Какая крыша не любит быстрой езды?

Недодаев быстрым шагом шел по коридору. С привычного темпа сбивали вкладчики «Русского Дома Селенга», бродившие с растерянными лицами у закрытых дверей.

— Кто такой Селенг и зачем ему русский дом? — неформальный митинг у офиса начался с утра.

 С балкона шагнул Толкушкин, поднявшийся на этаж по пожарной лестнице. Недодаев на ходу поздоровался с Павлом, открыл дверь офиса и увидел сидящего на рабочем месте Зигеля. Герман Борисович привычно считал что-то на калькуляторе и записывал свои расчеты в потертую тетрадь, которую всегда носил с собой.

— Как дебет? Сходится с кредитом? — прозвучала изрядно всем надоевшая шутка Павла.

-Ты такие слова выучил, господин главный бухгалтер… Да еще в помощники записал Герман Борисовича,  — осадил Толкушкина Андрей.

— Пускай резвится. Пока молодой. Молодость — это единственный недостаток, который с годами проходит, — Зигель с утра был благодушен. — А дебет сходится. У меня все сходится, потому что считаю каждый день. Многие бросаются заниматься бизнесом, а деньги считать не хотят или не умеют. Потом их как зайцев отстреливают за долги и прочие глупости. Считать, считать деньги нужно. Весь бизнес и стоит на этом: на разнице между себе-стоимостью и тебе-стоимостью — пустился в любимые рассуждения Борисович.

— Ладно, уж, пора начинать рабочий день, компаньоны, — Недодаев придал максимальный динамизм своему призыву.

— Не спеши ты со своей деловитостью. Там визитеры к нам пробираются, в кожаных куртках и малиновых пиджаках. «Крыша» приехала! — Толкушкину удалось вставить в утренний разговор свою новость.

— Какая крыша, где вы ее видели, молодой человек? — заволновался Зигель.

— Перегулял с утра по чердакам, — предположил Андрей.

— Очень смешно. Разведчик я, или кто? Я еще издалека увидел этих бритоголовых. Зашел с другой стороны, забрался по пожарной лестнице на балкон и замаскировался под зеленое дерево, как учили. Они как раз отошли от главного входа за угол и под балконом в аккурат беседовали. Пора, мол, лохов потрясти с фирмы «Оазис». Только не договорились, что требовать будут. Вроде как сошлись на абонентной плате какой-то. Сейчас все увидишь и услышишь.

Дверь без стука отворилась, и два молодых человека быстро прошли в комнату, где сидели компаньоны. Один из них, в кожаной турецкой куртке и «трениках», остался стоять у двери, внимательно и цепко осматривая помещение. Второй прошел дальше и уселся напротив Недодаева. Он поправил распахнутые полы малинового пиджака, поставил локти на стол, разделяющий его с Андреем, и улыбнулся.

-Ты тут начальник, что ли? — без особой паузы произнес он.

— С кем имею честь? — Андрей скомкал вопрос.

— Ладно, ладно. Убери своих нукеров в другую комнату, тогда поговорим, — достаточно весело произнес посетитель. А представляться нам не надо, нас и так тут все знают. Никто не спрашивает.

— Это мои компаньоны. От них, естественно, у меня секретов нет. Представляться для порядка в разговоре положено. Чтобы знать, как разговаривать, нужно понять — с кем. В армии любой разговор с представления собеседника начинается. Тогда сразу ясно, кто старший, а кому подчиняться придется, — взял уверенный тон Недодаев.

-Ты меня казармой не грузи, кадет. Подчиняться тебе придется с твоим кагалом. Тут наша территория, платить надо за спокойный бизнес, да за безопасность свою, детишек опять же, — жестко в упор произнес посетитель.

