Крупнейшее морское сражение Великой войны и вообще линейных морских сил 20-го века происходило 31 мая – 1 июня 1916 г в северном море, у Ютландии. Событие широко известное, расписанное историками вдоль и поперек, прочитанное не только специалистами флота но и вообще – интересующимися культурными эрудированными людьми. Все-таки  — событие мирового, даже – цивилизационного значения.   Литературы много, на разных языках – но академического типа, и лишь относительно недавно мне попалась в руки книга Г.К. фон Шульца  «С английским флотом в мировую войну». Воспоминания представителя Русского флота при английском Гранд Флите.
В чем отличие от других источников? Прежде всего – это именно личные наблюдения, воспоминания, окрашенные человеческими эмоциями. Симпатиями и антипатиями. И что еще важно – в отличие от представителей прессы, капитан 1 ранга фон Шульц был действительно опытным моряком и высококлассным военным специалистом.

  Кто такой капитан 1 ранга Густав Константинович фон Шульц? Сведений о нем осталось немного. Известно, что он родился 29 сентября 1871 г. в Финляндии и происходил из семьи потомственных военных, шведского происхождения, более полутораста лет служивших России. На военно-морской службе Г.К. фон Шульц состоял с 1887 г., а первое офицерское воинское звание — «мичман» получил в 1890 г.

Участвовал в длительных океанских походах на Дальний Восток в 1891-93 г. на крейсере «Дмитрий Донской» и в 1896-98 г. на броненосце «Сисой Великий». В 1903 г. Г.К. фон Шульц возвратился с Дальнего Востока на Балтику и по 1905 г. проходил службу в Военно-Морском Судебном управлении. В 1906-07 годах он служил в должности старшего офицера на мореходных канонерских лодках «Гиляк» и «Бобр», а 1908-09 годах командовал миноносцем «Поражающий». В 1911 году Густава Константиновича назначили флагманским обер-аудитором Штаба Командующего Морскими Силами Балтийского моря, однако в том же году он принимает под своё командование эскадренный миноносец «Генерал Кондратенко». В 1913 году фон Шульц стал командиром крейсера «Адмирал Макаров», которым и командовал до своего назначения представителем русского флота при Гранд Флите в 1915 году.

 Надо сказать – человек с повышенным чувством личного достоинства, отстаивающий свое мнение.  С началом войны 1914 года среди российских граждан немецкого происхождения прошло «ура-патриотическое» волнение – стали менять свои фамилии на русские, принимать православие, отказываться от аристократических приставок  «фон». Возможно, что из чувства самосохранения, на фоне шпиономании и антигерманской истерии, вызванной чередой военных поражений русской армии. А он даже бровью не повел, и в ответ на прямые намеки, морского министра адмирала Григоровича, что такая фамилия может помешать ему    назначиться представителем российского флота, ибо не известно, как отреагирует на немца британское командование и офицеры флота. Он сказал, что его предки не совершили ничего бесчестного и недостойного, чтобы их стыдиться и оскорбить их память. Одно слово – мужчина и офицер!

На Британском флоте Г.К. фон Шульц образцово справлялся со своими обязанностями, которые, к слову сказать, не были регламентированы никакими руководящими документами и во многом определялись личной инициативой и служебным рвением самого Густава Константиновича. Подтверждением этого заключения могут служить как воспоминания, так и многочисленные донесения, направленные им в МГШ, которые по сию пору можно видеть в РГА ВМФ и ЦВМБ. Возвратившись в 1919 году в Финляндию, фон Шульц возглавил вначале штаб ВМС Финляндии, а затем и стал их командующим. В 1926 году в возрасте 55 лет он уволился в отставку и долгие годы возглавлял Морской Союз Финляндии.

 А во время Ютландского морского сражения именно он оказал¬ся единственным из представителей союзных флотов при Гранд Флите, кто выступил со своими мемуарами.  Густав Константинович оставил необычайно яркое и реалистическое описание людей, всей окружавшей обстановки и событий, свидетелем которых ему посчастливилось стать.

     Белько Виктор Юрьевич

 

Вторая глава из книги воспоминаний капитана 1 ранга русского императорского флота  Г.К. фон Шульца, непосредственно описывающую события Ютландского сражения.

 

Было облачно, когда мы вышли с рейда Скапа-Флоу. Всю ночь на 31-ое мая держался лёгкий туман. Погода была теплая, и стоял почти полный штиль. В течение ночи эскадры шли в несколько растянутом, по случаю темноты, строю с обычной эскадренной скоростью в 15 узлов.

 Находившаяся к Кромарти эс­кадра адмирала Джеррама получила приказ присое­диниться к нам наследующий день в 2 часа пополуд­ни в широте 57° 45′ N и долготе 5°15′ Ost. Линейные крейсера адмирала Битти должны были к этому же времени находиться в 60 милях к юго-востоку от это­го пункта и оттуда идти навстречу Гранд Флиту. Ут­ром 31-го мая эскадренная скорость была увеличена до 17 узлов. Флот шел с соблюдением всех мер пре­досторожности. В 16 милях впереди шли старые бро­неносные крейсера, ближайшее охранение составля­ли легкие крейсера и эскадренные миноносцы.

 Линейные крейсера адмирала Худа шли в авангарде в 20-ти приблизительно милях от главных сил. Ут­ром Гранд Флит в обычном

походном строю шести параллельных кильватерных колонн двинулся на восток, идя зигзагообразным курсом из опасения под­водных лодок. Вследствие этих перемен курса, ско­рость продвижения флота понизилась до 14 узлов. Крейсера адмирала Битти 31 -го мая в 2 часа дня на­ходились в условленном месте и согласно оператив­ному приказу повернули на север, чтобы идти на­встречу Гранд Флиту.

В 2 ч. 20 м. пополудни с легкого крейсера «Galatea», находившегося на восточном фланге раз­ведывательной линии адмирала Битти, поступило первое донесение о близости неприятеля. «Galatea» заметил два легких немецких крейсера, осматривав­ших нейтральный пароход. По получении этого из­вестия адмирал Битти изменил свой курс на юго-во­сток в направлении Хорн-Рифа, чтоб отрезать противнику путь отступления к его базам.

