До сих пор помню этот КВН. Ну до чего же командиры и старпомы на выдумку бывают тороваты, особенно, когда дело касается поддержания имиджа Родины, да что там имиджа – отстаивания ее интересов любыми средствами, вплоть до дипломатических, даже если это угрожает  здоровью экипажа с легкой потерей боеспособности корабля, правда совсем временной, часа так на полтора-два в сутки… Но все по порядку!
     БПК «Маршал …» проекта 1134А — совершенно новый корабль, с экипажем, укомплектованным лучшими офицерами Краснознаменного Северного Флота (читай, лейтенантами этого и прошлого годов выпуска, редко разбавленного опытными офицерами в капитан-лейтенантских званиях, в основном, на должностях командиров боевых частей), после ходовых испытаний и сдачи полного комплекса задач вышестоящему командованию, гордо стоял у причала в Лиепая. Все было готово к переходу в Североморск – родную базу, где остались жены и дети у тех, кто постарше, любимые у лейтенантов, кто пошустрее в делах амурных. Словом, готовились  домой.
     Командир корабля капитан 2 ранга Котов Александр Семенович сидел в своем кресле на ходовом мостике и принимал последние перед выходом доклады. Провели проверку личного состава –  все на месте! Поехали!
     Балтику прошли быстро, хотя октябрьская погодка командиру не нравилась: серо, слякотно, на верхней палубе находиться противно. Но волнение моря приемлемо, надводная обстановка по курсу благоприятная.
     Словом, выскочили из Балтийского моря, как пробка из  бутылочного горлышка, – домой ведь! И вот тут начинается самое главное! То ли командир заранее знал, да от всех втайне держал, то ли и впрямь только что радиограмму получил, но… по логике надо было повернуть направо к Североморску, а мы повернули в противоположную сторону. Я об этом позже всех узнал, утром за завтраком в кают-кампании. Ночь провел прекрасно, снились жена и маленький сын, борщ со сметаной, домашний уют и еще кое-что, но об этом я вам не скажу, потому что интимное. В кают-кампании я, весёлый такой от ночных представлений и от полноты предстоящего счастья, увидел тени смерти в глазах сослуживцев и очень удивился такому обстоятельству. Холостой лейтенант, которому пофиг было куда идти – налево, направо, к чёрту на рога, лишь  бы идти, отвел меня в сторонку и всё рассказал. До меня доходило туго, но минут через десять всё же дошло. Я понял, что произошла катастрофа вселенского масштаба. С женой мы так не договаривались. «Одна, с ребенком, без денег…» – летали в голове мысли, а может все и вылетели наружу в те минуты, потому что голова совершенно опустела, знаете, как барабан после последнего удара колотушкой в трагическом финале оперы-фарса «Богатыри» А. Бородина на либретто Демьяна Бедного. Про такую оперу я знал, но никогда не слышал (оперы ведь слушают, а не смотрят), как не слышал ее никто с 1936 года после снятия с репертуара. Про «последний удар колотушкой в трагическом финале» подумалось случайно. Красиво подумалось, но внутри меня омерзительно затошнило в самого себя. Командир за завтраком подтвердил, что, действительно, идем на ТОФ (Тихоокеанский флот)… Дальше будет веселее, действительно веселее, я не утрирую.
