Нежданно-негаданно нагрянул к Петру Ивановичу родственник с Украины. Конечно, Петр Иванович мог эту вероятность предвидеть – существует определенная закономерность в посещениях гостей.
Как правило, такие приезды следует ожидать осенью или зимой. Для того существуют две причины. Первая – закончены все дела на огородах. Вторая – повсеместный убой свиного поголовья осуществляется исключительно в осенне-зимний период. А какой же хохол едет в гости без гостинца? Или, хуже того, с гостинцем, но без сала и домашней колбасы. Да никогда! Он, скорее, ухо себе отрежет. Или заставит Днепр повернуть свои воды вспять, несмотря на то, что со времен Запорожской Сечи на великой реке плотины нескольких ГЭС возвели.
Так вот, в Питере шла вторая половина октября, дождливого и сырого. И самое время было бы поинтересоваться, на всякий случай, а не собирается кто-нибудь из украинских родичей навестить Петра Ивановича. Ведь каждый год это происходит. Так нет же, то ли заморочки с работой не позволили, то ли, как всегда, жена нюх потеряла и не напомнила мужу о существовании такой опасности.
И вот лежит Петр Иванович, развалившись на тахте, смотрит футбольный матч и наблюдает искоса за внуком, подброшенным ему на вечернее попечение старшей дочерью. Шкодный малый, всего шесть лет ему, но зять пристроил его в секцию каратэ. Он, научившись там восточным приемам, применял их в быту. Того и гляди, пяткой стекло серванта расколет. Стоит только деду потерять бдительность, как он уже вертится возле хрупкой мебели. Стервец непослушный.
Только Петр Иванович принял очередную дозу валокордина, потому, что без профилактики переживания за несчастную, еще и футбольную, судьбу России могут довести до инфаркта, как затрещал телефон. Петр Иванович прижал трубку к уху, не уменьшая громкость телевизора.
— Алло, алло-о, — заходила ходуном мембрана трубки, перекрывая звук стадиона и слезливый голос комментатора, который вместе со всеми добропорядочными гражданами страны, оплакивал уже неминуемое поражение сборной России.
Петр Иванович, хоть и туговат на ухо, отодвинул трубку.
— Слушаю, слушаю. – ответил скороговоркой, не отрывая взгляд от экрана.
— Петя, та цэ ж я — Вася. – пророкотал густой бас.
Этот голос Петр Иванович узнал бы даже среди многотысячной толпы болельщиков. Звонил брат жены — Василий. Из самих Лубен, что само по себе было событием чрезвычайной важности. Международные переговоры по нынешним временам в копеечку влетают, а для Васи, естественно, в гривну.
— Чего мовчишь? Не узнав? — Вася, когда звонил в Россию, из уважения к великой стране говорил на чудовищной смеси русского и украинского языков.
— Узнал-узнал! Привет, брат.
Петр Иванович не кривил душой. Он искренне, как брата, любил этого доброго, легкомысленного здоровяка и радовался их нечастым встречам. Где бы ни служил Петр Иванович, Вася со всеми своими супругами своими навещал их исправно. От Камчатки до Санкт-Петербурга – всюду побывал.
— Петя, мы завтра с Таней выезжаем из Киева. Одиннадцатый вагон. – Короткие гудки дали знать, что информация от шурина исчерпана.
Петр Иванович положил трубку.
На экране футболисты понуро брели с поля – счет 0:2 не давал повода для радости.
За спиной раздался звон разбитого стекла.
— Коля, сколько раз говорил – тренируйся у себя дома, радуй папу с мамой, а теперь дедушке третий раз за два месяца в «Стекло – навырез» надо идти – беззлобно пожурил внука.
Тот стоял с виноватым видом, но мордашка сияла. Он доволен своими спортивными достижениями.
Дед берет внука на колени. Они садятся в кресло – пришел черед мультиков.
В принципе времени подготовиться к встрече родственников достаточно. Выезжают они завтра, а значит, в воскресенье будут на Витебском вокзале. И с работы отпрашиваться не надо. Он не любил обращаться к начальству с такими просьбами. Флотская служба приучила – никак не отвыкнуть.
Петр Иванович улыбается. Предстоящий приезд Васи, как пить дать, внесет разнообразие в их размеренную жизнь.
