Глава 8. Последние испытания

 

С началом войны, по понятным причинам, армейский механизм действует по планам мирного времени и в том числе вся система политического и воинского воспитания, однако, реальность настолько не соответствовала ожиданиям, что впору было подумать о горькой правде, с которой обращалась партия в годы Гражданской войны к воинам Красной армии в минуты смертельной опасности и мобилизации всех сил на разгром Колчака, Деникина, Юденича  и Врангеля, а правду, выхолащиваемую из сознания людей вместе с культом героики Гражданской войны в угоду победной риторики предвоенных конфликтов и освободительных походов, развернувшуюся настолько, что приходилось ее сдерживать и выправлять.

Состояние партийно-политической работы в реальности соответствовало тяжелейшему положению действующей армии в большинстве своем потерявшей управление и вынужденной сражаться в окружении в сочетании с беспорядочным отходом и бегством деморализованных войск. По докладам из Юго-Западного фронта, многие политработники посчитали, что пришло время воевать и перестали заниматься своей работой, проводили в лучшем случае короткие беседы. Прекратилась доставка газет и литературы, даже в политуправление фронта, а готовить радиосводки никто обучен не был и даже не пытался. В редких беседах о международном положении старались не вспоминать, от злободневных тем фактической агрессии уходили. В лучшем случае, в выступлениях и инструктировании актива использовались установки и штампы краткого курса ВКП(б). В 421 и 119 сд, вместо разоблачения содержания немецких листовок, нередко их просто цитировали, и этим грешил даже комиссар дивизии полковой комиссар Шершун. [1]

Несколько лучше обстояло дело в 5-й армии, где развернули работу вокруг речи т. Молотова и И.Сталина, информировали людей о договоренностях с Англией, но зачастую, в большинстве частей армии беседы с личным составом стали таким же редким явлением, как и выпуск боевых листков – откровенно докладывал полковой комиссар Фадеев. [2]

По воспоминаниям генерала армии Е.Е.Мальцева: «Моральный дух падает не столько во время неудачного сражения, сколько во время отступления и неудач, захлестнувших командиров и политработников и партийно-политическая работа отошла на второй план, ни митингов, ни информации, у всех уныние, мы отступаем….». [3]

С началом войны утратили боеспособность 180 и 181 сд эстонского корпуса, в котором почти весь офицерский состав был из офицеров-эстонцев, принявших 23 февраля 1941 года военную присягу. Большинство офицеров, как выяснилось, не принимали участие в голосовании в местные советы, отличались вызывающим поведением и недисциплинированностью, но всем им давались необъективные характеристики, несмотря на их недовольство и злобу к советской власти. В первом же бою более 70 офицеров перешли на сторону немцев месте со своими солдатами, а остальные проявляли недисциплинированность, пассивность, открытое неповиновение и вслед за командирами сдавались в плен.

Командир 180 дивизии, генерал Крусс, от командования дивизией устранился и ни в одной части не был, просиживал в штабе, а его заместитель полковой комиссар Орлов пошел у него на поводу и вопросами воспитательной работы не занимался.

Между тем, в конце марта 1941 года в специальной директиве ГУПП РККА о воспитательной работе с бойцами и командирами национальных корпусов Прибалтийского военного округа указывалось о необходимости проявлять особую бдительность при изучении личного состава, выявлять враждебные элементы, изучать русский язык, улучшить интернациональное воспитание с учетом антисемитских настроений, а политрукам было лично приказано проводить политзанятия с помощью переводчиков и воздерживаться от выступлений по антирелигиозным вопросам. Последняя рекомендация касалась слабой подготовки политруков, которые зачастую не могли ответить на вопрос о необходимости введения советских войск в Эстонию и объясняли это тем, что советская власть должна устанавливаться везде! [4] Подобным же образом повели себя и Литовские части и массами переходили на сторону врага или разбегались. Словом, эксперимент с советизацией национальных формирований в Прибалтике был провален.

Секретарь Брянского обкома партии М.Н.Тупицын доложил И.В.Сталину 2 июля 1941 года, что руководство 4-й армии оказалось неподготовленным организовать и руководить военными действиями, ни одна часть не была готова принять бой и все они в беспорядке отступали, а тысячи командиров, начиная с майоров и полковников, и кончая младшими командирами и бойцами, обращались в бегство.

В.И.Анисимов из Пинска сообщал, что в городе в панике подорвали артсклады, нефтебазы, но объявили, что в них попали бомбы. В городе полно командиров из Бреста, Кобрина, не знающих, что им делать, и они беспрерывно двигались на Восток.

Из Гомеля Сталину пришло сообщение от секретаря Гомельского обкома Ф.В.Жиженкова о деморализующем поведении значительного числа командного состава, их бегства с фронта под предлогом сопровождения семей и просто покинувших свои части, что разлагающе действовало на население и сеяло панику.

Члены штаба обороны города Ельня Смоленской области просили Москву в письме в Политбюро разрешить им ударить по паникерам. [5]

Картина суровой реальности и трагичности происходящего звучала в докладе от 6 августа 1941 года начальника политуправления Северного фронта Пожидаева на имя Мехлиса, которая отражала безнравственный эпизод гибели комиссара 118 сд бригадного комиссара Мареева, пытавшегося с группой офицеров штаба задержать группу военнослужащих 537 сп, бегущих с занимаемых позиций. В ответ на требование комиссара остановиться, его в упор расстреляли командиры взводов 3-й пулеметной роты лейтенанты Токарь С.Г, и Артеменко Н.И. и дезертировали вместе со своими бойцами. [6]

С нескрываемым возмущением докладывал о позоре, постигшем 28-ю армию, докладывал в Главное политуправление РККА не кто иной, как редактор армейской газеты «Защитник Отечества» Н.Потапов. В своем докладе он сообщил, что остатки многих дивизий, «проявивших паническую храбрость», выходили из довольно странного окружения, хотя у армии была возможность и время, чтобы подготовиться к боям.

Командарм Качалов и его помощники Колесников и Егоров представляли довольно плохую голову армии, которая, «прочно занимая оборону», пренебрегая маскировкой, и вела себя пассивно, отсиживалась в обороне и разведку не производила. С наступлением противника 2 августа 1941 года многих командиров оставила храбрость и 164 сд обратилась в бегство, теснимая небольшими группами немцев. Части армии откатывались без боя, оставляли на поле боя технику и вооружение. Хорошо дралась 222 сд и ее командир Бобров воевал уверенно, все время был на передовой.

Армия в районе Рославля плохо организовала оборону, и немцы в результате обхода прорвали ее, люди начали разбегаться и разбились на мелкие группы. Войсками армии никто не руководил, а командующий армии Качалов проявил безрассудство и ушел к противнику, якобы для разведки, как свидетельствовали очевидцы, его танк ушел к противнику.

Командование армии вместе с опергруппой, к которой просочилось до батальона пехоты немцев, оказалось в окружении. Газету «забыли» и оставили в 10 км от передовой, а журналистам, работающим с опергруппой, пришлось выходить из окружения, чем объясняется двухнедельный перерыв в выпуске газеты.

Газету передали в 43-ю армию, и она ее обслуживала и остатки 33 армии. Из окружения вышли 12 журналистов из 15. По-видимому, из-за своей неопределенности Н.Потапов доложил на ГлавПУРККА. [7]

Как свидетельствует Е.И.Малашенко, командующий 28-й армии В.Я.Качалов погиб, а Г.К.Жуков вспоминал, что против войск Качалова противник бросил 9 дивизий и с ходу захватил Рославль и окружил группу Качалова. Силы были не равны и командарм погиб смертью героя. [8]

В донесениях за два первых месяца войны из действующей армии сообщалось о многочисленных случаях дезертирства и плененных. Батальный комиссар Никифоров докладывал, что пред боями на Брянском направлении больше страха, чем противника, но все выжидали и не били противника. В 269 сд бойцы не были охвачены никаким влиянием, а прибывшие на доукомплектование 1100 бойцов, были брошены без дела и среди них появилось немало дезертиров и не случайно в 280 сп 1020 бойцов были окружены и рассеяны, за 5 дней боев дивизия потеряла 5000 человек, и командование дивизии было отстранено от должностей. В этой же дивизии в полном составе сдались три роты, а в саперном батальоне группа бойцов из 9-ти человек захватила командира взвода лейтенанта Волкова и увела его в плен. В дивизию одновременно поступали приказы из 50-й армии и 45 стрелкового корпуса, противоречащие друг другу.

В 282 сд людей никто не информировал, партийно-политическая работа была пущена на самотек, в ней никто не использовал даже газетные материалы.

На Северо-Западном фронте в пропаганде редко использовалось живое слово пропагандистов, которые в основном занимались не своим делом. В полках, занимающих оборону, политическая работа не проводилась, никакой пропаганды героизма не велось, политбойцов, прибывших на фронт, никто не инструктировал, библиотечка, брошюры и другие материалы для бесед отсутствовали.

В 280 сд, участвующей в боях, все командование кадровое, но командир дивизии генерал-майор Денисов, неглубоко знал обстановку, а начальник политического отдела полковой комиссар Коган плохо руководил политической работой и ввиду «боязни» находился от передовой в 6-8 км. В дивизии 15 бойцов были осуждены и расстреляны за трусость, числятся пропавшими без уточнения причин 628 красноармейцев и 105 младших командиров, почти все командиры батальонов беспартийные, бойцы плохо обучены.

В 287 сд, полностью укомплектованной, никаких тренировок и занятий в течении 5-6 дней не проводилось и дивизия была брошена на фронт.

В 254 сд 51-й армии старший политсостав был призван из запаса, опыта работы и соответствующих знаний не имел, а из окончивших военно-политические училища никто не был выдвинут и все поголовно занимали должности  политруков рот. Снабжение газетами в дивизии отсутствовало.

В 21 сд, прибывшей с Дальнего Востока, несмотря на боевое настроение, имелись 7 случаев членовредительства, были заменены 7 политруков рот, изъято из дивизии 20 бойцов немецкой национальности и 12 ранее проживавших за границей. Отдельные красноармейцы открыто восхищались успехами немцев и угрожали командирам.

В 31-й армии политотдел рекомендовал проводить политинформации по сводкам Совинформбюро, без всякой увязки с жизнью частей.

В 43-й армии в частях радиосводки не готовились, газеты доставлялись с большими перерывами. В 110 танковой дивизии был организован прием радионовостей и радиопередач, в том числе и немецких, на танках КВ. В 119 сд начальник клуба организовал прослушивание вражеских передач. Комиссары от живого общения с людьми устранились и бесед не проводили, общались только с политруками.

В 5 мехкорпусе настроение бойцов тревожное и не улучшается, все истосковались по живому слову.

(Из донесений работников ГлавПУРККА Решетко, Френкеля и Фадеева). [9]

В гражданских газетах изымались многочисленные материалы о вражеских бомбардировках, пожарах, перебоях со связью и жертвах среди мирного населения, в них продолжали публиковаться, несмотря на военную обстановку, частные объявления. Никогда бы не были опубликованы просочившиеся материалы о бегстве военнослужащих и преданию их суду военного трибунала, многочисленных фактах бегства с поля боя без оружия, оставления частей и др.

В «Правде» за 4 августа 1941 года вместо немецких уничтоженных танков на фото показали наши разбитые танки, и пришлось оправдываться, что эти кадры были предоставлены оператором Союзкинохроники А.И.Фадеевым, снимавшим эпизод в присутствии какого-то старшего политрука якобы не знавшего боевую технику.

В газетах «На разгром врага», «Сын родины!», «Знамя Севера», «Ленинский путь» авторство в публикуемых материалах принадлежало исключительно военным корреспондентам, да и их публикации носили характер перепечаток больших и рыхлых материалов из центральной прессы. Везде отсутствовали факты о бесчинствах фашистов и их зверином облике.

В дивизионной газете 60-й танковой дивизии в глубоком тылу на Дальневосточном фронте в начале сентября было опубликовано, что фашисты повсеместно перешли к обороне, не за горами тотчас, когда они будут бежать.

Пока еще в тыловой газете «Боец РККА» Закавказского военного округа многие военные корреспонденты разбирались с многочисленными жалобами на медиков, хищениями со стороны поваров низкой бдительностью у воинских частей, где часовые сняты, а посторонние расхаживали по территории гарнизонов и даже антисоветских настроениях конюха Бондаренко. Многие читатели недоумевали, почему в сообщениях центральных газет и по радио вещали о сокрушительных ударах по немцам, а вот о том, сколько у нас «падает люду» писать не выгодно. «Территорию мы им отдали половину и все время отступаем», все собираемся ударить, но уже поздно – вопрошал в докладе в политуправление ответственный редактор газеты. [10]

С началом войны страна пришла в движение. С Запада миллионы людей под бомбежками отправлялись вглубь страны, тысячи железнодорожных эшелонов увозили на Восток эвакуированных, оборудование заводов и фабрик, а навстречу им к фронту мчались вагоны с техникой и людьми. Где бы ни был советский человек, он жадно ловил каждое слово об обстановке на фронтах и этому должны были способствовать специальные агитпункты на железнодорожных вокзалах и станциях, которые начали создаваться еще с 1938 года директивой начальника ПУ РККА №047/716, однако, 21 сентября 1941 года распоряжением т. Мехлиса в них были сокращены три помощника и оставлены всего три технических работника.

Проверками ГлавПУ РККА было установлено, что на многих станциях агитпункты работали плохо и хотя временами там скапливались тысячи военнослужащих, никакой работы с ними не проводилось. Начальники агитпунктов бесед не проводили, своей работой не занимались и в основном сводили ее к снабжению продуктами и размещению бойцов и командиров на поезда. Газеты в эшелоны не выдавались, снабжением литературой никто не занимался. Под агитпункты зачастую отводились неуютные и грязные помещения без какой-либо наглядной агитации.

Начальники агитпунктов подчинялись военным комендантам и отчитывались за работу перед военными комиссарами передвижения войск железных дорог. Комиссар управления военных сообщений, бригадный комиссар Ивашкин был уверен, что начальники агитпунктов должны заниматься вопросами питания и посадки военнослужащих на поезда.

На станциях Владимир и Арзамас, к примеру, никакой работы на агитпунктах не проводилось, они размещались в непригодных и грязных помещениях, вся работа сводилась к раздаче талонов на хлеб и редко выдачей в эшелоны газет. Слушатель 3-го курса ВПА сообщал, что даже в прифронтовой полосе агитпункты на станциях плохие, прессы нет, с военнослужащими никакая работа не проводилась.