— Никак напугать нас желаешь. Скажи-ка, молодой человек, через сколько секунд взрывается граната Ф-1, когда чека выдернута? Или, можешь назвать прицельную дальность стрельбы АКаэМ — а? Ты снайперскую винтовку в руках держал? А слово «дети» забудь навсегда. Еще раз его произнесешь — воевать начнем немедленно. Я лично нарежу ремней из всех ваших родственников. Профессия у меня такая — Родину защищать, а врагов уничтожать. Пять лет меня учили людей убивать всеми способами, когда ты еще в штанишки писал. Хочешь договориться — договаривайся. Пугать не надо. Пора, наверное, с пастухом ваших баранов разговаривать, а не с тобой, мелочь малиновая.

Андрей уже не сдерживал своего раздражения. Бритоголовый, недовольно урча, двинулся к столу, но сидящий успокоил его жестом и отправил обратно. Он снова рассмеялся, разряжая обстановку:

— Хорошо, что ты храбрый, кадет. Но платить все равно придется. Положено так. Налоги с тебя берут? Берут. Вот и еще один налог.

— Так это государство берет.

— А мы кто? Мы его граждане и тоже имеем право на отчисление налогов. Они там их так делят, что нам все время ничего не достается.

— За работу заплатим, а за испуг — нет, — отрезал Андрей.

— Что ты хочешь?

— Машины к нам должны проходить спокойно, без грабежей и мордобоя, наши точки торговые — торговать без проблем. Тогда будем платить за обеспечение порядка.

— Порядок гарантируется. Я и есть пастух на этой территории. Поставили «смотрящим» за городом. И за вами присмотрю. Вот моя визитка. Надо будет — звони, перетрем.

Бритоголовый вышел вслед за своим начальником. Дверь захлопнулась. Компаньоны некоторое время молчали, обдумывая происшедшее. Потом долго обсуждали этот разговор, придя к выводу, что своей безопасностью нужно заниматься более тщательно. Зигель похвалил Андрея за твердое отстаивание интересов фирмы, упрекнув только в несдержанности и конфликтности. Недодаев сам понимал, что свои убеждения и принципы нельзя отстаивать за счет безопасности других. У них может быть иной взгляд на эти вещи. Толкушкин безоговорочно одобрил позицию Андрея, подчеркнув необходимость более тесного контакта с правоохранительными органами.

— Со всеми нужно иметь приличные отношения, — этими словами Андрей закончил обсуждение.

 Выбор бухгалтера, на котором настаивал Зигель, начался с объявления, расклеенного Толкушкиным в доступных местах во время утренней разминки по пересеченной городской местности. Кандидаты на должность главбуха фирмы появлялись в офисе с удивительной периодичностью. Один кандидат прибывал до обеда, другой — после, как будто кто-то составил очередность и управляет ею дистанционно. Недодаев назначил Зигеля председателем комиссии по отбору, состоящей из Герман Борисовича и Павла. Сам занялся другими делами.

 — Поиск бухгалтера, правильный его выбор, определяет успешность работы фирмы, влияет на ее судьбу. А значит, и на нашу с вами, молодой человек, — Герман Борисович не упускал возможности воспитания компаньонов в правильном коммерческом духе. Толкушкин уныло смотрел в окно, прикидывая новые маршруты для трейсерских походов. Он недавно узнал, что существуют еще и бейсеры, прыгающие с парашютом с высотных зданий. Павел пытался сообразить — где такие места можно найти в Угрюмове. По этой причине он не вступал в препирательства с Зигелем. Но Герман Борисович продолжал вещать, как Левитан по радио, немало не заботясь о внимании слушателей. Ему нравился блеск своей мысли, озвученный, как самому казалось, в убедительной форме. Беседы с кандидатами, а, точнее — кандидатками в главбухи, Зигель вел длинные, выясняя за чашкой чая все подробности жизненного пути. При этом он записывал имя и фамилию, после чего демонстративно отодвигал блокнот в сторону и принимался говорить по душам.

 — Герман Борисович! Мне кажется, что вам, как многодетному отцу, нравится сам процесс. А результат уже не интересен, — вмешался в это дело Недодаев.

Поприсутствовав на образцовом допросе, учиненном Зигелем очередной кандидатке, Андрей спросил в конце беседы: «А почему вы не интересуетесь своей зарплатой? Сколько вы бы хотели получать за работу главным бухгалтером?».