Вася – родной брат его супруги. Большой, шумный, жизнерадостный хохол, озорными светло-синими глазами. Зрачок правого глаза больше левого. Этот глаз в результате несчастного случая травмирован и утратил способность видеть. Но поистине экзотической физиономию Васи делал нос. Этот предмет являл собой особую достопримечательность – мясистый, крючковатый, он придавал шурину сходство с гигантским попугаем.
Василий самозабвенно любил сытный украинский борщ из петуха или жирных свиных ребрышек, сваренный для него собственноручно Таней – его, не ошибиться бы, пятой или шестой официальной женой. Рядом с огромной глиняной миской борща Таня ставила перед мужем на деревянной подставочке горячую сковородку, наполовину наполненную еще кипящим жиром, в котором пускали пузыри поджаренные ломтики домашней колбасы или кровянки, меж которыми степенно плавали желтоглазые белки из трех-четырех яиц.
Из третьих блюд он предпочитал узвар – наваристый компот из различных фруктов, которыми так щедры украинские сады. Напитки типа кофе, чай, какао Василий презирал, справедливо считая их недостойными мужика. Впрочем, как и тонко нарезанный хлеб. Ел его накромсанным, увесистыми ломтями.
Кушает Вася обстоятельно и аппетитно. К борщу, как правило, подавалась литровая кружка холодного молока, в которой растворялось не менее полстакана сахарного песка. Борщ настолько густой и наваристый, что Вася не мог не запивать его периодически чем-нибудь холодненьким. Молоко прямо из погреба было в самый раз.
В зависимости от настроения, под борщ съедалась полголовки чеснока или луковица. Ранней весной и летом, конечно, предпочтение отдавалось свежему зеленому луку и чесноку с перьями, но тогда счет шел уже не на штуки, а на пучки, пищавшие витаминами.
Под такое меню непременно выпивалось когда два, а, когда и три граненных, известных каждому уважающему себя славянину, стакана доброго самогону, изготовленного Васей по собственному рецепту, секретом которого он очень гордился. Горилку меньше семидесяти градусов крепостью шурин презирал.
Дополнялся стол тарелкой со свежими или маринованными помидорами. Такими крепкими, что, казалось: одно прикосновение к ним вызовет взрыв, обнажающий их ярко-красную внутренность с желтыми семенами, переливающуюся сахарными кристаллическими гранями.
Кроме того, на почетном месте среди всей этой снеди, в блюде, плетенном из красных ивовых прутиков, лежало с десяток пирогов со сдобного теста с начинкой из вишен, слив, яблок, творога, капусты или картошки. На десерт. Иногда место пирожков занимали вареники.
Все заботы, связанные с поддержанием здоровья Васи, организации его правильного питания несла на себе Таня. Маленькая чернявая хохлушечка, вся кругленькая, как колобок, в массивных очках с толстыми линзами на аккуратном вздернутом носике, жена рядом с Васей смотрелась словно игрушечная. Значительно, лет на пятнадцать, моложе мужа, она ни на миг не сводит с него глаз, любуется им, внимает каждому его слову, заливисто хохочет над каждой его шуткой. И он, судя по всему, прикипел к ней сердцем, найдя в ней то, что так долго искал и только ему известное.
Городок, в котором они живут – небольшой, тихий, весь в зелени. В их скромной квартире в трехэтажном доме на окраине часто, по поводу и без повода, собирается веселое застолье. После трех чарок Вася неизменно берет в руки гармошку, растягивает меха, быстро пробегая по кнопкам сильными пальцами. Инструмент надрывно визжит, верещит, охает и пищит, но, подчиняясь насилию, все же выдает мелодии, смутно напоминающие мотивы популярных эстрадных и народных песен. Гармонист в это время изо всех сил стремится перекричать своим голосом звуки терзаемого им инструмента. Вася горланит украинские песни так, что на его шее от напряжения вздуваются толстые, синие вены, готовые вот-вот лопнуть. Физиономия приобретает багрово-красный оттенок, глаза из орбит вываливаются на переносицу, белеют и раскачиваются в такт пению.
Поскольку дверь балкона при этом обязательно открывается хозяевами настежь так, чтобы песни слышались во всей округе, собаки, не сидящие на цепи, тревожно сбиваются в стаи, а привязанные – пугливо прячутся в будки. Но тоскливо воют все, без исключения.
Соседи выть не умеют. Они просто тихонько матерятся.