 В 2 ч. 35 м. «Galatea» донес о густых облаках дыма на ONO, из чего можно было заключить о присутствии силь­ного отряда неприятельского флота, следовавшего на север. Тотчас после этого Битти повернул на NO и потом на N, чтобы настичь противника.

 В 3 ч. 31 м. линейные крейсера обнаружили на севере пять не­мецких линейных крейсеров с пятью легкими крей­серами и тремя флотилиями миноносцев. В то же время гидроплан, поднявшийся с авиатранспорта «Engadine», донес о четырех неприятельских крей­серах на NO от флота; они обстреляли аппарат при его возвращении к флоту.

Корабли разведывательного отряда адмирала Битти, продвигаясь далее на восток, открыли с боль­шой дистанции огонь по немецким легким крейсе­рам. Так началось сражение в Скагерраке — Ют­ландский бой, как его называют англичане, — величайшее морское сражение мировой истории, если судить по числу сражавшихся людей, общему водоизмещению участвовавших кораблей и калиб­ру артиллерийских орудий.

Главнокомандующий получил донесение с «Galatea» в то же время, как и адмирал Битти, т. е. около 2 ч. 30 м. пополудни. Линейным кораблям был тотчас отдан приказ поднять пары во всех котлах, и в 1 ч. 10 м. были по сигналу сделаны последние приго­товления к бою. Уже перед этим на «Hercules’e» при­няли некоторые радио разведывательного отряда ко­раблей адмирала Битти. Сообщения эти в мгновение ока распространились по всему кораблю, и когда в 3 ч. 30 м. последовал приказ объявить командам о близости неприятеля, это уже всем было известно. Спустившись с мостика в мою каюту за записной книжкой, я прошел через палубы и повсюду видел довольные лица. В каюте вестовой упаковывал в сун­дук остаток моих вещей, и его лицо горело от усер­дия. На стуле лежал приготовленный для меня спаса­тельный жилет. Вся наша команда была снабжена такими жилетами, за исключением кочегаров, для которых они были слишком теплы. По боевой трево­ге все должны были их одеть. При моем  возвраще­нии обратно на мостик я обратил внимание, что по­всюду были заготовлены газовые маски, повязки для носа и рта, ведра с водой для питья и другие с пес­ком, для отправления естественных нужд. Старший лейтенант осматривал команду в боевых постах, а старший офицер проверял задрайку дверей в водо­непроницаемых переборках и распределение проти­вопожарных средств.

В 3 ч. 40 м. мы приняли радио адмирала Битти, что он вошел в соприкосновение с неприятелем, и вскоре после этого главнокомандующий отрядил к нему для поддержки 3-ю эскадру линейных крейсе­ров адмирала Худа, находившуюся при Гранд Флите. «Битти всегда везет», — говорили у нас на мостике, и Клинтон-Бейкер скептически добавлял к этому: «К сожалению, нам не удастся присоединиться, мы ведь ползем, как черепахи». Он был прав. Битти мог, счи­тая даже линейные корабли адмирала Томаса, под­нять эскадренный ход до 24-х узлов. С одними крейсерами он мог идти еще быстрее. Мы же, при самом большом напряжении, не могли развить больше 20-ти узлов хода. Желая несколько утешить командира и не дать испортиться хорошему настроению на мос­тике, я старался убедить, что немцам так же, как и нам, хорошо известны правила тактики.

Если Битти находится под прикрытием ад­мирала Джеллико, то и немецкий Флот Открытого моря не должен далеко отстоять от своих линей­ных крейсеров. Иначе было бы немыслимо, что­бы крейсера продвинулись столь далеко на север — до 57° широты.

Море было почти совершенно спокойно, лег­кие слоистые облака покрывали небо, и стоял неболь­шой туман, так что горизонт был неясен и видимость не превышала 6-8 миль, тогда как в ясные дни с на­шего мостика было видно на 10-12 миль. Мы про­должали идти в походном строю, но, чтобы до­биться скорейшего приближения к противнику, перестали зигзагировать, не держали точно в киль­ватер друг другу, так как кильватерная струя воды также замедляла ход.

(Редакция опускает приведенное автором опи­сание первых фаз боя — столкновения крейсеров и пр., достаточно освещенных в нашей литературе, очевидцем которых Р. Шульц не являлся.)

«Hercules» в бою. Я перехожу теперь к описа­нию событий на флоте линкоров, т.е. того, чему был свидетелем, находясь на борту «Hercules’a». В 4 ч. 50 м. мы приняли радио с легкого крейсера «Southampton» о появлении на горизонте главных сил немецкого флота, следовавшего курсом HaN. Настро­ение приподнялось, и даже Клинтон-Бейкер не имел больше повода к скептическим замечаниям. Ведь на этот раз неприятельские главные силы шли нам на­встречу и находились всего в расстоянии от одного до двух часов хода. Вслед затем радиотелеграф зара­ботал столь лихорадочно, что мне стало трудно сле­дить за всеми поступавшими сообщениями. В 5 ч. 10 м. я спустился в штурманскую рубку посмотреть на карту. Штурманский офицер показал мне наше место и место противника. Они находились на линии NW-SO в расстоянии около 60 миль друг от друга. «В луч­шем случае мы сойдемся с противником через час с четвертью», — сказал я штурманскому офицеру. В эту минуту вошел в рубку старший офицер Деннисон; на губах его по обыкновению была приветливая улыб­ка, но в глазах было сосредоточенное выражение. «Настал День, капитан Шульц», — сказал он мне по-немецки («Das 1st der Tag»).

Англичанам было известно, что слово «День» стало общепринятым выражением при тостах в не­мецком флоте; под ним подразумевался тот день, когда немецкий и английский флоты сойдутся померить свои силы. «Боюсь, это будет вечер»,- ответил я, так как во мне была сильная уверенность, что мы до на­ступления вечера не сможем подойти к месту боя и его придется продолжать ночью, чтобы добиться ре­шающего исхода. «Ну, пусть это будет хотя бы «ве­чер», — ответил Деннисон, и его озабоченный взгляд стал еще более строгим.

