И упала с неба звезда «Полынь»

И упала с неба звезда «Полынь»И упала с неба звезда «Полынь»

26 апреля 2024 года исполняется 38 лет, как на Чернобыльской АЭС в 1 час 24 минуты взорвался атомный реактор.

Вырвавшаяся на волю ядерная стихия стала началом самой крупной техногенной катастрофы века, «загрязнившей» радиоактивными вы­бросами более 150 тысяч квадратных киломе­тров территории Советского Союза, на которой проживало около 5 миллионов человек. В России пострадали 16 областей и 3 миллиона человек, из которых 600 тысяч детей. Та экстремальная ситуация жестко проявила истинную цену каждого гражданина советского общества. Чернобыль-86 не остался в прошлом, он по-прежнему с нами и продолжает испытание на совесть, человечность, порядочность. Именно поэтому мы сегодня вспоминаем не столько бэры и рентгены радиации, сколько людей, оказавшихся в центре ее буйства, заслонивших ценой своей жизни страну от беды.   

Цепная реакция отчуждения

Автор этого материала в то время работал в одной из республиканских газет ЦК комсомола Украины и уже вскоре отправился в зону «писать о героях». Предварительно захватив с собой «Каберне». Уже тогда почему-то все знали: «от радиации» надо пить красное сухое вино. Вскоре в Киеве и вокруг него «Каберне» исчезло с прилавков.

Сама АЭС, хотя и называется Чернобыльской, находится у города Припяти. Он и является главным городом чернобыльских энергетиков. Многие очевидцы тех событий до сих пор не могут вспоминать без сжатого комка эмоций в душе 20-километровую автобусную колонну в два ряда, вывозящую жителей Припяти «на три-четыре дня». Такой срок эвакуации обозначили чиновники, предлагая взять с собой лишь документы и самое необходимое. Многие наивно поверили и отправляясь налегке в путешествие, даже не предполагали, что уезжают навсегда.

«Меня до слез тронуло, — расскажет о том дне в моем первом чернобыльском интервью Анелия Перковская,  секретарь Припятского горкома комсомола, — то, что ребята захватили с собой не магнитофоны и транзисторы, а собак, кошек, клетки с птицами». Отправив колонну, она и ее коллеги, среди которых в основном будут молодые девушки — старше пионервожатые города Марина Березина, Ира Богун, Ольга Касаткина, останутся в городе, и несколько ночей по светящимся окнам в опустевших домах, будут искать и отправлять в «эвакуацию» тех, кто не уехал. Среди таковых в большинстве своем окажутся одинокие старики, да бабушки и дедушки, которых «оставили сторожить квартиру».

Для эвакуации из 30-километровой чернобыльской зоны было задействовано почти 4 тысячи водителей, и только один шофер отказался въехать в опасную зону. Вывозить надо было около 100 тысяч человек и 50 тысяч голов скота. Людей – понятно, а вот зачем скот? Но не бросать же его и в самом деле на произвол судьбы? Ликвидаторы, которые потом дезактивировали зону, нашли во многих приусадебных хлевах высохшие скелеты свиней и коров, привязанных к корытам. Впрочем, эвакуированной худобе повезло не больше — выяснилось: её молоко в пищу не годилось. Вскоре она была тихо уничтожена, но еще долго напоминала о себе в разных регионах страны в виде примесей в «нормальное мясо». Экономическая выгода взяла верх, правда, власть имущие бдительно следили за тем, что бы «чернобыльское мясо» не поступало в их спецбуфеты.

Из засекреченных документов ЦК КПСС: «Секретно. Приложение к п.10 протокола № 32 от 22 августа 1986 года… При переработке скота из зоны, расположенной на следе выброса Чернобыльской АЭС, часть вырабатываемого мяса содержит радиоактивные вещества (РВ) в количествах, превышающих допустимые нормы. В настоящее время на холодильниках мясной промышленности находится на хранении около 10 тысяч тонн загрязненного мяса… Для того, чтобы не допустить большого суммарного накопления РВ в организме людей от употребления грязных продуктов питания, министерство здравоохранения СССР рекомендует максимально рассредоточить загрязненное РВ мясо по стране и использовать его для выработки колбасных изделий, консервов и мясных полуфабрикатов в соотношении один к десяти с нормальным мясом…».