         Пришли в Экваториальную Гвинею, прямо в столицу – Малабо, что на острове Биоко (бывший Фернандо-По) в Гвинейском заливе Атлантики. Условия для захода и швартовки великолепные, лагуна – райское место. К берегу привязались. Пирс подготовлен. На нём девки чёрные пляшут – приветствуют как бы. На верхней палубе стало жарко – туземки раздеты основательно: только в лифчиках и набедренных повязках из какой-то соломы, тела плотные, но не заметно, чтобы потные, а груди в такт движениям туда-сюда! Офицеры, которые женатые, глаза в сторону отводят, а остальным что – пялятся, некоторые бесстыдно, но я уже не помню кто. Тут я сделаю отступление. Морская служба – она всё бы ничего, но есть одно обстоятельство – гормоны. Куда гормоны-то в море девать? Мы своего доктора давно пытаем – подсыпаешь нам что-нибудь в пищу или нет? Молчит – не говорит! Как служить теперь из-за этих девок. А на корабле несколько сот молодых мужиков своего экипажа да десятка полтора вертолётчиков. Впрочем, вертолётчики не в счёт. Они еще на Балтике, как закрылись в своей каюте с флягами спирта, так мы их до Малабо и не видели. Что ели, что пили? Впрочем, пили, понятно, что! Я их, вертолётчиков, потому и не считаю – какие у них гормоны после нескольких недель беспробудного пьянства. Котов их не трогал. Дело в том, что согласно уставам, определяющим жизнь на корабле, все «пассажиры» должны быть к нашим делам приставлены, нам как бы в помощь. Но вертолётчики — не пассажиры. Они на противолодочном корабле для того, чтобы с воздуха подводные лодки обнаруживать. Плавание у нас было одиночное, из начальства – никого, вот командир с ними и не связывался. Умный человек! Чего они тебе «с бодуна» , кроме ЧП, налетают? Так и сидели в каюте, пока сами в небо не попросились. Выпитый-то спирт списывать надо! А как без полетов и записей в вахтенном журнале спишешь? Вопрос! Котов, когда они в небо просились, разрешал, конечно, им полететь, но не далеко, а высоко сами не хотели — голова кружилась.  Это уже после Экваториальной Гвинеи. Тут, пока еще президент этой банановой республики не подъехал нас с прибытием поздравить, я опять отвлекусь и попеняю нашим военачальникам. Ведь такие визиты кораблей не за месяц и не за два согласовываются на дипломатическом уровне. Чего боялись, не упредив, что нам с ТОФом судьбу связать придется ! Мы бы хоть с семьями и прочими бытовыми вопросами разобрались! Куда бы мы с корабля делись? А так на тебе, здрасьте, – североморцы на ТОФ идут, кто там их ждёт. Так оно впоследствии и вышло. Но до ТОФа, ой, как далеко было, я вам ещё столько историй расскажу!
Подъехал президент на красивом лимузине с кортежем. Я тогда ещё в иномарках не разбирался. Что мы видеть могли, кроме «Жигулей» да «Москвичей»? Черную «Волгу» командира эскадры, контр-адмирала, который в Североморске надо мной жил и иногда до корабля подбрасывал? Спасибо ему! Девок в сторону отодвинули.  Мы заранее построились. Президент со свитой поднялся на корабль, командир доложил ему что-то на вертолетной площадке (я на шкафуте стоял, не слышал). Пошумели гости на корме, пощебетали не по-нашему и отбыли. Девок, однако, оставили. Те еще несколько часов, пока не стемнело, нам тоску разгоняли, а может и навевали, кому как! Думаю, что про президента самое время сейчас рассказать, а то потом забуду.
         Первым президентом Республики Экваториальная Гвинеи после освобождения от испанского владычества в 1968 году стал Франсиско Масиас  Нгема Бийого, отец нации, генерал-майор вооруженных сил и прочая, и прочая. Всего в его титуле я насчитал тогда 102 слова на испанском, многого не понял. Недавно, когда созрел рассказать вам эту историю, полазил по словарям, и везде его называют “одиозной фигурой”. Он был свергнут в результате военного переворота и расстрелян в 1978 году. Может все и так, но я с этими оценками не согласен, да и все, кто был тогда на корабле, меня поддержат — он стал нам, как отец родной, командиру нашему — братом. А почему — имейте терпение!
         Попрощался поклоном президент, по трапу красиво сошел и все время тросточкой помахивал. Тросточка дорогая. Была она благородного металла и инкрустирована драгоценными камнями. С тросточкой этой он никогда не расставался. Может в ней иголка его жизни была спрятана, как у Кощея в яйце, не знаю, да уже и не узнаю. Тайну он с собой в могилу унес. А тогда он был превосходен: в хорошем костюме, гладко выбрит и приятно пах. Я не нюхал, но офицеры, которые рядом с ним терлись, рассказывали. После его отъезда срочное совещание в кают-кампании.
— Товарищи офицеры! — говорит командир — вечером прием в президентском дворце. В 19.00 к трапу подадут автобусы. От экипажа приглашены 70 человек. Старшему помощнику и заместителю командира по политической части обеспечить мероприятие. Старшин и матросов не брать. Только офицеры.
И ушел. Видим, как бледнеет лицом старший помощник и протирает лысину заместитель по политической части. У нас в экипаже едва ли столько офицеров наберется. Да и на корабле надо кого-то оставить: вахтенные, дежурные. Но кто с командиром спорить станет. Ломанулись к вертолётчикам, те после встречи президента опять в каюте закрылись и признаков жизни не подают. Хотя на палубе их видели чистыми и опрятными, не в комбинезонах. Решили привлечь мичманов, о чем старпом у командира специальное разрешение ходил испрашивать. В офицерскую форму их не переодевали. Какая разница для африканцев: мичман или лейтенант. Погон почти одинаков, только звездочки у одного вдоль, а у другого поперек.