Исполнительское мастерство Васи вызывает определенные катаклизмы и в растительном мире. По весне в мае, когда цветеньем буйствуют сады, с веток груш, вишен, яблонь и абрикосов, утопающих в бело-розовой пене, облетали лепестки, медленно кружась, образуя легкое кружевное покрывало на полтавском черноземе, из которого уже пробилась первая сочная зелень травы. Васин голос достигает Лысой горы, что дремлет над тихой Сулой, медленно и спокойно несущей к Днепру свои воды среди невысоких круч и зарослей верб, лозняка, камыша и ежевики. От разбойничьего Васиного пения Лысая гора просыпается, вздрагивает. Ей кажется, что возвратились времена лихих хлопцев запорожского сотника Наливайко, летящих на резвых казацких конях со сверкающими саблями и пиками наперевес в стремительной атаке на лыцарей Войска Речи Посполитой с шумом, посвистом, гиканьем и улюлюканьем, которые присущи пению Васи.
На осень выпадает празднование дня рождения шурина с веселым песнопением под руководством самого именинника. Связанные с этим торжества, сопровождаются обильным опаданием со всех видов деревьев, которыми богата Украина, ярких, полыхающих разнообразными красками осени, листьев. Местная примета гласит: «Прошел листопад – удался день рождения Васи».
Таня в такие моменты, от умиления плачет. При виде ее слез у Васи тоже влажнеют глаза. Растрогавшись до глубины души оценкой его песенного мастерства, он начинает орать еще громче и более изощренно, садистскими приемами выдавливает из своей подруги-гармошки совершенно немыслимые звуки…
…Коля прервал воспоминания Петра Ивановича – попросил деда поставить на видеомагнитофон кассету о каком-то Гарри Потере, так как телевизионный мультик закончился. «Чем только детям сейчас не забивают голову – всякой чепухой зарубежной» — подумалось Петру Ивановичу. Но выполнил просьбу внука. И снова, прикрыв глаза, вернулся к мысли о гостях.
По установившейся традиции Таня и Василь с пустыми руками в путь не двинутся. Считая, что на «чужие харчи» рассчитывать неприлично, они захватят с собой не менее шести объемных мест ручной клади. Состав «гостинца» можно примерно спрогнозировать. Наверняка в него войдут пара свиных окороков, несколько колец домашней колбасы, литров шесть самогона. К этому следует добавить две обработанных куриных или утиных тушки, отсвечивающие восковой желтизной жира, подрумяненные на пламени соломенного костра. Далее пойдет мелочь: двухлитровая банка меда взятки этого сезона, ведро деревенских яиц, пересыпанных подсолнечными семечками. За ранее перечисленным идет четыре куска сала, копченый рулет из свиной подбрюшины, мешочек с ядрышками грецких орехов, пакетик с чесноком и торба с луком и т.д. и т.п.
Привозимый продовольственный запас мог бы обеспечить безбедное существование в течение месяца среднему детскому дому при абсолютном отсутствии продуктов в холодильнике Петра Ивановича.
После переброски такого количества еды из одного государства в другое Вася, несмотря на могучий организм и недюжинную мужицкую силу, суток трое приходил в себя. Разгибая спину, кряхтел и жаловался на тянущую боль в пояснице.
Петр Иванович, улыбаясь картинкам, возникшим в памяти по поводу Васи и поудобнее усадил в кресле внука, клевавшего носиком от усталости и впечатлений. Сам же, подтянув опустившиеся на бедра от долгого сидения и ерзания в кресле штаны с лейблом «adidas», зашагал на кухню – надо посоветоваться с Любой относительно организации культурной программы родственников.
Встретили чету на вокзале на вокзале на «Оппель-Омега-Универсал». Хорошо зять подсобил – мест оказалось не шесть, как предполагал Петр Иванович, а восемь.
Первые два дня праздновали приезд. Петр Иванович почувствовал одышку. Физзарядка, к которой он себя приучил с молодых лет, не помогала. Алкогольная токсикация выводилась из организма крайне медленно, тридцатиминутной утренней пробежки было недостаточно и Петр Иванович уже помышлял взять отпуск за свой счет. Давали знать о себе последствия последнего микроинфаркта.
Но спасение пришло неожиданно – Таня категорически потребовала знакомства с «городом трех революций». Вася возражать не стал.