Но всё это будет потом, а в первые дни катастрофы… Как только возникла необходимость в мешках с песком, которые сбрасывали с вертолетов на «раненый» реактор, на их загрузку поспешили местные учителя Галина Ефименко, Ольга Пашун, Мария Малюченко. Пришли на помощь взрослым и школьники близ лежащих сел, когда узнали, что там не хватает рабочих рук. Разумеется, сам собой возник материал о детях-героях. Но тут выяснилось: винтокрылые машины излучали до десяти рентген, и о мужественной вахте учеников писать именем ЦК ЛКСМУ не разрешили. Как и о том, что эти мешки с песком оказались бесполезными: падая, они разрывались, образуя гору, а потом ветер подхватил всю эту уже «загрязненную» защиту, и устроил песчаную бурю.

Бал правила ложь, которая оказалась столь же опасной, как и радиация. Именно она усугубила ситуацию, породив народную «правду» о причинах, масштабах и последствиях беды. Еще звучало эхо взрыва на Чернобыльской АЭС, а западные СМИ уже вещали о «сотнях тысяч беженцев на дорогах Украины», о «братских могилах», в которых похоронено около «двух тысяч жертв аварии». Эта информация тут же нашла отклик у людей, терзая их души.

В ответ генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Горбачев гневался на западных журналистов: «им нужен повод для того, чтобы ухватиться за него и попытаться опозорить Советский Союз». О реальном же положении дел упорно молчал. Кремль взял твердый курс на замалчивание масштабов катастрофы и дозирование информации. МИД СССР во главе с Эдуардом Шеварднадзе, например, рекомендовал украинскому руководству вести «разъяснительную работу» с дипломатами, исключить выезд за границу больных, чтобы «не позволить нашим врагам использовать случайные факты в антисоветских целях».

Из засекреченных документов ЦК КПСС: «Распоряжение Третьего главного управления Министерства здравоохранения СССР от 27 июня 1986 г. «Об усилении режима секретности при выполнении работ по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС»: «  …4. Засекретить сведения об аварии. 8.Засекретить сведения о результатах лечения. 9. Засекретить сведения о степени радиоактивного поражения персонала, участвовавшего в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Начальник третьего главного управления МЗ СССР Шульженко».

Даже в канун первой годовщины чернобыльской аварии Политбюро, как свидетельствует со­вершенно секретный протокол Секретариата ЦК КПСС № 42 от 26 февраля 1987 года, разработало специальный «План упреждающих контрпропагандистских акций» против «возможных попыток подрывных центров империа­лизма» использовать ситуацию в своих целях.

Во избежание паники, за информацией вокруг ситуации в 30-километровой зоне и за ее пределами был установлен жесткий контроль. Уже после того, как в Киеве уровень радиации поднялся с 50 микрорентген до 30 тысяч в час, власть все еще размышляла: давать ли населению йодные таблетки, не вызовет ли это панику? Но народ не ждал их воли – капал йод на сахар и принимал. Как потом выяснилось, одни слишком много приняли спасительного лекарства, а другие слишком опоздали – йод надо было принимать в первые семь-десять дней после радиоактивной атаки. Цена промедления – заболевание щитовидной железы.

Во избежание паники, в школах Припяти в ту черную субботу 26 апреля прошли массовые «кроссы здоровья», ставшие несмываемым пятном позора на ведомствен­ном мундире власти. А в Киеве – международные соревнования по велогонкам, в которых «приняли участие спортсмены социалистических и дружественных стран». 1 Мая ветер дул с Чернобыля на столицу Украины, неся радиоактивную пыль, но киевляне почти в приказном порядке были выведены на демонстрацию. И празднично оде­тые, с детьми, знаменами и транспарантами, доверчиво шагали по Крещатику и блаженно кричали: «Ура!». А через несколько дней, во все учреждения, как гром среди ясного неба, поступило распоряжение: окна и двери плотно закрывать, полы мыть ежечасно… Даже такие нехитрые меры, оказывается, в несколько раз уменьшают воздействие радиации. «Почему не сообщили сразу, почему скрывали?», — обидой сверлили мысли, идущие друг за другом вопросы.

