ГЛАВА ПЯТАЯ
ШВЕДСКИЙ ВОПРОС
Одной из самых распространенных спекуляций на тему Саблина является спекуляция его побега в Швецию. Не понимающие сути дела писаки строчат десятки статей, в которых нагло врут, что Саблина обвиняли в побеге к шведам, тогда, как он «плыл» бороться за справедливость в Ленинград.
Начнем с того, что на суде никто Саблина в побеге в Швецию не обвинял. Такой формулировки вы не найдете ни в материалах суда, ни в тексте приговора.
Однако это вовсе не означает, что тема побега в Швецию не звучала во время следствия и звучала вполне обоснованно. Напомню, что в момент остановки «Сторожевого», его курс составлял 290 градусов и был нацелен прямиком в шведские воды, до которых оставалось всего каких-то два часа с лишним хода.
Вспоминает вице-адмирал Анатолий Корниенко: «Вызывает сомнения версия о походе в Кронштадт. Я тогда находился на КП флота. Помню, пришел доклад от Ирбенского маяка: «БПК «Сторожевой» — курс 290 градусов, скорость — 18 узлов». Хочу подчеркнуть, что из этой точки на карте нанесен рекомендованный курс на Кронштадт — 337 градусов. 290 – это курс на Швецию. От Ирбенского маяка до территориальных вод Швеции оставалось сорок три мили — 2,5 часа хода, а до Кронштадта — 330 миль, 18 часов хода. Тогда ни у кого не было сомнения, что Саблин ведет корабль в территориальные воды Швеции».
Вице-адмирал Корниенко не одинок в своих выводах.
На допросе Саблина от 23 февраля 1976 года следователь Добровольский задал Саблину следующий вопрос:
— Для перехода из устья Даугавы в Кронштадт имеется рекомендованный курс, от которого Вы уклонились после прохода плавмаяка «Ирбенский». Почему?
На это Саблин ответил следующее:
— В мои намерения не входило следовать на БПК «Строжевой» в Кронштадт и Ленинград сразу же после прохода плавмаяка «Ирбенский». Я хотел уйти в открытое Балтийское море как можно дальше от берегов (любых и советских, и других стран), где бы я имел свободу маневрирования, и где было бы затруднено (в связи со сложностью обнаружения, наличием различных торговых судов) применение в отношение «Сторожевого» оружия ВМФ СССР. Вместе с тем после прохода Ирбенского маяка, я шел, просто никуда не сворачивая. Такой курс меня устраивал, т.к. вел в открытое море. В Балтийском море я намеревался ждать ответа на радиограмму в адрес ЦК КПСС до 10 утра 9 ноября. С этой целью, проходя Ирбенский маяк, уменьшил ход до 9 узлов, затем выключил одну из двух машин, работала одна машина на два винта. Совсем остановить «Сторожевой» не мог, т.к. понимал, что тут же высадятся пограничники с чекистами. На это изменение курса и скорости меня вынудили действия пограничных катеров, одним из которых начал опасно маневрировать у меня справа на острых курсовых углах, а второй начал подходить слева к корме. Эти действия я воспринял, как попытку задержать «Сторожевой», в связи с чем, дал команду «лево на борт» и в машину телеграфом «средний вперед». Какой курс избрать поле поворота для меня не имело значения и поэтому когда катер, находившийся на острых курсовых углах, был приведен ко мне справа на траверз и рулевой доложил, что на румбе 290 градусов, я скомандовал: «Так держать!» После этого позвонил в ПЭЖ и приказал, чтобы подключили вторую машину. Скорость увеличилась до 14 узлов. Назначенным курсом и скоростью я продолжал следовать в открытое море.
Я хотел бы отметить, что в любом бы случае, даже если бы мне никто не мешал, я бы не пошел в Кронштадт рекомендованным курсом, т.к. этот курс проходит в непосредственной близости от мелководных банок, что при отсутствии штурмана чревато опасностью попасть на одну из них. Я бы выбрал курс ближе к середине Балтийского моря.
Вопрос следователя:
— Из предъявленного Вам заключения видно, что пограничные катера не влияли на курс «Сторожевого», который после прохода Ирбен мог лечь на любой курс. Этот вывод экспертов опровергает ваше утверждение, что избрание курса 290 градусов ведущего к шведскому острову Готска-Санде. Вас вынудили действия пограничных катеров, маневрировавших на острых курсовых углах. Объясните это?
