О сколько нам открытий чудных
Готовят просвещенья дух
И опыт, сын ошибок трудных,
И гений, парадоксов друг,
И случай, бог изобретатель… 
               А.С.Пушкин

1

Борноволоков
Тертий Степанович –
Выплыло столько
Из книжек и памяти

О позабытом,
Почти, неизвестном,
Мраком покрытом,
Но сверхинтересном!

Словно, урок я
Твержу неустанно:
Борноволоков
Тертий Степанович.

Задал урок тот
Профессор Подольный*:
Борноволокова 
Лучше, чем школьник,

Выучить, будто,
Молитву, присягу.
В сторону шутки,
Стихи на бумагу

Бурно, как дождь,
Долгожданный прольются.
Спасибо, что вхож,
Что сюжет мне на блюдце

Профессор Подольный,
Писатель и друг,
Подкинул, невольно
Введя в этот круг.

Ведь химики оба
Они и творцы,
Одной высшей пробы,
И, хоть в праотцы

Два века прописан
Борноволоков,
Он шлет с этой выси
Свои биотоки

Нам ныне живущим.
И Тертий Степанович –
Пример самый лучший
В трудах неустанных

На благо России.
(Не просто слова).
Ветра в парусину
Фрегата «Нева»!  

Ветра тогда дули
Лихие не в шутку,
И выброшен бурей
Фрегат в Алеутах.

Из спасшихся русских 
Потом Терпигорев
Поведает грустно
О тех, кого море

Забрало навеки 
С фрегатом «Нева» , 
О том человеке,
Что был Голова

Не только на судне
В трагический час,
И в день этот судный
Ценой жизни спас. 

До Русской Америки
Он не добрался,
Но все-таки верится –
Он не распался 

В пучине морской 
На отдельные атомы
И вспомним с тобой
Непременно когда-то мы

О сыне достойном
Великой России,

Воздав мерой полной

Той жизни красивой.

* Подольный Исаак Абрамович почетный профессор
Вологодского университета, писатель, краевед.

На рисунке: Герб дворянского рода Борноволоковых 

2
Тертий Степанович
Химик от Бога
В лету не канет,
Сделав так много

Для Вологодчины
И для России.
Знания точные –
Крепкая сила.

Севером нашим,
Великой Сибирью
Станем мы краше,
Сильнее, чем были –

Девиз Ломоносова
В жизнь претворяя,
До крови из носа
От края до края

Изъездил весь Север
До Новой Земли.
И знаний посевы
Ростками взошли

Открытий точильного камня 
И сланца,
Угля, нефти. Сами,
А не иностранцы

Уже добывать,
Вырабатывать будем.
И Родина-мать
Многих выведет в люди.

Уголь Печерский,
Ухтинская нефть —
Им там почерпнуты,
Он – пионер!

И за одни только
Эти открытия

Имя в истории

Не позыбыть его.

 

В мрамор и бронзу

Родное Отечество

Его, хоть и поздно,

Увековечит и

 

Воздаст полной мерой

За подвиг могучий.

Он — первый из первых,

Он — лучший из лучших!

В доменделеевском
Сумрачном веке
Он в химию верил,
Как в  духов   ацтеки.

Не в мертвые формулы 
Истин извечных,
А в юные помыслы
Грез быстротечных

О благе народном
И государства,
О духе свободном
От чванства и барства.

И Борноволоков
Фамилией, кажется,
От борон и волоков
Дух землепашца

Навеки впитал,
Как былинную силу,
И подлинно  стал
Лучшим сыном  России!

 
3
Жизнь – Отечеству,
Сердце – даме.
Не излечится 
Это с годами.

В тридцать два
Он влюбился в Машу,
Был тогда
Ее вдвое старше.

Марь Сергеевна 
Соковнина –
Друга верного
Дочь. Жена

За любимым
Готова мчаться,
Незлобима,
В делах участница.

Ее батюшка – сослуживец,
Одногодок, хороший друг.
Так уж в жизни удачно сложилось,
И сомкнулся семейный круг.