В 5 ч. 35 м. стали доноситься глухие раскаты орудийной стрельбы, быстро приближавшиеся к нам, и, через несколько минут, с южной стороны горизон­та заблестели желтые вспышки выстрелов крупных орудий. Видимость была плохая, и горизонт был об­лачный. Наш курс по-прежнему колебался между S и SO; мы продолжали идти в походном строю шести кильватерных колонн с расстоянием между ними в 1 милю. В 5 ч. 45 м. радиотелеграф сообщил, что курс неприятельского флота NNW. Из носовой башни до­носится мощное ура команды. На командирском мо­стике находится еще группа людей, но стеклянная защита от ветра давно уже убрана. Впереди нас видны возвращающиеся к Гранд Флиту крейсера. Клинтон-Бейкер нетерпеливо восклицает: «И зачем это мы не перестраиваемся в боевую линию, ведь скоро будет поздно».

Между нами и эскадрой, следующей с левого борта, появляется норвежский парусник. В одно мгно­вение мы его уже миновали, и мое внимание привле­чено на правый борт, так как с марса доносят, что справа показались линейные крейсера адмирала Битти. Было 5 ч. 55 м. На S от нас в большом отдалении появляются «Lion», «Tiger» и два других крейсера в кильватерной колонне. Они беглыми залпами стре­ляют на правый борт и идут нам на пересечение кур­са. Неприятельские снаряды густо ложатся вокруг них, подымая гигантские столбы воды. Дальномер показывает до «Tiger» 55 ка­бельтовых. Мы все еще идем в походном строю и нетерпе­ние Клинтон-Бейкера начина­ет заражать и меня. Отвлечемся на минуту в сто­рону и перенесемся мыслен­но на флагманский корабль «Iron Duke». Адмирал Джеллико поставлен перед необхо­димостью разрешить труд­нейшую задачу. Он идет во главе третьей эскадры, считая влево от нас, и, вероятно, еще не может видеть крейсеров Битти. В какую сторону дол­жен он развернуть боевую колонну? Вправо, по нашей первой эскадре, или же вле­во, причем адмирал Джеррам тогда будет головным?

От принятого решения может зависеть весь исход боя. Перед адмираллм Джеллико лежит карта, на ней сообразно поступившим донесениям обозна­чены места Гранд Флита, крейсеров Битти и непри­ятельского флота. По радиодонесениям неприятель еще далеко, а Битти со своими крейсерами не бли­же 20 миль на SO.

Однако гром орудийной стрельбы, стягивающи­еся к ядру флота разведочные суда и эскадренные ми­ноносцы, а также всплески воды от разрывов непри­ятельских снарядов заставляют думать, что бой происходит гораздо ближе от нас, на юге или даже юго-западе. Счисление Битти должно заключать в себе ошибку, радиодонесения также не вполне на­дежны, приходится принимать решение по своей субъективной оценке положения, т. е. собственно говоря на риск. Но от этого решения может зави­сеть исход сражения. Боевая колонна может ока­заться слишком близко или слишком далеко от про­тивника. В первом случае противник будет иметь благоприятный случай для торпедных атак, во вто­ром — противник сможет при желании уклониться от боя. Время однако не терпит, решение необхо­димо, и оно принято — боевая колонна разверты­вается влево, т.е. в сторону большего отдаления от противника.

В 6 ч. вечера солнце начало склоняться к гори­зонту. Я стоял на мостике рядом с Клинтон-Бейкером; он нервно теребил свою испанскую бородку и с нетерпением ждал сигнала о боевом перестроении флота. Мы оба молчали, не желая выдать наше на­пряженное состояние перед наступающим решитель­ным часом. Бездейственное ожидание перед боем, минуты перед началом настоящего сражения причиняют больше волнения, чем сам бой, во время которого напряженное состояние на­ходит себе исход в активной деятельности. Всплески не­приятельских снарядов стали видны все ближе и ближе. Неприятеля еще не видать, но его снаряды ложатся меж­ду нами и крейсерами Битти, подымая такие высоченные столбы воды, что линейные крейсера временами скрыва­ются из виду.

Эскадра Битти делает крутой поворот на О, и в 6 ч. 7 м. «Lion» проходит у нас на траверзе в расстоянии 1-2 миль. На нем сильный пожар. Под носовой башней, из носовой части корабля выби­вается столб густого белого дыма, как будто там курится гигантская сигара. В то время мы еще не знали, насколько опасны такие пожары для наших судов. Сам командующий флотом не был еще осве­домлен, что эти пожары послужили причиной ги­бели «Indefatigable» и «Queen Mary». В 6 ч. 15 м. поднят сигнал о развертывании боевой колонны влево. У нас на мостике общий вздох облегчения. Наконец-то. Около нас ложится первый неприятель­ский залп. Я хочу сосчитать число снарядов, но мощный столб воды препятствует этому, а разрыв снаряда отзывается сильным толчком в корпус ко­рабля. «All right», — произносит Клинтон-Бейкер и уходит с мостика в боевую рубку. Все остальные также расходятся по своим боевым постам.

Остаюсь на мостике я один и еще два матроса у штурманского дальномера. Вахтенный начальник в боевой рубке, сигнальщики на нижнем мостике с под­ветренной стороны, артиллерийский офицер на мар­се, откуда он руководит приборами центрального уп­равления огнем. Во время боя мне предстояло быть единственным офицером на корабле, который не был непосредственно занят служебными обязанностями. И я заранее сговорился с Клинтон-Бейкером, что ос­танусь снаружи на мостике, откуда лучше было сле­дить за ходом сражения. В 6 ч. 20 м. раздался наш первый залп. Сильный толчок заставил меня подско­чить вверх, а наш дальномер задребезжал, как буд­то он рассыпался на части. Все же я испытал при­ятное чувство удовлетворения. Было отрадно, что наши орудия заговорили своим мощным языком. Не­приятеля не было видно, но, судя по огневым вспыш­кам на горизонте, можно было приблизительно уста­новить, где он находится. Наши орудия повернуты на правый борт. Я пытаюсь разглядеть, где лягут наши снаряды, но в эту минуту мое внимание отвлечено грохотом неприятельских снарядов, пролетающих над нами. Я замечаю близкое падение снаряда у левого борта; меня обдает здоровым душем воды. Но и с правого борта ложатся снаряды. Залп нас хорошо накрыл с первого же момента: пристрелка немцев должна быть безукоризненна. Второй залп застав­ляет себя ждать.