Ответ Саблина:
— Я не утверждаю, что ПСКРы специально произвели маневр, в результате которого оказались у меня справа на острых курсовых углах, второй вблизи кормы. Возможно, это произошло из-за того, что я снизил скорость с 22 до 9 узлов, а катера проскочили вперед.
Это я могу предположить только сейчас, осмысливая все происшедшее. Курс 290 градусов я назначил совершенно произвольно без учета его конечной направленности, тем более, что на карете находящейся в тот момент на столе автопрокладчика, не имелось изображения шведского берега и шведских островов.
Вопрос следователя:
— Из заключения штурманской экспертизы с 10 часов 9 минут после отхода пограничных катеров от БПК на 50 кабельтов. «Сторожевой» следовал 23 минуты без сопровождения, но назначенного курса не менял. Почему же за этот период времени Вы не изменили курс, ведущий в сторону Швеции, и удалялись от берегов СССР?
Ответ Саблина:
— Я еще раз заявляю, что курс в тот момент не имел для меня никакого значения. Я старался уйти как можно дальше открытое море от советских берегов.
Вопрос следователя:
— Почему же Вы вели БПК «Сторожевой» по направлению именно в Швецию?
Ответ Саблина:
— Я не сознавал в то время, что курс 290 градусов ведет именно в Швецию, думая только об одном, что надо уйти как можно дальше в открытое море.
Вопрос следователя:
— На допросе 10 декабря 1975 года Вы утверждали, что после прохода Ирбен в течение часа шли со скоростью 6 узлов. Штурманская экспертиза установила, что со скоростью 9 узлов «Сторожевой» шел только 3 минуты с 9 часов 6 минут до 9 часов 9 минут. Чем Вы объясните такое расхождение между вашими утверждениями и основанным на объективных показателях корабельной документации заключением экспертов?
Ответ Саблина:
— Мое утверждение, что «Сторожевой» шел со скоростью 6 узлов около часа является ошибочным. Надо сказать, что во время движения «Сторожевого» 9 ноября некоторые моменты я воспринимал как происшедшие более скоротечно, а некоторые наоборот несколько замедленнее, чем было. Объясняю я это усталостью в период похода БПК 9 ноября, большим нервным напряжением и обилием впечатлений за короткий промежуток времени. Как я теперь понимаю, я ошибочно показал скорость 6 узлов. В действительности я уменьшил ход не до «самого малого» (6 узлов), а просто до «малого» – 9 узлов.
Вопрос следователя:
— С какой целью Вы в 9 часов 6 минут увеличили скорость БПК?
Ответ Саблина:
— Я опасался, что при движении «Сторожевого» малым ходом, ПСКРЫ сумеют подойти к кораблю и высадить десант. Увеличил скорость с 9 до 14 узлов. На такой скорости высадить десант сложнее.
Вопрос следователя:
— На допросах Вы показали о своем намерении идти на «Сторожевом» в Кронштадт и Ленинград. Как следует из заключения штурманской экспертизы, на корабле не было карт-планов гаваней Кронштадта и устья Невы. Как Вы это объясните?
Ответ Саблина:
-Мне не было известно, что карт-планов Кронштадта и устья Невы не было на корабле. Это меня не интересовало, т.к. не было намерения заходить в гавань Кронштадта. Речь шла о том, что «Сторожевой» станет на Кронштадтском рейде и только в том случае, если будет положительный ответ на наши требования. Я считаю, что если бы нам дали положительный ответ, то не было бы затруднений с проводкой корабля и в Ленинград. Нам бы предоставили лоцмана.
Вопрос следователя:
— Почему нарушали правила кораблевождения, предусмотренные подачу сигналов при изменении курса и скорости?
Ответ Саблина:
— Я осознаю, что нарушал ППС и боевые эволюционные сигналы, не показывая своих действий. Могу объяснить это только большой занятостью проводкой корабля, отсутствием штурмана и вахтенного офицера.
Передо мной навигационная карта с выполненной на ней маршрутом движения БПК «Сторожевой» 9 ноября 1975 года. Прокладку курса Саблин выполнил синим фломастером, подписи сделаны коричневым. Основные позиции прокладки Саблина, связанные с изменениями курса и скорости:
- До траверза м. Колки К=316, V=22 узла.
- До траверза Микельбака К=240, V=22 узла.
- До маяка «Ирбенский» К 322, V=22 узла.
- От маяка «Ирбенский» К=313, V=6 узлов.
- На заключительном этапе К=290, V=14 узлов.
