Вася

Лирические заметки об одном походе

Жарким майским днём 1981-го эскадренный миноносец «Влиятельный», где я тогда служил лейтенантом, стал на якорь в полутора милях к западу от острова Сокотра. Позади был утомительный штормовой переход с Камчатки в Индийский океан, впереди – напряжённое, продолжительностью полгода, боевое слежение за американскими авианосцами и прочими натовскими кораблями, обосновавшимися в тёплых тропических водах, как у себя дома. Явились они туда с единственной, далёкой от добропорядочного туризма, целью: навострить свои самолёты и ракеты в сторону южных границ нашей Родины – тогдашнего Советского Союза.

Для окорота звёздно-полосатых левиафанов в 1974 году была образована восьмая оперативная эскадра кораблей ВМФ, действовавшая в Индийском океане на ротационной основе. Войдя теперь в её состав, «Влиятельный» должен был денно и нощно следить за вероломным супостатом в готовности немедленно вступить с ним в бой. А ещё – передавать куда надо точные его координаты, дабы с началом войны откуда-то из-под воды или из поднебесья на авианосную ударную группу (АУГ) агрессора обрушился карающий ядерный меч. От нас самих при этом тоже мало чего осталось бы, но что значили триста двенадцать душ экипажа в сравнении с миллионами жизней сограждан, которые были бы спасены!

Сокотра с борта корабля предстала взору девственно безлюдным местом, однако это впечатление было обманчивым: не прошло и часа с момента постановки на якорь, как вахтенная служба обнаружила двигавшиеся к нам с дальней оконечности острова две лодки-пироги. По мере их приближения всё лучше были различимы гребцы, стоявшие по двое в каждой из них и ловко орудовавшие вёслами. Жилистые, темнокожие, с оголёнными торсами, ниже пояса тела обмотаны цветастой материей, смахивающей на длинные юбки. Находившиеся на верхней палубе моряки сосредоточились на юте правого борта и, весело переговариваясь, поджидали диковинных гостей. Когда до корабля оставалось несколько метров, аборигены перестали грести и лишь слегка подрабатывали вёслами, удерживаясь на месте. Один их них отдал весло напарнику, замахал руками и зычно прокричал:

— Васья, Васья, халиб, халиб! – И стал энергично показывать жестами, как халиб, он же хлеб – это мы поняли сразу, подносится ко рту и последовательно совершает предназначенный ему путь вплоть до живота, где (в этой точке маршрута рука парламентёра сделала медленные круговые движения, а физиономия расплылась в блаженной улыбке) находит своё упокоение.

— Васья, халиб! – Крикнул он ещё раз и указал на дно пироги, – там, по меркам неизбалованного южными щедротами русского человека, лежало сущее богатство в виде шикарных морских раковин и кораллов: сверкающие глянцевой поверхностью и прихотливостью оттенков каури, вполне соответствующие своему названию увесистые массивные шлемы, великолепные, с изогнутыми перламутровыми лучами, рапаны и многое другое, завораживающее дивной красотой и совершенством форм. Пока народ приходил в себя от увиденного, самые шустрые метнулись на камбуз, и вот уже в руки туземцев упали несколько хлебных буханок. В ответ было брошено – и благополучно поймано – такое же количество раковин. Новые горизонты ченча открылись с появлением на юте молотка и топора – последний был оценён аборигенами особенно высоко: на корабль перекочевала великолепная раковина-шлем размером со средний арбуз. Эх, подумалось, знать бы заранее, что будет такая свадьба, набрал бы перед походом всяких железяк! Столь очевидная идея, уверен, пришла в голову многим.

Кто знает, как долго продолжалось бы опустошение корабельных закромов, если бы над безмятежной акваторией не прокатился грозный рык взбешённого старпома:

— От-ставить!!! Командира БЧ пять, старшего боцмана ко мне!!!

Механики и боцмана – главные хранители инструмента на корабле, поэтому логично, что первыми под раздачу попали именно они. Торг тут же свернули, инструмент было приказано беречь пуще живота своего, туземцы отбыли восвояси. На следующий день они заявились снова, так же называли нас Васями (что за неведомый Вася здесь наследил?), однако остались ни с чем и больше уже не показывались.