Мне передают с марса, что неприятель скрыл­ся за густым дымом и что наш первый залп лег пе­релётом. В эту минуту последовал второй залп, и переговорная труба сильно ударила меня в ухо. Я хватаюсь за бинокль и могу теперь различить не­ясные силуэты двух или трех неприятельских крей­серов. Проследить падение снарядов, однако, и на этот раз не удалось, так как на меня опять обру­шился столб воды. Я спрашиваю у артиллерийско­го кондуктора у дальномера о расстоянии до про­тивника. Но прибор больше не действует, он соскочил со штатива. Командирский мостик испы­тывал большое сотрясение от наших собственных залпов, и уже после первых выстрелов призмы при­бора вышли из своих оправ. Я отсылаю людей от дальномера с мостика, так как они насквозь про­мокли от водяных всплесков от неприятельских раз­рывов. Несколько осколков от разорвавшихся в воде немецких снарядов падают на палубу. Пробую по­добрать один из них, но тотчас выпускаю его из рук: он до того горяч, как будто вышел прямо из печи. Боевая колонна впереди нас еще не в порядке. Ад­мирал Джеррам выжидает, чтобы линейные крей­сера вышли в голову. Концевые эскадры, бывшие до этого на правом фланге, должны стопорить ма­шины. Мы убавили уже ход до 8 узлов.

Несмотря на это, расстояние от нас до «Revenge» и от него до «Marlborough» меньше пред­писанного. «Marlborough» также близко следует за своим передним мателотом. В 6 ч. 30 м. Гранд Флит наконец вытянулся в одну кильватерную колонну. Интервалы между судами, однако, еще не выровне­ны и в большинстве случаев слишком малы. Часть кораблей медленно стреляет правым бортом, другие совершенно прекратили огонь. Справа от нас проходят три корабля эскадры Томаса. Они стреляют ред­кими залпами.

Плохая видимость служит, вероятно, и для них помехой. Новый водяной вихрь грозит смыть меня с мостика; я принужден искать лучшего укрытия на нижнем мостике, на высоте боевой рубки. Через не­сколько минут дымовая завеса рассеивается, и мож­но опять различить неприятельские корабли. Но дым от наших орудий, находящихся в уровень с мости­ком, на котором я теперь стою, мешает мне присмот­реться. Счастье для нас, что успели установить на марсе приборы центрального управления огнем; уп­равление огнем из боевой рубки или орудийных ба­шен не могло бы рассчитывать на успех.

Я решаюсь опять подняться на верхний мос­тик, где мой взор привлекает молодой горнист, мальчик 15 лет, поставленный у командного поста для передачи сигналов. Судя по заплаканным гла­зам, бедный юноша на смерть перепуган грохотом орудийного огня и своим полным одиночеством -на палубе ведь не видать ни души! Я беру его с со­бой на верхний мостик и ставлю к переговорной трубе с марсом. Оттуда сообщают, что показался немецкий линейный корабль типа «Konig». Я раз­личаю его простым глазом, а в бинокль вижу даже отдельные детали. Но гораздо ближе к нам, в рас­стоянии не больше 1 мили, с правого борта бол­тается поврежденный крейсер «Warrior». Он засыпается снарядами, море вокруг него точно ки­пит от разрывов. Справа от него проходит линей­ный корабль «Warspite», далеко отставший от своей эскадры. Оба корабля в опасном положении и переживают критические минуты, напрягая все старания уйти под прикрытие Гранд Флита. «Warrior» беспрерывно меняет курс, на нем силь­ный пожар. «Warspite» отстоит от нас значитель­но дальше и только временами показывается из-за дыма и тумана.

Весь наш флот развернулся наконец в одну длинную кильватерную колонну. «Hercules» — один из самых концевых кораблей. В 6 ч. 45 м. голова колонны начала заворачивать вправо. В это время стреляли только средние и концевые корабли, головным не было видно противника. В 6 ч. 47 м. на правом траверзе показался го­рящий крейсер, по-видимому, неприятельский. За дально­стью расстояния трудно опре­делить его тип, и пока что мы его не обстреливаем. Солнце у нас за спиной, и я определяю наш курс как OSO.

Неприятельские снаряды ложатся далеко. Я отсылаю успокоившегося горниста на его прежний пост и остаюсь опять один на мостике. Вокруг меня пусто: не видать ни души. Корабль движется как будто подталкиваемый сверхъестественной силой. Он кренится и сотрясается от собственных залпов, изрыгая огонь, дым и сталь из своих орудий. Лёг­кие крейсера и эскадренные миноносцы присое­динились к флоту и идут на новом траверзе вне сферы неприятельского огня. Впереди нас идет «Revenge», нам в кильватер — «Agincourt» и два или три корабля адмирала Томаса. Четвертый его корабль, а также «Warrior» вышли из строя. Впра­во по носу, на траверзе «Marlborough» виднеется английский эсминец. Машины его не работают, и он держит какой-то сигнал. Миноносец сильно по­врежден, мостик, трубы и надстройки совершен­но разрушены.