На момент остановки корабля, БПК «Сторожевой» находился в точке с координатами Ш = 58 01N Д=21 03 0 Ost.
Внизу карты рукой Саблина написано: «Прокладку курса БПК «Сторожевой» за 9.11 1975 г. выполнил в ходе допроса 10.12. 1975 г. я лично – Саблин В.М. Дальше роспись Саблина и дата – 10.12. 75 г.
Подпись Саблина заверена следователем Добровольским.
На карте предельно ясно видно, начало отклонения курса в сторону шведских территориальных вод, причем не вообще просто в сторону Швеции, а конкретно в сторону шведского острова Готска-Санде, ближайшей шведской территории, куда можно было дойти.
Х Х Х
С первого дня допросов Саблин больше всего избегает вопросов, связанных с тем, каковы были его планы, если бы ему удалось оторваться от наших кораблей и избежать обнаружения самолетами.
Из показаний Саблина 11 февраля 1976 года: «В случае если требования, изложенные в радиограмме Главнокомандующему не были бы удовлетворены, я предполагал идти вдоль берегов СССР и передавать средневолновым передатчиком радиограмму-обращение к советскому народу «Всем! Всем! Всем!» Я сказал в выступлении о необходимости широкого осведомления о нашем выступлении как можно большего числа людей, рекомендовал всем писать письма родственникам, близким и знакомым. Я говорил, что топливо и продовольствие мы будем просить у проходящих судов. При этом я не уточнял, какие корабли мы будем останавливать, советские или иностранные. Я объявил, что будем просить помощи у всех, кого встретим. Кто-то пытался высказать (в виде реплики) не будем ли мы обращаться за помощью в прибалтийские страны, в частности в Швецию, Финляндию и Данию. На это я ответил, что я сказал, что если нам не удастся получить топливо и продовольствие у проходящих судов, то мы вернемся в базу и я отвечу за все произошедшее на корабле».
Из показаний Саблина на допросе 2 декабря 1975 года: «Ранее я предполагал, а теперь убедился, что БПК «Сторожевой» под моим руководством вышел за пределы советских территориальных вод и на момент бомбежки и остановки находился в нейтральных водах».
На следующем допросе следователь задает Саблину вопрос:
— Почему же за этот период вы не изменили курс, ведущий в сторону Швеции, и удалялись от берегов СССР?
Ответ Саблина:
— Я еще раз заявляю, что курс в тот момент не имел для меня никакого значения — я старался уйти как можно дальше в открытое море от советских берегов.
Из протокола допроса Саблина В.М. 10 ноября 1975 года: «Я полагал, что у нас кончились бы запасы продовольствия и топлива, и нам пришлось бы в этой связи вернуться в базу. Тогда командир корабля и, так же как и все изолированные офицеры и матросы должны были приступить к исполнению своих служебных обязанностей. В этом случае, как я полагал, меня самого изолируют, и я буду наказан. Никаких насильственных мер в отношении командира, как и в отношении других изолированных от экипажа офицеров и мичманов не было принято. Если бы кто-то и пытался применить насилие в отношении их, то я не позволил бы это сделать».
Но зачем уходить, чтобы потом возвращаться? В чем смысл этого ухода и последующего возвращения? Увы, никакого смысла нет, т.к. все рассказы о добровольном возвращении – это сказки для дураков.
К тому же последнее показание полностью противоречит другим показаниям Саблина, согласно которым он собирался, вырвавшись в Балтийское море подальше от советских берегов, останавливать проходящие мимо суда и за их счет пополнять запасы топлива и продуктов. И хотя Саблин говорит о том, что все ему добрые моряки отдавали бы добровольно, на самом деле перед нами планирование самых настоящих пиратских акций.
Тот факт, что Саблин во время следствия все время менял показания относительно своих дальнейших действий, говорит о многом. Прежде всего, о том, что не всему, что говорил Саблин можно верить, так как он не раз был уличен следователями во вранье. Какие варианты дальнейших действий Саблина возможны? Во-первых, он сам не знал, что будет дальше делать. В это верится с трудом, так как, планируя захват корабля, Саблин продумывал каждую мелочь и уж никак не мог обойти вниманием столь важнейший для него стратегический вопрос. Во-вторых, он бы просто, пиратствуя, болтался в море, в ожидании не зная чего. В-третьих, Саблин бы с повинной головой вернулся бы в Балтийск. В-четвертых, перед нами просто попытка уйти от самого страшного для Саблина вопроса – его ухода в Швецию.
