Сначала я даже подумал, что это гром… какой-то очень сильный первый летний гром. Верить в то что нас бомбят, мозг категорически отказывался.
От «дураковки» — сквера и площади перед областной администрацией, по нему и был нанесен авиаудар, я был всего в нескольких сотнях метров, но за соседними жилыми домами.
Когда прибежали на площадь, вокруг стоял людской крик, с которым соревновался ор потревоженных автомобильных сигналок. Постепенно нарастал вой сирен.
На пороге администрации, тротуаре и дороге рядом вокруг окровавленных тел уже сгрудились люди. Слетались скорые и пожарные. Разворачивали лестницу к горящему проему.
Через сквер авиационная пушка украинского штурмовика прорубила просеку. Очередь зацепила башенку на доме с одной стороны сквера, разорвала кроны деревьев, засыпав округу ветками и сорванной листвой, завершилась зияющей дырой в стене администрации — из черного проема на белой стене валил черный дым.
Эта «просека от обстрела» в сквере прошла метрах в пятидесяти от детской площадки «Станица», где в песочницах и домиках играли дети, а мамашки караулили своих чад поблизости.
Для меня эта «просека» пробитая украинским штурмовиком разрезала не сквер, а жизнь на до и после. В обрезанном «до» остались иллюзии о ценности человеческой жизни, куда-то испарилась мирная жизнь, и возможность хоть как-то мирно разобраться со всем этим.
Только позже до меня стало доходить, что это было всё очень по-американски: нагло, демонстративно, намного сильнее чем нужно и без возможности защититься для тех на кого был направлен удар. Все как они любят, с позиции силы.
Для тысяч и тысяч луганчан это был Рубикон! Обратной дороги уже не было. Ее разнес в щепки украинский штурмовик расстрелявший центр мирного города.