Люба достала заблаговременно подготовленную программу. Первые три дня она, взяв заработанные отгулы, сопровождала гостей по памятным местам. Побывали в Петродворце, Пушкине, в Кронштадте – благо его теперь сделали открытым. Вася был доволен, ему особенно нравилось в общественном транспорте. Будучи мужчиной общительным, за несколько минут в любой компании он становился своим – будь-то ученые, военные, рабочие или пастухи. А женщины, те вообще от него без ума.
В выдумках импровизировал безудержно. Шурин не сочинял истории, они шли из его души, из сердца, он свято сам верил в небылицы, здесь его воображение неисчерпаемо. Несмотря на некондиционное зрение, за рулем автомобиля, как рыба в воде. Бывало какому-нибудь гаишнику приходит в голову остановить его. Вася за две версты интуитивно чувствует намерение стража дорог, выигрывая по времени, как минимум, четыре минуты. Этого ему достаточно, чтобы придумать историю, от которой кровь стынет в жилах, а услышавший ее жизни не пожалеет, чтобы помочь Васе. Шурин, завидев милиционера, не успевшего еще поднять свой полосатый жезл, останавливается, несется к опешившему инспектору, не дав тому открыть рта и, размахивая руками, жестикулируя, вызывал такое сострадание и участия в проблемах, что Васе, порой, приходилось охлаждать пыл служивого. Не дай Бог, увяжется сопровождать с «мигалкой». Это в планы водителя не входило.
Вася в своих импровизациях неистощим, он одновременно в единственном лице являл собой и Шекспира, и Станиславского, и Смоктуновского. В отличие от них времени для создания сценария и постановки он тратил гораздо меньше.
С такими данными гость с Украины мог часами быть в центре внимания пассажиров любого вида транспорта.
Сбой произошел на четвертый день. Люба, исчерпав лимит отгульного времени, накануне вечером собрала родственников и поставила им задачу самостоятельного освоения культурных ценностей «северной столицы». Вручила им путеводитель, подробно описала очередность посещения памятников, посоветовала, где перекусить и назначила время прибытия домой. Строго спросила Васю:
— Понял?
— А як же! – бодро ответил Вася.
Сестра вручила ему зонтик, старый зонтик Петра Ивановича. Надежный, он еще во время службы на Северном флоте им пользовался. И никогда зонт не подводил.
А в этот раз, чтоб ему пусто было, чуть не сломал душу самому родному после Любочки человеку.
Утром все было, как обычно. Встали по будильнику, умылись, быстро, по-питерски позавтракали, оделись по погоде – в серое, ожидался дождь. До Ржевской площади дошли вместе. А там разделились кто куда – кто на электричку, кто на трамвай – с пенсионным удостоверением, а кто на маршрутное такси.
Позже Вася рассказывал, что впервые зонт проявил свой норов у турникета станции метро «Ладожская». Только муж, которому не откажешь в галантности, пропустил Таню вперед и сам шагнул в проход, где вращался трехпалый «контролер», как услышал крик одетой в форму «Метрополитена» тучной дамы в стеклянной будке:
— Гражданин, что же вы творите?
Оглянулся Вася на голос просто так, ради любопытства, но оценил случившиеся мгновенно. Зонт, который он держал в руке за самую макушку, самопроизвольно выстрелил и достаточно увесистой рукоятью с пластмассовой головкой (будь они неладны эти японцы!) угодил в нежный пах интеллигентного очкарика, идущего следом. Тот в короткой курточке, джинсиках песочного цвета завис на ограждении и беспомощно хватал воздух ртом. Прямо, как карась на сковородке, почуявший, что сейчас им закусят. Пока бдительная милиция выясняла Васино гражданство, убеждалась в отсутствии чеченского следа, прошло полчаса. Кстати, помог очкарик. Он горячо доказывал, что Вася стрельнул зонтом не из хулиганских побуждений, а по неосторожности и он, очкарик, мог бы увернуться, но задумался над загадками многомерности пространства во времени. Или наоборот.
Милиционеры разочарованно отпустили обоих задержанных.
Таня терпеливо дожидалась Васю. Не впервой — привычка.
Вася водворил телескопический остов зонта на место. До самого «Эрмитажа» он ничем больше не потревожил супругов, чем усыпил бдительность шурина. Выстояв очередь в Зимний дворец, любители истории подошли к кассе. Как иностранцы, по особой, повышенной цене приобрели входные билетики и спустились вниз – в раздевалку.
