26 АВГУСТА 2016 ГОДА.
СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ. БОРТ ВСПОМОГАТЕЛЬНОГО СУДНА ВМС США «КЕЙП РЕЙ»
…Люк, ведущий в трюм, был, разумеется, закрыт. Времени для долгих раздумий не было.
— Подрывай! – приказал Шубин.
Быстро прицепили к дужке замка подрывной заряд
— Хватит ли? – с сомнением покачал головой Шубин.
— Люк, разумеется, не снесет, а вот замочную дужку перешибет наверняка! – ответил ему, поджигая короткий бикфордов шнур, широкоплечий морпех.
— Всем в укрытие! – крикнул Шубин.
Взрыв получился негромким и глухим. Дужка замка оказалась перебитой. Моряки вшестером с трудом подняли огромную и тяжеленную крышку люка и застопорили ее. Глубоко вниз уходил легкий металлический трап. Внизу была неизвестность.
— Товарищ командир! Давайте я первым, А то мало ли чего! — сунулся было вперед мичман Рубцов
— Много или мало, это ты потом бабушке расскажешь! – махнул рукой Шубин и первым буквально скатился по ступенькам трапа вниз. Следом за ним, как горох, посыпались остальные.
В огромном трюме был полумрак. Тускло светили синие плафоны дежурного освещения. Все пространство трюма было заставлено огромными желтыми бочками.
С бочек на наших моряков мрачно взирали набитые трафаретами черные черепа с перекрещенными костями. У каждого черепа красовалась большая литера «Т» со знаком «+» — знаки, обозначающие, что в бочке находится особо токсичное вещество и международный индекс «U+2620», означающий – «отравляющее вещество». Бочки стояли плотными рядами, намертво сцепленные группами между собой, чтобы не разбросало на качке. Между рядами были довольно широкие проходы, в которых стояло несколько, закрепленных по штормовому, транспортеров и подъемников.
— Обследовать трюм! Огонь не открывать! – приказал Шубин, хотя прекрасно понимал, что если даже огонь откроют только террористы, то этого вполне хватит для трагического развития событий.
— Товарищ командир! Давайте я первой пойду! – раздался рядом девичий голосок. – Я без автомата управлюсь, по-нашему, по-пластунски!
Шубин повернул голову. Это была неугомонная Пахомова. Переждав за вентиляционной выгородкой, пока стрелявший по ней игиловец куда-то переместился, она, увидев, как Шубин с Панфиловым и остальными подорвали замок и спустились в трюм, сразу же решила последовать за ними.
— А ты как здесь оказалась? – не слишком ласково спросил Таню Шубин.
— Да в дыму от своих отбилась, а потом, вот, к вам прибилась! – обезоруживающе улыбнулась та.
— Ну, давай действуй, пластуница ты наша! – вздохнул Шубин. – Вариантов у нас сейчас немного.
Таня кошкой скользнула за бочки и сразу же пропала из виду.
— У кого-нибудь есть портативная рация? – спросил он у окружавших его бойцов.
Те отрицательно покачали головами.
«Что ж, делать нечего, придется действовать без связи» — с грустью подумал командир «Костромы».
— Ты, ты и ты! – кивнул Шубин трем морякам. – Прикрывайте верхний люк. Бармалеи, наверняка, попытаются сюда проникнуть. Задача — любой ценой их в трюм не пустить. Имейте в виду, что они могут бросать вниз гранаты. Согласно нашей схемы, в кормовой трюм есть еще один вход через внутренние помещения. Вон там! – он указал рукой по направлению, где должна была располагаться еще один вход. Туда Шубин отправил двоих матросов во главе с широкоплечим морпехом.
Остальные, рассосредоточившись, медленно двинулись между рядами бочек вглубь трюма. К неудовольствию Шубина, как ни он, ни его люди, старались не шуметь, все равно их шаги гулко отдавались в безмолвии огромного помещения. Впрочем, может это лишь ему так казалось. Внезапно где-то впереди он уловил какое-то движение, потом даже нечто вроде короткого вскрика. Прислушался. Снова было тихо.
