Отучился наш курсант свой первый курс, который не зря зовётся — «Приказано выжить!» И науки общие довлели: «вышка», сапромат, физика, «начерталка» и прочие — специальность то инженерная, и служба: караульная, дневальная, патрульная. Бывала и неуспеваемость, когда сидел по 2 месяца без берега (в городское увольнение не отпускался), а то и наряды на работы, когда в строй опоздаешь, форму одежды нарушишь, или ещё что не по уставу сотворишь. Но стойко переносил все тяготы и лишения военной службы, не ныл. Воспринимал как должное, знал, что всё потом пригодится. Укреплял себя физически, просиживал не только за учебниками, но и художественной литературой, искусством живо интересовался. За пользующейся большим спросом в библиотеке книгой стоял в очереди, почему водил большую дружбу с библиотекарями.
Помнит, как сумел рассчитать и ночами напролёт чертил настоящий редуктор, за что получил всего лишь хорошую оценку (но с присущим ему юмором шутил, что если бы его раскрутить, он наверно бы взорвался). Сдавал все зачёты и экзамены второго семестра и отправился в конце июля со своей ротой на первую практику.
Не на какой-нибудь катер, или даже БПК, на огромный крейсер проекта «68-БИС» «Адмирал Ушаков» водоизмещением 16 600 тонн, длинной 210 метров. Экипаж его, как потом оказалось, насчитывал 1270 человек и можно было 3 года прослужить на нём, да так и не встретится с каким-нибудь моряком. Последние артиллерийские крейсера советского флота, большая серия в 21 единиц была заложена, но фактически достроены только 14 вымпелов.
Поднимаясь с баркаса по трапу, да делая первый шаг на борт корабля, споткнулся и было от чего: встречал курсантов дежурный по кораблю с нарукавной повязкой «рцы». Человек, из-за которого Сашка попал на флот, кого год искал в Севастополе, теперь уже капитан 3 ранга, командир БЧ-5 оказался первым, кто встретил его на корабле. Да, всё то же улыбчивое лицо, пшеничные усы Бориса Теретьевича Винокурова — офицера, на которого Сашке хотелось хоть чуточку быть похожим. Он стоял рядом с курсантским строем, отдавал привычные распоряжения. Так хотелось к нему шагнуть, обрадовать, а он совсем не узнал своего Сахалинского воспитанника судомодельного кружка, спросил: «В чём дело?» И, только после третьего представления вспомнил Сашу Деточкина. Может отвлечён был службой крейсерской, или фигура эта для него была не значительная, чтобы упомнить. Было нашему гардемарину от того обидно, но виду не подал. Уже пообвыкнув, постучался к нему в каюту, разговорились и пригласил офицер его в гости. Дождавшись увольнения, запасся курсант тортом и отправился по указанному адресу катером в бухту Голландия, где проживал Борис Терентьевич. Офицер и его жена встретили тепло, вспоминали островную Аниву, кружковцев. Оказалось, что его наставник так и продолжал творить на ниве судомоделизма, изготавливал настоящие шедевры на продажу.
Крейсерская организация не сразу стала понятна будущим офицерам, тут и трения бывали с личным составом корабля и курьёзы всякие. Поселили класс в 25-м кубрике. Здесь уместно привести страничку дневника нашего курсанта. «Вторые сутки живу в духовке. К тому же дневальный, приходится 4 часа вариться в собственном соку. На верхней палубе приходишь в себя. Когда есть вода, напиваюсь м лью на себя, но тёплая и приторная она не спасает. Что же я делаю , когда её нет? Сначала появляется испарина, потом бисеринки пота, когда они превращаются в градины, они скатываются неприятными щекочущими ручейками. вытираться уже нечем. Кажется, я за всю жизнь так не потел , как в эти 2 дня ( температура в кубрике держалась под +45 градусов, как в бане, прим. А.Б.)