— А еще командир просил отнестись к мероприятию очень ответственно — сказал старпом, вернувшись от командира, — будут спиртные напитки и женский пол. И в том и другом проявить выдержку. 
Народ сильно оживился, некоторые задумчиво ухмылялись. У доктора начал нервно дёргаться ус.
— Форма одежды номер раз, без кортиков (почему без кортиков – понятно?).
— Вопросы? Нет вопросов? Готовиться!
         Дежурного по кораблю менять не стали, а вот дежурного по низам (низы — всё, что под палубой) заменили и определили в нашу команду, как принципиально непьющего спортсмена. Словом, набрали с мичманами человек 60, командир махнул на всё рукой и согласился на ограниченный контингент, мудро решив, что если столы будут уставлены бутылками не очень плотно, то мы норму не доберем, а если плотно, то к перебравшим будут приняты самые строгие меры партийно-комсомольского и дисциплинарного воздействия. Как же командир ошибался! Нет, не по поводу тяги к спиртному вверенного личного состава. Из отправившихся на прием никто до чёртиков  не напился, все было чин-чинаром, но слушайте дальше.
Прибыли на автобусах в президентский дворец вовремя, столы ломились от яств, бутылками такими заставлены, которых мы и в кино не видывали, а ихнего народу — мать честная! Мужики, хоть и чёрные, но холеные, с супругами. Много военных тоже с бабами. И все с дочками. Вот этого командир как раз и не учел. Учел замполит, еще на корабле. Он велел доктору короткими перебежками посетить все каюты и провести беседы о… невозможности лечения в корабельных условиях африканских венерических болезней. Но мы его почти не слушали, а гладили брюки и брились. Если настроение почти уже праздничное — до бесед ли телоспасительных?
     Тостов было много и со стороны президента, и от нас.  Посол речь сказал. Потом бокалы поднимали министры, генералы. Ребята держались молодцом. Я видел, что многие пили, изображая отвращение, некоторые через раз, но разное, а слабохарактерные в вопросах выпивки (были среди нас и такие) вообще не употребляли. Наговорились, наелись, напились. Переводчик из посольства ни одной рюмки опрокинуть не успел, но очень хотел — столько работы. Видно было, что слабохарактерный. Жалко было и командира, только наоборот — он сидел рядом с президентом, а там не посачкуешь. Начались танцы. Дамы сначала смущались, но быстро разгорячились. Пары смотрелись очень красиво: девушки чёрные, а мы в белом! Но потом эти пары начали подозрительно куда-то исчезать. Котов, несмотря на занятость с президентом, заволновался, погрустнел и что-то зашептал переводчику, переводчик — послу, посол — президенту. А праздник продолжался почти по-русски. Как в нашем североморском ресторане “Океан” за полчаса до закрытия. Официальная часть давно закончилась. Генералы и министры начали с супругами переглядываться — дочерей-то нет. Бедный командир! Он и от президента оторваться не может и половины своего личного состава в зале не досчитывается. То глазами зыркнет, то президенту улыбнется, то кому-то кулак из-под стола покажет, губы шевелятся, и по артикуляции хорошо узнаются слова, о которых я писал в рассказе “Как с матом боролись”. Наконец, президент встал из-за стола и куда-то вышел, нет удалился (президенты удаляются) в сопровождении ясноокой и не очень чёрной, можно даже сказать смуглой супруги и особ, особо приближенных к президентскому телу. Командир вздохнул свободнее, перестал улыбаться (к чему теперь), включил своё обычное выражение лица — не очень строгое, но и не предвещающее ничего хорошего, и вышел из зала. Те, кто находились на улице, слышали его крики в отдалении: “Всем на корабль, я вам… я вас… вы мне…” Он еще что-то кричал, но разобрать было невозможно. Посол дал ему открытую машину и командир, стоя в ней, как министр обороны во время парада в Москве, гонял по окрестным холмам и вытаскивал офицеров и мичманов из кустов. Говорят, даже пистолетом размахивал.