Политуправления округов, на территории которых работали агитпункты, их деятельностью не занимались, и лишь 18 ноября 1941 года ГлавПУ РККА обязало взять их под контроль и интересоваться работой по предназначению.

В немалой степени этому способствовало обращение группы членов ВКП(б) руководящих работников Министерств и секретаря партбюро Нарком мясомолпрома СССР, следовавших из Москвы в Куйбышев, в котором они писали на имя т.т. Щербакова и Мехлиса, что на всех стоянках по 3-4 часа агитпункты были закрыты на замок, радио на станциях не работало, как и не было газет, а пассажиры питались слухами. Они же рекомендовали организовать работу агитпунктов с использованием читален и радиоустановок, оборудовать доски для сводок Совинформбюро и сообщений, привлечь к работе местные партийные организации. [11]

Почти повсеместно в военно-санитарных поездах работа с людьми была организована плохо, больные и раненые изнывали от скуки, везде наблюдалась антисанитария и отсутствие одеял на каждого. Начальники поездов и комиссары часто сбивались на грубость и откровенное хамство (сентябрь-октябрь 1941 г. поезда № 189, 28, 33).

В воинских эшелонах и особенно сборных нередки были случаи происшествий, краж, пьянства, а администрация эшелонов воспитательной работой, информированием людей и беседами с ними не занималась. В нескольких проверенных эшелонах не были назначены начальники эшелонов и комиссары. По результатам работы ГлавПУ РККА потребовал от политуправлений военных округов организовать воспитательную работу в эшелонах, составить тематику бесед, снабжение газетами.

Потребовалось срочно разрешить проблему доставки почтовой корреспонденции и особенно в действующую армию, о чем в августе месяце проинформировал ГлавПУ РККА нарком связи А.Т.Пересыпкин и просил разъяснять личному составу порядок написания адресов, решить вопросы с припиской и отпиской частей к полевым учреждениям связи и организовать их работу.

Начальник ГлавПУ РККА телеграммой потребовал от политорганов, устранившихся от контроля почтовых органов, и сигнализирующих наверх, принять самые решительные меры, чтобы не допускать впредь нездоровые настроения среди военнослужащих. Так, политуправление и политорганы Юго-Западного фронта смирились, что в течении месяца военнослужащие не получали газет, а на военно-полевых сортировочных пунктах скопились груды писем. Требовалось срочно проверить состояние работы Управлений и отделов почтовой связи и военно-полевых баз, разобраться с их кадрами, проводить разъяснительную работу с личным составом, организовывать перераспределение газет и их доставку в соответствии с новой дислокацией войск в системе фронт – армия – дивизия и заниматься этой работой должны политуправление фронта, политорганы армий и дивизий. [12]

Осознав, наконец, что началась война с Германией, а не провокации приграничного характера, Сталин и его ближайшее окружение начали лихорадочно формировать органы государственного и военного управления страной и вооруженными силами, без которых нельзя было организовать отпор врагу, о которых в мирное время ожидания и надежд, что все еще обойдется, никто всерьез не думал.

Г.К.Жуков вспоминал, что так и не довелось довести идею Ставки Главного командования до практической реализации, заключил: «Да вряд ли Сталин стал бы в то время слушать подобные предложения». [13]

Как выразился адмирал Н.Г.Кузнецов: «Государственная машина, направленная по рельсам невероятности нападения Гитлера, была вынуждена остановиться, пережить период растерянности и потом повернуть на 180 градусов». [14]

Для улучшения стратегического руководства войсками 23 июня 1941 года была создана Ставка Главного командования в составе: С.К.Тимошенко (председатель), К.Е.Ворошилов, В.М.Молотов, И.В.Сталин, Г.К.Жуков, С.М.Буденный, Н.Г.Кузнецов. Однако ее первоначальный состав не отражал, по мнению Г.К.Жукова, расстановки и распределения военной и государственной власти, так как С.К.Тимошенко реально не мог принимать самостоятельные решения, что приводило к излишней трате времени. Это обстоятельство подчеркивает, что Сталин либо не осознавал необходимости сосредоточения всей военной власти в одних руках, либо надеялся, что все обойдется пограничным конфликтом. С назначением Сталина народным комиссаром обороны 19 июля 1941 года, 8 августа Ставка Главного командования была преобразована в Ставку Верховного Главного командования во главе с Верховным Главнокомандующим И.В.Сталиным.

С учетом опыта Гражданской войны, когда обороной страны руководил Совет рабочей и крестьянской обороны был создан чрезвычайный орган – Государственный Комитет Обороны во главе с т. Сталиным и в его состав вошли: И.В.Сталин (председатель), В.М.Молотов (заместитель), К.Е.Ворошилов, Л.П.Берия, Г.М.Маленков и затем дополнительно были включены Н.А.Булганин, М.А.Вознесенский, Л.И.Каганович, А.И.Микоян.

Этот орган сосредоточил всю полноту власти в стране и осуществлял свою работу через своих представителей. ГКО, идею создания которого почему-то приписывают т. Берия, не делил власть ни с одним государственным или политическим институтом и все его решения оформлялись постановлениями. [15]

С получением сведений о глубоких прорывах немцев вглубь территории 24 июня был создан Совет по эвакуации, председателем которого был назначен Н.М.Шверник, а заместителем А.И.Косыгин и М.Г.Первухин.

В отличие от времен Гражданской войны произошла вполне очевидная и ожидаемая концентрация власти в руках одного человека, Генерального секретаря ЦК ВКП(б), Председателя совета народных комиссаров, Верховного Главнокомандующего вооруженными силами, наркома обороны и председателя ГКО т. Сталина. Его современники и многие историки отмечают его твердую руку и оперативность в решении любых вопросов, богатую интуицию и природный ум, умение найти главное и другие качества личности, но это был один человек, и он не мог охватить всего, тем более, ему что-то приходилось по душе, а что-то нет, и к тому же, многих при общении сковывал страх и тут уже было не до рассуждений…

В литературе неоднократно отмечалось о подавленности и растерянности Сталина и отсутствии его в Кремле целую неделю. Но документы говорят об обратном и даже Д.Волкогонов, писавший, что 29, 30 июня Сталин был так подавлен, что не мог себя проявить как «серьезный руководитель» и находился в состоянии испуга, когда к нему вечером 29 июня приехал ряд товарищей. Таким образом время «прострации» сократилось с двух дней до нескольких часов до утра 30 июня (когда вождь отдыхал), что зафиксировано в журнале посещений т. Сталина, из которого следует его ежедневное пребывание на работе.

Директивой партийным и советским организациям прифронтовых областей, подписанной 29 июня 1941 года председателем СНК и секретарем ЦК ВКП(б) И.Сталиным и заместителем председателя Совнаркома СССР В.Молотовым закончилось время раздумий по поводу начавшейся войны, и была сказана правда о захваченных территориях и смертельной схватке с опасным и коварным врагом – немецким фашизмом и о том, что некоторые партийные, профсоюзные и комсомольские организаторы не поняли этой угрозы и не осознали ее значения. Требовалось отстаивать каждую пядь земли, оказывать всестороннюю помощь Красной Армии и укреплять ее, не оставлять врагу материальные ценности, создавать партизанские отряды и организовать работу по уничтожению врага в его тылу и «немедленно предавать суду военного трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешает делу обороны – не взирая на лица».

В речи по радио 3 июля 1941 года Сталин подчеркнул, что люди должны понять всю глубину опасности, отрешиться от благодушия и беспечности, от настроений мирного строительства и дело идет о жизни и смерти советского государства и народов СССР, Нужно немедленно перестроить работу на военный лад и отстаивать каждую пядь земли. Война против немецко-фашистских захватчиков – война за свободу Отечества, война всенародная и отечественная.

В череде принимаемых чрезвычайных мер, как вспоминал Г.К.Жуков, вполне закономерным и ожидаемым в «целях усиления партийно-политической работы в вооруженных силах по решению Центрального комитета партии в июле была проведена перестройка органов политической пропаганды в армии и вновь введен институт военных комиссаров». [16]

По решению Политбюро ЦК ВКП(б) Президиум Верховного Совета СССР 16 июля 1941 года издал Указ «О реорганизации органов политической пропаганды и введении института военных комиссаров в РККА». В соответствии с этим указом Главное управление политической пропаганды Красной Армии было преобразовано в Главное политическое управление Красной Армии, а Главное управление политической пропаганды Военно-Морского флота в Главное политическое управление Военно-Морского флота. Управления и отделы политической пропаганды превращались в политуправления и отделы. Военные комиссары вводились во всех полках и дивизиях, штабах, военно-учебных заведениях и учреждениях Красной Армии, а в ротах, батареях и эскадронах – политруки.

Военные комиссары должны были, помимо руководства партийными и комсомольскими организациями, подписывать все приказы командиров и вместе с ними проводить их в жизнь и сигнализировать командованию о пораженческих настроениях.

В положении о военных комиссарах и Директиве НКО и ГлавПУ от 20 июля 1941 года было подчеркнуто, что необходимо было устранить недостатки в слабой политической работе в частях и укрепить политическую работу в частях, попавших в окружение, и пресекать панические настроения.

Война требовала, чтобы политработники не ограничивали свою работу пропагандой и взяли на себя ответственность за военную работу на фронте. С другой стороны, война усложнила работу командиров в полку и дивизии и требует, чтобы командирам полков и дивизий была оказана помощь политработниками не только в области политической, но и военной.

Не умаляя ответственности командиров за военную работу, комиссары вводились для помощи командирам в укреплении боеспособности войск и воинской дисциплины, т.к. настроение и поведение войск, попавших в окружение, во многом определялось действиями и распоряжениями командиров.

В июле 1941 года на укомплектование должностей военных комиссаров было мобилизовано 27 000 работников партии, а до ноября месяца еще около 20 000. [17]

Опуская рассуждения о введении военных комиссаров в 1937 году, пожалуй, единственным обстоятельством введения военных комиссаров как в 1918, так и в 1941 годах была смертельная опасность для Советского государства. Но тогда в Красной армии не было командиров и пришлось привлекать военных специалистов, а к июлю 1941 года уже выросло целое поколение защитников Родины и те, кто воевал в Гражданскую войну даже рядовыми, могли бы приобрести достаточные военное образование, опыт и необходимые командирские качества. Получалось так, что вновь командиру приходилось делить с комиссаром свои полномочия и уповать на его помощь как по линии военной, так и политической.

Сразу же после Гражданской войны М.В.Фрунзе на совещании командного и комиссарского состава заметил, что «в деле военно-политического воспитания мы должны обратить внимание на необходимость слияния двух линий, линий чисто военной и политической. Я думаю, что одним из наших громадных недостатков является то обстоятельство, что эти две линии не сливаются, а идут параллельно». [18]

Как показало время, не силились эти две линии после Гражданской войны и с июля 1941 г. им предстояло идти параллельно. Двойственность комиссарского положения не могла никак повлиять на военную линию и продолжала только отрицательно сказываться на линии политической, тем более, что в массе своей приходящие ответственные партийные работники из запаса не имели военного образования, да и специфики партийно-политической работы в боевой обстановке обучены не были.

О многом говорило назначение Л.З.Мехлиса начальником Главного политического управления РККА, годом ранее с почетом отстраненного от должности за упущения в партийно-политической работе во время войны с Финляндией. Без сомнения, он имел личную протекцию вождя, считавшего в силу сложившейся обстановки именно Мехлиса, человека жесткого, напористого и решительного, способным придать импульс уже опробованной структуре придать командирам дополнительные силы, чтобы твердо управлять войсками и любой ценой остановить врага, а в окружении сражаться до последнего солдата.

Л.З.Мехлис в отличии от других представителей Ставки, назначаемых из числа наиболее подготовленных военачальников, как вспоминал Г.К.Жуков, не имел вообще никакого военного образования, но по своему характеру и поведению этим нисколько, как и его кумир, не тяготился и считал, что именно его мнение наиболее правильно, потому что он думал так же, как т. Сталин. [19]

Все это знали и показательно, что его просьбы, касающиеся не только партийно-политической работы, но и организации снабжения, связи, тыла брались к исполнению.

Так, 25 октября 1941 года из-под Малой Вишеры, он просил направить две роты из коммунистов (политбойцов) и средства связи, 23 октября из Подольска 150 командиров взводов в свое распоряжение, 50 командиров рот и батальонов, артиллерийские снаряды и другие боеприпасы. Только 26 октября в распоряжение Мехлиса поступили 200 ручных пулеметов, 13500 маскировочных халатов, 15 тысяч лыж и средства связи. Все это было переправлено тихоходными и малоподъемными самолетами У-2. [20]

Памятуя о прежних инструкциях военным комиссарам в Гражданскую войну на Южном фронте, к которой, по преданию, приложил руку сам т. Сталин, своему видению личности комиссаров 1937 года и с учетом обстановки жаркого лета 1941 года, Л.Мехлис 11 августа лично отредактировал программу для подготовки комиссаров и политработников, которая 16 августа была запущена в печать, а 19 августа с предпроводиловкой для сигнального экземпляра «устранить недочеты в работе и обеспечить секретность» ушла в войска. Во многом программа повторяла жесткие фразы, обороты и штампы, использованные им в выступлениях и  многих, подписанных им документах.

В программе для подготовки комиссаров и требованиях к ним говорилось, что война являлась Великой Отечественной и носила национально-классовый характер, имела целью поработить славянские народы и уничтожить Советскую власть. Необходимо было развеять миф о непобедимости немецкой армии и драться до последней капли крови и не терять перспективу борьбы.

Комиссар, по сути своей, должен быть воинствующим большевиком, боевым носителем духа большевистской партии и прочно связанным с красноармейцами, командирами и политработниками.

Военный комиссар – глаза и уши большевистской партии и Советского правительства и должен быть самым бдительным в части и координировать работу особых отделов, военной прокуратуры и военного трибунала.

Комиссар – отец и душа воинской части, наряду с командиром, он обязан знать оперативную обстановку, помогать разрабатывать командиру боевой приказ, укреплять авторитет командиров и строго контролировать проведение приказов вышестоящего командования.

Комиссар должен превратить свою часть вместе с командиром в неприступную крепость. Он отвечает головой за стойкость части в бою, ее готовность драться до последней капли крови с врагами нашей Родины.