Мое мнение, что последняя версия ближе всего к истине. И вот почему. Да, Саблин на самом деле вовсе не мечтал стать обычный эмигрантом-перебежчиком, не его это был уровень. Мечты Саблина, как мы уже знаем, были совсем иными. Весь расчет мятежа на «Сторожевом» делался на том, что руководство СССР испугается Саблина и предоставит ему все, что тот только захочет. Ну, а вдруг не испугается и не даст? Официальное заявление Саблина, что в этом случае вся ответственность ляжет на ЦК КПСС и лично Брежнева – это лишь сотрясание воздуха, без обозначения конкретной угрозы в их адрес. Впрочем, угроза действительно была и руководство СССР все правильно поняло.
Но какую реальную пакость мог сделать Брежневу Саблин, чтобы старик, звеня звездами, схватился за голову? Взорвать корабль? Вздор, Саблин не был камикадзе, да ему бы никто этого не дал сделать. Выйти в Балтийское море пиратствовать? Но это бы не продолжилось и сутки, так как в международных водах его все равно бы настигли и потопили наши самолеты и корабли. Причем в этом случае в глазах Запада Саблин остался бы как сумасшедший пират, которого вовремя остановили и пленили. После первой же пиратской акции по захвату топлива с ним как с борцом против советского режима было бы покончено в общественном мнении навсегда. Да и вырваться из Балтики в Атлантику ему бы никто никогда не позволили.
А вот уход корабля в Швецию действительно создавал для СССР столько проблем, что за седую голову схватился бы не только Брежнев! Здесь и всемирный позор для государства, его Вооруженных Сил и ВМФ, здесь утрата массы секретных документом, кодов аппаратуры опознавания, технической документации, шифрокодов и т.д. Здесь масса проблем с возвращением корабля, не говоря уже о проблемах с командой, которую Запад немедленно объявил бы новыми «потемкинцами» и узниками совести. Начались бы международные процессы по воссоединению семей, требования выезда на Запад жен и детей, оказавшихся там моряков. Самих бы моряков вербовали и использовали в своих интересах многочисленные спецслужбы. Здесь, наконец, всемирная известность самого Саблина, возможность для него выступать по телевидению западных государств, где клеймить советскую власть можно было, сколько душе угодно. Вам такой сценарий кажется нереальным? Мне совсем наоборот!
Ну, а насколько времени плавания хватило бы припасов «Сторожевому? Сколько времени он реально мог автономно «пиратствовать» в Балтийском море? В следственных документах имеется справка о состоянии припасов на БПК «Сторожевой» на 04.11 1975 г.:
— дизельного топлива – 350 тонн
— газорабочей смеси – 5 тонн
— турбинного масла – 2, 3 тонны
— дизельного масла – 5,5 тонн
— пресной воды – 50 тонн
При таких запасах корабль мог пройти 1800-1900 миль со средней скоростью 14 узлов, т.е. 5 суток плавания. Пресная вода не лимитирована. Запасов масел хватало на 1,5 месяца (при условии работы 2 дизелей). Материальная часть в строю. Корабль планировался в док в середине ноября 1975 г.
Относительно продовольствия на борту «Сторожевого» имеются следующие данные: «Продовольствия на 30 суток автономного плавания, круп на 80 суток».
Группа экспертов-штурманов Главного штаба ВМФ во главе со старшим офицером управления боевой подготовки ВМФ капитаном 1 ранга Широковым А.А. провела тщательное изучение штурманской документации «Сторожевого» и на основе экспертизы (ее, кстати, Саблин признал полностью) сделало следующие выводы: «Из Риги БПК вышел по маршруту, установленному положениями ПИП-69 («Правила по использованию полигонов на Балтийском флоте 1969 г.»).
Остановлен БПК в точке с координатами Ш=57 градусов 58 минут 6 секунд северная, Д=21 градус 02 минуты 9 секунд восточная, что в 21 миле (38,8 км) за пределами территориальных вод.
После прохода плавмаяка «Ирбенский» БПК в течение одного часа 23 минут следовал постоянным курсом 290 градусов в направлении шведского острова Готски-Санде. В момент вынужденной остановки БПК в 55, 5 милях (102,7 км) от территориальных вод шведского острова.
Для покрытия этого расстояния максимальным ходом (30 узлов) требуется 1 час 51 минута, 22 узлами – 2 часа 30 минут, 18 узлами – 3 часа 05 минут, 14 узлами – 3 часа 58 минут.
