ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ПЕРВОЕ СОПРОТИВЛЕНИЕ
К часу ночи 9 ноября 1975 года корабль был уже в руках Саблина. Думается, он мог быть довольным, так как первая часть его плана была успешно выполнена: командир, офицеры и мичманы арестованы, «годки» заявили о лояльности, а остальная матросская масса против старослужащих никогда не выступит. Теперь надо было дождаться утра, запросить у оперативного дежурного Риги «добро» на плановый переход в Лиепаю, сняться с якоря и приступать к следующему этапу коммунистической революции.
После столь тяжких праведных трудов Саблин решил немного отдохнуть. Но отдыха не получилось, слишком рискованно было оставлять на несколько часов корабль без надзора. В любой момент могли объявиться контрреволюционеры и повернуть все дело вспять. Из показаний Саблина: «Через открытую дверь своей каюты я видел, что Буров и еще какой-то матрос стоят у двери каюты № 33, в которой я собирался отдыхать. Я понял, что Буров и второй матрос выделены по моей просьбе старослужащими для охраны каюты. Потом я обратился к «охране» и велел вызвать мне писаря Радочинского. Мой разговор через дверь с Потульным слышал матрос Аверин, который потом помогал Шеину принести упор для подпорки двери поста, где сидел командир».
Этими словами Саблин фактически подтверждает наличие на корабле организации «годков», которые выделяли ему охрану у каюты, били офицеров и мичманов.
А затем еще новость, да какая! Прибежавшие «годки» сообщили, что старший лейтенант Фирсов перебрался с корабля на подводную лодку. Теперь Саблину было уже совсем до отдыха, надо было срочно менять все планы. Ждать утра, чтобы выходить в море, не вызывая подозрений, якобы, направляясь в ремонт в Лиепаю, он уже не мог. Теперь все решали даже не часы, а минуты. Теперь надо было выходить в море, и чем скорее, тем лучше.
Из показания старшего лейтенанта В.В. Фирсова: «Саблин говорил, что он потребует от правительства объявление территории корабля независимым, а экипаж и членов семей неприкосновенными. Саблин огласил радиограмму Главнокомандующему, что корабль становится на путь революционной борьбы, и в случае невыполнения требований всю ответственность будет нести Генеральный секретарь Л.И. Брежнев. Корабль сильно вооружен, находится на Балтике, которая славится боевыми традициями флота и с нашими требованиями не должны не посчитаться. Будучи не согласным с Саблиным и посоветовавшись с другими офицерами, я тайно покинул корабль, чтобы сообщить о случившемся на корабле командованию».
Вскоре после речи Саблина в кают-компании мичманов офицеры достали себе оружие. Вот что по данному вопросу показал на суде старший лейтенант Фирсов. Вначале в кают-компании голосовал за план Саблина, почему и не был изолирован. «Я прошел в кормовую часть корабля, — рассказывал Фирсов, — встретил им лейтенанта Степанова. Мы стали искать командира, но не нашли. На баке мы увидели Саитова. Решили поговорить с Саитовым и разораться в обстановке на корабле. Первым делом мы решили достать оружие. С Саитовым достали второй экземпляр ключей от арсенала в каюте командира БЧ-2 и вместе, отключив сигнализацию, открыли арсенал, взяли 5 пистолетов. Но патронов там не было. Они находились в 4-м погребе. Сайтов вызвал Сметанина — заведующего погребом, — и у него взяли патроны». Лейтенант Степанов подтвердил эти показания, заявив: «У меня был пистолет, но я его не применил…»
Психологически никто не корабле не был готов первым пролить кровь. Для офицеров корабля все произошедшее было столь неожиданным, что большинство из них вообще лишь спустя несколько часов начали реально представлять, что на самом деле происходит на корабле, и какие последствия это может иметь, как для корабля, так и для каждого из них лично. На этом, кстати, во многом и строился расчет Саблина. Изъятые из арсенала пистолеты офицеры так и не использовали, хотя имели реальную возможность, с помощью оружия остановить мятеж еще в самом начале. Да и решительного авторитетного лидера среди корабельных офицеров, увы, не нашлось. Смалодушничав, они поплатились потом за это малодушие погонами.
Но так вели себя не они одни. Забегая вперед, скажем, что и командир корабля Потульный, хотя имел реальную возможность убить изменника замполита, тоже не стал этого делать. Из всей команды, пожалуй, на стрельбу по своим был психологически готов лишь матрос Шеин.
Понять офицеров «Сторожевого», которые не решались начать бой с мятежниками нельзя понять с точки зрения кодекса офицерской чести, но можно объяснить с психологической. Непросто стрелять в своего сослуживца, который еще несколько часов назад был твоим начальником, учившим тебя, как тебе следует жить и служить. Да, он нарушил присягу, но настолько ли, чтобы его можно было за это застрелить? Убийство есть убийство. Никто из офицеров корабля никогда никого не убивал. Никто из них не знал, как отнесутся к возможному убийству заместителя командира корабля по политической части государственные власти. Ведь Саблин помимо всего прочего являлся еще и представителем КПСС на борту корабля. А вдруг власти скажут, что этого делать не следовало? Что тогда? Что будет с тем, кто осмелится первым нажать на курок? Да и вообще, как дальше идти по жизни, помня, что ты убил не только человека, который лично тебя убивать не собирался, но и сослуживца, своего старшего боевого товарища?
А потому, даже вооружившись, офицеры «Сторожевого» не смогли решиться на следующий шаг – подавить вооруженный мятеж с помощью оружия. Вместо этого они вели между собой нескончаемые споры, что им делать дальше и пассивно ждали, как будут развиваться события.