— Удивительный и странный вопрос вы задаете. Вы приглашаете меня на должность главного бухгалтера, — подчеркнула собеседница, — а, посему, заработок зависит от успешности нашей совместной работы. Может и ста долларов будет достаточно, а может и тысячи маловато будет. Когда хорошо поработаем.

Герман Борисович просиял и заерзал на стуле. Соискательницу отпустили, предварительно записав ее телефон и адрес.

— Я всегда знал, что только кадровый разведчик может так хорошо видеть суть человека. Какой замечательный вопрос вы задали! Только этот вопрос позволил понять, что нам нужно. Именно Нина Михайловна нам подходит, — заглянув в блокнот, разразился похвалой Зигель.

— Старовата она что-то, — пробурчал недовольно Толкушкин.

— Бухгалтер нужен для работы, — отрезал Андрей, — Берем Нину Михайловну и дело с концом. Так вы тут еще месяц беседовать в теплом офисе будете. Бизнесмена ноги кормят, а не задница.

 Нина Михайловна со следующего дня разместилась в отдельной комнате, вытеснив Павла. Она объясняла такой подход к размещению сложностью задач, стоящих перед главным бухгалтером и необходимостью тишины для работы. Толкушкин не нашел отклика на  свое возмущение ни у Недодаева, ни у Германа Борисовича. Пришлось ему переносить свои вещи в стол рядом со столом Зигеля. Андрей пригрозил, что если Павел не перестанет возмущаться, то переедет на завод к Перебийносу.

— Там походишь по крышам и заборам вдоволь, кот мартовский! Вот где раздолье для настоящего трейсера. Кстати, ты дела и обязанности главного бухгалтера фирмы сдал? Что-то я не видел твоего заявления. Без него как оформлять приказ? — голос Андрея зазвучал мягче, сглаживая остроту переживаемого момента.

— Забюрократились совсем. Приказ туда, приказ сюда. Должность такая, должность сякая. Не видать здесь свободы, одна работа. Скоро выговора начнешь объявлять, да поощрения придумаешь. Поцелуй перед строем сотрудников подойдет? — распалялся Толкушкин.

— Поехали, поехали к поставщикам. По дороге успокоишься. Пересыпкина в трейсеры запиши — вместе ездить по пересеченной местности будете, — примирительно произнес Недодаев.

Валера Пересыпкин перешел в полное распоряжение фирмы со своей «двойкой». Герман Борисович придирчиво рассматривал каждый бензиновый чек, который предъявлял для оплаты Валера. Он тщательно записывал их в расходы и наклеивал в специальную тетрадь. Расходные деньги фирмы Недодаев доверил Зигелю, и зачастую с трудом получал необходимые суммы для производственных нужд. Герман Борисович тяжело расставался с денежными знаками, придирчиво относясь к возникающим расходам.

 Однажды он заметил, что бензиновый чек, предъявленый Пересыпкиным для отчетности, указывает на 60 литров бензина, в то время как бензобак «Жигулей» вмещает только 40. Валера имел бледный вид во время разговора с Недодаевым. Оправдывался он тем, что взял чек на кассе бензоколонки из кучи других, лежащих там и не заметил, что это не его. Он поклялся отчитываться в будущем до последнего литра. Зигель еще две недели ходил по офису с победным видом милиционера, поймавшего за руку «щипача».

Выйдя из офиса, Недодаев с Толкушкиным увидели Пешню, возвращающегося с синяком под глазом вместе с помятыми соратниками.

— Алексей! Кто это на нас наезжает, мзду требует? — остановил Пешню Андрей. Вроде свои соседские отчаянные парни имеются, а тут другие подвалили. Пугать вздумали, сопляки. Решим этот вопрос по-соседски?

— Пока не получится. Судоремонтный завод и рынок нам при разделе не достались. Так что придется мзду им давать.

— А попов вы тоже трясете? Вон сколько добра у охмурителей. На вашей территории обогащаются, людей разводят на святости.