Но министерство здравоохранения Украины по-прежнему без устали вещало о безвредности радиации. Официальные информационные сообщения в те напряженные дни были столь куцыми и обтекаемыми, что в народе возникла шутка из серии «армянского радио»: «Что такое радиация?» — «Это то, чего нет над Киевом, но постоянно уменьшается в два-три раза». Официоз усилиями приближенных журналистов усердно сообщал о «соловьиных трелях» в зоне Чернобыля и, опираясь на науку, доказывал лечебную полезность киевского уровня радиа­ции для здоровья. «Выяснилось», что перелет самолетом из Москвы в Киев более вреден, чем «дыхание» реактора. Этот опыт, возможно, вскоре пригодится, когда нужно будет доказывать, что во время кризиса жить впроголодь для здоровья полезнее, нежели переедать.

Из засекреченных документов ЦК КПСС: «Секретно. Протокол №3. 1 мая 1986 г. (…) Направить в районы, прилегающие к зоне размещения Чернобыльской АЭС, группу советских корреспондентов с целью подготовки материалов для печати и телевидения, свидетельствующих о нормальной жизнедеятельности этих районов».

Стоит ли после этого удивляться тому, что некоторые журналисты умилялись «соловьиными трелями» в зоне Чернобыля, но при этом не слышали истошного рева не доеных коров.

А пока народ выходил на демонстрации и «кроссы здоровья», руководящие лица спешно вывозили своих чад в спецсанатории. Эта информация стала достоянием гласности и тут всех, словно прорвало: начался массовый вывоз детей за тридевять земель, к любым родственникам подальше от зоны. Киевский вокзал напоминал муравейник, где люди сутками стояли в очередях за билетами. Решили вывезти своих малолетних сыновей и две сотрудницы нашего издания – «органа ЦК ЛКСМУ». Пришли к главному редактору с заявлением об отпуске за свой счет, а он в ответ: только через партийный билет. И они, словно сговорились, небрежно бросили его на стол. До 1991 года, когда разрывание и сжигание партбилетов стало политической модой, было еще долгих пять лет. Но именно в те чернобыльские дни зародился памятный лозунг «Пусть живет КПСС на Чернобыльской АЭС!», а вместе с ним и жесткое отчуждение народа от горбачевскойвласти.

Установлено, что наиболее интенсивный выброс радионуклоидов происходил на протяжении первых 15 дней, но популярный еще в ту пору в народе Михаил Сергеевич Горбачев обратился к согражданам по поводу аварии на Чернобыльской АЭС только 13 мая. И в своем выступлении, по сути, расписался в несостоятельности государства. Все советские годы мы основательно готовились к обороне Отечества, но вот произошла авария атомного реактора и власть вместе со своей гражданской обороной оказалась бессильной, застигнутой врасплох. Дозиметры в большинстве своем оказались неисправными, таблетки йодистого калия элементарно отсутствовали, специальные воинские подразделения для борьбы с масштабной радиацией формировались уже в дни разыгравшейся беды. «А если бы и в самом деле начался ядерный конфликт?», — задавали друг другу безответный вопрос граждане Страны Советов.

Безумству храбрых поем мы славу

В день аварии 28-летний шофер Чернобыльского филиа­ла транспортно-производственного объединения Николай Коноплев возвращался из командировки — получил новую машину. К городу подъехал ночью, но дальнейший путь преградил шлагбаум. «Узнал от милиционера, что случилось, и проселочными дорогами поспешил домой, — рассказывал он. — Семью уже не застал, нашел своего друга Гришу Склярчука. Он и сообщил об аварии, о том, что приходится работать от зари до зари, так как из 600 водителей гаража на месте осталось только 20 че­ловек».

В 7 утра следующего дня Николай Коноплев на своем новом КАМАЗе уже уехал на работу в Чернобыль. Возил свинец, песок… Расстояние пути в один конец составляло 70 километров. Грузил больше, чем обычно, до 25 тонн, и отправлялся обратно. Людей лишних не было, загружать и разгружать приходилось самому. «Первые машины для ликвидации аварии организованно прибыли к нам только пятого мая, на де­вятый день после взрыва, — поведал Николай Коноплев. — Поэтому каждому приходилось делать в те первомай­ские дни не менее трех ходок за сутки.

