25 АВГУСТА 2016 ГОДА.

СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ.  БОРТ БОЛЬШОГО ДЕСАНТНОГО КОРАБЛЯ «КОСТРОМА»

…Минули еще одни ходовые сутки. Волнение совсем стихло. Выглянуло солнце. Из камбуза вкусно пахло борщом и котлетами.

— Жизнь, товарищи, кажется, налаживается! – объявил сослуживцам, посетивший ходовую рубку капитан 3 ранга Матюшкин.

Возражений на высказанную Матюшкиным сентенцию ни у кого не последовало. Жизнь, после штормов и нервотрепки в проливах, действительно понемногу налаживалась.

Корабельный лаг отщелкивал новые и новые мили, каждые четыре часа неукоснительно менялась вахта. Своим чередом шла и внутрикорабельная жизнь.

Удалось немного и посмеяться. Матюшкин в тот день по трансляции во время завтрака вел очередную радиогазету. Как обычно, вначале он обстоятельно рассказал о кознях НАТО и о турецком ВМФ, потом призвал всех к бдительности. А, закончив читать, неожиданно, подражая диктору центрального телевидения, произнес:

— На этом я с вами прощаюсь!

По кораблю сразу взрыв эмоций… Еще бы, зам по работе с личным составом посреди моря попрощался с экипажем!

Прошли мимо буйка с греческим флажком, подпрыгивающим на волнах. Не иначе, как рыбаки перемет поставили. Перемет – это длинная, до нескольких километров, толстенная леска с двумя буйками-грузами по краям. На леске – поводки с большими, величиной с куриное яйцо, крючками, на которых наживка: куски рыбы или мясо. Поставят рыбаки такой перемет, через день-два выбирают, снимают попавшуюся рыбу и снова ставят. Для кораблей и судов переметы – опасная штука. Заметить затерявшийся в волнах буек непросто. Проглядит сигнальщик – намотаешь километры лески на винты. Потом жди, что в любой самый неподходящий момент лишишься хода.

На корабельных часах было 12 часов 45 минут, когда из радиорубки «Костромы» неожиданно прибежал командир боевой части связи капитан-лейтенант Даниил Морозов

— Товарищ командир! Москва на связи!

Шубин со стоявшим рядом Матюшкиным переглянулись. Если Москва на связи – значит, случилось что-то экстраординарное. Ну, а такие события редко когда бывают хорошими. Значит, случилась какая-то дрянь, причем дрянь большая. Шубин взял в руки трубку телефона спутниковой связи

— «Металл-217» у аппарата!

— С вами говорит министр обороны! Вы меня слышите?

— Так точно! – непроизвольно вытянулся с трубкой в руках Шубин.

— У меня к вам, товарищ Шубин, и к вашему экипажу огромная просьба! – несколько сдавленным голосом произнес министр, затем уже глухо (скорее всего, повернувшись к кому-то) добавил. – Даже не знаю с чего начать с ним разговор…

Чувствовалось, что слова ему даются с трудом.

— Я слушаю Вас, товарищ генерал армии! – еще раз подтвердил Шубин, что он у аппарата и весь во внимании.

— Короче, командир, скажу тебе честно — дела у нас сегодня в мире обстоят хреново! – произнес министр

У Шубина на лбу выступила испарина. Не каждый день тебе по оперативной связи министр обороны доверительно сообщает, что в сегодня в мире все хреново.

Затем министр в общих чертах сообщил командиру «Костромы» о только что происшедшем подрыве террористами ИГИЛЛ американского ракетного фрегата. О захвате американского судна с химическим оружием на борту. О том, что сейчас, судя, по всему, террористы собираются направиться то ли к Израилю, то ли к Италии, чтобы рвануть у берега все свои семь тысяч тонн отравляющих веществ.

— Все дело в том, что вы находитесь ближе всех к захваченному судну. На американцев рассчитывать не приходится, они сейчас полностью деморализованы. Турки, греки и израильтяне тоже не успевают перехватить судно, да, похоже, и боятся. Авиация в данном случае так же бессильна. Они могут нанести ракетный удар, но в этом случае отравляющие вещества распространятся над морем. Поэтому вся надежда только на вас. Задача — захватить судно и не дать террористам его взорвать. Я понимаю (министр на несколько мгновений замолчал), что ни Вы, ни ваш экипаж, ни ваш корабль для таких операций не подготовлены. Но другого выхода у нас сейчас просто нет. Поэтому мы к вам и обратились.