Из архивной справки: «Фирсов Владимир Викторович, 1948 г.р., уроженец Ленинграда, с мая 1973 г. командир электротехнической группы БЧ-5 БПК «Сторожевой», старший лейтенант. Узнав, что командир корабля Потульный изолирован, попытался его освободить. Вместе с Саитовым и Степановым вскрыл арсенал, откуда забрал оружие. Когда попытка освобождения не удалась, по швартовому концу спустился на бочку и оттуда на катере добрался до подводной лодки, где доложил о происходящем на корабле».
Об этой первой попытке освобождения командира корабля вообще ничего неизвестно из материалов следственного дела. Да и Фирсов в своих показаниях говорит об этом как-то скороговоркой, не вдаваясь в детали, как именно пытались три вооруженных офицера освободить командира и что им в этом помешало. Допускаю, что такой попытки просто не было, а все ограничилось лишь разговором о возможности освободить командира. Однако факт того, что Фирсов, вместе со старшим лейтенантом Саитовым и лейтенантом Степановым, вскрыли арсенал и вооружились пистолетами, сомнения не вызывает. Казалось бы, что теперь все козыри в их руках и можно энергично действовать, не останавливаясь перед применением оружия по изменникам. Ведь все три лейтенанта были теперь хорошо вооружены, помимо этого они, контролировали арсенал, а потому могли вооружить всех своих сторонников. Помимо этого Саитов, в отсутствие командира, как ВРИО старшего помощника, был просто обязан в сложившейся ситуации вступить в командование кораблем и объявить об этом по трансляции! Однако ничего этого не произошло. На открытое выступление против Саблина вооруженные офицеры так и не решились. Ограничились лишь тем, что делегировали Фирсова предупредить о случившемся командование на берегу, а сами несколько позднее предприняли вялую попытку ареста Саблина, о которой мы еще будем говорить ниже.
Х Х Х
Как уже известно, затем командир электротехнической группы БЧ-5 старший лейтенант Фирсов, рискуя жизнью, сумел по швартовому концу спуститься на бочку.
Из воспоминаний вице-адмирала А.И. Корниенко: «Видя, как развиваются события на «Сторожевом», старший лейтенант Фирсов незаметно спрыгнул с корабля и добрался до стоявшей на рейде подводной лодки. Доложил оперативному дежурному о намерениях самостоятельно сняться с якоря и идти в Кронштадт. Это случилось в 2 часа 55 минут, и уже в 3 часа 8 минут о ЧП было доложено командующему и члену военного совета».
До этого Фирсов принял самое активное участие в обсуждении офицерами и мичманами корабля саблинской акции, на которой было единогласно принято решение никакой поддержки Саблину не оказывать, постараться вооружиться, затем арестовать Саблина и освободить командира. По существу был разработан план противодействия мятежу. На себя Фирсов взял самое трудное и опасное – оповещение командование о мятеже замполита. Добравшись по швартовому концу до бочки, Фирсов начал оттуда кричать на стоявшую впереди подводную лодку. Его заметили с лодки, доложили оперативному дежурному. За Фирсовым прислали катер. Так Фирсов известил командование о пиратской акции Саблина. Но Саблин узнал о побеге Фирсова далеко не сразу.
Как бы то ни было, но именно с момента побега Фирсова начинается новый этап в событиях на «Сторожевом» — этап начала активного сопротивления саблинской авантюре. Вначале это были разрозненные, порой не очень смелые попытки отдельных членов экипажа и небольших групп, но с каждым часом оппозиция мятежу крепла, набирала силу, становясь все многочисленнее и смелее.
Впрочем, Саблин пока не унывал. Он немедленно приказывает Сахневичу (одному из вожаков-«годков») искать пропавшего старшего лейтенанта Фирсова, а вдруг «годки» ошиблись? Впрочем, особых надежд на то, что Фирсов найдется, у Саблина не было.
Из архивной справки: «Сахневич Геннадий Валерьянович, 1954 г.р., уроженец поселка Микашевичи Брестской области, с марта 1973 г. электрик сильного тока БЧ-5 БПК «Сторожевой», матрос. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. Призывал военнослужащих последовать примеру Саблина. В течение 20 минут охранял командира корабля и группу офицеров и мичманов, изолированных в 1-м и 6-м постах радиотехнической службы корабля. Участвовал в предотвращении попытки освобождения командира корабля Потульного. По команде Саблина «Корабль к бою и походу подготовить» прибыл в свой боевой пост и переключил автоматические приборы сетей на основное питание. Руководил отшвартовкой «Сторожевого», а затем, явившись на сигнальный мостик, от имени Саблина приказал матросам никаких сигналов на берег не передавать и о поступлении их докладывать в рубку дежурного. Активно препятствовал освобождению изолированных офицеров и мичманов, а также командира корабля Потульного. Был старшим по охране изолированных военнослужащих, а затем возглавил группу матросов, охранявших вход в пост энергетики и живучести корабля и к погребам с боеприпасами».
Из показаний Саблина на допросе 14 ноября 1975 года: «Я понял, что Фирсов каким-то образом сумел сойти на берег и это может помешать выходу корабля в море. Поэтому я решил ускорить выход БПК в Рижский залив».
Ну и пусть, Фирсов расскажет о мятеже на «Сторожевом». Вначале ему, скорее всего, вообще не поверят, потом начнутся звонки и обычная в таких случаях неразбериха. Пока дозвонятся до больших начальников, пока те проснуться и сообразят, что происходит, пока начнутся переговоры между проснувшимися начальниками и оперативной службой, пока начнутся неизбежные в таком случае запросы на «Сторожевой» — все это займет приличное время и если это время использовать с умом, то можно успеть сделать немало.
Поднявшись на ходовой мостик, Саблин приказал ничего не понимающему вахтенному офицеру лейтенанту Степанову, чтобы тот не отвечал ни на какие семафоры и сам начал командовать уборкой праздничной иллюминации с верхней палубы. Не испытывая судьбу, тогда же Саблин забрал у Саитова ключи от арсенала стрелкового оружия. На всякий случай он еще раз спустился в кают-компанию мичманов, чтобы посмотреть, что там происходит. Но в кают-компании было уже пусто. О недавнем празднике напоминала лишь груда пустых бутылок, оставленных мичманами. Зато по корабельной трансляции все еще звучали рассказы замполита о его тяжелом детстве и не менее тяжелых отрочестве и юности… И ничего, что все это команда уже слушала стоя на юте, как говориться, повторение — мать учения!