А вскоре идущий слева десантник поднял руку — сигнал внимания! Подошедшему Шубину он молча показал вперед. Там, уткнувшись лицом вниз и разбросав по сторонам руки, лежал в луже крови здоровенный террорист.
«Чистая работа, — с удовлетворением подумал Шубин. – А еще говорили, что она певица! Десяток таких певиц и никакого спецназа не надо!»
Впереди опять послышался какой-то глухой шум, что-то грузно упало на металлические паёлы. Шубин и остальные замерли. Вроде тихо.
«Кажется, Таня сняла очередного бармалея», – подумал Шубин с некоторым облегчением.
Спустя несколько минут шедший левее боец поднял руку и показал Шубину два пальца, предварив это характерных жестом руки поперек горла. Шубин кивнул. Это могло значить, что боец обнаружил второго таниного «жмура», а может быть и сразу двух. В любом случае, пока что Пахомова более чем профессионально зачищала трюм от террористов.
Группа Шубина уже почти добрались до середины трюма, когда где-то сбоку он услышал негромкие всхлипы. Все замерли, в недоумении переглянувшись.
Чего-чего, а услышать сейчас женский плачь, Шубин ожидал меньше всего.
«Наверное, у Тани сдали нервы, – с горечью подумал он. – Да и в самом деле, она все же обычная девчонка, а не киборг-терминатор».
Сделав знак соблюдать максимальную осторожность, Шубин двинулся по направлению раздававшихся всхлипов. Неожиданно сбоку мелькнула быстрая тень. Все вскинули автоматы, но из сумрака бесшумно появилась Таня. В руке ее был окровавленный кинжал. Палец другой руки она приложила к своим губам, явно требуя полной тишины.
Затем Пахомова показала головой в направлении небольшого коридора между двух стеллажей бочек и пропустила вперед Шубина.
Тот шагнул в узкий проход и через десяток шагов оказался перед выходом на небольшую свободную площадку. Посреди площадки стояло несколько ящиков, на которых, сгорбившись, сидела фигура в чадре.И человеческая фигура, и ящики были опутаны многочисленными проводами, кроме этого человека опоясывал и массивный пояс. Судя по всему, сидевший на ящиках не заметил, ни ранее обнаружившей ее Тани, ни Шубина. Она (это явно была женщина) горько плакала, обхватив голову руками.
Несколько мгновений Шубин размышлял, как быть дальше. Перед ним была классическая женщина-шахидка, усаженная на ящики со взрывчаткой и ожидающая команды на самоподрыв. Испугать такую даму было бы верхом неосмотрительности. Надо было действовать очень осторожно. «Если она плачет, значит, боится смерти, значит, не хочет умирать, а это дает нам шанс на успех» — подумал Шубин и, приставив к ближайшей бочки свой автомат, подняв руки, решительно выступил вперед.
— I am Russian sailor. I have no weapons! The ship is already under our control! I come in peace to save you and many other people from death! Believe me! (Я русский моряк. У меня нет оружия! Корабль уже под нашим контролем! Я пришел с миром, чтобы спасти вас и многих других людей от смерти! Верьте мне, я не сделаю вам ничего плохого!) – сказал он на корявом английском.
Сидевшая на ящиках женщина подняла голову и внимательно посмотрела на Шубина. Из-под платка-никабе сверкнули заплаканные глаза.
— Я хорошо понимаю по-русски! – неожиданно сказала женщина. – Я и сама была когда-то русской!
Шубин от волнения нервно сглотнул. Скорее всего, перед ним на ящиках с тротилом сидела его первая любовь – Марина! Конечно же, эта была именно она! Маловероятно, что у Ахмеда кроме нее, есть еще какие-то русские женщины.
— Не подходи, неверный! – внезапно перешла на истеричный крик женщина. – Я исполню волю Аллаха, и никто не сможет мне помещать! Ни шагу вперед!
«Да, обработали бывшую питерскую студентку, кажется, очень серьезно – подумал с грустью Шубин. — Ну, и что теперь прикажите делать?».