Горький опыт эксплуатации зонта в метро заставил Васю держать его верхней частью вниз. Поэтому, когда заботливый супруг, зажав зонт под мышкой, успел передать Танино пальто гардеробщику, зонт внезапно открылся снова. Поначалу Вася ничего не понял. Скосив левый, видящий глаз, он увидел задранную кверху спицами зонта юбку, стройные женские бедра, плотно обтянутые тонкими колготками, сквозь которые просматривались… Да ничего не просматривалось, так как вместо трусиков между двух выпуклых половинок задницы располагалась узкая черная полоска ткани. Или шнурок.
От французского говора пострадавшей, от зрелища, открывшегося его взору, Вася, как он сам признается, растерялся. По свидетельству Тани он, подозрительно долго, наклонив голову, словно хищная птица, не мог оторвать взгляд единственного всевидящего своего ока от роскошной части женского тела. Пауза угрожала грозой. Источником могла стать француженка и, в равной степени, Таня. Ей то уж точно было известно, что так заинтересовало мужа.
Сознание вернулось к Васе вовремя. Он ловко выпутал зонт из французской юбки, пробормотал «Пардон», чем полностью обезоружил Таню, и помчался по ступеням лестницы наверх. И она, держась за руку мужа, безропотно последовала за ним в смотровые залы одного из лучших музеев мира.
Как правило, время смущения у Васи длится недолго. Обзор выставок живописи, скульптуры, оружия, посуды, вид царских покоев, невиданной роскоши позволили ему забыть о недавнем происшествии в гардеробе.
В Рыцарском зале он настолько увлекся, что перебегая от одного экспоната к другому, живо комментировал свои впечатления Тане, размахивая зонтом.
— Ось посмотри, Таня, какой богатый козак сидит на коне! – указал Вася зонтом в сторону рыцаря в инкрустированных серебром доспехах.
Случилось непредвиденное. Зонт раскрылся, его верхняя часть, словно стрела, выпущенная из арбалета, грохнула в грудь всадника. Пораженный рыцарь сломался в поясе и рухнул забралом шлема на облезлую гриву своего коня, на котором уже не одно десятилетие красовался перед посетителями. Затем, медленно пополз из седла.
Всполошились смотрительницы, сбежались администраторы. Информация о мужчине со страшным оружием в руках мигом распространилась по залам «Эрмитажа». Экскурсанты резонно огибали Васю и поверженного рыцаря на безопасном расстоянии. После оперативных переговоров с администрацией и охраной музея чувство прекрасного, а также сопричастности к отечественной истории мало-помалу оставило шурина.
Вася сложил зонт с такой силой, что тот недовольно крякнул. И, видимо, затаил злобу на Васю. Это стало ясно, когда расстроенные супруги, так и не досмотрев экспонаты, ушли из музея и на метро прибыли на станцию «Площадь Восстания» с намерением сесть на маршрутное такси. Укрывшись от дождя зонтом, они добежали до остановки. Вася помог Тане во в дверь «Газели», а сам задержался, чтобы закрыть зонт.
Но теперь проклятое сооружение заупрямилось окончательно. Зонт не закрывался совсем!
Васю охватила паника. Он понял, что с раскрытым зонтом они с Таней в западне. В городской автомобильный транспорт, троллейбусы и трамваи им хода нет.
Как всякий бережливый хохол, бросить такое добро, как зонт, пусть и неисправный, он счел бы расточительством, граничащим с преступлением.
Тут Василий вспомнил, что Петр Иванович снабдил его мобильником. Так, просто. Мало ли что, город большой, незнакомый. Все может случиться. Вот и пригодилось современное средство связи. Вася принимает решение – позвонить сестре. Коротко рассказал о постигшем несчастье.
— Люба, шо ж нам робыть? – в конце печального повествования растерянно задал он вопрос.
— Ничего. Выбросите его к чертовой матери и садитесь в маршрутку. На остановке я вас встречу с новым.
Васю затрясло от гнева и возмущения.
— Ни, цього нэ будэ! Мы лучше пешком пойдем.
— Тогда езжайте электричкой от Финляндского вокзала. — Люба, слишком хорошо знала своего брата, чтобы терять время на переубеждение упрямства.
Вася, подхватил под руку Таню и, следуя указаниям путеводителя, трусцой рванулся на вокзал. Добирались пешком они недолго, около двух часов.