В этот момент к Саблину подбежал матрос Сахневич и сообщил, что Фирсова он нигде не нашел, но в каюте № 23 собрались офицеры и старшины и что-то горячо обсуждают. В том, что могли обсуждать в каюте офицеры и мичмана, у Саблина сомнений не было. На корабле явно затевался контрреволюционный заговор против его коммунистической революции, и этот заговор надо было задушить в самом зародыше. При этом следовало действовать быстро, решительно и беспощадно. Приказав Сахневичу, как можно скорее, собрать надежных «годков» и вести их к каюте № 23, Саблин и сам поспешил туда.
Из протокола допроса Саблина В.М. 10 ноября 1975 года: «Пока я говорил с личным составом, мнение некоторых из числа оставшихся в кают-компании 17 человек изменилось. На это повлияло то, что старший лейтенант Фирсов по канату спустился на бочку, а с нее поднялся на подводную лодку. Когда я об этом узнал, то принял решение, не дожидаясь утра, сниматься с бочки и выйти в море. Мною была дана команда: «Корабль экстренно к бою и проходу приготовить!» В этот момент выяснилось, что офицеры Саитов, Степанов, мичман Савченко и еще кое-кто из мичманов решили не поддерживать меня. Они пытались втолкнуть меня в каюту и закрыть, но рядом оказалась группа матросов из БЧ-5, из которых помню Сахневича, которые вырвали меня из их рук. Степанова, Саитова и некоторых мичманов эти матросы затолкнули во 2-ю агрегатную. Офицеры и мичманы начали упираться. Степанов вытащил заряженный пистолет, который у него отобрали матросы и принесли мне. Этот пистолет я потом положил в свой сейф. Затем после моего ареста его взял командир. Принимались ли еще какие-либо насильственные меры в отношении тех членов какие-либо насильственные меры в отношении тех членов команды, которые не поддержали меня, я не знаю. После этого я с мостика не спускался, так как корабль дал ход. Это было около 3-х часов ночи».
Из показаний Саблина на допросе 14 ноября 1976 года: «Я направился туда (в каюту № 23 — В.Ш.), толкнул дверь и увидел Саитова, лейтенанта Степанова, мичмана Жидкова и еще нескольких мичманов.
— Все необходимо прекратить! – крикнул Саитов. – Старший лейтенант Фирсов уже на берегу, все всем известно и скоро будут приняты меры.
Одновременно Саитов схватил меня за руку через порог, а мичман Ковальченков толкнул в спину, пытаясь затащить в каюту. Затаскивая меня в каюту, Ковальченков и Степанов пытались вытащить у меня из внутреннего кармана тужурки пистолет, оборвали пуговицы и тужурка распахнулась. Я вытащил и держал в руках пистолет. Я естественно был взбешен поведением находящихся в каюте Саитова и сказал им что-то резкое…»
На самом деле офицеры и мичмана пытались обезоружить и арестовать мятежного замполита. И это им почти удалось. Они уже крутили руки матерящемуся от злобы Саблину, когда в офицерский коридор ворвалась группа годков БЧ-5 во главе с Сахневичем с криком: «Замполита бьют! Спасай замполита!» У каюты завязалась жестокая драка, где перевес был на стороне годков. Офицеры и мичмана были оттеснены в каюту.
Саблин, по понятным причинам, как можно больше понижая накал страстей, на допросе сообщает: «Я тут же дал указание поводить всех находившихся в каюте Саитова мичманов и офицеров в какой-нибудь пост и закрыть их там».
Фактически офицеры и мичманы были серьезно избиты и под конвоем «годков» отведены и посажены под замок. Как окажется впоследствии, у лейтенанта Степанова был пистолет с патронами, но применить его по своим же матросам и замполиту он так и не решился. При всем накале страстей второго «Потемкина» из «Сторожевого» не получилось, ни офицеры, ни матросы не пролили крови друг друга.
Из архивной справки: «Сайтов Булат Талипович, 1947 г.р., уроженец поселка Нижний Баскунчак Астраханской области, командир БЧ-3 БПК «Сторожевой» (по совместительству — старший помощник командира корабля), старший лейтенант. Вместе с Фирсовым и Степановым вскрыл арсенал и забрал оружие. Способствовал побегу Фирсова с корабля, отвлекая внимание Шеина и Бородая. Предпринял попытку арестовать Саблина, но был схвачен и вместе с другими изолирован. Находясь в изоляции при помощи громкоговорительной связи с постами, отдал указания вывести из строя материальную часть ракетного комплекса и артустановки, а также поменять коды ракет и выключить навигационную станцию».
Из архивной справки: «Степанов Владислав Валерьевич, 1953 г.р., командир 2-й БРЗ БЧ-2 БПК «Сторожевой», лейтенант. Вместе с Саитовым и Фирсовым вскрыл арсенал, откуда забрал оружие. Участвовал вместе с мичманами Сверевым, Жидковым, Ковальченковым и Калиничевым в попытке ареста Саблина, после чего был изолирован во 2-й агрегатной, а затем в 37-м посту».
Из архивной справки: «Сверев Владимир Михайлович, 1952 г.р., уроженец города Прокопьевск Кемеровской области, с августа 1973 г. старшина команды управления зенитно-ракетного комплекса № 1 БЧ-2 БПК «Сторожевой», мичман. Предпринял попытку арестовать Саблина, но был схвачен и вместе с другими изолирован в помещении поста № 36, где содержался до восстановления на корабле власти Потульного».