Теперь Шубину предстояло почти невозможное – за какие-то минуты попытаться распропагандировать убежденную шахидку. Верил ли он в это или нет неизвестно. Скорее всего, ему в тот момент было вовсе не для отвлеченных раздумий. Надо было решать вопрос и решать как можно быстрее.
— Давайте, пока вы будете зубы этой мадам заговаривать, я подберусь к ней сзади. Сделаю все любо-дорого! – горячо зашептала сзади в ухо Таня.
Шубин отрицательно покачал головой.
— Ну, здравствуй, Марина! – сказал он со всей возможной напускной радостью и сделал осторожный шаг вперед.
Сидевшая резко вскинула голову, не обратив внимания на то, что Шубин одновременно с обращением к ней сократил дистанцию. Женщина явно была потрясена услышанным.
— Я не Марина, я Марьям!
— В этой нынешней жизни ты, может быть и Марьям, но в старой своей жизни в России ты была Мариной! Ты ведь помнишь свое имя, которое тебе дали родители!
— У меня нет родителей! – резко ответила сидевшая на ящиках.
— Родители есть у каждого человека и у правоверных и у неверных. Кстати, твои родители живы и здоровы и сегодня. Твой отец, Иван Терентьевич, уже давно на пенсии. И хотя последнее время стал прибаливать, все еще занимается вашей дачей в Вырице. Ты помнишь дачу?
— Помню, — сдавленно произнесла женщина. – Кто вы такой?
— Я твой старый друг Володя Шубин. Ты помнишь меня? Мы с тобой хорошо дружили, и я часто бывал у вас в гостях. Помнишь, какие вкусные яблочные пироги готовила Наталья Ивановна?
— Помню! – еще глуше произнесла Марина. – А что с мамой?
— Мама тоже жива и здорова. Насколько я знаю, за последние месяцы ей несколько раз вызывали «скорую», сама понимаешь возраст, есть возраст, а заботиться особо некому. Ты же помнишь, у мамы и раньше были проблемы с сердцем. Я знаю, что она очень переживает за тебя и ждет тебя домой.
Честно говоря, Марининым родителям Шубин звонил последний раз уже пару лет назад, но сейчас было не до сантиментов, и поэтому он сочинял на ходу.
— У меня нет дома! – сквозь зубы произнесла Марина.
— Это неправда! – сделал еще шаг к шахидке Шубин. – У каждого человека должен быть дом, особенно родительский. Если ты помнишь, твой дом находится в Петербурге на Витебском проспекте.
— Ты был у родителей? – уже более спокойным тоном произнесла после некоторого молчания Марина.
Ободренный Шубин сделал было еще шаг вперед.
— Назад! – резко приказала Марина.
Шубин немедленно отступил назад и, как ни в чем, ни бывало, продолжил разговор:
— Я был у твоих года три назад, а так перезваниваемся несколько раз в год. Кстати, они всегда очень рады моим звонкам. Поверь, твои родители сейчас очень одиноки, ведь кроме тебя у них никого больше нет.
— Спасибо, что не забываешь. Ты всегда был очень порядочным человеком, намного порядочнее, чем я…– спросила Марина примирительно. — А как ты оказался здесь?
— Я узнал, что ты на этом судне от Ахмеда и пришел, чтобы забрать тебя отсюда и привезти родителям! – сказал Шубин, снова делая осторожный шаг вперед.
На этот раз окрика со стороны Марины не последовало.
— Меня уже поздно и спасать, и забирать!
— Ну, это не так. Если хочешь, мы сегодня же вместе позвоним в Петербург. Вот радости-то будет! – изобразил веселость Шубин, для большего эффекта всплеснув руками.
С этим он явно переборщил. От резкого движения Марина вздрогнула.
— Я никуда отсюда не уйду. Все уже решено. Моя душа принадлежит Аллаху и все остальное не важно.
«Врешь голубушка, ой, врешь, — подумал про себя Шубин – Если бы все было для тебя не важно, ты не расспрашивал бы меня про родителей!»