Военный комиссар – образец храбрости в бою, он самый храбрый воин части в наиболее серьезные моменты боя, он должен находиться среди красноармейцев и примером личной храбрости и отваги поднимать боевой дух и добиваться безусловного выполнения частью боевого приказа. После выполнения боевой задачи ободрять личный состав и внедрять в него непоколебимую веру в Красную Армию и наше оружие.

Самые храбрые бойцы — коммунисты и комсомольцы. Бойцы-коммунисты должны драться ценой смерти ради победы и быть на всех участках фронта, в разведке и ночном поиске и инструктироваться лично комиссарами перед отправлением их на подвиг.

За призывом борьбы с самовольными уходами и дезертирством, отступлении без приказа и расстрелом за всякую попытку перехода к врагу, комиссар должен железной рукой насаждать дисциплину и порядок, воспитывать героев Отечественной войны, популяризировать отважных бойцов, воспитывать у красноармейцев ненависть к кровожадным фашистам и отмщение им за зверства над населением и пленными.

Комиссары и политработники отвечают за воспитание любви и гордости к своей части и готовности беречь как зеницу ока оружие и матчасть, утрата которых величайший позор.

Штаб-мозг части, а глаз комиссара должен проникать во все детали работы штаба. Крепкий тыл – основа фронта и задача комиссара взять под неослабный контроль тыл снизу и доверху. Комиссары и политработники тыловых частей несут ответственность за свою работу так же, как комиссары и политработники действующей армии.

Военный комиссар обязан осуществлять руководство партийными и комсомольскими организациями и воспитывать их в духе помощи командиру, вовлекать в партию лучших.

Партийно-политическая работа должна быть сосредоточена в роте (батарее, эскадроне), комиссары должны знать всех командиров подразделений и политруков, парторгов и комсоргов и руководить их работой.

Пропаганду и агитацию (устные беседы, лекции и доклады) комиссары должны организовать так, чтобы они обеспечивали выполнение стоящих перед частью задач и своевременно реагировали на все изменения.

Необходимо руководить политической работой в прифронтовой полосе и оккупированных областях, партизанским движением, поддерживать связь с местными парторганизациями по наведению революционного порядка, воспитанию бдительности и недопущения провокационных слухов, борьбы со шпионами, диверсантами и провокаторами.

В целях изучения противника и работы среди его войск и населения разъяснять военнослужащим о зверствах к населению, использовать звуковещательные станции, фотосъемку и материалы для информации. Быстро и решительно пресекать все попытки врага вести пропаганду среди наших войск, все листовки немцев уничтожать. [21]

Однако по докладам групп ГлавПУ РККА из действующей армии улучшения в работе с людьми не наблюдалось. Так, в 20-й армии в 229 и 153 сд личный состав сотнями переходил на сторону немцев, продолжалась практика направления в бой подразделений прямо с поездов. Солдаты не знали, что за противник перед ними и по прибытию на передовую подвергались обработке с вражеской стороны машинами с рупорами на плохом русском языке. За две недели боев не было взято ни одного пленного.

Программа подготовки комиссаров оценена в армии как проходной документ сверху, а не программа работы; программы в полках нет, и даже в политотделе армии никто не обратил на нее внимания и понимания того, что она должна стать во главу угла при работе с комиссарами и политсоставом. Политсостав не имел никаких планов работы, вся их работа сводилась к читке газет и поверхностных инструктажей политруков.

В 19-й армии основным методом работы с людьми были групповые беседы по 3-5 бойцов, с положительной стороны зарекомендовали себя политбойцы, однако у них не было возможности что-либо прочесть ввиду отсутствия печатных материалов. В 526 сп инструктор по пропаганде был постоянно прикреплен к одному батальону и работал лишь там. В 50 сд за полтора месяца на фронте в управлении дивизии не было проведено ни одной беседы и каких-либо информаций или занятий.

Прибывшее пополнение никто не проверял и с ним никто не беседовал. В 735 сп 166 сд красноармеец Ралке заявил, что командовал кавалерийским эскадроном и его со слов назначили командиром батальона, а в первом же бою он перешел к немцам. Красноармеец Парфенков был без всяких документов назначен командиром отдельного батальона.

Людей из запаса сразу же бросали на передовую и 52 человека были уличены в членовредительстве. В эшелоне среди прибывших находились «агитаторы» Василий и Андрей, которые занимались их обработкой и зачитывали немецкие листовки. В результате в первом же бою многие проявили трусость и сдались в плен.

Даже во время 4-5 дней передышки беседы с вновь прибывшими по обстановке, об элементарной маскировке и тактике врага, а также занятия по обращению с оружием не проводились. Очень много из запасных полков прибывало больных.

В сентябре 1941 года группа лекторов из Высших курсов усовершенствования политсостава, направленная на фронт, докладывала, что люди в беседах живо интересовались обстановкой на фронтах. В 186 и 133 сд 22-й армии работой вокруг программы подготовки комиссаров и политруков никто не занимался, как и инструктированием политсостава и воспитательной работой. «Отсутствие планов у комиссаров и политработников полное» — было записано в донесении т. Мехлису.

Зато в 133 сд командир дивизии и комиссар поселили у себя в блиндаже двух медсестер и запретили ночью приносить шифровки. Об этом доложил секретарь дивизионной партийной комиссии Акимов.

В 186 сд политрук роты в нетрезвом состоянии угрожал начальнику политотдела пистолетом и стрелял из него, у него при задержании изъяли две листовки – пропуска на территорию врага.

С западного фронта 8 сентября 1941 года лектор ГлавПУ РККА Фальков-Арский докладывал, что люди в беседах проявляли интерес к бездеятельности Англии в развертывании боевых действий, отношениям с Японией и Турцией. С населением никакой агитационно-пропагандистской работы не проводилось. Он предложил издавать обзоры для лекторов и пропагандистов и направлять их в войска. [22]

В первой декаде декабря 1941 года в частях Медвежьегорского направления Карельского фронта, где противник потерял более тысячи солдат были проведены беседы с красноармейцами, посвященные Сталинской конституции, об успехах в боях, а также предупреждению отморожений, однако о том, что привело к неудачной атаке батальонов 242 сп, поддержанного 290 артполком, не говорилось. В других частях беседы проводятся редко, политруки мало общаются с личным составом. Никаких мероприятий по разъяснению речи т. Сталина на  параде в Москве 7 ноября 1941 года не проводилось.

Многие командиры и комиссары в общении с личным составом проявляли хамство и грубость, ругая за мелочные просчеты. Начальник штаба 143 легкого артполка в боевой обстановке без всякой необходимости выгнал на передовую больных и раненых из медпункта полка.

Коммунисты не имели никаких поручений, работа партийных и комсомольских организаций в частях запущена, заявления в частях в течении полутора месяцев не рассматривались, многие протоколы были утеряны, либо не составлялись вообще.

Работники политуправления фронта, направленные в части для оказания содействия в организации противотанковой обороны сроком на 10 дней докладывали, что в частях партийные и комсомольские организации не проводили работы, слабо была организована пропаганда выступления т. Сталина на параде 7 ноября, а работе вокруг приказа НКО №0391 вообще не была организована. [23]

По предложению политуправления Южного фронта в инструкцию Генерального штаба о партизанских отрядах от 21 августа 1941 года был внесен раздел о партийно-политической работе, в котором руководство ею возлагалось на комиссара отряда, которому было разрешено назначать политруков, парторгов и комсоргов. Личный состав отрядов должен был воспитываться в духе преданности Ленину – Сталину, ненависти к врагу и проявлению инициативы, революционной дисциплины и бдительности, бороться с трусостью и паникерством. В отрядах рекомендовалось вести прием в партию и комсомол в соответствии с положением о нелегальных организациях. [24]

С большим опозданием, для стремительно развивающихся событий в сентябре 1941 года была выпущена памятка военному комиссару маршевой роты, на которой лично Л.Мехлис написал, чтобы в ротах не было сомнительных людей и групп землячества. За дезертирство в пути красноармейцев комиссар должен был нести уголовную ответственность.

В памятке в призывной форме говорилось о необходимости повышать ответственность бойцов за судьбу Родины, знать свою ответственность за бегство с поля боя и сдачу в плен врагу, измену Родине. Комиссар был обязан проводить политические информации, политзанятия и беседы, воспитывать веру в победу с фашизмом, использовать выступления участников боев, привлекать к работе актив, заботиться об обеспечении военнослужащих и не отсиживаться в вагонах.

В конце июля 1941 года директивой ГлавПУ РККА «О воспитательной работе и политических занятиях с красноармейцами запасных полков» главной задачей пропаганды и агитации в них была мобилизация воинов на выполнение боевых задач и готовности к ведению справедливой и всесокрушающей войны против армии германских фашистов. В тематике политических занятий отражались вопросы воспитания непримиримой ненависти к врагу и уверенности в победе над ним. Предлагалось рассматривать вопросы повышения бдительности и воинской дисциплины, ответственности за судьбу Родины  и верности присяге. Предлагалось итоговые оценки выставлять по каждой теме. Кроме политзанятий в запасных частях необходимо было организовать работу клуба, проводить политинформации, лекции и беседы. Политзанятия должны были проводиться 2 раза в неделю по 2 часа методом рассказ-беседа. [25]

Проверками состояния дел в запасных полках было установлено, что в 133 полку политзанятия не проводились, среди личного состава низкая воинская дисциплина, партийно-политическая работа запущена, командир батальона Саибов на занятиях не присутствовал, развлекался стрельбой на деньги, унижал политруков и был снят с должности.

В 15 танковом запасном полку личный состав задавал вопросы: почему отступаем, где помощь Англии и США. Боле сотни командиров, прикомандированных к полку, занятиями охвачены не были и болтались без дела, с ними не проводились ни беседы, ни политинформации.

В г. Горьком в 7 запасном полку 13 тысяч человек, занятия были организованы формально, материалов для бесед было недостаточно. Политруки беседовали с людьми эпизодически без всяких планов. У личного состава были обнаружены немецкие листовки, нательные кресты и тексты молитв.

Во 2-м запасном авиационном полку половина самолетов неисправна, много летных происшествий, люди, в большинстве своем, сидят без дела, пропагандистская работа не велась, сводилась к читке газет, хотя в доме Красной армии есть радио, библиотека и инструктор по пропаганде. Комиссар полка батальонный комиссар Власов ничего не делал, от работы устранился.

В 230 учебном полку г. Верея командир полка не знал фамилии комбатов и ротных командиров. Командный состав полка и политработники в ротах не бывали, с людьми не беседовали, об обстановке под Смоленском никто ничего не знает. [26]

Неудовлетворительно была организована партийно-политическая работа в запасном полку 1-й авиабригады по переучиванию летного состава. В полку много неисправных самолетов, комиссарский состав в учебно-боевую деятельность не вникал и вопросами дисциплины в авиаэскадрильях не занимался, в полку процветает повальное пьянство, отдельные военнослужащие допускали нездоровые высказывания о положении на фронте. В расписаниях занятий тематика политинформаций вообще отсутствовала, комиссар полка их придумывал сам и никому не доводил. Плана политико-воспитательной работы в полку нет. Среди стрелков-радистов был выявлен один немец.

В 4-м запасном авиаполку г. Курска из 1800 человек 154 летчика прибыли на переучивание еще в 1940 году и ни разу не летали, матчасть в полку наполовину не исправна, из 80 самолетов исправен 1 МИГГ-3 и 38  ЯК-1, двухместные самолеты в полку отсутствовали. В полку воинская дисциплина низкая, много летных происшествий, бытует пьянство. Комиссар полка, полковой комиссар Миронченко, бездействовал и работой не занимался, авторитетом у подчиненных не пользовался. В полку радиостанции не учтены и их прослушивали все, кому вздумается. [27]

Не лучше складывалась обстановка в военно-политических училищах, где за беспечностью начальствующего состава и комиссаров не ощущалось тревоги за тяжелое положение на фронте. С 22 по 30 сентября 1941 года работой группы представителей управлений наркомата обороны и ГлавПУРККА в военно-политическом училище им. Фрунзе было установлено, что там вместо 1200 курсантов обучалось 4000, в т.ч. политсостав резерва. Командование училища к приему сверхкомплекта не подготовилось и пребывало в растерянности. Боевая подготовка проводилась с отсутствием материальной базы, в училище не было ни одного танка. В наличии одна гаубица. Быт был организован плохо, работники политотдела училища приходили на работу к 10 утра, занимались своим делом и уходили, когда им вздумается, а в подразделениях не появлялись. Начальник политотдела слаб и работу организовать не способен. Клуб в училище работал сам по себе без всякого плана. (К 1 декабря начальник управления вузов Главного управления кадров НКО доложил в ГлавПУРККА, что в училище для ликвидации танкобоязни были выделены танки и макеты, противотанковые средства и введены инструкторы для проведения занятий, имеющие боевой опыт). [28]

В военно-политическом училище им. Молотова политические информации проводились нерегулярно, а их тематика не удовлетворяла курсантов, наглядная агитация в училище отсутствовала, а работа клуба сводилась к показу кино.

На двухмесячных курсах по подготовке комиссаров танковых полков при военной академии моторизации и механизации им. Сталина в сентябре 1941 года курс партийно-политической работы был прочитан на довоенном материале, без учета фронтового опыта. В академии танков КВ и Т-34 нет, и все занятия проводились теоретически. [29]

В письме в газету «Правда» курсант ВПУ им. Ленина сообщал о недостатках в учебном процессе, большом отрыве личного состава от занятий, плохой службе войск. Командиры взводов в училище выбирались. Инспектор ГлавПУРККА докладывал, что не все факты подтвердились, но командование училища плохо организовало и контролировало учебный процесс и особенно самостоятельную подготовку. Никаких изменений в преподавании социально-экономических дисциплин в связи с войной и обстановкой на фронте внесено не было.