Из архивной справки: «Савченко Владимир Иванович, 1953 г.р., уроженец хутора Садки Ростовской области, старшина команды радиометристов-наблюдателей РТС БПК «Сторожевой», с ноября 1973 г. секретарь комитета ВЛКСМ БПК «Сторожевой», мичман. При попытке освободить изолированных офицеров и мичманов, был задержан матросами Шейным и Авериным и также изолирован в 37 посту».
Из показаний лейтенанта Степанова: «Я голосовал против Саблина. Для его захвата с Саитовым привлекли мичманов Зверева, Житкова, Ковальченкова и Калиничева. Однако в это время появился Саблин с группой матросов. Мичман Ковальченков пытался схватить Саблина и затащить в каюту, но матросы, оттеснив Ковальченкова от Саблина, ворвались в 23-ю каюту и мы были схвачены. Нас изолировали».
Из первого допроса В.М. Саблина 10 ноября 1975 года проходившего в Риге: «Сахневич матрос, проявил активность тогда, когда Степанов, Саитов и Ковальченко пытались затащить меня в каюту Саитова. Он в числе других матросов отбил меня от них, а затем участвовал в водворении Степанова, Саитова и некоторых мичманов во 2-ю агрегатную. Мичман Калиничев, насколько я знаю, когда корабль шел по Даугаве, начал говорить среди мичманов, что все это надо кончать и что все слишком далеко зашло (мичман Калиничев просто к этому времени малость протрезвел – В.Ш.). Вначале же он был в числе поддержавших меня».
На допросе 1 января 1976 года Саблин характеризует своего одного из своих спасителей годка Сахневича следующим образом: «Вспыльчив, пререкается с командирами… Вел себя во время захвата власти активно» Еще бы, Сахневич дрался с офицерами, крича: «На помощь! Спасайте Саблина!»
Сахневич:
— Что делать с офицерами?
Саблин:
— Закрыть на ключ и охранять!
Сахневич:
— Лучше всего в агрегатной РТС!
После этого Сахневич еще с тремя «годками» отконвоировал офицеров и мичманов под арест. Сахневич был ночью и на совещании представителей боевых частей, которое вскоре созовет Саблин.
Вопрос следователя на допросе 24 января 1976 года: «Степанов, Коваленко, пытаясь отобрать у Вас пистолет, оторвали на повседневной тужурке пуговицы. При осмотре тужурки пуговицы на месте?
Ответ Саблина: «При выходе корабля в море, находясь на ходовом посту, в присутствии рулевого, я пришил пуговицы…»
Отметим, что после ареста взбунтовавшихся офицеров, вместе с оружием у них были изъяты и ключи от арсенала. Чтобы избежать впредь попыток оппозиции захватить оружие, Саблин распорядился выставить около арсенала охрану.
Из архивной справки: «Вечером 8 ноября Аверин по предложению Шеина охранял незаконно арестованного Саблиным командира корабля Потульного, а также в ходе антисоветского выступления Саблина перед офицерами и мичманами «Сторожевого» некоторое время находился в кинобудке с целью предотвращения возможного нападения на Саблина со стороны присутствовавших там военнослужащих. После этого Аверин вместе с Шейным и другими членами экипажа несколько раз нес охрану Потульного, а также участвовал в предотвращении освобождения изолированного Саблиным командира «Сторожевого». Кроме того, несколько раз отклонял предложения об освобождении Потульного и участвовал в перемещении изолированных военнослужащих. В ночь с 8 на 9 ноября 1975 г. вместе с другими членами экипажа в течение 4-х часов охранял арсенал корабля, в котором находилось стрелковое оружие».
Итак, Саблину удалось избавиться от тех, кто пытался открыто ему противостоять в первые часы мятежа. Первая попытка восстановления законного порядка на корабле закончилась поражением.
Не теряя времени, Саблин спешит на ходовой мостик и дает команду: «Корабль экстренно к бою и походу приготовить».
Из показаний Саблина: «По движению и шуму на корабле я понял, что команда выполняется. Меня в большей степени волновало приготовление машин. В связи с этим я неоднократно по корабельной трансляции требовал ускорить их запуск. Кроме этого я запретил включать РЛС, чтобы со стороны не было видно приготовления. Пока запускали машины, я приготовил навигационные карты, так как штурман Смирнов, в обязанности которого это входило, был изолирован в посту № 4. На ходовом посту находились только рулевые: Соловьев, Рогов и Новиков. Затем я дал команду: «Баковым на бак, ютовым на ют! По местам стоять с бочек сниматься!»
Спустя 2 минуты получил доклад, что личный состав швартовых команд на местах. Кто выполнил мои команды, сказать затрудняюсь. Я приказал на юте выбрать концы с бочки, а когда доложили, что один конец выбран, а второй не выбирается, приказал рубить его. Некоторое время искали топор, потом доложили, что обрубили. При этом на бочку спрыгнул старшина 2 статьи Шевелев.
Из архивной справки: «Шевелев Юрий Марленович, 1954 г.р., уроженец города Свердловск, командир 1-го огневого отделения БЧ-2 БПК «Сторожевой», старшина 1-й статьи. Прослушав выступление Саблина, и расценив его как антисоветское, 9 ноября при съемке корабля с бочки покинул его, чтобы сообщить о случившемся».
Затем заработали машины и корабль начал разворачиваться. Когда корабль стал поперек реки, я приказал обрубить конец на баке. Было примерно 2 часа ночи 9 ноября 1975 года».
Что же видно из этих показаний Саблина? А видно, что мятежный замполит отчаянно запаниковал! Он со страхом прислушивается к шумам внизу корабля, чтобы понять, выполняются его команды или нет. Он беспрерывно звонит в ПЭЖ, требуя ускорить запуск машин. Швартовые команды не слишком быстро выполняют его команды, и Саблин в отчаянии приказывает рубить концы топорами. Известие о том, что с корабля на бочку спрыгнул еще один член экипажа, не пожелавший участвовать в мятеже, наглядно демонстрирует Саблину, что кажущаяся ему «единогласная» поддержка старшин и матросов оказалась иллюзией. Руководил съемкой с бочек боцман мичман Житенев. О том, что он вышел тогда по авралу боцман вскоре горько пожалеет.