Питер, пожалуй, единственный город, где жители забывают закрывать зонты, несмотря на то, что дождь уже закончился. Поэтому, когда супружеская пара под болоньевым куполом ворвалась в здание Финляндского вокзала и поспешила к кассе, никто не удивился. Взяв два билета до Ржевки, Вася с Таней понеслись на платформу. Кучки пассажиров уже заняли исходные позиции в ожидании поезда. Примкнули к ним и гости с Украины.
Наконец, подошла электричка. Стремясь занять удобные места у окон по ходу вагона, народ занервничал и ринулся к его распахнутой двери.
Но не тут-то было.
Полутораметровый купол злополучного зонта наглухо закупорил вход в вагон. Пассажиры посообразительнее, кинулись в соседнюю дверь. Самые настырные и упрямые продолжали напирать на передних, норовя пройти именно через эту дверь. С одной дамой случилась истерика. Мужчина в куртке от популярной фирмы «Секонд-хенд» и заношенных ботинках на толстой подошве, судя по всему, грузчик Калининской овощебазы, смущаясь, начал громко икать. То ли от выпитой только что бутылки пива, то ли от волнения.
Созрели предпосылки к возникновению массовых беспорядков. Интеллигентный, но хмурый гражданин с портфелем, в кожаном плаще и кепке в зелено-коричневую клетку обратился за помощью к наряду милиции, вышагивающему вдоль состава. Уставший от скучного дежурства, кряжистый красномордый прапорщик с непрерывно хрипящей рацией на ремешке через плечо и худенький курсант, нехотя подошли к толпящимся у вагонной двери. Старший наряда строго спросил: «В чем дело?»
Увидев, что брать некого и не с кого, стражи порядка поскучнели снова, но решили применить милицейскую смекалку и оказать помощь снаружи вагона. Купол еще с большей интенсивностью стал двигаться вверх-вниз. Но… в дверь, по-прежнему, не проходил.
К тому времени те, кто успел проскочить вперед Васи и те, кто вошел через вторую дверь, бросились ему на выручку изнутри. Питерцы – народ сострадательный и отзывчивый.
Меры, принятые с обеих сторон, породили еще большую сутолоку и неразбериху.
Даже самые целеустремленные из пассажиров, пытавшихся одолеть чудовищное заграждение, потеряли штурмовой азарт. Отказавшись от своих притязаний, они засеменили в следующий вагон.
Нежные нервы Татьяны не выдержали такого зрелища.
— Вася, ты ж помнишь, как дома мы мебель заносили. Поверни его бочком. – ласково коснулась локтя мужа Таня.
Свирепость, с которой шурин Петра Ивановича вел борьбу с зонтом и толпой, немного поубавилась. Взгляд его стал осмысленнее. Таня всегда действовала на него благотворно, успокаивающе. Вася наклонил купол вниз, чуть отодвинул одну его сторону от стенки вагона и… (о чудо!) втащил зонт в тамбур. Успех окрылил его и он, не останавливаясь, таким же образом, проскочил с зонтом дальше – уже в вагон непосредственно. Плюхнулся на свободное место, подняв раскрытый черный купол над головой. Расслабился, не веря в счастье. Его объемистый живот кокетливо выкатился из-под распахнувшейся рубахи, ощетинившись во все стороны редкими, короткими, но жесткими русыми волосками.
— Товарищ, — обратился к Васе какой-то заботливый мужик с «дипломатом», похожий на бухгалтера, — вы бы закрыли зонт.
— Ты у меня побалакай, зразу свои очи разуешь. Не бачишь, что парасолька зламана? – прорвало Шурина.
«Бухгалтер» предпочел отойти от Васи подальше.
Люба, как обещала, встретила их на Ржевке.
— Ну-ка, Вася, покажи, что там с зонтом – Люба взяла в руки подлый предмет и ловко закрыла его.
Шурин весь сник, его стало жалко.
Дома он много пил и мрачно закусывал. Угроза дефицита самогона к утру стала реальностью. Петру Ивановичу пришлось сбегать в ближайшую торговую точку и, на всякий случай, купить две литровых бутылки «Флагмана». Очень глубоко переживал, что не смог укротить зонта.
На Украину Вася уехал совсем подавленный. Щедрая природа и родные стены позволили ему восстановить силы и забыть питерский кошмар. Все-таки не сломал его тот случай.
Но с тех пор зонтами он не пользуется.
Всюду таскает с собой плащ. Из полиэтилена. Места занимает мало. И никаких подвохов.
Островной Демьян
Из цикла «Байки от Петра Ивановича Хвостокрута»
Август 2004 года