— Нет, попы не наш профиль. Не по зубам нам они. После наезда на них того и гляди, божеского расположения лишишься, иезуиты какие-нибудь гонять всю оставшуюся жизнь будут, — обстоятельно отвечал Пешня.

— Ну, цирк! Наши бандиты церкви опасаются, попов с мышцами боятся, — с удивлением отметил Недодаев.

— Они «в законе», свою организованную группировку две тысячи лет строили, всех пережили. Не с руки связываться. Их ни Гитлер, ни Сталин одолеть не смогли, куда нам тягаться. Пусть лохов с одной стороны дерибанят, а мы с другой будем, — Пешня пустился в размышления.

— Что за спор в коридоре религиозный? Зайдите к нам, поговорим. Нам спонсоры нужны для помощи страждущим, — поп-культурист, выглянувший в коридор, был само смирение.

Но Недодаев с Пешней немедленно закончили разговор и разошлись в разные стороны.

«Двойка» Пересыпкина чадила черным дымом из выхлопной трубы у входа в здание. Андрей попытался удобно расположиться за спиной у водителя, но попал ногами на какие-то запчасти, разбросанные по полу. Светло-зеленые брюки Андрея покрылись масляными пятнами, коричневые замшевые туфли также пострадали от соприкосновения с железяками.

— Ты что, Валера, железо на свалке собираешь для Перебийноса? Заработать решил? Или Зигель тебе жалованье задерживает? Ты бы еще на сиденье масляный фильтр положил. Впору в трамвае ездить, спокойнее и безопаснее! Главное — чистым приедешь.

— Давно ты, командир, в трамвае не ездил. Там бабульки с корзинками и торбочками живо тебя в чувство приведут. А машину менять пора. «Мерседес» обещали, а хотя бы «девятку» прикупили. И я бы меньше под машиной лежал, и у тебя бы штаны чистыми сохранились, — оправдывался Пересыпкин.

— Ладно, езжай, давай. Там Перебийнос меня с утра дожидается. Телефон уже оборвал.

 Перед цехом бригадир построил свое воинство. Вместо разношерстных штанов и засаленных курток на работягах были новые темно-синие комбинезоны с надписью «Оазис» на нагрудном кармане и на спине. Сам Перебийнос щеголял в блестящей кожаной куртке коричневого цвета.

— Растет благосостояние судоремонтников, — весело заметил Андрей.

— Это не судоремонтники. Это наши работники, Недодаев. Совсем от народа отбился, начальничек. А еще власть критикуете, над президентом потешаетесь; директором маленькой конторы стал, сразу лица соратников забывать начал, — Пересыпкин сыпал слова как горох.

Андрей к своему стыду только теперь узнал Бурьяна, Жгуна и остальных бывших собирателей бутылок. Поздоровавшись с бригадиром, он обменялся крепким рукопожатием с каждым, стоящим в строю.

— К чему парад? Сегодня не первое мая, да и солидарности у трудящихся поубавилось. Или день  жалоб и заявлений затеял, бригадир?

— Нет. Это подведение итогов за день и планерка на завтра, — недовольно пробурчал Перебийнос.

— А почему в строю, а не в помещении? — продолжал интересоваться Андрей.

— Чтобы комбинезоны не прoпили, да не испоганили их в краске. Мы фирму солидную делаем, марка должна соответствующая соблюдаться.

 После недолгих препирательств Перебийнос распустил строй, дав каждому по заданию и пообещав оторвать голову и прочие выступающие части тела за недобросовестное его выполнение.

— Зачем просил приехать, бригадир? — Андрей попытался вернуть в деловое русло строгого начальника.

Перебийнос долго рассказывал о трудностях со строительством, сетовал на перебои с электричеством и, наконец, перешел к основной теме:

— Бандюки сильно расшалились. Фуру нашу с вином к себе на склад завернули. На каждый большегруз тут, на территории стоящий, дань наложили. У ворот ошивается мелочь пузатая, ими оставленная — машины считать. Осерчал я намедни, отогнал от ворот двоих, дал пару подзатыльников. Еле уползли. Кто ж знал, что они — бандюганы страшные. Ты ведь знаешь, я таких маленьких не бью. Сопли красные у них текут как у всех. Старшой их подъезжал, угрожал — мне и фирме нашей. Но издали.