Затем Саблину помог старшина команды мотористом мичман Хомяков. О его действиях Саблин вспоминал на первом допросе 10 ноября 1975 года в Риге так: «Хомяков, когда нужно было сниматься с бочек, по просьбе матросов из БЧ-5 пришел и помог запустить турбины». На допросе 22 декабря 1975 года Саблин еще раз подтвердил, что во время мятежа обязанности командира БЧ-5 фактически исполнял мичман Хомяков: «Я надеялся, что машины приготовят, запустят и будут ими управлять матросы и старшины срочной службы. Хомяков помог запустить турбину». Уже после подавления мятежа тот же Хомяков будет суетиться, стараясь показать свою ненависть к Саблину и негодование его поступком, но никого в этом так и не убедил.
Из архивной справки: «Хомяков Анатолий Тимофеевич, 1953 г.р., уроженец города Сочи, с октября 1973 г. старшина электротехнической команды БЧ-5 БПК «Сторожевой», мичман. Присутствовал при выступлении Саблина, дал согласие участвовать в угоне корабля и не воспрепятствовал осуществлению преступных намерений Саблина. В течение 20 минут охранял командира корабля и группу офицеров и мичманов, изолированных в 1-6 постах радиотехнической службы корабля. По команде Саблина «Корабль к бою и походу подготовить» принял на себя функции вахтенного механика в посту энергетики и живучести «Сторожевого», не входившие в круг его служебных обязанностей, и около 2-х часов руководил личным составом БЧ-5».
Но вернемся к показаниям Саблина о его действиях по угону корабля: «…После доклада, что конец обрублен, я развернул корабль и включил ходовые огни. Когда корабль развернулся на 180 градусов на выход, дал команду: «Корабль к плаванию в узкости приготовить». Одновременно включил РЛС. Затем дал самый малый ход и, оставив позади подводную лодку, стоявшую рядом выше по реке, двинулся к Рижскому заливу.
Это был самый напряженный момент. БПК «Сторожевой» должен был пройти мимо стоявших вдоль реки сторожевого корабля, тральщика и малого противолодочного корабля. Стоило любому из них развернуться кормой поперек реки, и выход был бы закрыт.
Но мои опасения оказались напрасными. На всех кораблях царила мертвая тишина. Навигационная обстановка на Даугаве была очень сложной и я занимался только проводкой корабля, поэтому был в неведении, что в это время творилось на корабле… Заходил Шеин и еще два матроса. Сообщили, что офицеры и мичманы из каюты Саитова заперты в агрегатной № 2. Шеин передал мне заряженный ПМ, отобранный у лейтенанта Степанова. Я тут же спустился в каюту и положил пистолет в ящик стола и вернулся».
Х Х Х
Около 1 часа ночи 9 ноября к оперативному дежурному бригады консервации, которая находилась в Усть-Двинске, был доставлен старший лейтенант Владимир Фирсов — командир элетротехнической группы БЧ-5 с БПК «Сторожевой». В карманах старшего лейтенанта было два пистолета ПМ. Вначале Фирсов перебрался с бочки на подводную лодку. Ошалевший от столь необычного гостя командир Б-49 Игнатенко немедленно связался с дежурным по рейду капитаном 2 ранга Светловским. Тот сразу же выслал к подводной лодке дежурный катер, на котором Фирсов был доставлен на КП Рижской бригады к оперативному дежурному бригады капитану 3 ранга Асмолову.
Мокрый и продрогший офицер говорил какой-то бред – что на борту БПК «Сторожевой» произошел антигосударственный заговор, во главе которого стоит замполит корабля, что командир арестован, а корабль вот-вот рванет делать коммунистическую революцию в Ленинград. Может быть он пьян, или вообще сумасшедший? Особенно смущали два пистолета, который старший лейтенант, якобы, забрал во избежание возможной перестрелки на корабле. Что делать оперативному дежурному? Перво-наперво, проверить старшего лейтенанта на трезвость и вменяемость и только после этого делать осторожный доклад наверх. Пока ждали дежурного врача из гарнизонной медсанчасти, настырный старший лейтенант все торопил и торопил, уверяя, что дорога каждая минута.
И опять оперативная служба засомневалась, так как, согласно суточного плана на 9 ноября, «Сторожевой» должен был следовать в доковый ремонт в Лиепаю. А вдруг произошла какая-то ошибка в планировании и на «Сторожевом» просто перепутали время выхода на несколько часов? Отдадим должное оперативному дежурному рижской бригады, он все же поверил Фирсову. Началось оповещение начальников т.к. без них решения предпринять что-то реальное было просто невозможно. На КП бригады примчались начальник штаба Рижской бригады капитан 2 ранга Власов и начальник оперативного отдела Усть-Двинска капитан 2 ранга Юдин. Все попытки выйти на связь со «Сторожевым» по УКВ были безрезультатны. БПК упорно молчал. А время между тем неумолимо отсчитывало все новые и новые минуты.
Наконец решили, что Власов и Юдин, вооружившись пистолетами Фирсова и, взяв еще трех матросов с автоматами из караула, на катере пойдут на «Сторожевой», чтобы на месте разобраться в ситуации, и если потребуется, принять необходимые меры. Но не успели. «Сторожевой» уже снялся с бочек и начал маневрировать для разворота на выход в Рижский залив. Саблин пока весьма успешно играл на опережение.
