Ночной Северодвинск встречал мокрым снегом. От железнодорожного вокзала шли пешком по улицам, похожими на ярко освещенные тоннели сказочного подземного города: темное небе, по бокам и под ногами мокрый, пепельного цвета туман. На зубах горький вкус перегоревшего каменного угля. Пар от дыхания, словно дым от сигареты, не сразу растворялся во влажном приморском воздухе. Отчего за колонной под сотню человек стелился еле заметный воздушный шлейф, похожий на огромный собачий хвост. С приподнятым настроением, от перспективы служить в большом городе, колонна призывников входила в открытые нараспашку железные ворота с двумя якорями на каждой створке. Красные звездочки залепились мокрым снегом, из — за чего разглядели их только на следующий день. Эмблема, ставшая привычной на долгие годы.

После короткого сна, скорый подъем. Умыться не пришлось, так как вода в умывальнике замерзла. Потом долго стояли на утреннем морозе. Невысокий матрос в мятой шинели с желтыми буквами СФ на пагонах, нудно объявлял распорядок дня. Он был не похож на подтянутых, в безукоризненно подогнанной форме моряков с призывного пункта.

Запомнились много раз повторяемые новые слова: дисциплина, устав, строевые и политические занятия, работы, прием пищи, переход только в строю. Покорно стояли под темным небом начинающейся полярной ночи. Тусклый прожектор слабо освещал территорию с четырьмя бараками и двумя большими палатками. У ворот часовой в желтом тулупе, с автоматом на груди. От сравнения с тюремным лагерем отличал разве что просыпающийся большой город, пугающе лязгая невидимыми машинами. Рядом находилась промзона судостроительного завода «Севмаш».

Осоловевших от неизвестности и холода призывников, отправили на завтрак в палатку, размером с дворовое футбольное поле. Помещение обогревали три железных печки, так хорошо, что пищу принимали, сняв верхнюю одежду. Топили углем с пяти часов утра. Скоро отдельным новобранцам придется побывать в роли истопников. Тепло и пища становились важным условием новой жизни. Потому за место истопника развернулась нешуточная конкуренция. Особо отличился новобранец Яцук. Ему потребовалось всего два дня, чтобы втереться в доверие командирам и занять «теплое местечко». Шепотом курсанты передавали друг — другу слух о том, что ушлый Яцук подписался приносить в каптерку старослужащим хлеб, масло и сахар на вечерний чай. Сам он был, якобы, главарем одесской уличной шпаны. На флоте скрылся от уголовного преследования и суда.

Именно в столовой впервые отметил замечательную особенность военной организации. Службе сопутствовали запахи! Разные, характерные для каждого вида деятельности. В палаточной столовке резкие, вкусно-аппетитные, непременно отдающие хлоркой и свежим хлебом.

Самым приметным днем на службе получение новой формы. Даже не сам факт, а запах. Он одинаков для всех каптерок армии и флота. Жаль, что не нашлось парфюмера повторить ароматы присущие настоящим военным. Духи с запахами нафталина, шерсти, дегтя с кирзой, сигарет и перегара от каптера пользовались бы невероятным успехом! Молодежь, впервые оказавшись «в святилище» военного духа, получила вещевой аттестат. Розовощекий, веселый мичман-каптер рентгеновским взглядом снимал физические показания претендента на флотскую форму. Упершись руками на широкий прилавок, подобно капитанскому мостику, отдавал четко и громко команды суетившимся за его спиной помощникам, — пятьдесят восьмой, рост второй, головной убор пятьдесят шестой, размер сорок первый, сапоги…

Через три минуты на прилавке ровными пачками появлялось хрустящее белье. Мичман с важностью выкладывал кирзовые сапоги, комментируя, — голенища не обрезать, за порчу военного имущества дисбат!

Ушлым взглядом фотографировал растерянного получателя, выдавая заключительную фразу, — вдохнул, выдохнул, забрал. Свободен!

Счастливый обладатель флотского аттестата тут же получал под зад легкого пендаля от помощника каптера.

— Следую-ющий, — неслось глухим эхом за спиной счастливого обладателя канолевого обмундирования.

В казарме на укладку и примерку, переодевание два часа. За это время следовало не только примерить форму, пришить погоны, но свести до минимума ошибки каптера. Поменяться неподходящей по размеру формой. Как не странно, каждый находил свой размер у соседа. Так Лешка и его товарищи по службе узнали о знаменитой флотской организации. В хаосе нашелся «распорядитель» из числа курсантов. Находчивый парень ходил между коек и «советовал» кому и с кем поменяться, подобного опытному спекулянту.

— Земеля, меряй шинель, — попросил заботливо, возбуждая доверие. Словно под гипнозом Лешка облачился в черное сукно огромной шинели, которое обернулось вокруг его тощей талии раза полтора. Рукава походили на боярский кафтан, чуть не до колен.

Новоявленный помощник хохотнул, обращаясь в толпу разбирающих вещи курсантов, — как пугало на огороде, посмотрите, не хватает кастрюли на голове.

После чего, под одобрительное хихиканье новобранцев, попытался нахлобучить на Лешкину голову новую шапку ушанку. По уличным традициям подобное считалось унижением и требовало немедленного ответа. Не думая о возможных последствиях, со всей силы ударил кулаком в живот крепыша. Наступившая внезапно тишина означала удивление от смелости посмевшего нарушить воинский порядок. Драться на службе запрещалось. Противником был тот самый пронырливый одессит Яцук, который не сразу оправился от удара. Отдышавшись, зло выкрикнул, словно рык зверя, — ну все пацан, ты приговорен!

Свою угрозу подтвердил жестом ладони, будто, перерезая горло. Лешка скинул шинель и как ни в чем не бывало, приступил укладывать вещи в рюкзак. Он преодолел трусость, выйдя победителем, но с испорченным настроением. В этот момент подошел долговязый парень, предлагая свою шинель. Лешка, не глядя в его сторону, мотнул головой в знак согласия. На удивление, каждому пришлись впору. Счастливые обладатели шинелей познакомились.

— Сашка Гущин, — важно назвался долговязый. С детским пушком над верхней губой, хотел произвести впечатление опытного бойца. Уселись рядом пришивать погоны. Гущин оказался земляк, с его района. Первый в своей жизни погон, не сговариваясь, пришила на спине шинели. По другую сторону плечевого шва.

То был северодвинский флотский экипаж, где проходили обязательный курс молодого бойца. Трудности службы компенсировал юмор, предупреждающий о необходимости жить позитивно. Ценить каждый день, так как второго может и не быть. Как — то отправили взвод на разборку замерзшей горы угля, а на двадцать человек оказался один лом и пару лопат. Или фотографов попросили выйти из строя. Вышли половину, надеющихся на легкий труд. Интеллигентам-фотографам предложили увеличить яму в мерзлой земле в раз пять. Оптимистический подход имел и отрицательную сторону в виде флотского разгильдяйства. С данной особенностью военно-морской службы придется сталкиваться на каждом шагу. Причина, в конфликте поколений. Матросская молодость беспечна, а офицерская зрелость ответственна.

Пройдя череду подобных несуразиц, через пару недель приняв присягу, новобранцев отправили в Архангельск.

Отрывок из повести «Неравнодушные»

Автор: Владимир Макарычев, 2024 год.