Кратчайшим расстоянием от точки остановки БПК до границы территориальных вод Швеции – остров Форе, мыс Хольмудден (северная оконечность острова Готланд) дистанция до которого 50 миль (92,5 км).
При проходе плавмаяка на БПК имелось 360-370 тонн топлива, что вполне хватало дойти до территориальных вод Швеции полным ходом.
При съемке с бочек БПК имел V=18 узлов. В Усть-Двинске маневрировал переменными ходами 6-8 узлов.
Далее следовал V=22 узла, имея в действии все двигатели (2 маршевых и 2 форсажных), что обеспечивало развитие 30 узлов хода за 2 минуты после команды.
С проходом плавмаяка, скорость БПК в 09 часов 06 минут составляла 14 узлов. В 09 часов 09 минут 9 узлов, в 09 часов 13 минут 20 узлов при отключении 2 форсажных двигателей. В 09 часов 30 минут был отключен маршевый двигатель правого борта. С 09 часов 30 минут до 10 часов 05 минут БПК шел на одном маршевом двигателе левого борт, работавшим на оба вала. В 10 часов 03 минуты был запущен маршевый двигатель правого борта, но скорость составила 14 узлов.
Если следовать от Ирбенского пролива к Кронштадту, то после прохождения плавмаяка «Ирбенский» рекомендованный курс 333, 5 градуса. Однако в точке с координатами: Ш=57 градусов 51 минута 6 секунд северная, Д=21 градус 36 минут восточная БПК уклонился от рекомендованного курса и лег на курс 290 градусов, которым и шел до вынужденной остановки.
Пограничные корабли строго выполняли правила безопасного плавания, не пересекая курса БПК, не находясь на острых курсовых углах и в опасной близости от БПК. Наоборот, БПК нарушал все установленные правила, особенно при поворотах, не подавая ни звуковых, ни флажных сигналов, создавая тем самым аварийную обстановку.
Так в 9 часов 08 минут БПК неожиданно для ПСКров резко повернул влево и лег на курс 290 градусов. Из-за чего ПСКР-607 пришлось резко отвернуть влево, а ПСКР-626 застопорить ход.
При этом у капитана 3 ранга Саблина отсутствовала карта подходов к Кронштадту. Плавание корабля в море при отсутствии морских навигационных карт невозможно. Финский залив является сложным в навигационном отношении для плавания кораблей и требует предварительной подготовки и изучения района по морским картам и лоциям. Имевшиеся на БПК «Сторожевой» морские навигационные карты и лоции, уровень подготовки Саблина давали ему возможность провести корабль на Кронштадтский внешний рейд. Вести корабль в Ленинград Саблин не мог, т.к. на БПК отсутствовали карты-планы Кронштадта и устья Невы».
Судя по показаниям штурманского эксперта капитана 2 ранга Чистякова, во время принудительной остановки «Сторожевой» находился в 29 милях за пределами территориальных вод СССР (морская миля — 1852 м). В постановлении же о дополнении обвинения от 29 марта 1976 г. указывалось: «В 10 часов 32 минуты 9 ноября 1975 года преступные действия Саблина и его пособника Шеина силами Военно-Морского Флота СССР и экипажа «Сторожевого» были пресечены, корабль остановлен в Балтийском море в точке с координатами: широта — 57°58’6″, долгота — 21°02’9″, в 21 миле от советской государственной границы и на расстоянии 50 миль от территориальных вод Швеции».
Изучали следователи все нюансы данного вопроса на Балтийском флоте. Вспоминает адмирал Валентин Егорович Селиванов, бывший тогда командиром 12-й дивизии надводных кораблей, в состав которой входил «Сторожевой»: «Во время расследования обстоятельств мятежа на «Сторожевом» меня особенно не дергали. Приезжал, правда, в дивизию из Москвы следователь и знакомился с автопрокладчиками, Его интересовало, может ли автопрокладчик показывать, что корабль идет в Кронштадт, тогда как на самом деле корабль идет в Швецию».
Из материалов генерал-майора юстиции Борискина: «Как всякий рвущийся к власти авантюрист, не очень-то надеющийся на поддержку внутри страны, Саблин возлагал большие надежды на заграницу. Для этого он тоже предварительно составил текст соответствующей радиограммы. Чтобы передать ее, шел даже на разглашение военной тайны. Он приказывал радистам передавать свое воззвание открытым текстом, но в этом ему отказывались повиноваться даже те матросы, которые из страха или по недомыслию поначалу поддержали его. «Передав один абзац, — показывал на суде матрос Виноградов, — я пошел к Саблину. Он приказал передать это воззвание открытым текстом. Я ему сказал, что передавать открытым текстом нельзя, так как это является грубым нарушением правил связи, об этом будет известно за рубежом, будут расшифрованы наши коды. Саблин, несмотря на такие убедительные доводы, настаивал на своем. «Передачей радиограммы «Всем, всем, всем!» я имел в виду, — объяснял он свое упорство, — что будет какая-то поддержка из-за рубежа…» Значит, все-таки, думал о Швеции или может быть надеялся на помощь из ГДР и социалистической Польши?