Пока я его рассматриваю, в поле зрения мое­го бинокля показывается «Marlborough», и я вдруг вижу у него с правого борта гигантский столб воды. Сразу промелькнула мысль: мина или торпеда, а быть может неприятельская подлодка? Бросаю взгляд на секундную стрелку часов и говорю себе: судьба «Marlborough» разрешится в следующую минуту. В сильнейшем напряжении и беспокойстве направляю снова бинокль на наш флагманский ко­рабль: он получил легкий крен на правый борт и прекратил стрельбу. С момента взрыва прошло едва ли полминуты, но взрыва еще не слыхать. Все за­висит значит от величины пробоины… Крен замет­но усиливается и ясно виден простым глазом. Но вот из всех башен «Marlborough» вспыхивает огонь следующего залпа и вырывается густое облако «без­дымного» пороха, с характерной для кордита крас­ной окраской. Я смотрю на секундную стрелку — минута еще не прошла… С марса сообщают, что там не заметили ни струи от торпеды, которая попала в «Marlborough», ни подводной лодки. Взрыв произо­шёл в 6 ч. 55 м.

Пять минут спустя мы проходим мимо поврежден­ного эскадренного минонос­ца. С марса передают, что это «Acasta». Мне он почему-то напоминает подбитую птицу, она, правда, еще жива, но уже не может взлететь. В 7 ч. 5 м. получено приказание с «Marlborough» повернуть на три румба влево. Измене­ние курса, вероятно, вызва­но опасением подводных ло­док, так как в дыму и мгле, которыми окутан противник, миноносцев не заметно. Не­приятельские корабли труд­но различать даже с марса, и наш огонь направляется только по вспышкам непри­ятельских выстрелов; залпы наши стали поэтому го­раздо реже. Мне вспоминается впечатление первых выстрелов, и я удивляюсь, что теперь залпы меня больше не выводят из равновесия и беспокоят столь же мало, как и завыванье пролетающих снарядов или водяные громады, изредка обрушивающиеся на мостик.

    В 7 ч. 10 м. мы приближаемся к какому-то суд­ну, по-видимому, крейсеру. Он от нас в расстоянии 2-3 миль, нос его повернут к нашему правому борту, и поэтому трудно сказать, какого он типа. Виден толь­ко корпус и три трубы. Его неподвижный остов, оку­танный огнем пожаров, напомнил мне так же, как и «Acasta», подбитую утку. В эту минуту из боевой руб­ки появляется на верхнем мостике Клинтон-Бейкер. Ему кажется, что горящее судно имеет 4 трубы. В таком случае весьма возможно, что это английский крейсер… Мне, наоборот, ясно, что это неприятельс­кий крейсер, сигнальный кондуктор того же мнения; но я ничего не говорю, так жалко корабль, ведь он нам нисколько не опасен! Пока я медлю с ответом, объятый пламенем крейсер открывает огонь из одно­го или двух орудий. Этими выстрелами судно скреп­ляет свой смертный приговор. Клинтон-Бейкер пере­даст на марс приказание обстрелять крейсер. Раздается наш залп, и вокруг судна подымаются стол­бы воды и дым от разрыва наших снарядов. Это был лёгкий крейсер «Wiesbaden», получивший сильные повреждения в бою с броненосными крейсерами ад­мирала Арбетнота. По счастливой случайности он ос­тавался на плаву до 4-х часов утра 1 июня, несмотря на то что подвергся огню всех концевых кораблей Гранд Флита.

После изменения курса вправо расстояние до противника опять уменьшилось, и неприятельские снаряды стали ложиться в нашей непосредственной близости. В 7 ч. 20 м. «Hercules» был накрыт одним залпом, за ним последовали второй и третий. Мос­тик заливало фонтанами воды, и на палубу сыпались осколки разорвавшихся снарядов. Не понять было, откуда они. Неприятеля не видно даже с марса, и огонь можно было направлять лишь по вспышкам выстрелов. Дальномеры больше не действовали; я пытаюсь поэтому вычислить расстояние до против­ника по времени полета снарядов. Множу число се­кунд, протекших между вспышкой выстрела и раз­рывом на среднюю скорость полёта снаряда, и в результате получаю 70 кабельтовых. На марсе точ­ное расстояние до противника тоже неизвестно, но полагают, что оно несколько меньше, а именно — 60 кабельтовых.

Меня раздражает, что мы не видим противни­ка, в то время как его залпы нас хорошо накрывают. Судьба, однако, к нам милостива. Несмотря на боль­шое число падающих вокруг нас снарядов, попада­ний пока нет. Только всплески воды и осколки снаря­дов падают к нам на палубу. В 7 ч. 30 м. мы проходим плавающие обломки большого корабля. С левого бор­та мостика я замечаю в бинокль какие-то обломки. Они близко друг к другу и являются, по-видимому, носовой и кормовой частью корабля, средняя часть корпуса которого затонула. Английский или немец­кий корабль? Мы проходим мимо, не решив этой загадки и только видим, как к этим обломкам под­ходит один из наших эскадренных миноносцев. Впоследствии выяснилось, что это были остатки флагманского корабля Худа «Invincible». Эсминцу «Badger» удалось спасти с него 6 человек коман­ды.

В это время с марса сообщают, что неприятель­ские лёгкие крейсера и миноносцы приближаются к нам с правого борта. На мостике по-прежнему нико­го, и корабль движется вперед в жутком молчании.

Навстречу к нам несется темная завеса дыма. Тор­педная атака! Она выглядит безобидной, но может

легко стоить нам всем жизни…..В бинокль видны 4 миноносца, и наша скорострельная артиллерия откры­вает по ним сильнейший огонь. Наши передние ко­рабли также стреляют с бешеной скоростью. Как дол­го могут неприятельские миноносцы выдержать такой огонь? При скорости в 30 узлов они проходят 0,5 мили в минуту. Успех атаки зависит в такой же степени от выдержки миноносцев, как и от меткости нашей ар­тиллерии. Приходится, однако, стрелять наугад — нет времени определять расстояние, а дым мешает наблю­дать за падением снарядов.