Потом, в перерывах между боями, мы ещё пару раз становились в этом месте на якорь, ловили на блесну тунцов, макрелей и барракуд, купались, ныряли за раковинами, высаживались на остров и, странное дело, аборигенов на берегу не встречали. В памяти остались невероятные, сказочно-инопланетные виды Сокотры: зубчатые, будто бы выпиленные рукой великана, горные кряжи, на фоне чернильного ночного неба смотревшиеся особенно фантасмагорично, драконовые и бутылочные деревья, цепко карабкавшиеся по каменистым склонам, стайка пышнолистых финиковых пальм недалеко от уреза воды и прочая экзотическая полупустынная растительность, не отличавшаяся, при всей своей причудливости, большим разнообразием.

Поздней осенью, готовясь к обратному переходу на Камчатку, эсминец почти месяц провёл у острова Нокра в Красном море, где тогда располагался пункт материально-технического обеспечения ВМФ, – специалисты плавмастерской помогали экипажу устранять неполадки. Температура воздуха при стопроцентной влажности ранним утром опускалась до плюс тридцати трёх, днём переваливала за пятьдесят. Вода – как парное молоко, и вряд ли где ещё можно было сыскать столь поразительную, не поддающуюся описанию, многоликость подводного мира. Из скудных, в отличие от морских тварей, обитателей суши особо запомнились худющие козы и собаки – обтянутые шкурами ходячие скелеты. Ну и, конечно же, рывшиеся на свалке долговязые молчаливые грифы – помоечные коллеги наших горластых ворон.

Однако вся эта экзотика – не более чем щепотка изысканной приправы к главному блюду многомесячной боевой службы: напряжённому, с небольшими перерывами, слежению за американскими АУГ во главе с авианосцами «Кити Хок» и «Америка», потом ещё и за французским вертолётоносцем, – название его забылось. Наш старичок «Влиятельный», которому во время плавания стукнуло двадцать четыре (весьма солидный для эсминца возраст), изначально не был рассчитан на подобные прогулки. Запаса топлива хватало на трое суток, к исходу которых нужно было в точке рандеву встречаться с танкером. Следуя за ним в кильватере, вылавливать «кошкой» брошенную с кормы лёгость с линем, выбирать бакштов со шлангом и, строго выдерживая курс, скорость и дистанцию, проворно закачивать в корабельное нутро мазут. Дело хлопотное и непростое, в штормовом океане тождественное цирковому искусству без права, как у воздушных гимнастов, на ошибку. Изредка, таким же макаром экипажу перепадали «свежести» – овощи и фрукты.

Спартанские условия корабельного бытования ковали из обыкновенных парней – Вась, Лёш, Миш, Серёж и далее по списку – скромных героев походной повседневности. Когда, через несколько месяцев плавания, из восьми шкафоподобных кондиционеров «Хитачи», установленных накануне похода, в строю осталась ровно половина, весь их живительный холод сосредоточили на остужении радиолокационных станций, гидроакустики и прочей электроники высокого накала. Вынужденный этот манёвр особенно осложнил жизнь ратникам горячего цеха – вахтенным машинно-котельных отделений. Пекло у раскалённых котлов мало чем отличалось от раскочегаренной сауны, люди, случалось, теряли сознание. Едва оклемавшись, вновь заступали на вахту.

Изнуряющая духота, пускай и не столь экстремальная, давала себя знать всюду. В самых больших, набитых под завязку кубриках, вмещавших по полсотни с лишним человек, было не продохнуть. Из-за нехватки кладовых тут же, в проходах, стояли на сохранении мешки с мукой, крупами и макаронами. Доступность харчей – дело рисковое, поголовье ларисок (на флоте так именуют крыс) стало расти, как на дрожжах. На корабле их травить нельзя: вентиляция тотчас разнесёт несусветную вонь по всем закуткам. Единственная реальная возможность поквитаться с проклятым отродьем – ловить хвостатых любым посильным способом. Но это – легко сказать…

Экватор боевой службы был уже позади, когда произошёл конфуз, грозивший обернуться великим позором, и всё из-за полученных накануне «свежестей». Точнее, из-за притаившихся там подлых бактерий: корабль, одна за другой, накрыли, грешно смеяться, две волны дизентерии. Пикантность ситуации усугублялась тем нешуточным обстоятельством, что случилось это в период слежения за АУГ. Болезных изолировали в дальнем вместительном кубрике, обязанности их взяли на себя временно уцелевшие (кому-то на боевых постах пришлось париться круглосуточно). Лагерь страдальцев периодически обновлялся, некоторым и вовсе не повезло дважды. Наверх, дабы не огорчать впечатлительное начальство, докладывать не стали. Справились сами – и ладно, победителей, как известно, не судят.