Когда примчавшийся на КП контр-адмирал Вереникин выслушал обстановку и на катере отправился на СКР-14, «Сторожевой» уже уверенно двинулся вниз по реке. Четверть часа спустя Вереникин прибыл на СКР-14 и дал команду экстренно сниматься с якоря, чтобы двигаться вслед за «Сторожевым». Одновременно полетели доклады оперативного дежурного на КП Балтийского флота. Стоявший в тот день оперативным дежурным флота капитан 1ранга Хурс, немедленно связался с командующим Балтийским флотом вице-адмиралом Косовым и передал просьбу немедленно прибыть на КП флота. Спустя каких-то десять минут пришел в движение весь Балтийский флот. В Калининграде из своих домов мчались на служебных машинах командующий флотом, начальник штаба и ЧВС, в Балтийске готовилась к выходу 12-я дивизия надводных кораблей, в Лиепае сыграли экстренное приготовление корабли 76-й бригады эсминцев и 118-й бригады ОВР. Из штаба Балтийского флота уже летели доклады в Главный штаб ВМФ и Генеральный штаб.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко, бывший в 1975 году заместителем начальника политического управления Балтийского флота: «В 1975 году я служил заместителем начальника политуправления БФ и хорошо помню события 8 ноября. Около трех часов ночи по тревожному звонку дежурного политуправления прибыл в штаб флота. Там уже находились командующий флотом вице-адмирал Косов, член военного совета — начальник политуправления вице-адмирал Шабликов, начальники управлений БФ. Николай Иванович Шабликов сидел за столом, держа в руках три телефонные трубки. Москва требовала доклада, что происходит на флоте. Никто толком ничего не знал. Было лишь известно, что замполит «Сторожевого» капитан 3 ранга Саблин изолировал командира, часть офицеров и мичманов, сыграл боевую тревогу. Корабль снялся с якоря и идет Ирбенским проливом в открытое море. Первая мысль, которая всем пришла: где-то вкралась ошибка в суточное планирование. Дело в том, что после военно-морского парада в Риге БПК должен был идти в Лиепаю для постановки в завод на навигационный ремонт. Но, как показали дальнейшие события, никакой ошибки не было…»
Итак, «Сторожевой» движется вниз по реке. Однако у Саблина, как и прежде, нет единомышленников кроме Шеина, которому он не слишком доверяет. Именно поэтому Саблин не может никому передать заряженный пистолет. А как бы сейчас пригодился толковый вооруженный помощник там внизу! Пока Саблин не предполагает, что впоследствии именно это обстоятельство и станет одним из решающих факторов бесславного конца его авантюры.
Большой противолодочный корабль «Сторожевой» следует в Рижский залив. С каждой минутой Даугава расширяется, и управлять кораблем становится все легче. К тому же первый послепраздничный трудовой день еще не начался и на реке совершенно пусто. Но мятежного замполита поджидают новые неприятности. Как оказывается, там, в низах, «контрреволюционеры» не сложили своего оружия и продолжают сопротивление.
Из показаний Саблина: «Спустя некоторое время с БИПа доложили, что с РЛС снято питание. Я побежал в БИП. Матрос Бублин сказал, что питание могли снять во 2-й агрегатной. Я велел ему бежать в кубрик РТС и передать матросам, что офицеров из 2-й агрегатной надо перевести в другие помещения. Через час зашел радиометрист и доложил, что офицеры и мичмана переведены в другие помещения и питание на РЛС подано».
Согласно показаниям старшины 2 статьи Соловьева и шифровальщика Ефремова Шеин собирал матросов для перевода арестованных офицеров из 2-й агрегатной в помещение поста № 37 под пистолетом. По показаниям матроса Садкова во время запирания офицеров в агрегатную, Шеин так же угрожал им расстрелом. Когда попытку освободить офицеров предпринял матрос К.Г. Досмагамбетов, который попытался подойти к помещению, где были заперты офицеры, то Шеин, грозя пистолетом и расстрелом, велел ему убираться прочь.
Таким образом, пока Саблин рулил кораблем наверху, Шеин терроризировал экипаж внизу, запугивая расстрелами и избивая рукояткой пистолета.
Если бы Шеин получил разрешение Саблина на открытие огня, то, несомненно, применил бы оружие. Но Саблин, не без оснований опасался, что стрельба Шеина приведет к обратному эффекту и против заговорщиков единым фронтом выступит сразу вся команда, все же побоялся выдать своему подручному патроны. Он понимал, что как только он или Шеин прольют первую кровь, против них поднимется весь экипаж. Пока же ситуацию удавалось еще как-то сдерживать.
Итак, сопротивление и противодействие Саблину началось, хотя пока и довольно нерешительное. Дело в том, что у «контрреволюционеров» не было толкового авторитетного лидера. Таковыми могли бы быть пользовавшийся уважением всего экипажа старший помощник командира, но он находится в госпитале, командир электромеханической боевой части, но его перед ремонтом отправили в отпуск. Остальная масса офицеров – это, как мы уже говорили, молодые лейтенанты и старшие лейтенанты. Мятеж застал их врасплох. Для того чтобы разобраться во всем происшедшем им надо какое-то время. К тому же они все еще верят, что командир корабля не посажен, как и они под замок, а заодно с замполитом.
Что касается Саблина, то, казалось бы, коль уже захватил корабль, то почему ему не отправить сразу же свою столь разрекламированную радиограмму Главнокомандующему ВМФ? Но ничего подобного почему-то Саблин не делает. Он будет соблюдать радиомолчание до тех пор, пока не поймет, что его побег обнаружен и пока по связи он не получит радиограмму с приказом объяснить свои действия. Пока же каждая минута молчания работает на него, так как за время неизбежной неразберихи и организацией погони, можно было попытаться успеть проскочить Рижский залив и вырваться в международные воды. Там уже козыри будут в его руках!
Таким образом, Саблин выиграл еще целый час. Наконец, в 3 часа ночи шифровальщик Ефремов вручил ему первую радиограмму командующего Балтийским флотом вице-адмирала Косова. Но и на нее Саблин не ответил.