В сентябре в ВПУ Западного военного округа с 6-ти месячным сроком обучения учебный процесс был организован слабо, литературы нет, самоподготовка отсутствовала. Преподаватели ввиду отсутствия материала к занятиям не готовились и проводили их «по памяти». [30]

Большие потери в начавшейся войне нес политический состав. К августу в ГлавПУ РККА стали поступать предложения о создании резерва в обеспечении действующей армии политработниками. Специальной директивой ГлавПУРККА от 10 августа требовалось иметь кадровый резерв политсостава в полках из красноармейцев-коммунистов для замещения политруков по 2 на роту, в дивизиях иметь резерв для замещения комиссаров полков, а в армиях для военных комиссаров дивизий и во фронтах для членов Военных советов армий. Было предложено иметь списки резерва и доложить по команде. Затем, в 1942 году, приказом НКО от 4 мая на фронте полагалось иметь 300-500 политработников и с ними должны были проводиться занятия по 10 часов в день. [31]

Директивой начальника ГлавПУ РККА от 27 июля 1941 года в целях усиления партийного влияния в полках был учрежден институт политических бойцов из числа коммунистов, призванных из запаса и уже к концу августа 1941 года их было отобрано 93 976 человек, а к концу мая 1942 года – еще 132 365. Предлагалось их перед отправкой на фронт обучать в течение месяца при военно-политических и командных училищах и направлять в действующие войска на должности парторгов рот и заместителей политруков. Определенные в политбойцы призванные из запаса красноармейцы в возрасте до 40 лет из числа коммунистов и зрелых комсомольцев направлялись в училища группами по 500 человек и содержались во время обучения на положении красноармейцев.

Так, в 1-м Московском артиллерийском училище был принят особый партийный батальон в составе 502 человек, состоящий из 430 членов ВКП(б) и 72 членов ВЛКСМ. Занятия начались организованно, настроение политбойцов было бодрое и было отчислено всего 2 человека, члена ВКП(б), немцев по национальности.

Другая картина  наблюдалась в инженерном училище г. Москва, где прибывшим из Ленинграда политбойцам не разъяснили об их предназначении, и семьям они ничего не могли сообщить. Воспитательная работа с ними не проводилась, и все занятия сводились к бессмысленной муштре и изучению винтовки, в устройстве которой путались даже инструкторы.

Нередко политбойцы использовались не по назначению в худшем случае для прикрытия брешей на фронте, в лучшем – назначались на должности командиров отделений и даже рот. Так, в 30-й армии из 1000 полученных политбойцов более 300 были назначены командирами отделений, 60 –командирами рот, 70 парторгами рот, а остальные воевали в качестве рядовых. [32]

В первый год войны в действующую армию было направлено более одного миллиона коммунистов и более 900 тысяч комсомольцев. [33]

За счет сокращения числа общегражданских газет и журналов с 8806 до 4561 в два с половиной раза возросло число войсковых газет до 1321 и общий их тираж превысил 4 млн. 655 тысяч. [34]

В связи с нехваткой журналистов были сокращены штаты армейских газет с 50 до 15 военнослужащих в редакции и до 15 военнослужащих в издательстве и типографии. (Приказ НКО №034/81 от 27 ноября 1941 г.). Ранее, Постановлением ЦК ВКП(б) от 9 августа 1941 года «О работе на фронте специальных корреспондентов» 140 членов Союза писателей были направлены на фронт в армейские и фронтовые газеты, там же проходили стажировку и командировались корреспонденты общегражданских газет.

Все писатели, поэты, спецкоры ТАСС, представители радиокомитета, журналисты выезжали на фронт только по пропускам ГлавПУ РККА и туда же сдавали отчеты о своей работе. Любопытно, что Илья Эренбург, писатель и публицист, обратился лично к Л.Мехлису со странной, на первый взгляд, просьбой – определить ему тематику памфлета о Гитлере и конкретно, с чем должна быть связана его острота. Этот запрос он объяснял тем, что не хотел пороть горячку! Может быть, он сомневался, что его кто-то поймет неправильно! [35]

События лета 1941 года вызвали всплеск негодования со стороны Сталина по поводу неудач в управлении войсками не только командирами, но и командующими армиями и фронтами. В целях повышения их личной стойкости и дисциплины высшее – военно-политическое руководство сделало ставку не на отстранение их от должности, повышение их военного уровня или воспитания, а на репрессивные меры. Приказом наркома Сталина 12 августа 1941 года  военным советам фронтов и армий в целях решительной борьбы с паникерами и трусами, пораженцами из начальствующего состава, самовольно оставляющими позиции без приказа высшего командования было приказано разрешить военным советам действующих армий предавать суду военного трибунала лиц среднего и старшего начсостава, виновных в упомянутых преступлениях, до командира батальона включительно.

16 августа 1941 года появился приказ Ставки Верховного Главного командования Красной арии №270 «О случаях трусости и сдачи в плен и мерах по пресечению таких явлений». В приказе говорилось, что большинство командиров и комиссаров ведут себя мужественно и героически, порою даже в частях, попавших в окружение, однако имеются факты сдачи в плен врагу.

Командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов, находясь вместе со штабом группы войск в окружении, проявил трусость и сдался в плен немецким фашистам. Штаб группы Качалова из окружения вышел, пробились из окружения части группы Качалова, а генерал-лейтенант Качалов предпочел сдаться в  плен, предпочел дезертировать к врагу.

Так же поступил командующий 12-й армии генерал-лейтенант Понеделин, командир 13-го стрелкового корпуса, генерал-майор Кириллов. Следует отметить, гласил приказ, что ни члены Военных советов, командиры и политработники, ни особоотдельщики, находившиеся в окружении, проявили недопустимую позорную трусость, не пытались помешать Качаловым, Кирилловым и другим сдаться в плен врагу. Это говорит не только о неустойчивых и трусливых элементах среди красноармейцев, но и начальствующего состава.

Нельзя терпеть трусов, дезертиров, сдающихся в плен среди командиров и начальников, их надо снимать с должности, а при необходимости расстреливать на месте.

Приказываю:

1. Командиров и политработников, во время боя срывающих с себя знаки различия и дезертирующих в тыл или сдающихся врагу, считать злостными дезертирами, семьи которых подвергнуть аресту, как семьи дезертиров, нарушивших присягу и предавших свою Родину.
2. Попавшим в окружение частям драться до последнего, пробиваться к своим по тылам вражеских войск, а сдавшихся в плен командиров и красноармейцев уничтожать, а их семьи лишать государственных пособий и помощи.
3. Уклоняющихся от боя командиров снижать в должности, переводить в рядовые, расстреливать на месте.

Необходимо отметить, что в начальном периоде войны тяжелая участь постигла многие армии и 14 армий были окружены и разгромлены. Командармы В.Я.Качалов (у Е.И.Малашенко), А.К.Смирнов, П.М.Филатов погибли, Ф.А.Ершаков, М.Ф.Лукин, М.И.Потапов, П.Г.Понеделин, И.Н.Музыченко оказались в плену (после освобождения из плена М.И.Потапов и М.Ф.Лукин продолжали службу в Красной Армии). Некоторые из них: К.М. Качанов, А.А.Коробков, П.Г.Понеделин были расстреляны и в 50-е годы реабилитированы.

В ноябре погиб в боях за Москву член Военного совета и начальник политуправления фронта дивизионный комиссар Д.А.Лестев, погибли в боях члены Военного совета армий В.О.Галстян, И.А.Гаврилов, И.В.Васильев, И.П.Щелканов, начальник политотдела армии Н.Д.Червов. [36]

Не спасли положение, созданные еще в июле 1941 года, в некоторых дивизиях и армиях по инициативе их командиров и командующих заградительные отряды. В.Краснов утверждает, что именно Сталин лично диктовал директиву №001919, и эта практика была узаконена, помимо заградотрядов, создаваемых при особых отдела, Сталин приказал в каждой дивизии иметь заградотряд из надежных бойцов силою в стрелковый батальон, поскольку «устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много». Основной задачей этих заградотрядов следовало считать помощь командному составу в поддержании твердой дисциплины в дивизии, препятствие бегству одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия, ликвидация инициаторов паники.

Не менее жестко потребовал Сталин 21 сентября 1941 года от руководителей обороны г. Ленинграда расправляться с делегатами от занятых районов немцами, которых те гнали впереди своих войск с просьбами сдать Ленинград. Бить вовсю по немцам и их делегатам, кто бы они ни были – телеграфировал он.

Приказом №0064 от 17 сентября 1941 года Военный совет Ленинградского фронта и штаб приказали объявить всему командному и политическому составу, что за оставление без письменного приказа рубежей Лигово – Кискино – Колпино все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу.

Другим приказом объявлялось, что за оставление Петергофа командиры всех степеней будут расстреляны… Как трусы были сняты с должности командующий 8 армией В.И.Щербаков и член Военного совета И.Ф.Чухнов. [37]

Выходящих из окружения ожидал не менее серьезный экзамен доказательства невиновности, поиск свидетелей своего безупречного поведения. В многочисленных докладах в ГлавПУ РККА поднимался вопрос о коммунистах, вышедших из окружения. Считать ли их всех беспартийными, рассматривать ли дело ввиду затруднений в доказательствах обстоятельств плена, как следует поступать с сохранившими партийные билеты, либо утратившими их? Но категоричных рекомендаций не последовало, кроме пожелания рассматривать каждый случай в персональном порядке.

Нередко разгорались нешуточные споры. Показательно в этом плане партийное собрание управления 43-й армии, на котором с резкой критикой, как этого требовал приказ т. Сталина №270 от 16 августа 1941 года, в адрес группы коммунистов штаба, вышедших из окружения, выступил член Военного совета бригадный комиссар Яковлев. Он обозвал этих коммунистов «сволочами и мерзавцами» и во всеуслышание обвинил их в трусости. В ответ на выступление начальника артиллерии армии, генерала Тарановича, который говорил о проявлении особого внимания к каждому окруженному, в заключительном слове Яковлев, никого не стесняясь, оскорбил генерала Тарановича, оказавшегося волей случая в окружении, обозвав его «генералишкой», а командира запасного полка выматерил.

В то же время, Яковлев авторитетом у коммунистов не пользовался, всегда вел себя по-хамски и недостойно, возил с собой семью и брал для нее продукты.

Не случайно, предложение об исключении из партии группы окруженных коммунистов и генерала Тарановича не прошло и за него проголосовало лишь 27 из 102 коммунистов, присутствующих на собрании. Протокол подписал секретарь бюро парторганизации старший политрук Гройсман. [38]

Кстати, в действующей армии решением ЦК ВКП(б) был изменен порядок приема в партию и рекомендующие в партию 3 члена ВКП(б) должны были иметь партийный стаж не менее 3-х месяцев, а не год, как ранее. С 9 декабря 1941 года прием в партию в действующих частях осуществлялся на партбюро первичной парторганизации, а не на общем собрании коммунистов, которое в боевых действиях собрать было очень трудно. В июле – декабре 1941 года в партию было принято в 2,6 раза больше, чем за первое полугодие. [39]

Ввиду больших потерь и улучшения учета личного состава приказом НКО №3307 от 10 октября 1941 года вместо служебной книжки была введена «Красноармейская книжка» с фотографией, которую очень трудно было изготовить в полевых условиях и политорганам приказывалось взять эту работу на себя, как и контролировать наличие и выдачу обязательных медальонов (футляров) бойцам, которых просто не хватало на всех. [40]

На Ельнинском выступе была одержана первая крупная победа в войне, где войска резервного фронта под командованием генерала армии Г.К.Жукова в тяжелых и ожесточенных боях разбили несколько дивизий врага и особо отличившихся в боях 100, 127, 153, 161 стрелковым дивизиям были присвоены звания гвардейских и впредь дивизии именовались 1, 2, 3, 4 гвардейские стрелковые дивизии. Однако радость победы вскоре была омрачена окружением двух армий под Уманью и глубоким окружением пяти армий Юго-Западного фронта во главе с командующим фронтом генерал-полковником М.П.Кирпоносом, погибшим под разрывами мин.

Жесткие, на грани возможного понимания, репрессии к командно-политическому составу за их поведение на поле боя, умение руководить войсками и удерживать вверенные части от окружения и беспорядочного отступления помогали мало. По вине прежде всего Генерального штаба РККА и командования фронтов, не сумевших вскрыть намерения врага, и призывающих любой ценой держать фронт, группа армий «Центр» внезапными ударами с 30 сентября по 3 октября 1941 года нанесла поражение сразу трем фронтам – Брянскому, Резервному и Западному.

Только под Вязьмой в окружение попали 19, 20, 24, 32 -я и большая часть 16-й армий. Всего во фронтах были окружены до 660 тысяч человек, 1242 танка и 5,4 тысячи орудий и минометов. От расправы командующего Брянским фронтом генерала А.И.Еременко и обещавшего разгромить Гудериана спасло ранение, командующего Резервным фронтом маршала С.М.Буденного наказывать было неприлично, а вот командующего Западным фронтом генерала И.С.Конева спас Г.Жуков, срочно прибывший из Ленинграда спасать Москву. Жуков упросил Сталина оставить Конева своим заместителем и возглавить войска на Калининском направлении.

Как и в июне, командующие фронтами узнавали и оценивали обстановку с большим опозданием и принятые меры повлиять на исход сражений не могли и заведомо были обречены на провал. Насколько неожиданно немецкие танки Гудериана ворвались в г. Орел, не знал ни начальник гарнизона, ни командование частей, а редакция бывшей окружной газеты «Сталинец» панически бежала, бросив всю матчасть, библиотеку и свежий номер газеты, успев отправить донесение на ГлавПУ РККА о том, что не смогла вовремя перебазироваться. [41]

О том, что танки немцев прорвались к Подольску через Малоярославец, откуда им до Москвы было два часа ходу, Сталину доложил член Военного совета Московского округа К.Ф.Телегин, а не командование Резервного фронта. Спасло положение то, что танки немцев не пошли на Москву, а повернули в тыл армиям Резервного и Западного фронтов, отрезав им отход на Москву. [42]

Фронту Красной Армии на Московском направлении против неудержимой немецкой машины предстояло за четвертый месяц войны после краха  под Минском, Смоленском и Вязьмой сомкнуться в четвертый раз и стать насмерть у стен Москвы.