Ответ на этот вопрос итак ясен.
Из рассказа главного корабельного старшины А. Миронова: «Я поднялся на ходовой мостик и увидел там старшину 2-й статьи Виктора Копылова. Он был из деревни Комары Костромской области. Мы коротко переговорили. Виктора тоже очень тревожила сложившаяся ситуация. Он был в смятении. Мы решили проверить курс. Виктор взял кальку. (На кальке обычно наложены координаты корабля). Нами было установлено расхождение в 47 градусов от заявленного курса: Кронштадт был 79 градусов, а мы шли 240. Обман обнаружился. При этом стало ясно: корабль идёт прямым курсом в Швецию. Сбиться с курса Саблин не мог, т.к. он превосходно знал штурманское дело. Примерно через 8 часов на горизонте должны были показаться берега Швеции».
Что здесь сказать? Не то что офицеры, но даже матросы, сделав нехитрые расчеты, пришли к однозначному выводу — Саблин угоняет корабль в Швецию!
Заметим, что мичман Калиничев на допросе 29 декабря 1975 года показал: «Саблин в кают-компании сказал, что в случае отказа от удовлетворения выдвинутых нами требований, мы будем обращаться за помощью к проходящим мимо судам скандинавских стран».
Слова Калиничева подтвердили еще пять человек. Когда их показания были доведены до Саблина он начал выкручиваться: «Я говорил, что мы будем обращаться ко всем проходящим мимо судам, не уточняя, к каким именно – к нашим или скандинавским. Вместе с тем, я не исключал и обращения к судам скандинавских стран, как впрочем, и к судам любой другой страны».
Саблин явно выкручивается, но не слишком убедительно. Фактически он все же признает упоминание в своей речи о запланированных им встречах в море с судами скандинавских стран.
Итак, как бы то ни было, но речь о Скандинавии в речи Саблина во время беседы, по показаниям, участников все же шла. Пока, правда, в виде лишь упоминания скандинавских судов, но от встречи со скандинавскими судами в международных водах, до встречи с ними же в территориальных водах скандинавских государств дистанция меньше чем один шаг. А потому перед нами еще одно косвенное доказательство того, что в планах Саблина Швеция и другие скандинавские государства все же присутствовали.
Из показаний мичмана Калиничева от 29 декабря 1975 года: «В своей речи Саблин говорил, что хочет выдвинуть требование довести до сведения советских людей за рубежом о выступлении «Сторожевого», своих требований и причинах побудивших его к захвату корабля».
Саблин эту фразу фактически признает, хотя, как всегда старается вывернуться: «Я намерен был обратиться именно к советскому народу, но конечно понимал, что работая на средних волнах, я тем самым информировал о выступлении «Сторожевого» и другие страны. Кстати, в радиограмме «Всем! Всем! Всем!» я обращаюсь не только к советскому народу, но и к народам других стран. К тому же я планировал направить с помощью проходящих мимо судов письмо в ООН с просьбой о защите от репрессий родственников членов экипажа корабля».
Ну, ничего себе? Кто же эти «советские люди, живущие за рубежом»? Кто в 1975 году из советских людей жил за рубежом? Представители посольств, торгпредств, представители разведки КГБ, военные советники в Анголе и Вьетнаме… Это к ним мечтает обратиться Саблин! Но позвольте, ведь все эти люди, согласно теории саблинской коммунистической революции, являются как раз представителями реакционного управленческого класса, который Саблин мечтает уничтожить! Для чего же ему обращаться к врагам, когда надо обращаться к союзникам? Что-то не складывается саблинская теория с саблинской практикой! Но почему? Да потому, что на самом деле, ни к каким «советским людям за рубежом» Саблин обращаться и не собирался. А собирался он выступать на запад, поливая грязью свою Родину (Саблин называл это «выявлением недостатков») и рассказывая о своих планах разрушения СССР. Теперь вопрос: где это лучше и безопаснее было делать в открытом море, или находясь в территориальных водах одного из западных государств?