Пошёл Сашка за обедом на камбуз. Корабельный кок насыпал ему в алюминиевый бачок вкусного горячего плова. Спускался наш бачковой по наклонному трапу в кубрик. А трап, как водится подбит латунной полосой. Курсантские «гады» училищные сапожники тоже подбили подковками, чтобы каблуки подольше послужили. Наступил он на эту полосу, да поскользнулся и понёсся по трапу на пятой точке вниз. Схватил двумя руками горячий бачок, не о себе думая. Да, когда шлёпнулся на палубу, драгоценный бачок перевернулся и весь плов оказался на бачковом и на палубе. Внизу, принимавшие обед матросы, обернулись на шум и перестали греметь посудой. Как вдруг, какой то удалец гаркнул: «Смирно!» и покатился дружный хохот. Сашке и больно, и смешно до слёз было. Собрали его плов, но друзьям-товарищам его не понёс. Есть хорошие годки: отвели обратно к коку, и тот не обидел, насыпал новый бак.
«Хорошо на ночь ушёл на верхнюю палубу. Но там уже холодно, перебираешься с места на место под песню «весёлого ветра», который уносит твою простынь и твоё тепло. Проснувшись под башней главного калибра одеваю ботинки, но друг — Слава Грохотов говорит, что это его. Мои «гады» уже увели. Шлёпаю босиком, хорошо что есть «хромачи»- хромовые ботинки.
26.07. Никогда не думал, что корабль такой тёплый. Эти водопроводы кругом. Сейчас на занятии по борьбе за живучесть Мишка Ващилин попросил затопить к чёрту наш невентилируемый 25-й, но оказалось, что его и так топят: внизу у нас корабельный котёл, а сверху — камбуз. Боремся за себя.»
Зря конечно он так говорил, потому, что предсказание вскоре сбылось. Подошла через пару дней баржа, стали воду принимать. Да так напринимали, что полилась из горловин в кубрик. Где, что перекрыть никто понятия не имел. Побежали к дежурному по кораблю, к соседям, на палубу верхнюю барже грозить, и пока всё перекрыли налилось этой воды по самый комингс — порог. Пришлось вручную нам осушать потом. Сашка так подумал, что озоровали матросы, а может и просто разгильдяйство было. Кроме построений и тревог, всяких учений и наук морских и трудов хватало. А самые великие из них оказались в этих самых корабельных котлах, настоящей преисподней. Шесть котлов КВ-68 было на корабле, да ещё 2 вспомогательных. Часть из них поставили на капремонт и практикантам довелось тащить с низов корабельных многометровые, покрытые сажей трубки котла на верхнюю палубу. Перепачканы все были с ног до головы и вид имели самый экзотический.
Так как крейсер был обездвижен и стоял в бухте на бочках, перевели курсантов на ПРТБ -33 (плавучая ракетно-техническая база) проекта 2001М и, после долгого размагничивания (Саша даже подумал, что на РТБ много железных людей), сходили на корабле в Новороссийск и обратно. Набрались морской практики. Плавбаза, после крейсера 1950 года постройки, показалась «белым пароходом», условия обитания на ней были несравненно лучше. Затем отправили практикантов в Севастопольскую бухту Казачью, в морскую пехоту Черноморского Флота — 810-й отдельный морской пехотный полк, преобразованный в бригаду, которая ныне стала Гвардейской и дважды орденоносной. Вот где пришлось попотеть: побегать кроссы в противогазах, окопы в Крымском каменном «чернозёме» капать, пройти обкатку танками, провести стрельбы и метание боевых гранат. В дневнике 24 августа 1973 года записал:»Пишу после отбоя. Нашёл в траншее кости, подсумок и рядом 10 пфеннигов, простых, но ни одна монета, даже немецкая , не внушала мне такого чувства. Это деньги немецкого солдата, которые он получил за то, что убивал. Это деньги немецкого солдата могилой которого стал Севастополь. Вечная слава и память тому, кто тебя убил!» Грузились на средний десантный корабль (СДК) и имитировали высадку десанта. Побывали в авиачастях и даже облетели военно — морскую базу (ВМБ) на вертолётах Ми-6. В общем, учились военному делу, как учил Ильич «настоящим образом.»