С окружением главных сил Западного, Брянского и Резервного фронтов немцы, после нескольких контрударов советских войск, потеряли главное свое преимущество – превосходство своих танковых сил, имевших место до тех пор и, по словам командующего 2-й немецкой армией генерала Гудериана, тем самым исчезли перспективы на быстрый и непрерывный успех, а памятное быстрое наступление на Тулу пришлось отложить и фашистам, пожалуй, впервые с начала войны пришлось лихорадочно изыскивать силы и средства, чтобы хотя бы дойти до Москвы. [43]

Командующему Западным фронтом, генералу армии Г.К.Жукову, одиноко колесившему на своей эмке по незанятому войсками пространству своего фронта, удалось с помощью Ставки к середине октября сосредоточить основные усилия фронта на трех главнейших направлениях: Малоярославецком, Волоколамском, Можайском и занять их, так как сил на занятие сплошной обороны не было ни на передовой, ни в тылу. Осознание самой возможности захвата немецкими войсками Москвы удесятеряло силы советского солдата, а торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, и парад 7 ноября на Красной площади сыграли огромную роль в укреплении морального духа армии, советского народа и имело международное значение, — писал Г.К.Жуков. [44]

Немцы явно недооценили боевого духа Красной армии и, столкнувшись с упорством русского солдата, понесли потери, невиданные в молниеносных войнах в Европе, хотя по утверждению немецкого военного историка Б.Мюллер-Гиллебранта: «Армия, слишком быстро увеличившаяся в мирное время, неизбежно должна потерять в боевой выучке и закалке и, следовательно, утратить способность в военное время быть началом для всей вновь призванной массы войск». [45]

Другой немецкий военный историк фон Бублар отметил: «Солдатские качества русского воина, особенно его дисциплина и способность действовать, не обращая внимания на огонь противника, его стойкость в перенесении тягот и лишений, без всякого сомнения были высокими», но не признавая просчетов немецкой стратегии добавляет, что было неясным, какое влияние окажут крупные военные неудачи на спаянность и боевой дух русских войск и, надо прямо сказать, что в этом отношении немецкие военные круги не питали никаких особых надежд, тем более с учетом невозможности определить материальные и людские ресурсы русских и влияние сурового климата на боевые действия». [46]

Наконец, Гальдер из донесений командующих сделал вывод: «…сколь ужасной ни была русская зима и сколь не бесспорно, что советские войска оказались лучше подготовленными к ней, чем немцы, фактором, определившим исход сражения, явилась не погода, а ожесточенное сопротивление советских войск, их неукротимая воля не сдаваться, решимость и ожесточенность русских атак». [47]

Одновременно с ужесточением репрессивных мер по всем категориям командно-политического состава и красноармейцам по оценке ГлавПУ РККА и Военных советов фронтов воспитательная работа с людьми не улучшалась и это, в решающей степени, зависело от военных комиссаров, которые живой и целеустремленной партийно-политической работе предпочитали сиюминутные чрезвычайные акции устрашения и нагнетания страха в воинских коллективах.

Четвертого октября 1941 года с началом броска немцев на Москву в организации партийно-политической работы в Красной Армии произошло знаковое событие – вышел приказ НКО т. Сталина №0391 «О фактах подмены воспитания в РККА репрессиями», в котором подчеркивалось, что военные комиссары не сумели восстановить в правах воспитательную работу и не боролись за сочетание убеждения и принуждения в частях. Одновременно была издана Директива начальника ГлавПУРККА Л.Мехлиса «О недостатках и ближайших задачах пропагандистской и агитационной работы в частях Красной Армии».

Неудовлетворительно, по оценке директивы, проводилась работа по разъяснению Постановлений ГКО, приказов и директив НКО. Все сводилось к зачитке их перед строем, а прибывшие в части их не знали. В запасных частях заброшена работа вокруг требований военной присяги и законе об измене Родине. Так же неудовлетворительна работа по разъяснению опасности, нависшей над страной, сущности фашизма и воспитания ненависти к врагу.

Не проводится работа вокруг приказов и задачах боевых действий частей, которые не разъясняются личному составу, беседы, как лучше выполнить боевую задачу, не проводятся, боевой актив не используется и на него не опираются. У военнослужащих не воспитана любовь к своей части и своему оружию. Информирование о положении дел на фронте проводилось нерегулярно.

Агитационно-пропагандистской работой не охватывается начальствующий состав, и она была в основном, ориентирована на красноармейцев и младших командиров. В воспитании слабо использовалась печать, досуг личного состава, работа с молодым поколением в запасных частях и среди выздоравливающих запущена.

Основными причинами недостатков являются:

• стремление политорганов и военных комиссаров заниматься боевыми действиями и в результате этого произошло ослабление партийно-политической работы, запущенности агитации среди личного состава. Они забыли указание т. Сталина о необходимости сочетать организаторскую работу с повседневной политической работой в массах;
• недооценка пропаганды и агитации, их злободневности и остроты, целенаправленности и эффективности. Политработники сами устранились от ведения агитации и опыт ее работы не обобщали, инструктированием агитаторов и лекторов не занимались, а штатный инструкторско-пропагандистский состав занимался не своим делом;
• отсутствие опыта партийно-политической работы среди политсостава и должной работы партийных организаций и печати по его обсуждению;
• в тылу среди военнослужащих работа организована плохо, лекции не читаются, коллективные и индивидуальные беседы не проводятся.

Предлагается:

В основу партийно-политической работы положить воспитание у военнослужащих верности военной присяге и высокого чувства ответственности за судьбу Родины и непримиримой ненависти к врагу.

Агитацию вести непрерывно и показывать нависшую опасность над Родиной, необходимость мобилизации всех сил и средств, воинской дисциплины для отпора врагу.

Показывая мощь Советского Союза, разъяснять, что война приняла затяжной характер, стала войной ресурсов и на истощение ресурсов Германии, зажатой между нашей страной, США и Англией. Наши ресурсы неисчислимы.

Разоблачать коварство врага и показывать звериное лицо фашизма, развернуть борьбу на оккупированных территориях.

Бороться с боязнью окружения и упадническими настроениями, обрушить ярость всего народа против дезертиров, трусов и паникеров.

Усилить внимание к прибывающему пополнению, доводить до них опыт боев и готовить сражаться с сильным и до зубов вооруженным противником, довести до всех военнослужащих приказ НКО №308 от 18 сентября 1941 года о присвоении 100, 127, 153, 164 стрелковым дивизиям звания гвардейских.

Покончить с недооценкой устной пропаганды, организовать ее сверху донизу, используя каждый удобный для этого момент. Усилить роль лекторов и инструкторов, привлекать для проведения лекций и бесед всех политработников, включая политруков.

Усилить работу с начальствующим составом. Каждый командир должен организовывать и проводить разведку, боевое охранение, оборону против нажима со стороны противника.

Устную пропаганду и агитацию необходимо проводить на передовой методом групповых и индивидуальных бесед, проведения политинформаций в небольших группах, организовывать индивидуальные и групповые читки газет.

В запасных частях проводить политические занятия 2 раза в неделю по 2 часа, политические информации по 30 минут в дни свободные от политзанятий, планировать и проводить среди личного состава лекции и беседы.

В госпиталях, среди выздоравливающих, проводить политические беседы не реже 2-х раз в неделю.

В партийных и комсомольских организациях обсудить 3-х месячный опыт боев и составить на этой основе планы улучшения пропагандистской и агитационной работы. [48]

Г.К.Жуков высоко оценил подвиг курсантского полка Московского командного пехотного училища под командованием Героя Советского Союза участника войны с Финляндией генерал-майора С.И.Младенецева. Кремлевские курсанты, поддержанные артиллерией курсантов Подольского артиллерийского училища стояли насмерть и прочно удерживали порученный им участок обороны. [49] Непонятно, откуда в творческой фантазии известного режиссера Н.Михалкова родился эпизод о залихватской браваде курсантов-кремлевцев, прибывших на фронт, да еще и в распоряжение «бесстрашных» и опытных вояк-штрафников грудью ставших на защиту Москвы (кинофильм «Предстояние»).

Первого декабря, когда гитлеровцы прорвались на стыке 5 и 33-й армий и двинулись по Киевскому шоссе у деревни Акулово, им преградила путь 32-я стрелковая дивизия под командованием полковника В.И.Полосухина, и они были вынуждены повернуть на Голицыно, заняли деревню Юшково и отдельными группами прорвались в Апрелевку и Алабино. Однако, 4 декабря 1941 года, перед контрнаступлением наших войск тот отчаянный и оказавшийся последним бросок немцев к кремлевской брусчатке для своего парада был ликвидирован. [50]

Именно отсюда в бессильной злобе у врага, рвавшегося к Москве, начали рождаться сомнения в успехе войны и их непобедимости, о вине Гитлера, и полководцы вдруг заговорили о суровом русском климате и неисчислимых ресурсах и бескрайних пространствах России.

Как писал Г.К.Жуков, самая крупная ошибка немецких стратегов была в расчете сил и средств и недооценке возможностей Красной Армии, и переоценке своих.

Несмотря на численный перевес немцев в танках и артиллерии, глубокий снег, контрнаступление Советских войск началось 6 декабря 1941 года, по плану, утвержденному 30 ноября в Ставке Верховного Главнокомандования, исполненного графически с минимумом пояснений на карте, на котором И.В.Сталин коротко написал «Согласен». Враг был отброшен от Москвы на 100-250 километров, и угроза столице была  ликвидирована.

Г.К.Жуков предположил, что успех Красной Армии под Москвой породил у Сталина идею организовать как можно быстрее общее наступление на всех фронтах от Ладожского озера до Черного моря, стоит только умело организовать удары. [51]

Однако, конец 1941 года стал критическим и в военной экономике Советского Союза. К декабрю прокат черных металлов упал в три раза, а цветных металлов в 430 раз, танков и самолетов оставались считанные сотни и единственным ресурсом в стабилизации фронта, как и прежде, оставались людские ресурсы, которые без прикрытия с воздуха, поддержки танков и артиллерии бросались в бой.

По мнению большинства историков и исследователей битва за Москву, наполненная драматизмом и большими сомнениями, катастрофической нехваткой сил и средств, стала для Г.К.Жукова самой главной в его жизни и судьбе военачальника. Тем не менее, в ней он проявил себя не только жестким, но и жестоким полководцем. Свидетельством тому несколько приказов по Западному фронту, подписанных им лично. Так, приказами №0345 от 13 октября 1941 года, №0490 от 19 октября объявлялось, что трусов и паникеров, оставляющих поле боя, отходящих без разрешения с занимаемых рубежей и бросающих оружие и технику, расстреливать на месте. Приказом №054 от 4 ноября 1941 года доводилось, что исполняющий дела командира дивизий подполковник Герасимов П.Г. и бывший комиссар дивизии бригадный комиссар Шабалов Т.Ф. за отдание приказа об отходе дивизии из г. Руза расстреляны перед строем. Приказом №057/оп от 21 ноября 1941 года за отход своих войск командиры и комиссары 17 и 24 дивизий из 30 армии арестованы и преданы суду. Чудом избежал суда командир 316-й сд И.В.Панфилов, временно отстраненный от командования дивизии за отход войск с занимаемых позиций. [52]

Так же поступали и на других фронтах и даже между собою высокие начальники нередко оставляли рамки приличия. И.А.Потемкин описывает два подобных факта.

Член Военного совета Центрального фронта, бывший секретарь ЦК Компартии Белоруссии т. Пономаренко обратился 14 августа 1941 года к т. Сталину с докладом на вновь назначенного командующим фронтом генерал-лейтенанта М.Г.Ефремова, что при нем, в отличие от бывшего командующего генерала Кузнецова Ф.И., «наступило успокоение, стали нормально, а то и больше спать и ничего не знать. Звонки почти прекратились». Сталин ответил Пономаренко: «Вашу шифровку об Ефремове получил. Ваше поведение непонятно… Предлагаю Вам начистоту объясниться с Ефремовым по существу содержания вашей шифровки, с которой я знакомлю Ефремова, и добиться того, чтобы фронтовая работа шла по-большевистски. К вашему сведению сообщаю, что в ЦК имеются очень благоприятные отзывы об Ефремове таких товарищей, как Ворошилов и Микоян. Я уже не говорю о том, что Мехлис, ездивший для проверки, тоже хорошо отозвался о Ефремове».

 

В сентябре 1942 г. лично т. Сталину пожаловался на хамское поведение командующего Брянским фронтом член Военного совета 13-й армии бригадный комиссар Ганенко. В обычной рабочей ситуации Еременко бросился на него с кулаками, несколько раз ударил по лицу, угрожал расстрелом, на что член Военного совета заявил, что расстрелять он может, но унижать достоинство коммуниста и депутата Верховного Совета не имеет права. Тогда Еременко вынул маузер, но вмешательство Ефремова, заместителя командующего Брянским фронтом, помешало ему произвести выстрел. После этого он стал угрожать расстрелом Ефремову, но тот быстро остудил пыл зарвавшегося командующего.

Выходка Еременко, пишет И.А.Потемкин, могла стоить ему карьеры, но накануне Еременко пообещал Сталину, что разобьет подлеца Гудериана, однако этого не случилось.

Командующий 43-й армией генерал Голубев К.Д. не раз был оскорблен командующим Западным фронтом Г.К.Жуковым и один раз не выдержал и пожаловался Сталину: «На второй день по приезде меня обещали расстрелять, на третий день отдать под суд, на четвертый день грозили расстрелять перед строем армии. В такой обстановке работать невозможно», привел еще один пример И.А.Потемкин. [53]

И все-таки спасли страну от катастрофы в начальный период войны воины Красной Армии, несмотря на то, что миллионы из них были взяты в плен, у тех, кто вводился или бросался в бой в самое пекло, проявились высокий боевой дух и готовность пожертвовать собой во имя Родины.

С ограничением и ликвидацией некоторых прав и свобод в военное время и без того жесткой демократии в обществе произошла консолидация и сплочение всего народа вокруг руководства страны. У большинства проявилась высокая гражданская ответственность за судьбу Родины, лучшие качества патриотов всех времен. Под лозунгом «Все для фронта, все для победы!» проводились государственные займы, сбор средств для закупок боевой техники, более 4-х миллионов людей добровольно ушли на фронт и более 2-х миллионов в ополчение. «Настроения в народе менялись от растерянности 1941-1942 годов  к оптимизму и ликованию, несмотря на многочисленные лишения, ограничения и трудности», — заметил английский историк А.Верт. [54]

Церковь с началом войны не противопоставила себя государству, хотя подвергалась с его стороны гонению, а воспитывала мужество и самоотверженность, поощряла героизм, оказывала материальную помощь, и эти чувствовало на себе большинство верующих (по результатам переписи населения перед войной 56,7% признали себя верующими). Впоследствии из тюрем в 1943 году было освобождено 11 архиереев. На соборе архиереев патриархом Московским и всея Руси был избран отец Сергий, который призвал верующих послужить отечеству в тяжкий час испытаний. [55]

Важно отметить, что для определенной части общества политические мотивы в войне не стали определяющими не только в умах, но и поступках, сотни тысяч активно сотрудничали с немцами, помимо украинских и прибалтийских националистов, «власовцев», более 90 восточных легионов численностью от 900 человек каждый, сражались против Красной армии (в т.ч. тюркский, азербайджанский, северо-кавказский, татарский и калмыцкий корпуса и другие) на Северном Кавказе подавлялись восстания недовольных советской властью. [56]

В речи перед участниками парада на Красной площади 7 ноября 1941 года Сталин обратился к глубоким патриотическим чувствам воинов: «Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков – Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина, Дмитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова». Но и в этой речи у Сталина налицо убежденность в не так далекой победе: «…еще несколько месяцев, еще полгода, может еще годик… Гитлеровская Германия должна лопнуть под тяжестью своих преступлений». [57]

Помимо глубоких патриотических чувств у воинов Красной Армии и большинства населения страха, вызываемой угрозами падения Москвы и существования государства, волна безбрежной ненависти к фашистским захватчикам захлестывала умы и сознание людей от сведений о зверствах, творимых гитлеровцами на захваченных территориях и по отношению к пленным красноармейцам. Руководители Третьего Рейха открыто высказывались, что немцы не считают своей заботой кормить население и военнопленных и их не волнует, что 30 млн. русских могут умереть от голода.

