Ах, вечная жизнь, ты не знаешь покоя,
Которым уставшей душе дорога.
Спасибо за то, что махнула рукою,
Позволив причалить к твоим берегам.
 
Мой трепетный сон – после вахты моряцкой
По колкой траве пробежать босиком,
Но ты не смотри, что сегодня я в штатском –
Я был и останусь твоим моряком.
 
Со мной твоё море, и небо, и поле –
До края, до звёзд, до последней черты;
Вина и расплата, неволя и воля,
На русских погостах родные кресты.
 
И жаль и не жаль, что гадать мне недолго,
Клубит за курганом туман или дым,
И что там, за дальним забытым просёлком,
И здесь, за недальним причалом моим.
 
Ах, вечная жизнь, разговор наш короткий:
Тебе продолжаться, а мне суждено
Однажды уйти, как подводная лодка
В режиме молчанья уходит на дно.
 
И жаль и не жаль мне, что я не расслышу,
Но знаю, что будет в дали голубой,
Как колокол вечный, то громче, то тише,
Гудеть у заветного пирса прибой.
 
И жаль и не жаль, что всему свои сроки,
Для всех по морям, по полям и лесам
Свои маяки, родники и дороги,
Но звёзды одни и одни небеса.
 
*   *   *
Бог с вами, поэма и драма,
Из лавра и тёрна венец.
Спасибо великое, мама.
Большое спасибо, отец.
 
За небо, за степи и горы,
За реки, леса и поля,
За то, что над русским простором
Звезда воссияла моя.
 
Осталось ни мало, ни много –
Спуститься с родного крыльца
И, выбрав прямую дорогу,
По ней прошагать до конца.
 
Осталось ни много ни мало –
Презрев и тюрьму и суму,
Уйти от родного причала
И снова вернуться к нему.
 
А там, у начала дороги,
Где сердце стучит горячо,
Осталось, наверно, немного,
Но что-то осталось ещё.
 
Под светлыми сводами храма
Свеча и святой образец.
Небесное царствие, мама.
Всевечная память, отец.
 
Шевардинкий редут
 
Былина нового времени

Мы-то думали: всё! – наши мирные будни
мы навек защитили в последнем бою.
Только вот он опять, гром тяжёлых орудий,
вновь смертельную песнь автоматы поют.
 
Мы-то думали: всё! – к нам беда не вернётся,
и войска боевых не узнают потерь.
Но в дыму почернело афганское солнце:
рядовой, ты станешь сержантом теперь.
 
Мы-то думали: всё! – жатву смерти собрали, –
под Берлином война отступилась от нас…
Борони тебя Боже, сынок-новобранец,
сквозь ослепший прицел вдруг увидеть Кавказ!
 
Мы-то думали: всё! – без военных пожаров
на парадах отслужит гвардейский десант.
Но куда занесло тебя, прапорщик старый?
Но куда ты попал, молодой лейтенант?!
 
Мы-то думали: всё! – наши братья-славяне
нас вовеки веков не оставят в беде…
Смыта русская кровь на камнях в Инкермане –
растворилась, как соль, в черноморской воде.
 
Снова трубы трубят над избою и хатой.
Нас опять убивают. Только всех не убьют.
Есть Россия у нас. Есть в России солдаты.
Есть у каждого свой Шевардинский редут.
 
Зря ли тысячу лет собиралась держава?!
Пусть дотянется Китеж до неба крестом,
и найдёт свой Царьград гордый внук Святослава
и глухие врата увенчает щитом!
 
Харбинский мотив
 
Ненаписанная драма.
Позабытый сон.
Будто вновь плывёт над храмом
Колокольный звон.
Вновь блестит под солнцем жарким
Золочёный крест.
Вновь играет в старом парке
Духовой оркестр.
 
 
Жаль, у пристани бессильно
Замер пароход.
Жаль, что поезд из России
Больше не придёт.
Жаль изгнанников безвинных,
Виноватых жаль.
Бродит в улицах Харбина
Русская печаль.
 
 
День был сух, а вечер влажен.
Гаснут фонари.
И уносят память нашу
Воды Сунгари.
Но опять кому-то снится:
Бьют колокола
В память памяти харбинцев,
А она – жива!
 
*  *  *
 
То ли жил я в нём, то ль приснился мне
В два окошка дом на яру крутом.
То ль свеча горит, то ль звезда в окне,
То ль встаёт заря за окном.
 
