыми изобразили глас народа криками: «Правильный мужик! Даешь в мэры!». Добрянский поспешил высказать благодарность за изгнание криминальных элементов с завода. Народ реагировал вяло. Несколько человек негромко похлопали полковнику. Директор сразу же подвел итог, предложив выдвинуть Сутулова кандидатом в мэры от их трудового коллектива. На этом разошлись. Полковник уехал с Храпко и омоновцами. Бригадир возвратился с Добрянским на освобожденную территорию.

— Протокол оформи правильный. Нам он для выборов будет нужен, — бригадир снова командовал директором, вспомнив просьбу бывшего пастора.

— Все сделаем, как полагается. Протокол с печатью, подписи трудящихся, лишь бы эти уголовники не вернулись. Совсем от них житья не стало. Обдирали как липку. Зарплату нечем платить, — Добрянский успокоился и сел в свое кресло.

— Да и при тебе народ не жировал. Поэтому отнять завод стало проще простого, — заметил Перебийнос. — Лучше коньячку налей стаканчик за победу.

— А как же нотариус? Ведь он заверил новый реестр акционеров, — забеспокоился Добрянский.

— Уже заявление написал. Что его заставили силой. Мы к нему заехали перед визитом на завод, поговорили по душам. Все путем. Не отвлекайся. Давай коньяк. Теперь я буду наш завод охранять. «Оазис» меня прикомандировал к тебе. Еще бы один цех в аренду получить. Зигель опять что-то надумал… Мы ведь теперь компаньоны?

 

Избирательная кампания в городе набирала обороты. Блавздевич с удивлением узнал, что на место мэра претендует больше десятка кандидатов. Опросы населения показывали, что ему придется сильно потрудиться, чтобы сохранить свое место. Предвыборные заботы огорчали Блавздевича. Каждое утро к нему заходил Индейкин и клал на стол бумажку с расписанием предвыборных мероприятий. Приходилось вставать, ехать, с кем-то встречаться, уговаривать, давать интервью, демонстрировать уверенность в завтрашнем дне. Мэр считал себя неотъемлемой принадлежностью города, покушаться на которую просто невозможно. Но Индейкин хорошо знал свое дело. Телекамеры сопровождали мэра на всех мероприятиях, и он стал вхож в каждый дом. Население так же привыкло к мысли, что Блавздевич — самый лучший мэр в мире. Его считали другом детей, слепых, инвалидов, стариков, покровителем искусств, спортсменов и животных. Другие кандидаты попадали в эфир в неудобное для просмотра время, строго регламентированное законом. Деньги, собранные Индейкиным, позволяли обклеить не один такой, как Угрюмов, город,  плакатами и листовками. Трудно найти стало в городе угол, откуда не смотрел на его обитателей пронзительный взгляд героического мэра.

 

Быстро темнело. Солнечные лучи едва касались горизонта и подкрашивали его в красный закатный цвет. Антонина зажгла свет на веранде, где был накрыт стол для гостей. Ей по старой экспедиционной привычке помогала строгая Катерина. Бригадир с Недодаевым курили во дворе. Николай что-то увлеченно рассказывал Зигелю об успехах католической церкви. Ждали Толкушкина. «Труппер» знакомо просигналил перед воротами. Герман Борисович продемонстрировал автоматику, открыв их с помощью пульта. Джип остановился перед входом в дом, из него выбрался Безладный.

— А где хозяин этой газонокосилки? — первым спросил Зигель.

— Он вышел на въезде в поселок. Сейчас опробует новую трейсерскую трассу.

— Местные собачки быстро проводят его к нам, — ехидно заметил Андрей.

В подтверждение его слов собачий лай пошел перекатом по поселку. Через пару минут взмыленный Толкушкин перепрыгнул забор со стороны сада и, отряхиваясь, подошел к компаньонам.

— Не дадут спокойно прогуляться, — возмущенно сказал трейсер. — Чуть штаны не порвали, негодные.

— Годные, точно, штаны с их хозяина достали бы, — под веселый хохот добавил Николай.

— Когда ты уже остепенишься, Паша? — строгим голосом учительницы сказала Катя. — Жениться тебе пора. Будет хоть кому штаны после таких походов зашивать.

Антонина позвала всех к столу. Безладный невольно задержал на ее фигуре восхищенный взгляд. Бывший пастор усмехнулся, подтолкнув его легонько в дверях веранды.

— Не засматривайся. Заповеди Господней не забывай про чужих жен. Для всех они написаны. — Николай старался по-прежнему солидно и протяжно говорить. Стол был накрыт обильно и просто. Молодая картошка, украшенная зеленью, парила в огромном блюде. Селедка «под шубой» высилась горкой. Аппетитно пахла сибирскими пряностями буженина. Соленые огурчики,  один в один, лежали на тарелке.

Андрей осмотрел стол, громко удивившись отсутствию рюмок. Высился графин с запотевшим  — и больше никаких напитков на столе не наблюдалось.

— Неужели здесь не наливают? — спросил он.

— Мой Коля прекратил баловаться. А остальным Герман Борисович посоветовал только после делового разговора выставить, — хозяйка твердо стояла на своем.

Все шумно протестовали, особенно возмущался Толкушкин. Он напирал на необходимость снятия стресса после неудачного преодоления препятствий. Андрей еще раз удивился покорному молчанию Перебийноса, который с тихим  счастливым видом сидел рядом со своей Катенькой. По знаку Недодаева Безладный сходил к машине и достал оттуда литровую бутылку «Кристалла».