Не случайно 20 июля 1941 года Л.Мехлис начертал порывистым почерком записку в блокноте о срочной подготовке новых лозунгов: 1. Ненависть фашистов к славянству. 2. О зверствах в оккупированных территориях и областях. 3. Презрение к смерти. 4. Институт комиссаров. [58]

Как известно, особую неприязнь немцы питали к комиссарам и политрукам Красной Армии. В указания Верховного командования Вермахта «Об обращении с политическими комиссарами» 6 июня 1941 года отмечалось, что в борьбе с большевизмом нельзя рассчитывать на соблюдение врагом принципов человечности или международного права со стороны комиссаров, в том числе и при отражении в будущем с наши военнопленными, если они будут схвачены в плен или при оказании сопротивления, то, как правило, их необходимо уничтожить, применяя оружие. [59]

В качестве благих намерений поступил в немецкие войска сразу же после вторжения план мероприятий против расхищений материальных ценностей в России, утвержденный рейхсмаршалом Г.Герингом от 28 августа 1941 года. В нем указывалось о фактах недостойного поведения немецких солдат в тыловых подразделениях и командах невоенного предназначения. Помимо рекомендаций о гуманном отношении солдат фюрера к населению приказывалось взять все трофеи на учет и приобретать имущество за деньги, а на сумму свыше 1000 рейхсмарок выписывать квитанции. Разрешалось приобретать и отправлять товары в Германию в размерах, не превышающих месячное жалование, а для контроля за этим предписывалось создавать на границе специальные контрольные пункты.

Командующий 16 армией генерал Буш приказывал не разбойничать и прекратить грабежи, а лошадей у населения приобретать за деньги.

По докладу разведуправления Генерального штаба на имя Л.Мехлиса, немцы устанавливали на территории Прибалтики и местах компактного проживания финнов порядок сдачи хлеба, теплой одежды и оружия, а также докладов о наличии красноармейцев в немецкие комендатуры с 6 до 20 часов каждого вечера. В городах Нарва и Кингисепп для немецких офицеров были созданы публичные дома с 25-ю самыми красивыми девушками в каждом.

Командир 2-й горно-стрелковой румынской бригады в приказе потребовал не грабить, не громить и не избивать мирных жителей под угрозой расстрела виновных на месте. Приказ должен был зачитываться на построениях ежедневно утром и вечером.

Командующий 3-й румынской армией проинформировал войска о сообщении командующего 11-й немецкой армии генерала фон Шаубера о реквизициях и насиловании девушек румынскими солдатами, о чем он сообщил лично генералу Антонеску. Командующий 3-й румынской арией приказал за подобные факты отстранять командиров от должности вплоть до предания суду военного трибунала, а уличенных в преступлениях расстреливать на месте. Лично Антонеску[23] в свою очередь, приказал за недостойное поведение румынских солдат и низкую дисциплину ввести телесные наказания. Командир полка, к примеру, имел право назначить виновнику 25 ударов палкой, а командир батальона до 15. [60]

Но подобная гуманность проявлялась лишь в отдельных эпизодах обрушившейся лавины и жестокости к военнопленным и местным жителям, вызванной пропагандистской машиной Геббельса. Фельдмаршал фон Манштейн, рыцарь кодекса военного профессионала, в начале войны в одном из приказов писал: «Еврейско-большевистская тьма должна быть уничтожена… Положение в стране требует, чтобы войска кормились за счет местных ресурсов, а возможно большее количество продовольственных запасов оставлялось для Рейха. Во вражеских городах значительной части населения придется голодать. Не следует руководствоваться логичным чувством гуманности, что-то давать военнопленным или населению, если они не находятся на службе немецкого Вермахта». [61]

Сведения о расправах над военными и населением, выступления на митингах свидетелей зверств немцев вызывали у красноармейцев и даже раненых желание отомстить врагу – докладывали с Карельского фронта. До воинов доводилась нота наркома иностранных дел т. Молотова «О возмутительных зверствах германских властей в отношении советских военнопленных». Появились многочисленные сообщения, что немцы гонят перед собой в наступление женщин и детей и прикрываются перед ними в отступлении. [62]

Из 9-й армии докладывали, что даже мертвым красноармейцам выкалывали глаза, разрубили живот лейтенанту и заминировали его тело и при разрыве мины погиб 13-летний пионер, это все подтвердил его брат и актом жители села Красногорьевка. Корреспондент армейской газеты сообщил, что в селе Волошино Ростовской области было сожжено немцами 25 трупов пленных красноармейцев, а в селе Балабана сожгли 12 пленных, в селе Глуно 15 ноября 1941 года было убито и растерзано 8 красноармейцев.

У Волоколамска было расстреляно 60 красноармейцев, трупы которых были сожжены. Среди военнопленных распускались слухи о том, кто выходит из окружения, подлежит расстрелу, и многие побоялись переходить линию фронта.

По докладу с Юго-Западного фронта в селе Рахмановка заживо сожгли 20 молодых ребят и 20 красноармейцев, а всех женщин и детей убили. В селе Аграфеновка за порчу линии связи расстреляли каждого третьего жителя.

Выходившие из окружения рассказывали, что в немецких листовках сообщалось, что Сталин и Тимошенко сдались в плен, а Япония захватила большую часть Дальнего Востока. [63]

Картина зверств и расправ над русскими людьми дополнялась сведениями бесчинств над евреями, которых в г. Умань и Киеве в овраге Бабий Яр было уничтожено более 100 тысяч евреев.

В письмах немецких солдат на родину, некоторые из них откровенно сообщали о фактах нечеловеческого обращения с военнопленными. Так, обер-ефрейтор Вили Беккер писал, что теперь его маршрут не лежит мимо лагеря военнопленных, откуда доносились мучительные стоны от истязаний и голода. Унтер-офицер Абель писал, что русских военнопленных содержат в погребах, где они задыхаются и погибают от холода. [64]

Политотдел 18-й армии после освобождения ряда населенных пунктов Ворошиловградской области в ноябре 1941 года докладывал о грабежах населения, о системе немецкой пропаганды, рассказывающей об освободительной миссии фашистов по уничтожению жидов и коммунистов, назначении старост и полицаев, необходимости каждого выдавать красноармейцев. Выходящие из плена красноармейцы высказывали предложения – больше листовок сбрасывать в районы, где дерутся окруженные с разъяснением, что пленных по возвращению в части не расстреливают. Особо говорилось об усилении работы с прибывающими из запаса военнослужащими по разъяснению им советских законов, с населением прифронтовой полосы. Сообщалось также, что в захваченных районах церкви работали бесперебойно. [65]

В начале 1942 года Розенберг писал Кейтелю, что из 3 млн. 600 тысяч советских военнопленных лишь несколько сот тысяч в состоянии работать. Нацисты были убеждены, что русские красноармейцы не являлись солдатами, а были идеологическими врагами и не могли содержаться как военнопленные других государств. [66]

Такова была расплата за неумение воевать и низкие морально-волевые качества, отсутствие отваги и упорства драться в окружении. В немалой степени этому способствовал низкий уровень партийно-политической работы в РККА.

Вполне откровенным был доклад  25 декабря 1942 г. для руководства на 13-ти страницах, подготовленный доктором Отто Брайтигамом, заместителя начальника политического департамента, созданного Розенбергом министерства оккупированных территорий.

В нем говорилось, что, вступив на территорию Советского Союза, мы встретили население, уставшее от большевизма, нас встречали как освободителей. Однако, обладая присущим восточным народам инстинктом, простые люди вскоре обнаружили, что для Германии лозунг «Освобождение от большевизма» на деле был предлогом для покорения восточных народов немецкими методами, рабочие и крестьяне быстро поняли, что Германия не рассматривает их, как равноправных партнеров, а считает лишь объектом своих политических и экономических целей.

Мы обращаемся с народами оккупированных восточных территорий, как с белыми «второго сорта», которым провидение отвело роль служения Германии в качестве ее рабов. Мы обращаем русских мужчин и женщин в рабов и настраиваем русских против немцев. Мы варварски обращаемся с советскими военнопленными, которые сотнями тысяч умирают от голода и холода в наших лагерях, а нам не хватает рабочих рук!

Безграничная жестокость к славянам, охота на людей, политика немцев в России вызвала колоссальное сопротивление восточных народов.

«Наша политика вынудила как большевиков, так и русских националистов выступить против нас единым фронтом. Сегодня русские дерутся с исключительной храбростью и самопожертвованием во имя признания своего человеческого достоинства». [67]

Однако, этот доклад по своей достоверности такой же силы, как и предвоенные рассуждения т. Запорожца о состоянии военной пропаганды, был гласом вопиющего в пустыне и принят к ознакомлению узкого круга лиц фашистской верхушки.

Злобные деяния нацистов и немецко-фашистских нелюдей на советской территории, жестокие расправы над военнопленными вызывали у тех, кто выстоял и встал в строй вместо павших и плененных, совершал трудовой подвиг в тылу, яростную волну гнева, удесятерял силы и непоколебимую веру к победе. Это было оружие особой силы, которую враг не ожидал встретить, рассчитывая посеять у воинов Красной Армии страх и панику, подавить волю к сопротивлению. Именно сила этого оружия, а не образ вождя, угрозы и репрессии помогала поднимать людей на защиту своей Родины.

Среди генералитета Германии были лишь единицы, которые понимали обратную силу жестокости по отношению к армии и народу Советского Союза. В памятке немецкого солдата 4-й армии говорилось, что замысел, с которым пришлось сражаться в течение девяти месяцев по подчинению Германии еврейско-большевистских сил, сорвался. Мы отогнали врага, несмотря на его превосходство от границ Германии. Мы не ведем войну против русского народа и, освобождая граждан, берем их под защиту немецкого оружия. Нам приходится кроме военных задач выполнять политическую и хозяйственную линии.

В поведении немецких солдат к русским жителям проявляется ненужная жестокость. Именно в доверии и доброжелательности должен проявляться дух нашего превосходства. Немецкий солдат должен быть образцом гуманности, законности и превосходства в моральном отношении, что само по себе является наиболее острым оружием.

Таким видел своего солдата командарм генерал Гейнрисен, но вряд ли его пожелания что-либо изменили в системе немецкой пропаганды, продолжающей внедрять в умы немецкий солдат культ жестокости и насилия. [68]

Образованное с приходом нацистов к власти в Германии министерство народного просвещения и пропаганды приказом Гитлера от 13 марта 1933 года произвело централизацию всех средств пропаганды на местах, в т.ч. и печати и управление им только из центра под руководством Геббельса. На 8 сентября 1941 года Министерство состояло из отделов пропаганды, прессы, радио, кино, литературы, иностранной прессы, пропаганды в армии, кинохроники и сектора связи с Верховным командованием. В состав германского информационного бюро ДНБ входили отделы внутренней и внешней информации количеством свыше 700 человек. Бюро отвечало за работу в государственных учреждениях и имело там свои учреждения.

Непосредственно в национал-социалистической партии Германии действовали: отдел активной пропаганды со средствами радиовещания, связи и кино, отдел националистической пропаганды, отдела информации и учебных материалов, искусства, истории, литературирования, науки и др. Широко использовался институт уполномоченных фюрера по вопросам духовного и идеологического воспитания НСП.

Кроме того, нацистская пропаганда широко использовала подразделения пропаганды в созданных союзах молодежи, гитлерюгенда, союза трудящихся германского трудового фронта, союзов девушек, женщин и других организаций.

Во всех военных кампаниях и в том числе против Советского Союза пол личным контролем Геббельса создавались пропагандистские отряды из числа корреспондентов гражданских газет, которые шли за войсками и держали в руках камеру, лейку и блокнот. Они были предназначены для информирования населения и войск об обстановке, состоянии морального духа в рядах Германских военных и показывали войну как единую форму существования народов, освобождаемых армией Германии – писал о действиях пропагандистских отрядов немецкий еженедельник «Дас Рейх» от 18.V.1941 г.

Отряды действовали оперативно и поставляли свои материалы соответствующего характера. Так, в «Беобахер» от 5 августа 1941 г. была опубликована статья о состоянии 50-ти тысячного лагеря советских военнопленных, представляющих людской зверинец, захваченных случайно, из-за страха быть убитыми и состоящих из людей совершено малограмотных с тупыми выражениями лиц, убитых страхом перед комиссарами.

В обзоре «Дер Аргиф» за июль-август 1941 года сообщалось, что германские солдаты разрушили тайну советской страны с ее нищетой, убогими жилищами и поголовным голодом в результате последствий коллективизации, сознательным разрушением семьи многочисленными разводами и отсутствием какой-либо охраны труда.

По германским агентствам в Берлине прошел материал о результатах бомбежки советскими самолетами 5 октября 1941 года лагеря с советскими военнопленными, где погибло десять тысяч человек, залитого фонтанами крови и остатками человеческих тел.

В газете для немецких военнослужащих и населения «На страже Востока» была опубликована статья Геббельса о том, что Советский Союз осудил 170 миллионов человек в результате варварской революции на прозябание и тяготы войны. Борьба за будущее требует самоотверженности и напряжения от граждан Германии и немецких солдат. Сделаем все, что служит победе, не будем спрашивать, когда она придет и тогда этот час наступит – завершил Геббельс в декабре 1941 года, когда, по мнению читателей, с Советским Союзом все должно быть закончено.