Из показаний Саблина 12 января 1976 года: «Меня волновало, что Фирсов, который сумел уйти с корабля, сообщил на берегу о событиях на «Сторожевом» и в отношении нас в ближайшее время могут быть приняты какие-то меры. Мои опасения подтвердились, когда около 3 часов при следовании «Сторожевого» по Даугаве мне принес радиограмму Ефремов от командующего Балтийского флота. Я приказал не отвечать».
Х Х Х
А в штабе Балтийского флота и Главном штабе ВМФ уже лихорадочно выясняли обстановку, пытались выходить на связь с командованием Лиепайской ВМБ и Рижской бригады, прикидывали, как лучше и эффективней воздействовать на неизвестно куда уходящий БПК, как его остановить. Решено было привлечь морских пограничников, катера которых прикрывали границу в районе Ирбенского пролива и были ближе всех к «Сторожевому», кроме этого решено было направить из Лиепаи к Ирбенам корабли Балтийского флота, а так же задействовать авиацию Прибалтийского военного округа.
Из журнала оперативной обстановки 4-й бригады сторожевых кораблей морских сил погранвойск СССР (4-я ОБрПСК):
3 часа 08 минут. Оперативный дежурный Либавской ВМБ: «БПК «Сторожевой», стоящий на якоре на р. Даугава, без разрешения снялся с якоря и следует на выход».
3 часа 15 минут. Оперативный дежурный 4 ОБрПСК доложил о действиях «Сторожевого». ОД капитан 2 ранга Иванов П.И.
Вспоминает вице-адмирал А.И. Корниенко: «В 3 часа 20 минут командующий Балтийским флотом приказал установить связь со «Сторожевым». Но эфир молчал. Как показало расследование, Саблин приказал связистам на вызовы не отвечать. Старшина команды радистов мичман Жуков был арестован. И даже в этой обстановке дежурный связист по решению дежурного по связи старшины 2 статьи Рябинкина вышел на связь самостоятельно».
Из журнала оперативной обстановки 4-й ОБрПСК:
«3 часа 25 минут. Обстановка по БПК доложена командиру бригады и ОД ОВО г. Рига
3 часа 45 минут. Комбриг убыл на КП Либавской ВМБ для уточнения обстановки. Уяснен состав сил ВМФ для перехвата: СКР-14, выходящий из Риги, СКР «Комсомолец Литвы» и 2 МРК, выходящие из Лиепаи».
Вспоминает адмирал Валентин Егорович Селиванов, бывший в 1975 году командиром 12-й дивизии: «В ночь на 9 ноября я ночевал дома. Среди ночи раздается звонок оперативного дежурного дивизии: «Товарищ комдив, из Риги передали «Сторожевой» самостоятельно снялся с бочки и вышел в море». Я спросонья сразу не понял: «Как самостоятельно? Может он по плану и вышел». Оперативный говорит: «Нет, в плане выхода нет. На корабле что-то произошло». С меня сон как рукой сняло. Сразу же вызвал машину, прибыл на КПП дивизии, развернутом на крейсере «Свердлов». Там получил уже более полную информацию. Немедленно объявил тревогу дивизиону МРК в Лиепае. Приказал командиру дивизиона Бобракову срочно выходить в море и следовать на перехват «Сторожевого». Одновременно приказал выходить в море и «Свердлову» и тоже следовать туда. Сам я остался на крейсере, чтобы непосредственно руководить действиями дивизии в море. А телефоны уже раскалились добела: звонили из Москвы, со штаба флота, звонил командующий и ЧВС и еще, черт знает, кто. Все боялись, что Саблин угонит корабль в Швецию».
Из журнала оперативной обстановки 4-й ОБрПСК:
«4 часа 05 минут. По данным ОД ОВО Риги БПК вышел из Усть-Двинска в Рижский залив».
Помимо вышеперечисленных кораблей на перехват «Сторожевого» из Лиепаи были послан и дежурный ПУГ моего родного 109-го дивизиона противолодочных кораблей в составе трех МПК 204 проекта.
Из воспоминаний бывшего дивизионного артиллериста 109-го ДПК капитана 2 ранга в отставке В.В. Дугинца, участвовавшего в перехвате «Сторожевого»: «Ночью с 8-го на 9-е ноября около 3 часов по базе заметались матросы-оповестители со своими противогазными сумками на плече. Всем кораблям в базе объявили «боевую тревогу» и ошалевшие от праздников и отдыха офицеры неслись по ночным улицам по своим кораблям… Комдив Михневич (командир 109-го ДПК — В.Ш.), как обычно, сидел на своем КПП в командирах дежурной ПУГ и контролировал прибытие офицеров и мичманов по тревоге…
— Какой-то нехороший замполит угоняет из Риги в Швецию целый БПК, — кратко пояснил комдив… — Нам поставили задачу догнать и задержать нарушителя границы.
МПК-25 и МПК-102, как дежурные корабли, через 40 минут вышли в море. Комдив дождался прибытия основного состава походного штаба, и мы на МПК-119 следом пошли догонять ушедшие ранее корабли. За воротами аванпорта в сплошной осенней тьме корабль запустил турбины… Корабль, оставляя за собой шлейф дыма и водяного тумана, мчался навстречу неизвестности в сторону Ирбенского пролива. На подходе к Павилосте, лавируя среди множества рыбацких суденышек, вышедших на лов после праздника, на бешенной скорости мы быстро догнали два наших корабля, следующих курсом на север… Михневич распорядился назначить вооруженные группы захвата на каждом корабле из 10 человек во главе с офицером, завести боезапас на артустановки и приготовить их к стрельбе и даже зарядить на всякий случай РБУ. Хотя бомбовый залп, при попадании в корпус корабля, вероятнее всего не взорвался бы, но страху нагнать мог много…»
Из рабочей тетради БП-4:
4.00. 09.11.75 г. «Компас» — «662»
Приказание командующего быть готовыми дать 2 залпа 100-мм при выходе. Постоянно находится на связи. Обо всех действиях БПК и своих докладывать ОД флота на КП.