— Под такую закуску невозможно удержаться, — Андрей сделал виноватый вид и улыбнулся хозяйке.  — Директор я, или кто? По маленькой, а потом все обсудим. И не возражай, Борисович, — добавил он, увидев желание Зигеля вмешаться.

Несмотря на вкусный и обильный стол, обсуждение планов дальнейшего развития «Оазиса» было бурным. Это обсуждение плавно перетекло в беседку, куда переместились курящие. Герман Борисович настаивал на более активном участии фирмы в выборах. Недодаев с Толкушкиным утверждали, что не нужно отвлекаться от основной деятельности. Безладный хранил традиционный нейтралитет, молча взирая на спорящих. Диспут прекратила гостеприимная Антонина, пригласившая снова всех к столу. Соленья еще остались на столе, но к ним добавилось блюдо с пельменями. Тарелки Тоня сменила на новые, поэтому разговоры за столом на время стихли. Бригадир виновато поморщился и взялся разливать водку по уже стоящим рюмкам. После нескольких тостов пришли к полному согласию. Николай озвучил свой план ведения малобюджетной избирательной кампании, что особенно порадовало Зигеля. Налаженный бизнес оставался на попечении Толкушкина, а новые темы должен был осваивать Безладный. Герман Борисович решил войти в предвыборный штаб. Недодаев остается в резерве, а бригадир наращивает усилия на заводе.

— А мы чем заниматься будем? — возмутились женщины. — Вечно мужчины выбирают себе занятия, оставляя нам дом и хозяйство. Нам тоже пора работать.

— Но Катя уже трудится в штабе, что вам еще нужно? — голос бывшего пастора звучал строго.

 — Я хочу в бизнес податься, — безапелляционно заявила Тоня, — мы порасторопнее некоторых будем. В деле женская смекалка всегда пригодится. Тем более в новых начинаниях.

 — Только без семейственности, — Зигель тоже стал категоричен.  — Иначе фирме конец.

 В помещении штаба с утра теснилось много народа. Герман Борисович вместе с Николаем засел в дальней комнате. В ближней за столом сидела Катя и набирала на стареньком компьютере тексты очередных листовок. Сутулов быстро открыл дверь, прошел к руководителям штаба. Он вернулся с плановой встречи с избирателями, которая в очередной раз была сорвана. Помещение оказалось занятым под другое мероприятие. Кандидат в мэры нервно закурил и сел напротив Зигеля.

— Голову не дает поднять этот прохиндей Индейкин! — возмущенно начал полковник. — Везде его люди успевают раньше нас. И знают о наших намерениях, негодяи! Листовки отпечатать — не получается. У типографии, видите ли, полно заказов и в этом квартале она ничем помочь не может. А в следующем — кому мои листовки будут нужны? Телевидение показывает интервью со мной во время футбольного матча, когда любимый «Спартак» играет. Кто такое интервью смотреть будет? Радио, и то жалуется на отсутствие свободного времени для меня в эфире. Реклама им, якобы, денег больше приносит. Хоть сам ходи по улицам и рассказывай свою программу народу. А Блавздевич везде: на всех концертах со звездами рядом, по радио его голос постоянно звучит, по телевидению красуется каждый день. Рожа его наглая с каждого столба смотрит. Сколько денег на это потрачено? А мы что потратили? Скупитесь вы, Герман Борисович. Активнее пора вступать в дело. До выборов пару месяцев осталось. Профукаем так все.

— Спокойно, полковник! Выборы выигрывают головой, у кого она есть, — Зигель не на шутку рассердился. — Что ты тут сопли развешиваешь? Деньги вдумчиво тратить положено. Чтобы каждая копейка выстрелила! Там Индейкин уже на черном «Мерседесе» раскатывает. Артисты за большие деньги — что хочешь запоют. У них работа такая. А мы думать будем лучше. И обыграем эту шушеру, потому как голодные и бедные всегда шустрее богатых и ленивых. Завтра в Москву едем. Пора нам гаранта посетить. И не нервничай так сильно. За твою команду играют профессионалы. Высшая лига.

Сутулов и Зигель в купе зашли загодя. Андрея долго собирала Наташа, и он появился в вагоне только перед отходом. Николай прощался на перроне с Тоней, которая со слезами на глазах не хотела его отпускать. Вагон был переоборудован из купейного простым поднятием верхних полок. Войдя в вагон, Николай удивился такой конструкции СВ. Он нашел свое купе и разместился в нем напротив Андрея. Не успел поезд тронуться, как к ним зашли два энергичных молодых человека, опустили верхние полки и быстро стали загружать на них из коридора стиральные машинки «малютка». Шесть штук разместились на двух полках. Спальное купе приобрело вид товарной теплушки. Недодаев взялся за машинку и выставил ее в коридор. Николай немедленно последовал его примеру. Молодые люди с протестующими и угрожающими криками снова ринулись в купе. Но решительный вид Андрея вкупе с бицепсами бывшего пастора умерили их пыл.

— Нам проводник разрешил провезти товар, — удивленным голосом произнес один из них. Мы договорились с ним чин-чинарем.

— Это как?  — недоуменно спросил Николай.

— С проводником договаривались, — у него в купе и везите, — грозно отрезал Андрей. — Или — по коньяку за каждую полку.

— А, может, хватит одного? — пытался торговаться молодой человек.

-Только хорошего. И шоколадку, — закончил торг Недодаев.

Машинки вернули на место. Коньяк водрузили на столе. Поезд, наконец, тронулся. Николай долго махал Тоне в окно, успокоившись, только когда перрон остался далеко позади.