Почему только на девятый день? Почему только двадцать водителей из шестисот оказались на месте? Эти сами собой возникшие вопросы ошеломили, как и сообщения их породившие. Тогда, в пер­вые дни Чернобыльской аварии, еще не поворачивался язык произнести, что одни «вызвали огонь на себя», другие – сбежали, третьи – нагло врали, а правительство оказалось не готовым к экстремальной ситуации.

Василия Горбецкого, «однополчанина» Николая Коноплева, больше всего возмущал вопрос «гласности». «Вокруг – одни слухи, никто ничего толком не знает. За эти первые дни после аварии я постарел на десять лет от неведения. Если мы остались здесь, то надо доверять нам и давать чет­кую правдивую информацию», — высказывал он свои претензии к прессе

Большинство СМИ того времени сообщали о взаимопомощи, мужестве, восхищались «героями Чернобыля». А в это время один из них, Георгий Данилов, 36-тилетний бригадир монтажников, тянущих бетонопровод под «подушку» разгоряченного реактора, излагал мысли совершенно «не героические», наивно по­лагая, что журналистская публикация решит сразу все проблемы. «В нашей бригаде все работают на совесть, ни разу никто не отказал­ся выполнять поставленную задачу. И этот порыв надо под­держивать, позаботиться об условиях. А у нас так: едем работать почти на станцию, а минеральной воды нет. Неужели нельзя привозить ее в нужном количестве? И с экипировкой плохо — дают носки, ботинки, костюмы любых размеров, но только не такие, как нужно. Иногда на два-три размера больше, а ведь при монтаже нужна расторопность», – возмущался он.

В первые дни катастрофы главная тяжесть борьбы с ней легла на местных. Через 100 секунд после сигнала «Тревога!»  лейтенант Владимир Правик вывел свой дежурный караул военизированной пожарной части №2 по охране АЗС — на линию огня. Через пять минут вместе с ним штурмовал огненную крепость отряд еще одного 23-летнего лейтенанта Виктора Кибенока. С треском пылало покрытие машинного зала, кипящий битум прожигал сапоги, брызгами оседал на одежде, прилипал к коже. Но птицей взлетел по лестнице на 70-метровую высоту начальник отделения старший сержант Василий Игнатенко, мастер спорта СССР, чемпион Украины по пожарно-прикладному спорту. Молниеносно соединил пожарный рукав с гидрантом старший сержант Владимир Тишура и устремился туда, где пламя было самым опасным. Вместе с ним решительно пош­ли наперерез огню сержанты Николай Ващук, Николай Типянок… «Изо всех возможных решений ребята выбрали наиболее правильное – крышу машинного зала, — так оценил позже их действия на­чальник управления пожарной охраны МВД УССР генерал-майор Филипп Десятников. — Если быпожарники сплоховали, огонь мог переброситься на соседние действующие реакторы».

Василий Иванович Игнатенко, Виктор Николаевич Кибенок, Владимир Павлович Правик, Владимир Иванович Тишура вскоре ушли в мир иной, получив высокую дозу облучения, но своим самоотверженным подвигом они ярко показали: герои живут среди нас!

Когда авария начала свой счет, старший оператор четвертого блока Валерий Ходемчук и его товарищ Владимир Шашенок сразу же поняли, что произошло, и не запаниковали, уверенно вступили с ней в единобор­ство. Обожженного и облученного Владимира потом пожарники вынесли на руках. И он, успев простонать: «Там … Валера…», потерял сознание. Его похоронили на первом сельском кладбище, а тело Валерия Ходемчука, так и не нашли. Бросился к гермодверям оператор центрального зала Анатолий Кургуз и закрыл их, жертвуя собой, чтобы не произошло большей беды…

Мастер электроцеха ЧАЭС Владимир Лыскин 26 апреля на работу прибыл по тревожному звонку вместе со своим 20-тилетним сыном Евгением Лыскиным, который только демобилизовался из армии, где служил в ракетных войсках. «Мы обслуживали третий энергоблок, соседний с аварийным, — рассказывал мастер. – Работали четыре аппарата, все насосы – подавали воду для охлаждения реактора». Отец и сын Лыскины не покидали вахту три дня подряд. 27 апреля, когда масштабы аварии прояснились во всей своей жестокости, осталась на рабочем месте и машинист насосной станции Валентина Лыскина – жена Владимира Степановича. Позже они окажутся в больнице. Но когда на больничных койках оказалось больше десяти тысяч облученных, вдруг началась их повальная выписка. В чем секрет исцеления?