Министр замолчал. Шубин слушал в трубку его тяжелое дыхание, отчего создавалось впечатление, что министр стоит с ним рядом. Больше всего Шубина потрясло слово «мы». Если бы министр сказал «я», это значило, что он говорит о своей просьбе, но «мы»! Кто «мы», руководство Минобороны, министр с президентом? Нет! Под словом «мы» министр подразумевал всю Россию! От этой мысли у Шубина перехватило дыхание.

— Командир! Нашу просьбу я вам изложил, но окончательное решение принимать только Вам. Обещаю, если откажитесь, никаких последствий для вас это иметь не будет. Взвесьте все трезво, сможете ли вы попытаться отбить у террористов захваченное судно или нет?

— Товарищ генерал армии! Я прошу разрешение собрать офицеров! После этого доложу!

— Что ж, это, пожалуй, правильно! – отозвалась трубка. – Только не затягивайте. Я буду ждать у телефона.

— Офицеров корабля срочно в ходовую рубку! – перебросив тангетку на «циркуляр» «каштана» — выкрикнул Шубин, — Бегом!

Матюшкин пытался было задать вопрос, о том, что говорил министр, но Шубин махнул рукой. – Все соберутся, тогда узнаешь.

Через минуту, топая ногами по трапу, один за другим в ходовую влетели запыхавшиеся офицеры «Костромы». Шубин пробежал глазами – все как один, даже доктор с Бочаровым.

— Времени мало, — начал он без предисловий. – Ситуация, ребята, такова…

Через пять минут Шубин взял трубку переговорной связи:

— На связи «Металл-217»!

— Слушаю тебя, командир! – отреагировал трубка.

— Товарищ генерал армии, экипаж большого десантного корабля «Кострома» выполнит свой долг перед Отечеством!

— Офицеры одобрили?

— Единогласно!

— Спасибо, ребята! Родина вас не забудет!– голос министра чуть дрогнул. – Вам будут передавать в режиме «он-лайн» координаты, курс и скорость захваченного судна, а так же хотя бы в общих чертах проинструктируют, как лучше все организовать. Желаю удачи, командир!

Шубин вытер вспотевший лоб, попытался сглотнуть, но во рту так пересохло, что у него ничего не получилось. С минуту он просто стоял, раздумывая с чего ему начинать, а потом, взяв ручку, быстро набросал на листке план подготовки корабля к выполнению того, о чем ни он, ни его подчиненные буквально полчаса назад еще не имели никакого представления.

В эту минуту Шубин почему-то вспомнил отца. Наверное, он бы сейчас одобрил решение сына, который с товарищами, взялся за невыполнимое. Сердце невольно сжалось, и Шубин почему-то именно сейчас пронзительно почувствовал, как ему не хватает рядом отца.

…Пока Шубин-старший был жив, он, по мере сил, участвовал в домодедовском ветеранском движении, выращивал яблони и смородину и каждое лето ждал к себе внуков. Когда бывшие сослуживцы-москвичи удивлялись столь странному выбору отставного контр-адмирала, поменявшему Москву на Домодедово, Шубин-старший  говорил им с обезоруживающей улыбкой:

— Где же иметь дом деду трех внуков, как не в Домо-дедово!

Каждый год, перед окончанием детьми школы, Лада ворчала:

— Все летом детей на юг везут, одни мы, наоборот, на север!

— Ты, не права! – улыбался ей Шубин. – Не на север, а в Подмосковье, причем не на все лето, а только на месяц. Пойми, что дети должны не просто знать, но и чувствовать родство с землей своих предков. Пусть в их памяти о детстве останется не только красавец Севастополь, но и маленькое уютное Домодедово, родина их отца и деда.

Впрочем, умница Лада и сама все понимала, а ворчала исключительно по свойственной всем женщинам привычке.

Сейчас в дом в Домодедово, после смерти родителей, был заколочен и пуст. Но Шубин знал, что рано или поздно он туда обязательно вернется, так как старость надо обязательно встречать там, где ты появился на свет. Мечтая, он представлял, как откроет старые скрипучие ставни, вымоет дощатый пол, смахнет пыль со стола и сядет у родительского самовара попить чайку с медом. Он будет пить душистый чай на подмосковных травах, вспоминая свою жизнь и тех, с кем довелось идти по этой жизни плечом к плечу, тех, кто еще жив, и тех, кого уже никогда не будет рядом…