Литератор и библиофил,
Автор книги о сонме святых*,
Друг не только чиновником был,
Как и Тертий в дерзаньях своих.

Порученцами оба служили
Губернатора Мельгунова,
И притом одержимы были:
Один химией, другой словом.

Но прощай Ярославль
И Сергей Соковнин,
Путь-дорогу восславь!
Маша милая с ним

Едет в Вологду град.
И недолог был сбор.
Новой должности рад,
Он теперь  прокурор.

Вологодские десять лет.
Он в расцвете любви и сил.
И она, как в окошке свет,
Что еще у небес просить?

И попросит у Бога только, 
Чтоб хранил его род в веках,
И им с Машей дал деток столько,
Сколько пальцев на двух руках.

И молитва дошла до Бога,
Если молишь о том сильней.
Может, что не сбылось немного:
Дочек пять и квартет сыновей.

Жизнь – Отечеству,
Сердце – даме.
Не излечится 
Это с годами.

* Сергей Петрович Соковнин (1747—1817) —литератор, библиофил, чиновник особых поручений при ярославском губернаторе А. П. Мельгунове, автор «Опыта исторического словаря о всех в истинной православной греко-российской вере святою непорочною жизнию прославившихся святых мужах»] (1784).

 

4
Был Борноволоков Тертий,
Как  говорится,
Калач тертый,
А не водица.

В Вологде прокурором
Губернским служил,
И судом праведным скорым
Авторитет заслужил,

И большое уважение
Люда простого,
Не допуская унижения
Человеческого достоинства.

Прокурор-химик,-
Чему удивляться, в е д ь
Его должность потом примет
Прокурор-поэт

Николай Остолопов,
Известный сочинитель стихов,
А до них торил  тропы –
Николай Львович Батюшков,

Тот самый отец
Знаменитого поэта –
Таков прокурорский венец
Вологодского света. 

Но опять вернемся
К нашему герою.
В судебном архиве нонсенс,
Нет таких дел, не скрою,

За подписью Борноволоков
С наказаньем пороков
О неподчиненье крестьян
И с них в пользу властных изъян.

Но наказана помещица ИзыскОва
За притеснение крестьянина Иванова.
Защищены права младенца,
Наказаны чиновники земства.

Осуждены купцы,
Подмешавшие в соль песок,
Наказаны полицейские отцы,
И лихоимцы получили свой срок.

А вот рапорт самому
Гавриилу Романовичу Державину,
Чтобы охранять природу по уму
В Вологде и в державе всей:

Вынести за городскую черту
Кожевенно-салотопенные заводы.
Наверное, первый в России труд
Природоохранного свода!

Восемнадцатый – начало девятнадцатого –
Рвутся к просвещению века,
И такие люди – гордость нации,
И непревзойденные пока!

5
Был Тертий Степанович 
Верным служакой,
И с возраста раннего
Ставил он на кон:

Жизнь отдать за царя,
Душу вечную – Богу,
Сердце Даме даря,
Честь – себе лишь в дорогу!

И от этого он 
Не отрекся ни разу,
Не прельщал злата звон
И блестящие стразы

Легких в жизни побед
И дешевой удачи.
Вот вам главный секрет,
Чтобы что-нибудь значить,

А, точнее, не значить, 
А действительно быть –
Только так не иначе
У высокой судьбы!

Только так бороною
По терниям волоком
Со своею страною,
С любимою Вологдой.

6
Скептик скажет, что все открыто.
Он же в небо ночное взирал,
Изучая метеориты,
Как подопытный минерал.

И об этом писал статью
Он, как химик, и как философ,
Философию строя свою
На науках, как Ломоносов.

А французская академия
За десяток до этого лет
Закрывает подобную тему –
Мол, на небе булыжников нет.

И до Пушкина он изрек
Об открытиях и науке
Столько очень глубоких строк,
Только не стихотворным звуком.

Химик он и юрист,
Минеролог, технолог,
В сельском деле специалист…
Путь познанья тернист и долог.