Домой вернулись со щитом, общий итог боевой службы – твёрдая четвёрка. «Отлично» в ту пору не ставили никому, считая это моветоном. В довесок к основной программе похода выполнили все положенные стрельбы, кучу плановых (ещё больше – внеплановых) учений и тренировок. Доставили, для изучения специалистами, три десятка выловленных из воды американских гидроакустических буёв, которые по пути нашего следования назойливо сбрасывали с «Орионов» в надежде обнаружить тайно шедшую под кораблём подводную лодку. Потуги эти были совершенно напрасны ввиду отсутствия таковой, боялись же американцы советских субмарин неспроста. Как раз во время нашего плавания дизельная подлодка восьмой оперативной эскадры сумела неприметно пробраться в середину АУГ и после нескольких часов скрытного нахождения рядом с авианосцем так же тишком покинула ордер. Для пущего понимания: это, примерно, то же самое, что незаметно для бодрствующего крокодила побывать у него в пасти.

Другая примечательная история, когда пытавшиеся нас обдурить ушлые америкосы на свой же крючок и попались, происходила на моих глазах. Во время очередного слежения за АУГ на главнокомандный пункт корабля, где я нёс службу вахтенным офицером, зашёл с докладом командир БЧ-4 лейтенант Миша Агеев:

— Товарищ командир, по звукоподводной связи будто бы наши подводники просят сообщить их шапку и добро, говорят с акцентом.

«Шапка» и «добро» – это широта и долгота, то есть координаты. Когда нужно уточнить своё местонахождение, подводники, таким образом, обращаются за помощью к надводному кораблю, навигационные возможности которого значительно шире. Однако в тот момент советских подлодок поблизости не было. Звёздно-полосатые об этом не знали, и знать не могли.

 — Так! – Азартно потирая руки, заёрзал в своём кресле командир корабля капитан 2 ранга Вихров. – Просят – дадим! Курсовой угол сорок пять, дистанция двадцать кабельтовых. Снять шапку, добро и передать!

Следующие часа полтора находившиеся на ГКП весело, не сдерживаясь в едких комментариях, наблюдали, как с авианосца и кораблей охранения (клюнули!) один за другим поднимаются противолодочные вертолёты, дружно устремляются к указанному месту, опускают в воду гидроакустические станции и тщательно, метр за метром, прощупывают пустую океанскую толщу. Ищите, касатики, ищите… 

Время неостановимо. Давно уже покоится на дне эскадренный миноносец «Влиятельный», верой и правдой служивший Отечеству тридцать два года и завершивший славный свой путь в жертвенной роли морской мишени на корабельных артиллерийских стрельбах. Позабывалось большинство бывших сослуживцев, имена-фамилии каждого из которых знал назубок. Бури эпохи разбросали нашего брата не только по городам и весям, но и по разным государствам, возникшим на обломках единой большой страны, которую мы вместе защищали. Кого-то уж нет в живых… Оглядываясь назад, диву даёшься, как молоды мы тогда были: средний возраст экипажа – двадцать с приварком, самому возрастному, командиру корабля, в походе исполнилось сорок, и это, казалось, так много.

Окунёшься, иной раз, памятью в далёкую туманную юность, и среди не стёртых временем ярких картинок нет-нет да возникнут солнечный майский день, Сокотра, аборигены на пирогах и непривычное слуху «Васья, халиб!». Кто он, таинственный этот Вася? Как пить дать, простой русский матрос, посетивший дальние те края раньше нас и открывший обитателям диковинного острова неведомый им доселе мир радушных весёлых людей, величаемых васями. Очень может быть, что служил он на эсминце «Влиятельный», входившем в первый состав восьмой оперативной эскадры в упомянутом уже 1974 году. Хотя какое это, по большому счёту, имеет значение, ведь ежели брать шире, с историческим, так сказать, охватом, то где только обобщённый наш Вася не побывал: в бескрайнем космосе и океанских глубинах, в нехоженой тундре и на горных вершинах, в непроходимой тайге и в знойных пустынях, на Северном и Южном полюсах – всего не перечислишь. А если где-то ещё и не был, то обязательно побывает!

Владислав Павлюткин

Апрель 2024 года