Из засекреченных документов ЦК КПСС: «Секретно. Протокол № 9. 8 мая 1986 г. (…) Минздрав СССР утвердил новые нормы допустимых уровней облучения населения радиоактивными излучениями, превышающие прежние в 10 раз. В особых случаях возможно увеличение этих норм до уровней, превышающих прежние в 50 раз».

А тем временем на вахту вместо них заступят те, кто в панике сбежал, потом опомнился и вернулся. Почти одновременно с ними в зону прибудут первые организованные группы журналистов, и многие возвращенцы станут героями публикаций. «Как случилось, что Виталий и Вадим Горбецкие, Саша и Надя Даниловы, Лариса и Олег Ходемчуки нынче гордо смотрят людям в глаза, когда заходит речь об укрощении чернобыльской стихии, а дети вельможных пап, сбежавших во время аварии, например… (далее было названо несколько конкретных имен) при тех же разговорах вынуждены опускать в смущении глаза?», — написал я в статье. Вскоре в редакцию приехал инструктор ЦК ЛКСМУ с поручением «уволить журналиста». Но уже наступали другие времена, и редакция решительно воспротивилась «увольнению».

Ликвидаторы – не «забытый полк»

«Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь», и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки». Эти строки из Откровения Иоанна Богослова читала в те дни вся страна, и толковала, как могла. Страна знала: чернобыль, чернобыльник – это вид полыни, имеющей черноватый стебель. И усмотрела в страшной атомной катастрофе пророчество Божьего наказания. Одни стремились искупить его делами, а другие продолжали грешить. Все эти годы чернобыльцам-ликвидаторам приходилось нередко (а иным и поныне) отстаивать свои интересы в судебных тяжбах.

«За прошедшие десятилетия в «чернобыльское законодательство» не раз вносились различные поправки, которые значительно уменьшили законные права граждан, подвергшихся радиационному воздействию. Достаточно напомнить начатую в 2004 году политику «монетизации», которая постепенно свела на нет социальную поддержку чернобыльцев, потихоньку превращая их в «забытый полк».

Можно вспомнить и о базовом законе Российской Федерации «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», нормы которого предусматривают, что размер ежемесячной денежной выплаты подлежит индексации один раз в год с 1 апреля текущего года. Однако с 1 января 2017 года индексация, решением Правительства Российской Федерации, приостановлена. Тем самым исполнительная власть отказалась гарантировать регулярность и стабильность проведения индексации в условиях роста цен и стоимости жизни. Десяткам тысяч людей пришлось пройти через суды, доказывая, что, они имеют право пользоваться благами и наградами, которые им пожаловало государство.

И таких примеров – пруд пруди. «Нас лишили ежегодного санаторного лечения и поставили в общую очередь за путёвками. До одних эта очередь доходит, другие умирают, так её и не дождавшись. Раньше во время лечения в санаториях работающим ликвидаторам выдавали больничные листы, теперь этого нет. Было бесплатное зубопротезирование, но и его отменили…», —  перечисляет обиды со стороны власти заместитель председателя Самарской областной общественной организации инвалидов «Союз-Чернобыль» Нина Гранкова.

Не является ли святотатством ущемление интересов людей, которые на «атомном фронте» заслонили собой страну от ядерной стихии? Надо ли доказывать, что те, кто был отправлен на срочную ликвидацию аварии и голыми руками вытаскивал, растаскивал радиактивные камни, строил саркофаг на Чернобыльской АЭС, совершили подвиг и не должны быть «забытым полком». Мы обязаны сполна вернуть им льготы, которые ликвидаторы давно заслужили. Их победа над пожаром стала первым выигранным боем в небы­валой еще борьбе человека с бунтующим атомом. Но она стала только началом наступления в этой битве без линии фронта, где чередовались победы и поражения, удачные решения и ошибки…

В эти дни 35-й годовщины трагедии на ЧАЭС хочется добрым словом вспомнить живых и павших ликвидаторов чернобыльской аварии, всех участников укрощения коварного атома, пожелать их семьямсчастья, здоровья, благополучия.  И заверить: радиацию укротили – укротим и чиновников!

Павел Анохин