Он любитель изящных искусств,
Говорит на  французском, немецком,
А еще из известных чувств —
Его страсть к перемене места.

На Шпицбергене, Новой Земле,
На Мурмане и Алеутах,
Побывал он на корабле
И на конно-пеших маршрутах.

Он чины и награды имел,
В Академии был членкором, 
Но по-прежнему легок и смел
Напролом шел в моря и в горы.

И из всех самых высших наград,
Он бродяга-романтик по духу,
Бесконечным дорогам рад
По просторам морским и посУху.

7
Свой последний поход совершил
Он в Америку, выйдя в отставку.
На него с доверьем большим
Сам Баранов делает ставку, 

Назначая замом своим 
По правлению Русской Америкой,
Чтоб в тандеме работать им
Вдалеке от Российского берега.

Ведь Баранову шестьдесят,
Заму новому – сорок восемь,
И на Русской Америки взгляд,
Если время придет и спросит

Заменить у руля старика,
То замена вполне надежна:
И чины, и ум, и рука,
И заслуги, и опыт в ножнах.

А пока очень длинный путь
Через всю Россию к Охотску.
Но его  не пугает ничуть,
Путешествует он в охотку.

Многомесячный этот поход 
Много горестей принесет:
То возок в полынью под лед,
То с походных харчей пронесет,

То медведь нападет, шатун,
То болезнь прерывает путь…
Каждый день подводит черту,
Чтобы выдержать, не свернуть.

Наконец-то они в Охотске,
Сухопутный маршрут позади,
И теперь переходом флотским
Океанские ждут пути.

8
Под прибрежный шум волны
Я стихи опять слагаю.
Парус серпика луны
В утренней лазури тает.

И ложатся гребни строк, 
Как волна к волне, в тетрадку.
О, блаженство, о, восторг!
Вдохновенья воздух, сладкий

С неизбывною тоской
О невечном под луною.
Воздух юности морской,
Он в душе всегда со мною.

Море, ставшее судьбою,
Будто и не расставались,
Я люблю тебя любое:
В штиль и в шторме многобальном.

Здесь позволил я себе 
Отступить в повествованье 
О его морской судьбе,
Чтобы напрямую с Вами,

Мой читатель дорогой,
Прикоснуться к теме моря.
Темы ярче нет другой
Для меня и для героя.

Всё, что в жизни я успел,
Что сумел, чему обучен –
Всё дала  твоя купель,
Нет другой науки лучше.

Жизнь,- известно, на Земле
Зародилась тоже в море.
И России встать с колен
Помогло оно в истории.

На врата Царьграда щит
Водружал Олег с флотилией.
И Аляску,- не взыщи,-
Для России  прихвали ведь.

Север нашей Евро-Азии,
Как сегодня не крути,
Мы ведь первыми излазили,
Проложили там пути.

Наш Дальневосточный край,
В карты вписан, и
В Антарктиде строим рай
Мы безвизово.

А герои-моряки:
Ушаков и сонм ещё.
Кто хотел бы быть таким?-
Миллионы счет.

Море даже в слове РУСЬ
Топонимикой.
Я морской судьбой горжусь,-
Ты пойми меня.

Крым сегодня снова наш —
Это радует!
За него на абордаж,
Если надо так,

Я пойду не отверну
С румба курсова.
Вот Аляску бы  вернуть
В лоно русское.

Не до санкций бы тогда
От истерики.
Были ж наши города
В той Америке.

9
Мореходный фрегат «Нева»
Во главе с лейтенантом Подушкиным
К Алеутским идет островам.
В сентябре здесь погода не лучшая.

Под прикрытьем гряды островной
До Аляски добраться проще,
Но сломало грот основной,
Паруса по воде полощет.

Шквальный ветер рвет паруса,
И ломает, как спички, мачты.
Ураган не утихнет сам,
Ведь разбой его только начат.