Было очевидно, что в душе затравленной и зомбированной Марям что-то шевельнулось. Теперь надо было не упустить момент и продолжать развивать чуть наметившийся успех. Шубин решил, что сейчас перейдет к воспоминаниям о Летнем саде, который по его памяти, был когда-то ее любимым местом отдыха.
Он уже готовился открыть рот, как вдалеке в районе люка донесся приглушенный выстрел. Шубин нервно оглянулся.
Марина нервно трясла головой и кричала:
— Я ничего не желаю вспоминать! Марина умерла! А сейчас умрет и Марьям!
Увы, едва наметившийся диалог был напрочь перечеркнут. Теперь надо было начинать все заново, и кто знает, как все пойдет на этот раз. Время же не ждало, надо было срочно решать затянувшуюся проблему. Выбор при этом был невелик, и Шубин слегка кивнул Тане, одновременно скосив глаза на Марину, мол, обезвредь, но оставь ее в живых. Таня, обрадовано кивнув в ответ, тут же растворилась между бочек.
«Только бы она постаралась решить проблему с Мариной без своего родового кинжала!» — подумал Шубин с тоской. – Только бы она правильно поняла мой жест».
Стать палачом своей первой любви ему очень и очень не хотелось. Но, дав команду Пахомовой, от него теперь уже мало что зависело. Однако теперь Шубин мог, по крайней мере, уже не раздражать Марину своими попытками приблизится, а сосредоточиться только на разговоре. Он начал рассказывать ей о сегодняшнем Питере и ее родителях и, конечно, о Летнем саде. Многое додумывал прямо на ходу. Марина уже не огрызалась, слушала молча, а один раз, вытерев слезы, даже улыбнулась.
Он говорил и говорил, стараясь отвлечь свою старую знакомую от того, что ей предстояло совершить. При этом Шубин понимал, что Марина должна, скорее всего, совершить подрыв по команде Ахмеда. Но ведь мог быть и запасной вариант, когда подрыв мог быть произведен по обычной мобилке. Да, пульт управления подрывом и несколько телефонов он выкинул за борт, но где гарантия, что на судне нет второго пульта и других инициирующих подрыв телефонов?
Впрочем, пока надо было решить проблему с шахидкой Мариной. У входного люка снова раздалось несколько выстрелов. Стреляли явно сверху. В ответ наши тоже открыли огонь. Затем взорвалась граната. Шубин вздрогнул, а вдруг наши не успели укрыться? Но потому, что почти сразу снизу началась ответная стрельба, понял — у верхнего люка пока все более-менее под контролем. Затем началась перестрелка и у межотсечной двери. Там она, правда, быстро стихла.
Чем больше говорил Шубин с Мариной, тем больше видел, что она понемногу оттаивает. Но время, время, время…
Наконец, сзади Марины появилась Таня. Она кошкой кинулась на сидевшую на ящиках женщину. Шубин невольно закрыл глаза, чтобы не видеть, как Пахомова перережет шахидке горло. Но Таня лишь ударила ее в затылок зажатой в руке гранатой. Марина посунулась вперед, и начала медленно сползать с ящиков. Шубин кинулся к ней. «Черт возьми, а вдруг смертельный пояс несъемный» — подумал он.
Вместе с подбежавшими бойцами они быстро оборвали соединявшие Марину с ящиками провода. Пояс трогать не стали. Шубин пощупал пульс женщины. Не перестаралась ли Танька? Но все обстояло более-менее нормально. Пульс был. Марина находилась в полной «отключке», но была жива. Двое матросов взвалили бесчувственную шахидку на себя и потащили к стоявшим у люка транспортерам. Марину при этом, на всякий случай связали, и закрыли в транспортер, чтобы придя в себя, та не наделала в горячке каких-нибудь глупостей.
— Спасибо, что на этот раз без кинжала! – искренне поблагодарил Шубин Таню.
— Да что я, не понимаю, что ли! – понимающе, улыбнулась та в ответ. – Может быть, мы только что с вами спасли заблудшую душу.