   На моих часах 7 ч. 38 м. Теперь и крупная ар­тиллерия приняла участие в обстреле миноносцев. Её задача оказать моральное действие, и цель эта, по-видимому, достигнута. Миноносцы поворачивают, ос­тавляя за собой завесу черного дыма. С марса пере­дают, что один из миноносцев потоплен огнём нашей артиллерии. Но в данную минуту это нас мало трога­ет. Необходимо теперь сосредоточить все внимание, чтобы следить за неприятельскими торпедами, кото­рые враг, несомненно, в нас выпустил. На гладкой по­верхности моря ещё не заметно никаких следов, ведь при дальней стрельбе торпеды устанавливаются на малую скорость и движутся немногим быстрее ми­ноносцев. Наконец я замечаю в бинокль на поверх­ности воды вдалеке от нас несколько прямых борозд, будто лучи или трещины от сильного мороза в глад­ком льду. Они приближаются к нам с той стороны, где только что скрылись миноносцы. С марса спра­шивают, продолжаю ли я видеть следы от торпед, так как из-за дыма нашего последнего залпа люди на мар­се потеряли их из виду. Я слежу за ними, не отнимая бинокль от глаз. В переговорной трубе раздается го­лос Клинтон-Бейкера из боевой рубки: «Шульц, в какую сторону мы должны уклониться от торпед?».

   Я вижу три следа, которые веерообразно приближа­ются к нам. Обе правые торпеды должны пройти у нас под кормой и едва ли опасны, остается третья… В какую сторону мы должны от нее уклониться? Тор­педа приближается к нам впереди траверза, и я по­этому не колеблясь, быстро кричу: «Право на борт!». Корабль начинает описывать циркуляцию вправо, торпеда приближается к нам под острым углом, и через минуту она уже прошла мимо. Последние мгно­вения мне показались вечностью…. Я уже думал, что торпеда из-за недостатка сжатого воздуха потеряла ход. Опасность миновала, и мы возвращаемся на пре­жний курс.

После отражения атаки огонь был временно прекращён и команде роздан горячий какао. В 7 ч. 48 м. мы по сигналу поворачиваем опять вправо и ло­жимся на курс WSW. В 8 ч. вечера с наших передо­вых мателотов «Revenge» и «Marlborough» передают о замеченных неприятельских подводных лодках. Корабли описывают большую циркуляцию вправо, мы же поворачиваем влево, чтобы уклониться от под­лодки. Но не видать ни подлодок, ни следов торпед; вероятно, ложная тревога. Поднявшийся на мостик Клинтон-Бейкер сообщает мне, что мы принуждены уменьшить ход до 16-ти узлов и, быть может, даже до 15-ти, так как «Marlborough» вследствие пробоины принял много воды и не может держать ход. Он вы­ровнял крен, затопив отсеки противоположного бор­та, но заметно отстает от флота; эскадренный ход 17 узлов ему не под силу. Начинает темнеть. Орудий­ный огонь то ослабевает, то вновь усиливается. Про­тивника окончательно не видать, и только по вспыш­кам редких его залпов можно заключить, что он идет курсом W. В 8 ч. 55 м. мы уклоняемся влево и некоторое время идем в SW направлении. Впереди с правого борта слышится сильная канонада, судя по частоте выстрелов — должно быть отражение торпедной атаки.

Неизвестно, кто из противников атакует. Нео­пределенность положения тягостнее, чем бой, с кото­рым мы уже свыклись и предпочли бы возобновить, чтобы только не оставаться в бездействии. В 9 ч. темнота быстро усиливается и нахо­дит легкий туман. По наше­му счислению мы находимся по западную сторону банки Литл Фишер Банк.

Я решаюсь спуститься в палубу и на пути в свою ка­юту бросаю взгляд в офицер­скую кают-компанию. Ца­рящий там беспорядок и разрушение     производят

мрачное впечатление. В первую минуту я готов был приписать это действию неприятельского снаряда, но вскоре замечаю, что всему причиной огонь нашей соб­ственной артиллерии. Все переговорные трубы и элек­трическая проводка, проложенная по палубе, сорва­ны от сильных толчков при стрельбе. Повсюду опрокинутые стулья, зеркала разбиты. Нигде, од­нако, не заметно следов неприятельских снарядов; встретившийся мне судовой врач сообщил, что на корабле не было ни одного раненого. Из боя сегод­няшнего дня «Hercules» вынес свою шкуру целой.

 Ночь на 1-ое июня. После 8-ми часов вечера с наступившей темнотой концевые корабли Гранд Флита, шедшие в кильватер «Marlborough», стали понемногу отставать от главных сил флота. «Marlborough» не мог держать эскадренный ход, так как принял 1000 тонн воды; одна кочегарка, гид­равлическая установка одной башни и 6» бомбовый погреб были затоплены.

Артиллерийская канонада, доносившаяся на «Hercules» около 9 ч. вечера справа по носу, стала к 9 ч. 30 м. стихать. По-видимому, линейные крей­сера адмирал Битти опять сходились с противни­ком. По крайней мере у нас было принято радио Битти, в котором он просил командующего флота выслать к нему на поддержку эскадру линейных ко­раблей, чтобы снова атаковать неприятеля. Реше­ние командующего флотом не было известно, но на «Hercules» ожидали отрицательного ответа: про­должение артиллерийского боя в темноте было едва ли возможно, а опасность от неприятельских под­водных лодок была слишком велика. Во всяком слу­чае раскаты выстрелов доносились до 10 ч. 15 м., при этом они становились все глуше и звучали уже по траверзу «Hercules’a». Я вывел из этого заклю­чение, что противник продолжает находиться впра­во от нас и заметно отстает. Мелькавшие на горизонте с правого борта лучи прожектора и осве­тительные ракеты подкрепляли мои предположе­ния, так как английские суда не пользовались ни прожекторами, ни ракетами.

Мы шли курсом S со скоростью 15 узлов. В те­чение ночи трижды доносилась еще артиллерийская стрельба: в 10 ч. 45 м., 11 ч. 40 м. и после полуночи, каждый раз все дальше за правым траверзом и нако­нец последний раз уже с левого борта за кормой. Со­здалось впечатление, что противник пересек наш курс позади главных сил Гранд Флита и при этом подвер­гся атаке эскадренных миноносцев.