4.00 09.11. 75 г. «Челкаш» — «Метели».
Приказание командующего флотом. Когда выйдет визуально – дать 2 залпа в воздух и запросить исполнить «слово». Если не выполнит, дать залп по мостику. Приказание продиктовано по телефону. Подпись ПЛ-38».
Из воспоминаний генерал-майора авиации Александра Георгиевича Цымбалова, служившего в 1975 году заместителем начальника штаба 668-го бомбардировочного авиационного полка 132-й бомбардировочной авиационной дивизии 15-й воздушной армии: «668-й бомбардировочный авиационный полк, базирующийся на аэродроме Тукумс в двух десятках километрах от Юрмалы, был поднят по боевой тревоге около трех часов ночи 9 ноября 1975 г. Это был один из самых подготовленных полков фронтовой бомбардировочной авиации ВВС. Имея на вооружении устаревшие к тому времени фронтовые бомбардировщики Як-28, он был подготовлен к нанесению авиационных ударов всем составом полка ночью в сложных метеорологических условиях при установленном минимуме погоды. Полк предназначался для усиления в угрожаемый период советской авиационной группировки ГСВГ и нанесения ударов по аэродромам базирования тактической авиации НАТО. Боевая подготовка проводилась по-настоящему, поэтому и очередная проверка боевой готовности (а именно так был воспринят сигнал боевой тревоги личным составом полка) даже в такое неурочное время удивления не вызвала.
Доложив на КП дивизии о полученном сигнале и наших действиях, с удивлением узнали, что штаб дивизии проверку боевой готовности полка не планировал и ее не проводит, а командир дивизии отдыхает дома. Подняли с постели командира дивизии: генерал Андреев, как всегда, рассудительно, четко и понятно растолковал недавно назначенному командиру полка — тот, кто поднял по тревоге, минуя командира дивизии подчиненный ему полк, тот пускай этим полком сам и командует.
Отлаженный механизм приведения авиационного полка в боевую готовность раскручивался без малейших сбоев. Со стоянок подразделений в установленное время шли доклады о прибытии личного состава, подготовке к вылету самолетов, подвеске первого боекомплекта авиационных бомб, который хранился на стоянках в земляных обвалованиях для самолетов (второй и третий боекомплект хранились на складе в заводской укупорке). Как всегда при проверках боеготовности, поступила шифровка из штаба воздушной армии с легендой, описывающей оперативно-тактическую обстановку, и задачей полку. Оказывается, в этот раз в территориальные воды Советского Союза вторгся боевой корабль иностранного государства, давалась краткая характеристика корабля (эсминец УРО, имеет две зенитные ракетные установки типа «Оса») и географические координаты точки его нахождения в Рижском заливе. Задача авиационному полку формулировалась предельно кратко: быть в готовности к нанесению по кораблю авиационного удара с целью его уничтожения».
Х Х Х
Тем временем, «Сторожевой» оставив за собой Даугаву, уже вышел в Рижский залив.
Из показаний Саблина на допросе 2 декабря 1975 года: «Повернув к Ирбенскому проливу, я испытывал беспокойство из-за «невязки», так как знал, что в районе есть банки. Успокоился, когда увидел справа навигационный буй ограждающий фарватер, ведущий к Ирбенскому проливу».
А события в низах, между тем, развивались весьма динамично. Уже вскоре произошла третья попытка освобождения командира. На этот раз предпринял ее мичман В.И. Савченко. Однако и она не удалось. Группа «годков» во главе с матросом Саливончик пресекла попытку мичмана открыть люк и, сильно избив Савченко, притащила его на суд к Саблину на ходовой пост. Поблагодарив Саливончика и его подельников за преданность делу, Саблин велел им тащить Савченко в его каюту, где закрыть на замок, что и было сделано.
Из архивной справки: «Саливончик Николай Феодосьевич, 1955 г.р., уроженец деревни Именины Брестской области, с июня 1973 г. электрик сильного тока БЧ-5 БПК «Сторожевой», матрос. Прослушав речь Саблина, решил поддержать его действия и по команде «Корабль к бою и походу подготовить», занял свое штатное место во 2-м тамбуре корабля в районе управления шпилями и обеспечивал готовность на этом посту. Кроме того, выполнял указания матроса Шеина и осуществлял охрану помещения 4-го поста (пост радиотехнической службы), где содержались в изоляции офицеры и мичманы не поддержавшие Саблина в его преступных действиях. Препятствовал пыткам их освобождения».
Из первого допроса В.М. Саблина 10 ноября 1975 года, проходившем в Риге: «При движении корабля я все время находился на мостике и руководил действиями подчиненных по трансляции. Кто как выполнял мои приказы, я точно сказать не могу». Здесь Саблин, как всегда, кривит душей. О положении в низах он был неплохо информирован. Верный пособник Шеин без устали шнырял по кораблю, вызнавая все новости, которые немедленно докладывал на ходовой пост замполиту.
Вопрос следователя на допросе 24 января 1976 года: «О чем информировал Вас Шеин во время мятежа?»
Ответ Саблина: «Шеин действительно несколько раз докладывал мне на ходовом посту об обстановке на корабле и настроениях личного состава. Сейчас я затрудняюсь сказать, что мне говорил Шеин в каждое из своих появлений на ходовом посту. Припомню, что он говорил мне об офицерах и мичманах (во главе с Саитовым), изолированных во 2-й агрегатной, что Савченко пытался освободить командира. Шеин сообщал, что офицеры и мичмана, изолированные в 6-м посту, освобождены и пытаются открыть арсенал. Это не полный перечень, но это все, что я сейчас помню».
Набирая ход, «Сторожевой» лег на курс в Ирбенский пролив, стремясь, как можно быстрее, выскочить из теснин Рижского залива. Но к Ирбенам он спешил уже не один.