И тихонько пропела:
Ойся, ты ойся, Ты меня не бойся,
Я тебя не трону, Ты не беспокойся…
С Пахомовой они побежали к верхнему люку. Там все еще шла яростная перестрелка. Бармалеи, что есть мочи, палили сверху вниз, а наши столь же активно отвечали снизу вверх. К радости Шубина, потерь среди оборонявших люк не было. Только один из матросов получил пулю по касательной, слегка задевшую плечо, но это уже при сегодняшнем раскладе было не в счет.
Шубин сбегал к межотсечной двери, выяснить обстановку там. Оборонявшие ее матросы доложили, что попытка прорыва была, но потеряв пару человек, боевики отошли и пока все тихо.
Немного успокоенный, Шубин вернулся обратно к верхнему люку. С одной стороны он сделал все что мог. Успел занять трюм с отравляющими веществами, ликвидировал охрану и нейтрализовал шахидку-подрывницу, а так же пока пресекает все попытки бармалеев пробиться в трюм. Это плюсы. Минусом же было то, что он отрезан от своего корабля и от сражающихся на верхней палубе и совершенно не знает, что там происходит.
Х Х Х
Тем временем, бой за носовой трюм был еще в самом разгаре. Там наших возглавляли капитан 3 ранга Матюшкин и поэт Ян Березкин. Вопреки опасениям Шубина, оставшиеся в живых террористы не стали спускаться в трюм, а пытались отойти в сторону бака, где затем и были быстро уничтожены. Матюшкин, Березкин и матросы спустились в трюм. Он был не столь большой, как кормовой, но все же весьма объемный. Освещения за исключением тусклых дежурных лампочек не было. Когда глаза привыкли к полутьме, двинулись вперед между рядами бочек с ОВ. Но буквально через десять шагов Матюшкин поднял руку вверх. Стоять! Все мгновенно остановились. Алексей Ильич жестом подозвал к себе Березкина. Показал куда-то в сторону рукой, мол, смотри. Березкин глянул в указанном направлении. Вдалеке между рядов снайтованных бочек на поставленных друг на друга ящиках сидели две шахидки с поясами смертниц, опасливо прислушавшиеся к происходящему наверху.
Ситуация была непростая. Вступать в какие-либо переговоры со смертницами, не зная ни слова по-арабски, значило спровоцировать их на самоподрыв, неминуемо бы вызвавший детонацию вначале носового, а затем и кормового трюмов.
— Сможешь, — шепотом спросил поэта заместитель по работе с личным составом.
— Постараюсь, – так же шепотом ответил Березкин и жестом показал, чтобы все отошли назад и не мешали ему.
Когда это было выполнено, Ян лег на палубу и, приложившись к выпрошенному перед боем СКСу, начал выцеливать шахидок. Задача у Березкина была не из легких, при плохом освещении на большой дистанции ему было нужно произвести не один, а сразу два точных выстрела, причем сделать их без малейшей паузы, чтобы не дать шансов отреагировать на первый выстрел второй шахидке. «Это не то, что в глаз белке, это как в глаз комару» — подумал бывший охотник и, опустив палец на спусковой крючок, задержал дыхание.
Два выстрела, прозвучавших почти одновременно, слились в одно целое гулким эхом по трюму. Матюшкин выскочил из-за бочек и, срывая дыхание, кинулся вперед. А вдруг хоть одна из смертниц не убита, а ранена и, придя в себя, все же нажмет «красную кнопку».
— Алексей Ильич! – крикнул ему вдогонку Березкин. – Не бегите. Все уже кончено!
Но Матюшкин все же добежал до смертниц. Взору его предстала печальная картина. Головы обеих женщин были разбиты точными выстрелами Яна. Причем все произошло так быстро, что выражения их лиц так и остались отрешенно-спокойными.
Оставив около мертвых женщин часового, Матюшкин на всякий случай приказал дообследовать весь трюм, но больше там никого не оказалось. Уже после, поднявшись наверх, он попросил спуститься в носовой трюм прапорщика Чепижко, который и разминировал убитых смертниц.
Почти одновременно был освобожден и ПЭЖ, который террористы, оставшись без командования, даже не пытались оборонять, так же как и не пытались, что-то вывести из строя.