        И чтобы вы думали? Дочкам мы, видимо, так понравились, что они на следующий день, уговорив своего президента (предполагаю), снова устроили прием. Наш командир, обычно никогда не терявший самообладания, явно был растерян. На второй день посылать было почти некого. Кто-то себя не проявил, а кто-то откровенно скомпрометировал. Из тех, кто был вчера,  вторично  судьбу испытывать не хотели, кроме одного мичмана, который рвался в бой. Но Котов сам его на прием не пустил, потому что накануне из кустов последним вытаскивал. Начальника вертолетчиков пригласили в каюту к командиру, и они долго совещались за закрытыми дверями. Вестовой, относивший чай, ничего путного сообщить не мог. Однако (вот же умеет наш командир постоять за интересы Родины даже в самой экстремальной ситуации!), к моменту прибытия автобусов вертолетчики отутюженные, выбритые и почти трезвые, с искринкой в глазах (искринки зажигал в их же каюте наш замполит) стояли в строю и загадочно улыбались. Некоторые облизывались. Срочно собрали комитет комсомола: на этот раз командир от безысходности разрешил послать на мероприятие старшин и матросов, правда, под неусыпным присмотром офицеров и только отличников боевой и политической подготовки. Сам не поехал — присутствие президента не предполагалось. Возглавлял делегацию на этот раз старпом.
         Очередной прием прошел «на отлично» и без малейших замечаний. Командование корабля было довольно своими орлами, ну и вертолетчиками тоже. Старпом перед отправкой на корабль лично обошел все заросли вокруг дома приемов. В кустах, кроме местных,  никого не обнаружил.
         Президент дал нам пару дней передохнуть, постирать бельишко и приготовиться к новым испытаниям. Потом он снова заявился с послом на корабль, но уже неофициально. В кают-кампании их угощали чаем. После проводов сообщили, что на следующий день рано утром мы уходим в материковую столицу государства Бату… с президентом на борту. Было приказано подготовить кают-кампанию к встрече и перевозке высокого гостя, а столы сервировать деликатесами и спиртными напитками. Деликатесы еще куда ни шло, у помощника командира по снабжению имелся запас балычка, несколько баночек крабов и немеряно всякой тушенки и рыбных консервов (я с ним в одной каюте жил). Но где взять спиртные напитки? И тут был самый главный за время плаванья выход нашего старпома, который доложил, что приказание будет выполнено. У командира вытянулось лицо: как, откуда? Старпом загадочно произнес: “КВН!”, поманил пальцем помощника командира, и оба удалились в неизвестном направлении. Отплытие было назначено на шесть утра. Ночью мало кто спал. Матросы драили кают-кампанию, камбузный персонал пулями летал по кораблю и гремел посудой. Не было видно только старпома.Когда в пять утра командир пришел инспектировать “зал для приемов высоких гостей”, он обомлел: на столе помимо закусок стояли… настоящие бутылки коньяка с надписью “КВН”. Честь нашего государства была не посрамлена, а лицо корабля красиво припудрено. Назначенные на застолье офицеры (на этот раз немного, человек десять, и я в том числе), приняв после беспокойной ночи холодный душ и тщательно побрившись, зашли в кают-кампанию. Президент был весьма оживлен, улыбчив, шутил на английском, охотно пил наш коньяк и с большим удовольствием закусывал толстолобиком в томатном соусе, искусно декорированным под благородную рыбу. В Бату шли полным ходом. Часов через пять были на месте. Старпом долго не хотел рассказывать, из чего изготовил коньяк, который так понравился президенту, но потом раскололся. “КВН” он расшифровал так: К — клюквенный, В — ворошиловский (почему «ворошиловский» — участники похода догадались!), Н — невыдержанный (выдерживался-то одну ночь). Оказывается, они с помощником развели спирт водой и добавили клюквенный сироп, пара банок которого завалялась на складах, пустые коньячные бутылки нашли под койками у вертолетчиков, а новые пробки и этикетки к ним изготовили корабельные умельцы.   
         После этого визита, писали наши газеты, советско-гвинейские отношения достигли нового уровня. Мы об этом, конечно, тогда знать не могли. Франсиско нам стал как родной. Вот тебе и “одиозная фигура в истории”! В Бате череде приемов был придан свежий импульс, а отношения между нашими народами настолько укрепились, что президент хотел наградить Котова орденом, но что-то помешало. Об этом как-нибудь в другой раз.
        Постскриптум: фамилия командира изменена, корабль не назван, кто себя узнал – не  обижайтесь, а если где приврал — то по забывчивости, сорок лет прошло…

Алексей Бирюков