В ряде французских газет 9 октября 1941 года в унисон немецкой прессе печатались хвалебные отклики на войну против большевиков. Только германская армия спасла нас от жутких орд и вражеского невежества, от убийств и смерти – вещали статьи. Но, среди барабанного боя о чести «немецких наци» большинством газет, в некоторых проскакивали кое-какие сомнения в отношении трудностей, связанных с плохими дорогами, большим удалением тыла, перестройкой ширины железнодорожной колеи, обширными театрами военных действий. Отмечалось, что в отличии от французских войск Красная армия была лучше вооружена и оснащена средствами моторизации, имела большие резервы.

Главным инструментом пропаганды в армии Вермахта являлись роты пропаганды, создаваемые по числу армий и корпусов, а так же при некоторых дивизиях. Роты пропаганды состояли из пропагандистских отрядов, в которые входили журналисты, радиоорганизаторы, кинорепортеры, фоторепортеры и другие специалисты.

Роты пропаганды выполняли три основные функции:

• национал-социалистической пропаганды и информирования о положении на германском фронте силами печати, радио, кино, подготовленными докладами;
• информации о боевых действиях немецких войск и жизни германской армии. Материалы по этим направлениям готовились как для внутреннего употребления (непосредственно для показа и демонстрации в частях) и внешнего, для заграничной демонстрации;
• информирование о моральном состоянии армии и настроениях солдат. В подготовке материалов принимали непосредственное участие органы разведки и гестапо.

Для выполнения задач по предназначению роты имели самую современную материальную базу для вещания на противника и население во время боевых действий своих войск, за которыми они были обязаны продвигаться. Подразделения роты кроме вещания могли осуществлять радиоперехват, готовить материалы для печати и доводить их до адресата, включая звуковещание, организовывать досуг военнослужащих.

Созданием рот пропаганды занимался лично Геббельс, и он постоянно контролировал их действия.

Помимо общей системы национал-социалистического воспитания населения и войск, непосредственно в армии в целях привития нацистского мировоззрения и духовного воспитания личного состава проводилось национал-социалистическое обучение в форме национал-политической подготовки. Кроме того, в составе подразделений обсуждались текущие вопросы международного и внутреннего положения в государстве и состояния войск, а также организовывалось проведение свободного времени и досуга.

Национал-политическая подготовка проводилась ротными командирами. Для ее организации отдел военного дела Генерального штаба Сухопутных войск готовил организационные указания, отдаваемые приказом Главнокомандующего Сухопутными войсками.

Так, в указаниях от 1 октября 1941 года говорилось о наступлении предстоящей зимы, требующей полного напряжения сил, о том, что духовное воспитание и привитие мировоззрения является обязанностью и задачей всех командиров и начальников.

Как и раньше главное внимание следовало уделить изучению 4-х тем:

• народ Германии;
• Германская империя;
• немецкое жизненное пространство;
• национал-социализм. Германский народ – нордическая раса.

В армиях, корпусах и дивизиях на основе организационных указаний издавались приказы по организации национал-политической подготовки и соответствующие разъяснения по каждой теме. Занимались национал-политической подготовкой как и воспитанием мировоззрения и морального духа специальные отделы «С» в штабах армий, корпусов и дивизий.

Занятия по национал-социалистической подготовке проводились в служебное время, а досуговые мероприятия во внеслужебное.

Словом, нацистский угар предвоенных лет умело поддерживался и направлялся в зависимости от обстановки и сложившихся обстоятельств непосредственно в действующей армии в войне против Советского Союза, которую развязали фашисты. [69]

О примере завидной оперативности действий рот пропаганды говорит факт в издании листовок для красноармейцев нерусской национальности в боях за Крым в 60-й кав. дивизии, которых политотдел так и не мог обеспечить газетами на их родном языке. Так, 188 кав. полк прибыло около трех сотен новобранцев из Восточных республик и сразу же противник забросал листовками расположение полка на языках народов Средней Азии, в которых заявлялось, что командир полка полковник Ольшанский сказал, что пусть этих нерусских лучше давят танками, тогда полк скорее отойдет в тыл, а вот русских надо сохранить! Доложил об этом батальонный комиссар Дронов 12 июня 1942 года.

По решению Л.Мехлиса в национальных стрелковых дивизиях и стрелковых бригадах были созданы красноармейские газеты на национальных языках, что положительно сказалось на работе с призывным контингентом из Средней Азии и Кавказа.

Опрос захваченных пленных говорил, что они в 1942 году продолжали оставаться под сильным нацистским влиянием, говорили о временных неудачах и верили в победу Гитлера. Они были не согласны, что в войне воюет народ и воевать по их убеждениям должны были только военные. [70]

Противостояла национал-социалистической пропаганде в масштабе страны созданное 25 июля 1941 года советское бюро военно-политической информации для пропаганды на войска и население противника. Обстановка требовала организации специального коллективного органа, который бы объединил для этой работы Совинформбюро, телеграфное агентство Советского Союза, гражданские и военные газеты и координировал бы их работу.

С началом войны в Красной Армии противостояли национал-социалистической пропаганде врага седьмые отделы ГлавПУ РККА, фронтов и армий, которые на 25 июня 1942 года насчитывали 547 человек, в т.ч. 58 в 7 отделе ГлавПУ РККА. Основным приемом ведения работы был выпуск листовок и залистование ими районов прифронтовой полосы. Зачастую листовки, издаваемые в десятки миллионов экземпляров, сбрасывались безадресно с неприспособленных для этой цели самолетов. Листовки порою изготавливались с общим содержанием, слабой фактурой и плакатной агитацией. В 1942 году за полгода на всех фронтах было подготовлено всего 560 передач средствами звуковой пропаганды.

О слабом техническом оснащении звуковещательными станциями говорит тот факт, что в основном звуковые передачи велись через рупоры продолжительностью до 5 минут. Всего рупористов к 26 июня 1942 года насчитывалось 682 человека, знающих немецкий язык. Готовились рупористы на специальных сборах при отделах армий. Для заброски листовок широко использовались подручные средства, как к примеру в 20-й армии: выстрелы из лука, воздушные змеи, лодочки, сплавлявшиеся по течению реки, но все они, кроме улыбки, никакого реального воздействия на сознание немцев оказать не могли. [71]

Некоторыми авторами создание, так называемых седьмых отделов, приписывается Л.Мехлису, забывая о том, что еще в годы Гражданской войны пропаганду на противника и иностранные войска вели специальные группы при политотделах армий и дивизий на Восточном, Западном и Южном фронтах, но седьмыми по счету их не называли.

Несмотря на успех наступления под Москвой и Ростовом, стратегические взгляды Сталина и Ставки Верховного Главного командования почти не изменились и они не представляли себе реальные возможности, силу противостоящего противника и вероятный характер его действий.

На предложение Генерального штаба РККА занять стратегическую оборону и с накоплением резервов перейти в контрнаступление, Г.К.Жуков высказался в пользу продолжения наступления только силами Западного направления для разгрома Ржевско-Вяземской группировки, С.К.Тимошенко – нанести решительный удар на Юго-Западном фронте в районе Харькова. Сталин помолчал и ответил весомым аргументом – не сидеть же нам в обороне сложа руки, пока немцы не нанесут удар первыми! Надо самим нанести ряд упреждающих ударов на широком фронте и прощупать готовность противника.

Как показали события 1942 года «прощупывание готовности противника» проведением частных операций под Ленинградом в районе Демянска, на Западном направлении по ликвидации Ржевско-Вяземского выступа, Юго-Западном фронте под Харьковом и в Крыму закончилось полным провалом и окружением врагом нескольких армий. Вновь, как и в 1941 году, отсутствовали сведения о замыслах противника и составе его сил, планирование операций было проведено неудовлетворительно и в результате были израсходованы последние резервы, что, в конце концов, поставило страну на грань новой катастрофы под Сталинградом и на Кавказе.

Не учитывалось никем, что страна была не готова обеспечить планируемые действия фронтов в экономическом отношении. В результате потерь первых месяцев войны и эвакуации сотен предприятий валовая продукция с июня по ноябрь 1941 года уменьшилась в 2 раза. Устанавливаемые правительством планы выпуска вооружений не выполнялись. Так, за январь – апрель 1942 года они не были выполнены по станковым пулеметам на 40%, противотанковым ружьям и 120 мм минометам на 70%, танкам на 45% и по боевым самолетам на 65%. Еще хуже обстояло дело с выпуском боеприпасов. [72]

Анализ партийно-политической работы в войсках Красной армии по выполнению требований приказа НКО №0391 «О фактах подмены воспитания в РККА репрессиями» и директивы начальника ГлавПУРККА №268 «О недостатках и ближайших задачах пропагандистской и агитационной работы в частях Красной Армии» убедительно показал, что улучшения не произошло и для перестройки этой работы недостаточно двух документов, нужны не только время, но и подготовленные кадры. Военные комиссары, как и прежде, продолжали нести груз ответственности наравне с командирами за боевую и оперативную работу, а все остальное, включая живую работу с людьми, считали делом вторым.

Л.Мехлис с 7 декабря 1941 года издал директиву ГлавПУРККА «О ликвидации запущенности в устной пропаганде» № 268. В ней отмечалось, что устная пропаганда и агитация находились в загоне и по-прежнему оторваны от жизни войск, не откликаются на вопросы, волнующие людей. Настроения личного состава никем не изучаются и молодое поколение, особенно по прибытию в районы боевых действий, не выделяется. Политические информации проводились нерегулярно и не подготовленными людьми, не отвечали на злободневные вопросы, политические занятия проводились только в тылу. Политруки были предоставлены сами себе, работу с агитаторами никто не проводит.

Работникам политорганов задачи не ставились и конкретные вопросы по работе в частях не указывались. Политическому составу не прививалась любовь к устной пропаганде, их не учили работать с конкретным человеком, опыт лучших не обобщался.

Многие не поняли значение приказа НКО №0391 от 4 октября 1941 года «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями» и не сумели восстановить воспитательную работу, борьба за сочетание мер убеждения и принуждение отсутствовала, повседневные беседы с красноармейцами не проводились.

Главной причиной недостатков является то, устную пропаганду забыли и уповают на печатную, материалы которой должны служить устной пропаганде, не поняли что устная пропаганда более гибкая, чем печатная.

Приказываю:

1. Устную пропаганду восстановить в правах, т.к. запущенность устной пропаганды – запущенность в работе.
2. Главное внимание уделить приказу №0391 и восстановить в правах метод убеждения только в сочетании с карательными мерами.
3. Комиссары, работники политорганов и политсостав обязаны ежедневно общаться с красноармейцами и отвечать на их вопросы, особо выделять в работе проведение индивидуальных бесед с младшими командирами и красноармейцами.
4. В частях и подразделениях создать группы низовых агитаторов из числа боевого актива, лучших коммунистов и комсомольцев, организовать руководство ими.
5. Направлять устную пропаганду на борьбу со всем, что мешает укреплению боевой мощи Красной Армии, повседневно уточнять тематику бесед, направленных на разъяснение политики партии и правительства, приказом НКО и особенно приказа Ставки №270 от 16 августа 1941 года для руководящего состава.
6. Устную пропаганду направить на борьбу с пораженчеством и капитулянтством, разъяснить что самая большая опасность – потеря веры в победу.
7. Использовать все силы, все формы партийно-политической и воспитательной работы в формируемых частях с тем, чтобы ни один боец не уходил на фронт не распрогандированным.
8. Особое внимание уделить политической обработке личного состава, прибывающего маршевыми ротами, ознакомить их с боевыми традициями части и примерами героизма, отваги ее воинов, приемами и тактикой врага.
9. Установить систему инструктирования политруков рот, заместителей политруков, пропагандистов и агитаторов, учить их на примерах и опыте лучших.

• Начальникам политических управлений фронтов и политических отделов армий не отдавать устную пропаганду на откуп аппарату, без нее не может быть настоящей политработы в массах, быстрой реакции на все стороны ее жизни.
• Всю политико-воспитательную работу, пропаганду и агитацию направить на моральный подъем войск, создание наступательного порыва, выполнение указаний т. Сталина по истреблению всех немцев до единого, прорвавшихся на территорию нашей Родины в качестве оккупантов.
• Осуществлять постоянный контроль за состоянием пропаганды и агитации, довести до всех категорий политического состава, обсудить на партийных собраниях и докладывать о выполнении к 15 и 1 числу каждого месяца.

В целом, в данной директиве, исполненной в стиле Мехлиса, с порою надерганными митинговыми оборотами, прозвучала серьезная озабоченность и оценка состоянию пропаганды и в особенности устной агитации, как самой важной части живой и непосредственной работы с людьми. Вместе с тем, исполненная после полугода ожесточенных боев, директива показала неподготовленность политсостава к этой работе и умению организовать ее.[77]

Как показывала практика политико-воспитательной работы с людьми, оценки партийно-политической работы по-прежнему были невысокими. Так в 4-й армии в 92 сд политический отдел свою работу не планировал вообще и инструкторы, направленные в части, впрочем, как и инструкторы политотдела армии, конкретных заданий по работе в войсках не получали. «Придут, посидят на КП и уйдут!» — так отзывались о них в частях. В стрелковых частях и подразделениях устная пропаганда организовала плохо, политруки ею не занимаются. В партийных организациях планов работ не было, партийное хозяйство в запущенном состоянии, в ротах партийных организаций нет.

В 60-й танковой дивизии 443 коммуниста, с 1 ноября по 5 декабря 1941 года было по заявлениям принято 63 чел. кандидатами в члены ВКП(б) и 19 в члены ВКП(б), но документы не оформлены. С постановлением ЦК ВКП(б) о кандидатском стаже в 3 месяца для особо отличившихся в боях никто не знал. Партийной комиссией дивизии с ноября 1941 года по 5 января 1942 года выдано всего 5 партбилетов.

Партийное хозяйство «мрачное», в штабах не хранится, и секретари партийных организаций носят его в полевых сумках, не организована работа по фотографированию на партдокументы. Низовой партийный актив в батальонах партийными поручениями охвачен не был.

Работа по организации устной пропаганды была организована плохо. Нет тематики бесед и с агитаторами никто не занимался. С начальствующим составом дивизии и частей никто не беседует, и их ни о чем не информирует, — «Все воюют!».