Лишь потом в ноябре удалось
Бросить якорь в спокойной бухте,
И латать паруса пришлось,
И пополнить запасы, и духом

Укрепиться, чтоб снова в путь
До Аляски, дай Бог, добраться.
Помолились, и будь, что будь.
Море вновь штормовое, братцы…

А зимой море злое здесь,
Хоть до Ново-Архангельска близко,
Но благая ничтожна весть,
И не ставят в морях обелисков…

Пятимесячный путь штормовой
Был фрегату уже не под силу,
И под шквального ветра вой
Он о скалы острова Ситхи

Был разбит, как елочный шар,
И спаслось меньше пол-экипажа.
Для живых был потом кошмар,
А герой наш среди пропавших.

Шел январь, тринадцатый год,
Наши гнали Наполеона.
И почти не заметил никто
Эту гибель «Невы». Миллионы

Ликовали победе в войне,
И скорбели о павших.
Ну а то, что фрегата нет –
День вчерашний.

Он, когда отбывал в Америку,
Челобитную подал Царю,
Что в успешный исход,  хоть и  верую,
Но за сЕмью свою говорю:

Если что, не оставь своей милостью,
Обеспечь моих чад и жену.
Как писал, так потом и случилось, и
Дети лучшую долю пожнут,

Чем сироты, судьбою брошены,
О которых не пекся отец. 
Им опека досталась хорошая,
Род его не извелся вконец.

10
Берх – штатный историк 
Российского флота.*
Нам, видимо, стоит,
Чтоб выяснить что-то

О гибели давней 
Фрегата «Нева»,
К скрижалям державным
Припасть. Не нова

История многих 
Побед и крушений.
Отдать душу Богу,
А жизнь за свершенья

Во имя царя
За святую Россию.
И гибли незря
Моряки. В парусину

Обернуто тело
И предано морю.
Восславит их смелость
Наш флотский историк.

В скрижали истории 
Всех поименно
Он впишет, и в море
Склоняем знамена

И флаги приспустим
В известных квадратах
В честь подвигов русских,
Здесь павших когда-то.

И я неслучайно
Историка Берха
Припомнил, чтоб тайна
Не стала помехой

В рассказе о гибели
Славной «Невы».
И время не выбелит
То, что на Вы

Они со штормами
Полгода сражались.
Хранят о них память
Музеев скрижали

И редкая книга
Василия Берха
В музее Устюга
С заглавием сверху:

«Об этом несчастном
Фрегате «Нева».
Нет, всё не напрасно,
И долг – не слова.

И время не властно
Над этим нисколько.
Нет, всё не напрасно.
И Борноволоков

Вписал свое имя
В науке и флоте
Отечества сыном.
И мы – плоть от плоти,

Родившись на этой земле мореходов,
Наследники славы его и походов.

*Василий Николаевич Берх (1781-1834 гг) морской офицер Черноморского флота, штатный историограф Российского военно-морского флота, автор книги «Описание несчастного кораблекрушения фрегата Российско-Американской компании «Невы», последовавшего близ берегов Ново-Архангельского порта». СПб., 1817.  (единственный уцелевший экземпляр этой книги хранится в Велико-Устюгском музее).

 

 

11
Борноволоков
Тертий Степанович –
Выплыло столько
Из книжек и памяти

О позабытом,
Почти, неизвестном,
Мраком покрытом,
Но сверхинтересном!

Словно, урок я
Твержу неустанно:
Борноволоков
Тертий Степанович.

В святцы прописан
Борноволоков,
Но шлет с этой выси
Свои биотоки

Нам ныне живущим.
И Тертий Степанович –
Пример самый лучший
В трудах неустанных

На благо России.
(Не просто слова).
Ветра в парусину
Фрегата «Нева»!  

До Русской Америки
Он не добрался,
Но все-таки верится –
Он не распался 

В пучине морской 
На отдельные атомы
И вспомним с тобой
Непременно когда-то мы

О сыне, достойном
Великой России,
Ученом и стоике,
Чей  образ так сильно

И ныне нас  вдохновляет
Ярчайшим своим примером,
Через многие лета являя
Свет, надежду и веру! 

Леонид Юдников

       Март 2017 г.