Мать моя идёт – что картиночка,
Мой отец идёт – хоть куда мужик! –
По просёлочку, по тропиночке,
Чистым полюшком напрямик.
 
Может, станет здесь город каменный –
Я когда-нибудь полюблю его...
Только мать с отцом опечалены,
Да не знаю я – отчего.
 
Почему трава молчаливая,
А вода в реке день и ночь поёт,
И о чём грустят клёны с ивами,
И зачем кричит вороньё?
 
А меня пока жизнь не трогала
Ни чужой бедой, ни моей виной.
И глядит зенит светлым облаком,
И плывёт оно надо мной.
 
Скоро сам пойду – как же иначе! –
Под молчанье трав да вороний крик
По просёлочку, по тропиночке,
Чистым полюшком – напрямик.
 
*   *   *
Было много – остается малость.
Я ль моей зазнобушке не мил?
За нее ли мама не боялась?
Надо мной ли ворон не кружил?!
 
И о чем опять напоминают
Облака на золоте зари?
Широка страна моя родная,
Что там про нее ни говори.
 
Кружево березовых пейзажей,
А в округе – песни хороши.
Тонкой ветке каждый листик важен,
Каждый голос дорог для души.
 
Ты ль меня не любишь хоть немного?
Я ли не люблю тебя, мой свет?!.
Непроезжей кажется дорога,
А другой и не было, и нет.
 
На дворе погода-непогода,
Так, не так – кончаем ночевать.
Не избыть, что неизбывно сроду –
Русского пути не миновать.
 
*  *  *
Великая, не знающая края,
взлетающая, падать не боясь,
единственная, вдребезги родная,
красавица, низвергнутая в грязь,
простуженная, хриплая, босая,
не верящая больше ни во что,
способная и жить и умереть, играя,
та, без которой мы никто, –
в последний раз, коль суждено судьбою,
не плача, не страшась и не скорбя,
дышать, мечтать,
молиться перед боем
Тобою
о Тебе
и за Тебя!
 
*   *   *
Казалось: осталось недолго –
Вот-вот мы сдадимся в полон.
За нами горящая Волга,
Последний окоп и патрон.
 
Нас в чёрную землю зарыли,
Был горек Отечества дым.
Но мы всё равно победили.
И снова даст Бог – победим.
 
МОЛЬБА
 
Это что за напасть, чья немилость?
Будто время с резьбы сорвалось:
Раскачалась Земля, раскрутилась,
Накренив ненадёжную ось.
 
Понесли непутёвые кони –
Поезда, самолёты, такси…
Старый друг, не зови и не помни.
Брат родимый! Услышь и спаси!
 
Все приветы мои без ответа,
Безнадежны надежды мои.
Милая, возмутись и посетуй.
Строгая! Пожалей и пойми…
 
В расписаниях нет моих рейсов,
Лодок нет у моих переправ.
Сын родной, осуди и посмейся.
Кровь моя! Искупи и исправь.
 
То ль звезда путеводная меркнет,
То ль погиблые выбрал пути…
Отчина, прокляни и отвергни.
Родина! Вразуми и прости!
 
Всё не впрок – и поступки, и мысли.
Боже правый, взыщи и направь!
Мать-земля! Отрекись и очистись!
Русь моя… Не отринь… не оставь…

ТОСТ ОФИЦЕРОВ ПОДПЛАВА
 
Не стали мы в отсеках субмарин
Любимцами известности и славы,
Богами нами пройденных глубин –
Мы просто офицеры из подплава.
 
Мы в океан ныряли, как в окоп,
Но грозовые тучи не мешали
Заглядывать ночами в перископ
Созвездиям обоих полушарий.
 
Мы жили от тревог и до тревог,
Зато была спокойною Держава.
Увы, мы не всесильны, видит Бог –
Мы просто офицеры из подплава.
 
Наш тост за тех, кто нынче среди нас,
Кто нам вослед идёт упрямым курсом,
И тех, кто в море уходил сто раз
И только раз из моря не вернулся.
 
Мы и живём, и служим однова.
И первый, и последний наш молебен –
Во имя тех, в ком Родина жива
И на земле, и в море, и на небе.
 
 ВКЛЮЧИВ ТЕЛЕВИЗОР
 
Из забытого сна, из-под замети лет, из-под спуда
Возвратиться к началу, где первый шажок совершён.
К обманувшей весне. К безутешной разлуке, откуда
Ты, всю жизнь от cебя уходя, далеко не ушёл…
 
Дорогие мои! Дорогой мой! Моя дорогая!
Что мы завтра узнаем, чего мы не знали вчера?
Те же звёзды ночами всё там же всё так же мерцают,
То же старое солнце слепит в том же небе с утра.
   