На перекидном календаре, на листке за 6 ноября рукой Саблина действительно было написано «Генсек ООН К.Вальдхайм». Как известно, никаких репрессий к членам экипажа «Сторожевого», включая самого Саблина, никто и не думал применять. 1975 год это далеко не 1937-й! Знал об этом и Саблин, но ему был нужен повод, поднять международную волну вокруг своего выступления. Если же в его защиту выступит и Вальдхайм, то резонанс будет особенно сильным. Собственно именно для этого письмо в ООН и планировалось, а не для защиты старушек-мам от кровожадных чекистов.
Х Х Х
В каюте Саблина был обнаружен англо-русский морской разговорник. Разговорник, как разговорник, такие всегда имелись на советских кораблях для удобства переговоров в море с иностранными судами. Однако следователи не поленились его пролистать и не зря! На странице 71 Саблиным была обведена ручкой и помечена знаком «очень важно» следующая фраза: «Мне нужно укрыться или встать на якорь как можно скорее».
На допросе 13 января 1976 года Саблину пришлось отвечать на весьма неудобный для него вопрос по этой, мягко говоря, странной фразе. Саблин неуклюже выкручивался: «В сентябре 1975 года мы выполняли стрельбы и обеспечивали район ракетных стрельб. По указанию командира я требовал от иностранных судов освободить район и нужные мне фразы отмечал значком «особенно важно».
На это следователь справедливо замечает:
— Какой маневр должно было выполнить иностранное судно по этой фразе и в связи с чем, эта фраза Вами отмечена?
Саблин явно растерян и поэтому говорит явную чушь:
— Мне сейчас трудно сказать, в связи с чем, мною была отмечена изложенная в вопросе фраза. Полагаю, что иностранное судно спрашивало: нужно ли ему укрыться или встать на якорь, в силу чего для перевода этого вопроса я нашел в разговорнике что-то приближенное…»
Оправдание Саблина неуклюжее и неубедительное. Заметим, что при окончании военно-политической академии Саблин сдал кандидатский минимум по английскому языку, поэтому лепет, что он не мог сказать «янки гоу хоум», а что-то подобное искал в разговорнике, не выдерживает никакой критике.
Но если представить, что Саблин вводит «Сторожевой» в шведские территориальные воды, навстречу к нему спешит местный патрульный катер, а сзади уже вот-вот настигают советские самолеты и корабли, то фраза, подчеркнутая им в разговорнике, согласитесь, сразу же приобретает конкретный смысл! Особенно к месту просьба поторопиться, а то ведь еще потопят.
В ходе допроса следователь обращает внимание Саблина на следующую запись в его знаменитой тетради с красной обложкой: «Рига-Ирбенский пролив – 90 миль».
Ответ Саблина: «Это расстояние я рассчитывал пройти за 6 часов, а затем идти 2 часа после Ирбенского маяка, потом дать радиограмму Главнокомандующему».
Это заявление весьма интересно! Значит, изначально Саблин намеревался давать ультимативную радиограмму, находясь совсем рядом с территориальными водами Швеции. Ведь два часа хода от Ирбенского маяка курсом 290 градусов в сторону Свенска-Готска? и никто тебя уже не достанет. Но почему он тогда этого не сделал?
Все карты перепутал побег старшего лейтенанта Фирсова. Саблин, как мы знаем, сразу запаниковал и рванул ночью в открытое море. Когда же его начали бомбардировать радиограммами, вначале просто с требованием вернуться, а потом и с угрозами применения оружия, он не выдержал психологического пресса и отправил ультимативную радиограмму в адрес Главнокомандующего раньше намеченного срока. Ее отправка рушила все планы Саблина, но иначе он поступить уже не мог. Радиограмма в адрес Главкома – это его алиби. Если ее получат в Москве до того, как корабль будет перехвачен, никто не сможет доказать, что он уходил в шведские воды. Тем более что выход «Сторожевого» все равно был обнаружен и облава началась…
Тот факт, что Саблин задумывал передавать провокационную радиограмму Горшкову, находясь в непосредственной близости к шведским водам, еще раз косвенно доказывает, что уход в Швецию, или, по крайней мере, намерение использовать ее территориальные воды, как убежище от атак советских кораблей и самолетов все же планировались. Это и был тот самый «ассиметричный» ответ ЦК КПСС и правительству, которым Саблин в своей радиограмме пугал Брежнева.