После полуночи замолкли последние отзвуки орудийного гула, и я воспользовался приглашением штурманского офицера спуститься в кают-компанию. Там уже был наведен некоторый порядок. На столе поданы были хлеб, масло, сыр и холодное мясо. С 3-х часов дня никто из нас ничего не брал в рот, и поэтому все принялись с аппетитом за еду. Особенно освежающе подействовал горячий чай с коньяком, который откуда-то достал мой вестовой. Он весь день провел в зарядном погребе при подаче зарядов круп­ной артиллерии и о ходе сражения не имел ни малей­шего представления. Откуда-то он однако заключил, что «Hercules» потопил несколько неприятельских судов и получил при этом ряд попаданий. Я попро­сил его найти и показать мне места падения снаря­дов, но он стал говорить, что пробоины, очевидно, уже заделаны. В доказательство своей правоты он принес довольно увесистый осколок немецкого тя­жёлого снаряда, подобранный на палубе. Выкурив трубку, я опять поднялся на передний мостик.

Море было спокойно, но небо облачно; не было видно ни луны, ни звезд. Было настолько тем­но, что я долго не мог найти «Revenge», хотя он шел впереди нас всего в расстоянии одного кабель­това. Мы шли по-прежнему на юг со скоростью 15 узлов. Для «Marlborough» и эта скорость оказалась не по силам, и командующий эскадрой решил по­этому перенести свой флаг на другой корабль, а «Marlborough» отправить в Англию. В 2 ч. утра, ког­да стало рассветать, «Marlborough» вышел из строя и уменьшил ход. К. нему подошел один из сопровождавших нас лёгких крейсеров и принял адмирала Бернея и его штаб. «Marlborough» в сопровождении эскадренного миноносца направил­ся в один из портов северной Англии. Остальные три корабля нашей дивизии повернули в это время на 180°. «Revenge» вышел из строя, принял адми­рала и вступил головным нашей колонны. После обратного поворота на 16 румбов мы увеличили ход и пошли на соединение с Гранд Флитом. Весь ма­невр занял около получаса; за это время расстоя­ние наше до Гранд Флита должно было возрасти миль на шесть.

В три часа утра нашел густой туман, из запад­ной четверти стала доноситься сильная артиллерий­ская стрельба. Адмирал изменил поэтому курс сна­чала на SSW, а потом на SW. «Отбоя» вечером не сыграли, но команде было разрешено спать не разде­ваясь на своих местах по боевому расписанию. Ут­ром все были уверены, что Флот Открытого моря не мог опередить Гранд Флит и поэтому утром непре­менно столкнется с нами у Хорн-Рифа или несколько севернее. С минуты на минуту ждали услышать зву­ки орудийной стрельбы, получить таким образом указание о местонахождении Гранд Флита и подоспеть, если не к началу боя, то во всяком случае вовремя, чтобы принять в нем участие. В 3 ч. 50 м. к нам подо­шли несколько судов первой флотилии эскадренных мино­носцев. Лидер «Faulknor» пе­редал нам сигналом, что эс­минцы ночью атаковали несколько немецких линей­ных кораблей типа «Konig» или «Deutschland» и потопили один из них.

В 3 ч. 55 м. навстречу пока­зался большой цеппелин. Было уже достаточно светло, и его кор­пус серо-стального цвета с дву­мя гондолами ясно выделялся на фоне облаков. Для нашей зенитной артиллерии мелкого калибра (76 мм) расстояние было слишком велико, и поэтому откры­ли огонь из нескольких 4» орудий и двух 12». Цеппе­лин поднялся ещё выше к облакам и повернул к севе­ру. Другим кораблям нашей дивизии дирижабль, очевидно, не был виден, так как они не открывали огня. В 4 ч. 5 м. мы легли на N, как будто намерева­ясь преследовать цеппелин, но он уже скрылся в об­лаках.

Я спустился с мостика, чтобы пройти к себе в каюту. Пробраться туда было не так легко, пришлось отдраивать водонепроницаемые двери и люки. Сто­ило, однако, потрудиться, чтобы иметь возможность побриться и надеть чистое белье. За последние две­надцать часов, проведенных на мостике, я весь по­чернел от дыма и копоти. Приятно было бы, конечно, принять ванну, но вода и паропровод были выключе­ны. К счастью, мой вестовой догадался поставить в каюту ведро с водой, и я смог основательно вымыть­ся. Это так освежило меня, что, несмотря на две бес­сонные ночи, я не ощущал и признака усталости, ког­да снова поднялся на мостик.

В 5 ч. 20 м. мы проходим через громадное мас­ляное пятно, где плавают бесчисленные жестянки, деревянные обломки и спасательные пояса. Виден также большой спасательный плот, такой конструк­ции, который не принят в английском флоте.

По-видимому, здесь погиб немецкий корабль. Людей не было заметно, и мы проходим это место, не уменьшая ход. Наш курс S, скорость 19-20 узлов. В 6 ч. утра пошел дождь. Мы снова приближаемся к большому масляному пятну… Множество обломков, среди них обтянутый парусиной предмет, напоминаю­щий мостик миноносца. Наше внимание привлечено несколькими спасательными плотами английского образца, — в одном из них труп с обнаженными ногами…. И это место мы проходим, не убавляя ход. Один из эскадренных миноносцев поворачивает к пятну, чтобы тщательнее осмотреть место. В 6 ч. 45 м. мы легли на SO и вскоре затем на N W.

Очевидно, мы разыскиваем Гранд Флит, но дождь и туман не благоприятствуют нашим поискам. Ветер начинает свежеть, но видимость по-прежнему плохая. В 8 ч. 40 м. проходим в третий раз обширное масляное пятно. Вблизи плавает опрокинутая шлюп­ка. С правого борта показывается эскадренный ми­ноносец «Marksman», за ним в большом отдалении виднеется горящий корпус другого эсминца без мос­тика и труб. «Marksman» дает знать, что это «Sparrow-hawk», протараненный во время ночной торпедной атаки лидером флотилии «Broke». «Marksman» снял с горящего эсминца всю команду и теперь просит раз­решения адмирала потопить корабль, так как все по­пытки буксировать его оказались безнадежны. «Revenge» лаконично отвечает «Yes» (Да), и «Marks­man» направляется к горящему миноносцу.