Разве кто-нибудь где-то не знает, что кровь не водица?
Разве русская кровь как водица не льётся сейчас?
То ли белая вновь, то ли красная конница мчится,
И лежит за «Максимом» в тачаночке кто-то из нас.
 
Дорогая моя… дорогой мой… мои дорогие…
Может, в лаве, летящей под нашим умелым огнём,
Скачет Русь, сжав до боли в ладонях поводья тугие…
Если Русь упадёт из седла, то и мы упадём.
 
День за днём здесь и там, век за веком не с нами и с нами
Всё, что было и не было нашим – не станет чужим…
Севастопольский рейд, Петропавловский порт с кораблями
На флагштоках и мачтах с Андреевским флагом седым…
 
Дорогие мои, дорогая моя, дорогой мой!
Наши горькие беды и вины, дела и слова
Будет честное время хранить, как патроны в обойме,
Отпустив нам грехи, если будет Отчизна жива…
 
 *   *   *
Простая задача у встречного ветра,
У бьющей о корпус свинцовой волны –
Чтоб мы, уходя в океан предрассветный,
Хоть раз хоть на миг пожалели об этом,
Подумав, что силы уже сочтены.
 
И правда, уходят и силы, и годы –
Никак не вернуть, никогда не догнать.
Но после недальних и дальних походов
Нам будет, о чём на земле вспоминать.
 
Мы доли иной для себя не искали –
Не станем её ни ругать, ни жалеть.
Простая задача – без долгой печали
Опять к долгожданному пирсу причалить
И нежностью Родины сердце согреть.
И если успеется – в баньке помыться,
Водицы испить из лесного ключа.
А это недолго совсем – убедиться,
Что дружба крепка и любовь горяча.
 
От радости чайки родные заплачут –
Ну кто их за это посмеет судить?
А нам не заплакать – простая задача.
Но вымпел на гафеле бьётся, и значит –
Нам снова пора в океан уходить.
А чайки не плачут, а чайки смеются –
Сквозь слёзы их смех нам вдогонку летит.
Простая задача – уйти и вернуться.
Уйти и вернуться. И снова уйти.
 
*    *    *
 
Под шатром голубым
На ковре зелёном
Во кольчуге стальной
При востром ли копье
Помирать ли живым,
Жить ли полонённым,
Только раз выбирать
И тебе, и мне.
Только раз всякий раз
Сорок раз и больше
Каждый миг, каждый час
Тыщу лет и дольше
Одному, у дна, у края
Пропадая, знать не зная,
Что тебе замены нет
Ни на полдень, ни на полночь,
Ни на весь на белый свет
 
 *    *    *
 
Отставник, я от службы свободен
И для жизни, скажу напрямик,
Стал теперь ограниченно годен,
Хоть в душе до сих пор – призывник.
 
Если, слышный до самых окраин
От вошедшего в порт корабля,
Горн матросам зарю заиграет –
Он играет её для меня.
 
Если с палубы в воду и сходу –
Точно громом по берегу бьёт! –
Атакует морская пехота,
Я молюсь за победу её.
 
А поднимутся ввысь самолёты,
Я за далью морей и земель
От души пожелаю пилотам
Своевременно выйти на цель.
 
И поют мне бессонные волны,
И вздыхает протяжно прибой
И о тех, кто меня ещё помнит,
И о тех, кто простился со мной.
 
Словно палуба, небо качалось
Под раскаты штормов и тревог.
Что осталось со мной, что осталось
От недальних и дальних дорог?
 
Только дедовский домик с овином,
И просёлок, и пыль да трава,
Только музыка маршей старинных,
Только маршевых песен слова.
 
А в краю, где плакучая ива
Что-то шепчет вдогонку ему,
Лейтенант молодой и красивый
По просёлку спешит моему.
 
*  *  *
Какой буран свалился в марте,
Какой снежище – обалдеть!
Мой город разве что на карте
Возможно было разглядеть.
 
И ничего не оставалось,
Как только, сидя у окна,
Испытывать сплошную жалость,
Что терпит бедствие весна.
 
И сквозь стекло двойное слушать
Плач вьюги, неутешной столь,
Что слёзы наполняли душу
И сердце стискивала боль.
 
И сколько непогоде длиться,
Не знать, но убеждать себя
Не злиться всё же, а дивиться
На возвращенье февраля.
 