— Подойдешь к тебе, как же. Что делать будем, бригадир? — голос Недодаева звучал уже озабоченно.

— Ты у нас главный, ты и решай. Я за цехом присматриваю, вино разливаю, а в дела эти тебе лезть положено. Скажешь отогнать их — отгоним, скажешь взасос целовать — ни один не целованным не уйдет… Да, еще вот… Винишко у молдаван похуже стало, бодяжат его чем-то. Табак туда сыпят, спирт добавляют. Все для крепости.

— Так что нам, ОТК ставить? Нас качество сильно не интересует. Ишь, напробовался вина, спиртным перебирать начал. Раньше дул все, что горит и течет. А теперь о качестве беспокоишься.

— Так неохота хорошую работу терять. Марку во всем блюсти положено. Тогда люди уважать будут, и обращаться всегда уважительно станут. Имя свое дорогого стоит. Ты колбасу скверную лопаешь, и снова такую покупаешь? Ан, нет… Так и вино. Раз пролетим — другое пить начнут, заработки наши упадут. Как хочешь, а за качеством следить нужно, — настаивал Перебийнос.

 В ворота медленно вкатился старенький микроавтобус. Он неторопливо затормозил у цеха, и из дверей посыпались дюжие спортивные парни в пятнистых комбинезонах, черных масках, с автоматами наперевес.

К Недодаеву и бригадиру подбежал человек с пистолетом, выскочивший из передней двери «рафика».

— Всем на пол! Лежать! — крики в цеху разнообразием не отличались. Те же слова заорал старший группы, размахивая перед носом Андрея пистолетом.

— Куда на пол? Что, мест других нет поговорить и обсудить все спокойно? Пукалку от лица забери, поздоровайся лучше с людьми, — Перебийнос удивительно спокойно отреагировал на изменившуюся ситуацию.

Через час препирательств и разборок выяснилось, что служба безопасности таможни разыскивала «КАМАЗ» с контрабандным товаром, проскочивший через границу и спрятанный, по их сведениям, на территории судоремонтного завода. Все грузовики обыскали, документы проверили и убыли также быстро и организованно.

— Скоро каждый трамвайно-троллейбусный парк заведет свою силовую команду с оружием. Совсем ослабло государство, каждая государственная лавочка вооруженную шайку заводит, — так прокомментировал Зигель рассказ Недодаева, вернувшегося с завода. — Хорошо, что они до нашего молдавского вина не добрались. Им кормиться надо, а государство их не балует. Вот и будут искать свои источники пропитания. Как бы нас в дойные коровы не записали. Арестуют продукцию — и прощай «Оазис». Нужно разнообразить свою деятельность. Раньше корабль получал пробоину и тонул вместе со своим экипажем. Только академик Крылов в начале века придумал разделение корпуса на водонепроницаемые отсеки.

— Причем здесь отсеки, Борисович? — грубо прервал его Толкушкин, не любивший слушать больше трех предложений подряд.

— Притом, молодой человек, что если вода попадает в дырку в одном месте, заполняется водой только один отсек, а весь корабль остается на плаву. Так и приличная фирма: у нас должно быть несколько несвязанных видов деятельности. Тогда можно всегда держаться на поверхности.

— Да знаем мы, что там не тонет, — продолжал бушевать Толкушкин.

— Погоди, погоди Паша. Если так трудно соображать — пойди, перелезь через что-нибудь, — остановил его Недодаев. Мысль интересная и мы ее претворим в жизнь.

— Откуда ты, Борисович, про корабль знаешь? — срочно перешел на уважительный тон Толкушкин.

— Давно живу, много знаю. Чем больше извилин в голове, тем извилистее судьба, — Герман Борисович снова впал в рассуждения. — Но ты не расстраивайся, Паша. Судя по всему, у тебя судьба прямая!