Кстати, герои любимого кинофильма Саблина «Броненосец Потемкин» поступили почти так же так же, как планировал поступить их почитатель: лишили власти командира офицеров (потемкинцы своим офицерам, как известно, мозжили головы прикладами, на «Сторожевом» их избили и изолировали). Вожаки потемкинцев Фельдман, Березовский и Матюшенко, вначале планировали возглавить революцию в Одессе, а когда их там никто не поддержал, хотели было направиться к берегам Кавказа, чтобы возглавить революцию там. Однако затем, когда припекло, удрали в территориальные воды Румынии и разбежались по всему миру, бросив румынам свой боевой корабль. Саблин, как прилежный ученик, тоже вначале направлялся «делать революцию» в Ленинград, а когда запахло жареным, повернул корабль на Швецию, но в отличие от Фельдмана и Березовского так туда и не добрался. Ленин назвал когда-то «Потемкин» непобежденной территорией революции, Саблин, подражая ему, объявил «Сторожевой» независимой территорией и зоной революционной активности. Аналогия полная!
На допросе 17 января 1976 года Саблину были предъявлены вырезки статей о лейтенанте Шмидте, с многочисленными его подчеркиваниями.
Отвечая на это, Саблин показал: «Представленная мне вырезка из газеты со статьей «Депутат Революции» и три листа из журнала «Морской сборник» со статьей «Командую флотом. Шмидт» имеют, исполненные мною шариковыми ручками с пастами синего и фиолетового цвета, а так же карандашом подчеркивания и пометки. Эти статьи я хотел использовать для беседы с личным составом 14 ноября 1975 года, т.е. уже после захвата власти на корабле в день 70-летней годовщины Севастопольского вооруженного восстания».
Саблин обожал Шмидта, считая его своим кумиром. Он рисовал его портрет, который вручил маленькому сыну. Честно говоря, довольно странно для нормального человека избрать себе кумиром человека, страдающего шизофренией да еще с приступами эпилепсии! Кстати, знал ли Саблин о том, как его кумир постыдно дезертировал с эскадры, идущей к Цусиме, как выкрал корабельную кассу и проиграл казенные деньги на конских бегах, как, бросив матросов на «Очакове», пытался удрать из Севастопольской бухты на катере, и, струсив, переоделся в кочегара, измазав лицо углем? Знал ли Саблин последние слова своего кумира, сказанные перед казнью расстреливавшим его солдатам:
— Слушайтесь ваших офицеров и не слушайтесь таких, как я!
Выступавший на суде капитан 2 ранга Чистяков показал на суде, что после поворота у Ирбенского маяка, он держит курс на Швецию. То же кричали в мегафон Саблину и с другого катера. Но и после этого «Сторожевой» своего курса не изменил.
На это Саблин на суде ответил: «Я знаю, что почти любой курс ведет или в Швецию или в Финляндию».
По свидетельству помощника по снабжению Вавилкина, находившегося в момент ареста Саблина на ходовом посту, он слышал слова замполита, обращенные к Потульному:
— Эх, всего лишь часа нам не хватило!
Когда во время допроса следователем ему был задан вопрос относительно этого высказывания. На одном из допросов у Саблина неожиданно вырывается фраза, что ему просто не хватило времени. На вопрос следователя на что конкретно не хватило времени, не для того ли, чтобы дойти до шведских территориальных вод. Саблин пространно отвечайте, что не до территориальных вод, а просто уйти подальше от советской границы в открытое море, где бы его уже «не достали». Заявление, рассчитанное на идиотов. Покажите мне на карте Балтийского моря точку, куда бы «не достала» ракетоносная и бомбардировочная авиация! Нашли? «Не достать» наши самолеты могли только территориальные воды зарубежных государств и, прежде всего ближайшие из них, шведские. Так какого же часа тогда не хватило замполиту «Сторожевого»? Вариант здесь, увы, только один – ему не хватило одного часа полного хода до спасительных территориальных вод «нейтрального государства».
При этом я уверен, что если бы это случилось, Саблин не стал бы, подобно обычным беглецам из СССР и дезертирам, сразу же бросать корабль. Пока он был хозяином «Сторожевого», да еще в территориальных водах нейтрального государства, т.е. вне досягаемости советской Фемиды, в его руках был мощный политический рычаг, которым он, вне всякого сомнения, мог натворить еще много-много бед своему Отечеству и своему родному флоту.
Тайну своих мыслей относительно побега в Швецию Саблин так и унес с собой в могилу. Пусть она там с ним и останется.