И чувствовать светло и сильно
В глубинах сердца своего
С любой погодою в России
Тысячелетнее родство.
         
*  *  *
Нас нынче мало. Ну и что?
Как говорится, мы в тельняшках.
Пусть нам в морских глубинах тяжко,
Но там не видит нас никто.
 
И для сомнений нет причин:
Подводники – народ особый.
Мужчина океанской пробы –
Один на тысячу мужчин.
 
Пусть кто-то скажет: похвальба!
А нам и спорить неохота.
Подплав – не служба, не работа,
Но жизнь, и песня, и судьба.
 
Подводники… Не соль земли –
Скорее, соль седьмого пота.
Но соль морей на всех широтах
Лишь мы попробовать могли.
 
У нас всё честно – жизнь и смерть.
Равны пред гибелью и славой,
Мы души отдали подплаву –
Нам больше не о чем жалеть.
 
*  *  *
 
Неужели Земля станет камнем бесплодным,
и во веки веков не увидит никто
этих старых цветочниц в платках старомодных,
этой девочки в лёгком осеннем пальто;
а трамвайные рельсы сгорят, как солома,
смрадный ветер надует сугробы золы,
и за сорванной дверью последнего дома
под ногой человека не скрипнут полы?!
 
Мы уходим в поход. Пусть Земля нам поможет
не пропасть, не устать, не споткнуться в пути.
Мир. Берём на себя эту хрупкую ношу.
Кроме нас, её некому больше нести.
 
*   *   *
 
Бессмертен севастопольский редут, –
Мы не срамили боевого стяга.
По-прежнему и нежность, и отвага
Как две сестры в морской душе живут.
На горечи разлук обречены,
В морях земною верностью хранимы,
Народом удивительным любимы,
Святым его доверием сильны,
Мы дарим нежность суше и воде,
А дерзость для врага приберегаем.
Мы живы, даже если погибаем,
Не изменив отеческой звезде.
 
МАРШ-БРОСОК
 
Который год мне это снится:
На правом фланге – первый взвод,
И ветер, обжигая лица,
Бьёт из распахнутых ворот.
 
Три магазина к автомату
И на три дня сухой паёк.
Три слова нашего комбата:
«Бегом, за мной!» и – путь далёк.
 
«Не отставать… Проснулись, сони!
Быстрее!» – шепчет старшина.
Легко уходит от погони
Моя двадцатая весна…
 
*   *   *
 
Всё нормально. Светлый день.
Ночка тёмная.
Бескозырка набекрень.
Море волнами…
Шутка в деле. Западня.
Воля случая.
Недоступная моя.
Песня лучшая.
 
Ну а в море пароход.
До свидания…
У причала крепкий лёд.
Ожидание.
Слово, главное в строке.
Лада. Ладушка.
Нынче в дальнем далеке –
завтра рядышком.
 
А со мной моя вина,
нет сомнения.
Но в душе опять весна.
Возвращение.
В лютый холод февраля,
знойным летом ли…
Песнь заветная моя.
Недопетая.
 
На фуражке жёлтый краб.
Звёзды на небе.
Под ногой скрипучий трап.
До свидания!
Вековая голубень.
Ширь бездонная…
Всё нормально. Светлый день.
Ночка тёмная.
 
*   *   *
 
            Памяти капитана 2 ранга Леонида  КЛИМЧЕНКО, старшего лейтенанта Александра ПОНОМАРЁВА и ещё тридцати пяти моряков, погибших на крейсере «Адмирал Сенявин» 13 июня 1978 года

Когда взойдёт последняя заря.
когда закат последний отпылает,
уйду я, ничего не говоря,
не пряча, не жалея, не желая.
Не по моей и по моей вине
ещё беда с бедою рядом встанет;
мне отдохнуть от них пора настанет, –
мои друзья, не плачьте обо мне.
 
Когда судьба сочтёт земные дни,
и вы, скорбя, узнаете об этом,
друзья мои, соратники мои, –
храни вас Бог! – не торопитесь следом.
Коль будет суждено сгореть в огне,
мой прах горячий над полынь-травою,
над скудною отеческой землёю
развейте и не плачьте обо мне.
 
Когда последний песенный куплет
я допою над берегом любимым, –
последний раз сойдётся клином свет
на парусе, что пролетает мимо.
Я был и под волной и на волне,
и в царстве тёмных смут и истин ложных,
когда, казалось, счастье невозможно,
я счастлив был. Не плачьте обо мне.