В 9 ч. утра наша эскадра повернула на N и прошла мимо нескольких голландских спасатель­ных пароходов, которые разыскивали плавающих людей с погибших кораблей. Адмирал спросил их сигналом, подняли ли они из воды английских мо­ряков, и послал для их ближайшего осмотра эскад­ренный миноносец. Последовал ответ, что они только что прибыли на место сражения и до сих пор им удалось спасти только двух немецких мат­росов, которые, однако, отказываются сообщить, с какого они корабля.

В 10 ч. 30 м. мы все еще продолжали бродить в поисках Гранд Флита. На запрос с флагманского корабля о нашей боевой готовности мы сообщили, что имеем еще 70% запаса угля и 80% боевого сна­ряжения. За весь бой мы израсходовали 106 круп­ных снарядов. В течение целого утра солнце показывалось лишь раза два, но все же удалось взять его высоту; при этом выяснилось, что обсервованное место корабля разнилось от счислимого на 30 миль. К обеду засвежело, и ветер стал дуть с NW; дождь и туман застилали видимость. Мы лег­ли на WNW и направились к нашим базам. В 7 ча­сов мы наконец встретились с главными силами и вступили в свое место. Линейные крейсера были уже отпущены в Розайт. Вечером ветер засвежел и достиг силы шторма, и жутко было подумать о тя­жело поврежденных судах, как, например, «Broke», «Warrior». Удастся ли им добраться до берегов Ан­глии?

Усталость давала себя все сильнее чувство­вать и наконец превозмогла все силы. Я лег на кой­ку и заснул. Ночь прошла спокойно. Утром показались Оркнейские острова. Здесь мы разря­дили в море крупные орудия ив 10 ч. 30 м. вошли в Пентландский залив. Одновременно с нами пришло в Скапа-Флоу для приема раненых госпитальное судно. В 11 ч. 30 м. мы уже стояли на якоре и гото­вились к приёмке угля.

Первые дни после боя. Погрузка угля должна была начаться тотчас после обеда команды, и уголь­щики уже стояли у борта. После погрузки угля, не­смотря на общую усталость, приступили к приемке материалов, провизии и боевых запасов. Работы про­должались до полуночи. В это время Клинтон-Бейкер был занят составлением отчета о бое, который должен был быть представлен всеми командирами до 10 ч. вечера. Мои заметки и записи во время боя об­легчили несколько его задачу. В этот день к нам по­ступило сообщение, что крейсер «Minotaur» на об­ратном пути в Скапа-Флоу потопил неприятельскую подводную лодку. Эта подлодка, подобно той, кото­рая несколько дней тому назад была обстреляна у мыса Петерхэд, поставила паруса, чтобы походить на рыболовное судно. Противник, по-видимому, не знал, что в этих водах всякое рыболовство было запреще­но. Незнание этого запрета послужило в обоих слу­чаях причиной гибели лодок.

3-го июня мне пришлось беседовать с офице­рами нашего и других кораблей но поводу Ютландс­кого боя. Мнения чрезвычайно расходились не толь­ко в отношении отдельных эпизодов, но и всего хода боя, а также самого географического места боя. Всем, однако, было ясно, что с нашей стороны не может быть и речи о победе. На нашей эскадре не было об­щего собрания офицеров или даже командиров для обсуждения всех событий боя. Между тем обмен на­блюдениями и опытом различных участников боя мог бы, несомненно, принести большую пользу и дать по­учительные выводы. Ведь не исключена была возмож­ность, что через несколько дней обстоятельства вновь заставят нас выйти в море; допущенные в этот раз ошибки могли повториться и повести к новым поте­рям. Нельсон и другие знаменитые адмиралы в пре­жние времена считали, что немедленный разбор все­го хода сражения — лучшее средство выработать в своих подчиненных смелую решительность военно­го мышления, столь необходимую для достижения победы.

4-го июня на кладбище в Лонгхопе состоялось погребение убитых и умерших от ран офицеров и мат­росов. На похоронах присутствовал главнокоманду­ющий флотом. Он выглядел мрачным и несколько по­давленным. Нужно сказать, что о потерях неприятеля мы не имели ещё достоверных сведений, между тем наши собственные потери были очень чувствитель­ны. В особенности была тяжела гибель трёх линей­ных крейсеров и восьми эскадренных миноносцев, для них в ближайшее время не предвиделось заме­ны. Сторона, понесшая наибольшие потери, всегда пытается объяснить их неожиданными обстоятель­ствами и непредусмотренными сюрпризами. Так, на­пример, русские после боя при Цусиме и после гибе­ли «Петропавловска» у Порт-Артура долгое время приписывали эти несчастия действиям подводных ло­док.  Это повторилось и в отношении Ютландского боя. Многие английские офицеры утверждали, что не­мецкие подлодки принимали участие в бою и что крейсер «Active» протаранил лодку в полупогружен­ном состоянии. Адмирал Джеллико в своей книге о Гранд Флите как бы подтверж­дает это предположение.

На самом деле подлодки не могли принимать никакого непос­редственного участия в Ютландс­ком бою, так как бой этот проис­ходил в открытом море, а подлодки не имели в то время достаточно большой скорости, чтобы следо­вать за надводными кораблями. Только полтора года спустя у анг­личан появились подводные лод­ки, для которых эта задача была выполнима(тип «К» с 24-узловым ходом). Следует поэтому вполне доверять решительному утвержде­нию немецкого морского командо­вания, что с их стороны не было подводных лодок в Ютландском бою. Подводные лодки, как немец­кие, так и английские, играли, правда, известную роль в тех операциях, которые привели к Ютландскому бою или происходили тотчас после него. Оба противника посла­ли свои лодки к неприятельским берегам для атаки су­дов, возвращавшихся после боя с повреждениями. Так, например, английские подлодки, стоявшие на позиции у Хорн-Рифа, достигли попадания в немецкий линейный корабль «Ostfriesland», а немецкие подлодки произвели у Тершеллинга неудавшуюся атаку на линейный корабль «Marlborough».