В 4-й армии комиссары не привыкли относиться к директивам и указаниям вышестоящих политуправлений как к приказам, повсеместно отсутствует спрос и требовательность. Работники политорганов о работе в войсках нигде не отчитываются и никто их не заслушивает. Многие из них занимаются хозяйственными и личными делами. [74]

В 65, 92, 191 сд 31-й армии в полках осталось по 25-30 коммунистов, а в батальонах 6-7, состояние работы партийных организаций и устной агитации пущено на самотек. Директива №268 даже не обсуждалась и до политсостава и политруков не доведена. В 191 сд работники политотдела на передовой не бывают и находятся в 18 километрах от нее. В 80-й кавалерийской дивизии политруки не знают боевых задач, инструкторы по пропаганде своей непосредственной работой не занимались, и вся воспитательная работа сводилась к читке нерегулярно поступающих газет. Об отличившихся в боях бойцах никто не говорил, даже прибывшим на доукомплектование красноармейцам. Со стороны политработников заботы о питании, снабжения куревом (махоркой) не проявлялось, горячей пищи для бойцов не было давно.

В 65 сд вынос раненых с поля боя был организован плохо. В этой же дивизии постоянно пьянствовал начальник хлебозавода Черненко и занимался рукоприкладством, в том числе избил секретаря парторганизации хлебозавода. Комиссар хлебозавода старший политрук Жуков обо всем знал, как и комиссар дивизии, но мер никаких они не принимали.

В 80-й кавалерийской дивизии от недосмотра много лошадей вышло из строя, в 92 сд 800 человек получили обморожения, а в 377 сд 47 бойцов замерзли насмерть. В политотделе армии об этих фактах никто не знал.

В политотделе армии работа вокруг директивы №268 была организована плохо, работники поарма изучением директивы и работой по ее внедрению не занимались, как и лично не участвовали в пропаганде и агитации в частях армии. Требовательность к политорганам дивизий низкая, зачастую работников тыловых частей покрывают из-за неприятностей и не спрашивают с них за работу.

Работой с 28 декабря 1941 года по 8 января 1941 года на Калининском установлено, что директива №268 недооценена ни в политуправлении, ни в поармах и до низового актива она не доведена. Плохо проводилась работа с прибывшим пополнением, которое ни боевой обстановки, ни традиций частей не знало. В 930 сп 256 сд неделю не была организована уборка трупов, агитаторы взамен погибших не назначались.

В штабах с начальствующим составом устная пропаганда не проводилась, как и пропаганда результатов боевых действий, о политических информациях и политзанятиях никто не слышал. [75]

В войсках Западного фронта работа по Д-268 была организована и спланирована, были проведены совещания командного и комиссарского состава, задачи по улучшению пропаганды и агитации обсуждались в партийных организациях. Работники политорганов начали проводить лекции, доклады и беседы, семинары с агитаторами и пропагандистами.

С пропагандистами частей и политорганов почему-то никто не занимался, и они всячески уклонялись от своих прямых обязанностей. Лекторы поарма выступали с лекциями примитивной тематики сомнительного содержания: «Как наша артиллерия беспокоит противника». В политотделе 354 сд инструктор по пропаганде занимался сбором трофейного имущества и уборкой убитых.

Политруков в частях никто не учит, военные комиссары с людьми не беседуют, низовые агитаторы – сами по себе. Вся работа свелась к чтению сводок Совинформбюро и газет. Были единичные случаи проявления инициативы со стороны низовых агитаторов. Так, агитатор Инкин личным примером бьет фашистов и, узнав, что рядовому Чиж пришло письмо о гибели его отца с просьбой матери и сестры отомстить врагу, агитатор довел содержание письмо до воинов взвода и те поклялись отомстить и отличились в атаке. [76]

В 34-й армии Северо-Западного фронта в целом отмечалось улучшение состояния устной агитации и пропаганды, работы с низовыми агитаторами, увеличилось число живых бесед по тематике ГлавПУРККА, работники политорганов систематически инструктировали пропагандистов и агитаторов. В соединениях и частях политинформации стали проводиться через день, а в наступлении политические беседы. К работе с людьми привлекались военные прокуроры и работники военных трибуналов.

Основными недостатками в работе являлись: сведение бесед к читке газет, недостаточная подготовка к проведению инструктажей, стремление политруков рот переложить проведение бесед на заместителей политруков и агитаторов, а те, как правило, не опытны и не подготовлены. Комиссары частей и подразделений устранялись от работы с людьми, а работники политорганов им не помогают и работают за них. [77]

Проверками партийно-политической работы в 1-м корпусном районе ПВО в феврале 1942 года установлено, что состояние воинской дисциплины крайне низкое, много случаев пьянства, самоволок и дезертирства. В 1-м полку ВНОС[24] в октябре-ноябре дезертировал 41 человек. Комиссары не знают  настроений личного состава, изучают его слабо, с людьми не беседуют, с низовыми агитаторами работу проводят формально. Темы бесед и политинформации далеки от жизни. В 13-й батарее 193 зенитно-артиллерийского полка беседа проводилась по теме: «Марксистско-ленинское учение о войне и армии», в 16 батарее 254 зап «О русско-японской войне», «Жизнь и деятельность Пушкина». Военные комиссары повсеместно устной пропагандой не занимаются. Прием в партию проводится не на собраниях, а методом опроса.

Боевая готовность дежурных сил низкая ввиду чего распространен пропуск самолетов, отдельные командиры батарей самовольно покидают расположение батарей, пьянствуют. Нередки случаи пьянства среди политруков батарей и комиссаров дивизионов. Политотдел корпусного района ПВО работает слабо, не вскрывает недостатки. Среди принятых в партию, 60 человек с просроченным стажем. [78]

В марте 1942 года группой работников ГлавПУРККА были проверены укрепленные районы (УР) Московского Западного района обороны и было установлено, что в 155 УР в обороне примитивизм, огневые точки были расположены неправильно, много жалоб на питание и отсутствие курева, среди бывших окруженцев нередки нездоровые высказывания.

Директива об устной пропаганде нигде не обсуждалась, в том числе и в партийных организациях, беседы с бойцами не проводились. Политические занятия перепоручены групповодам из числа младших командиров и красноармейцев, а политруки и комиссары от занятий устранились, политзанятия никто не контролировал, а политрук 3 роты 354 батальона вообще не знал, проводятся ли в его роте политзанятия.

Агитаторы были назначены на бумаге, их никто не собирал и не инструктировал. Политинформации во многих подразделениях не проводились. С начальствующим составом и командирами марксистско-ленинская подготовка не проводилась, партийные и комсомольские собрания почти повсеместно не проводились, а там, где проведены, никаких решений не принято. Вся воспитательная работа сведена «к накачке».

В 152 УР лекционная работа запущена, начальник политотдела и работники политоргана нигде не выступают. Устная пропаганда и агитация запущена, агитаторы ничем не занимаются. Политотдел от руководства парторганизациями устранился. В ротных парторганизациях тишь, коммунисты предоставлены сами себе. Политотдел «в разобранном состоянии», нет плана работы, донесения из батальонов не анализировались, а начальник политотдела батальонный комиссар Сапрыкин ничего не делает.

В батальонах УР огневые точки не пристреляны и имеют «мертвые зоны» на Бородинском направлении и дороги «Москва – Минск».

В 156 УР агитаторы назначены, но предоставлены сами себе. Комиссары частей с беседами перед людьми не выступали.

В 157 УР за полтора месяца 1942 года было совершено 1158 проступков и нарушений воинской дисциплины. Начальник политотдела груб, ни во что не вникает. Политруки беседуют с людьми редко, агитаторы назначены формально. [79]

Не лучше обстояли дела в запасных соединениях. В 21-й запасной стрелковой бригаде пропаганда и агитация находились в запущенном состоянии и политотдел в ее организации участия не принимал. Вся работа агитаторов сводилась к читке газет. Комиссар и начальник политотдела к людям не выходили, их нуждами не интересовались, стиль их работы бумажный. Быт организован неудовлетворительно, люди завшивели, обморожены и живут в грязных необорудованных землянках. Только в 32 запасном сп с октября по январь 1942 года заболели 3100 человек, из них 1104 находились в стационарах, от боевой и политической подготовки были освобождены 2208 человек.

В 38-й запасной стрелковой бригаде о директиве №268 ходят только разговоры, в пропаганде и агитации не видно политотдела, комиссаров и политруков. В 35 запасном сп комиссар и инструктор по пропаганде работу вообще не планировали. Групповоды для политзанятий были подобраны из младших командиров, с агитаторами инструктажи не проводились. В полку за три месяца дезертировали 177 солдат, боевая учеба была организована слабо. [80]

В 131-й отдельной стрелковой бригаде, прибывшей на фронт с Урала 11 марта 1942 года, политико-моральное состояние в основном здоровое, из 4291 военнослужащих 198 членов ВКП(б) и 137 кандидатов, партийная прослойка – 7,8%. О директиве №268 в бригаде никто не слышал, беседы были сведены к читке газет. Красноармейцы, имевшие боевой опыт, к выступлениям не привлекались. Песен в бригаде не поют, художественная самодеятельность отсутствовала. Работники политотдела и начальник в подразделениях бывали, но бесед не проводили.

В 11-й саперной бригаде, состоявшей из 10 линейных и 4-х учебных батальонов, все комиссары батальонов были призваны из запаса и в армии не служили, неопытны и плохо подготовлены, свою работу спланировать не могут, от бесед с людьми устранились. С групповодами политзанятий назначенных из командиров и политруков рот инструктажей не проводилось, материалов для проведения политзанятий отсутствовали. Люди не получали ответы на свои вопросы, газеты получаются нерегулярно, наглядной агитации в бригаде нет. Комиссар бригады полковой комиссар Уральский и начальник политотдела батальонный комиссар Гулько расписались в своей беспомощности, как организаторы воспитания пропаганды и агитации. Планов партполитработы в батальонах нет, 5 комиссаров батальонов сняты с должностей. Питание в бригаде плохое, массовая вшивость среди личного состава, сменного белья нет, вещевое снабжение неудовлетворительное. [82]

При погрузке в эшелоны для отправки на фронт 155 сд в феврале 1942 года установлено, что у многих красноармейцев пораженческие настроения, «мы только говорим, а не готовимся и немец нас побьет…» говорили многие.

При погрузке в эшелоны 1-й ударной армии на станции Клин работники политотдела армии плана погрузки не знали и не расставили своих работников по эшелонам, о партийно-политической работе в эшелонах инструктажей проведено не было, а секретари парторганизаций не знали, чем заняться. В эшелоне №33583 начальник эшелона и политрук организовали пьянку. В 84-й и 16-й отдельных стрелковых бригадах на станции Завидово работники политотделов при погрузке отсутствовали, при подготовке к погрузке никаких бесед и инструктажей проведено не было. Политико-моральное состояние в целом здоровое, однако, командир батальона Кошкин и комиссар скрыли смерть красноармейца, раследование не провели и о случае не доложили. [83]

Состояние партийно-политической работы проверялось в январе 1942 года в воздушно-десантных корпусах и бригадах, сформированных в конце 1941 года, явно не с оборонительными целями. Было установлено:

• в 1 воздушно-десантном корпусе (ВДК) партийная прослойка составила 7%, комсомольская 53%, за октябрь – декабрь 1941 года дезертировало 111 человек, более 1100 было призвано из оккупированных областей, из которых изъяли 381 человек. Пропаганда и агитация в корпусе в запущенном состоянии;
• в 6 ВДК партийная прослойка 6%, комсомольская свыше 50%, 21 случай дезертирства. Личный состав завшивлен, питание плохое. Директива о запущенности пропаганды и агитации доведена, плохо готовятся партийные собрания;
• в 7 ДВК отмечались панические настроения, более 1000 призвано из оккупированных областей, более 100 дезертировало. В дисциплинарной практике повальное увлечение арестами. Руководство политорганов партийными и комсомольскими организациями плохое;
• В 8 ДВК партийная прослойка 6%, комсомольская свыше 50%, изучение людей поставлено плохо, комиссары неопытны и помощи им со стороны политорганов нет, никто их не учит;
• в 9 ВДК политико-моральное состояние здоровое, более 80% личного состава русских, белорусов и украинцев 124%. Из рабочих 44%, из крестьян 41%, были 49 случаев дезертирства, у части личного состава были угрозы командирам: «будем на фронте, рассчитаемся!»;
• в 3 маневренной воздушно-десантной бригаде (МВДБР) на формирование прибыло 150 человек из судимых, 15 – из раскулаченных. Стрельбы не проводились, никто с парашютом не прыгал. Политинформации и политзанятия проводились от случая к случаю, партийные и комсомольские организации в подразделениях не созданы;
• в 1 МВДБР были отмечены разговоры пораженческого характера, личный состав изучен недостаточно, 133 человека списаны, политработники руководящих документов не знали;
• во 2 МВДБР начальник политотдела с людьми не беседует, родственник у него репрессирован, но комбриг с его отчислением не согласен. Большинство политработников к беседам не готовятся, и они проводились на примитивном уровне. [84]

В проверенных в феврале 1942 года 586, 587, 588 авиационных полках военные комиссары своих задач и обязанностей не знают, с людьми не беседуют, увлекаются исполнением обязанностей по хозяйственной части.

В 112 отдельном батальоне аэродромного обслуживания (ОБАТО) командир батальона капитан Лукин пьянствовал, спаивал личный состав, сожительствовал с полькой. Комиссар батальона Сорокин пьянствовал вместе с комбатом, с людьми не работает, батальон предоставлен сам себе. Политотдел авиабазирования мер не принимает.

В проверенных в феврале 1942 года военных училищах:

• в Ташкентском пехотном училище изучение директивы Д-268 организовано, ведется переписка с выпускниками училища с фронта, однако прием в комсомол ведется плохо;
• начальник политотдела Горьковского военно-политического училища имени Фрунзе отделался отпиской об изучении Д-268, ни слова не упомянув о работе с курсантами, о политической подготовке, обучении курсантов, проведению бесед и обсуждался ли вопрос в партийных организациях;
• в Смоленском военно-политическом училище (г. Саратов) командный и комиссарский состав с курсантами не беседовал, вся устная пропаганда свелась к читке сводок и газет, изучение Д-268 не организовано;
• в 1 Саратовском училище тяжелых танков Директиву Д-268 не изучали, вся пропаганда сводится к читке газет и сводок, о боевом опыте забыли, партийные и комсомольские организации работают плохо;
• в Чкаловской авиашколе политотдел от работы в эскадрильях устранился и перед курсантами с беседами не выступал, увлекся бумажным стилем работы;
• в академии командного и штурманского состава ВВС РККА из базы роста 1085 человек в партию было принято 160 человек, 104 коммуниста с просроченным стажем, в партийных организациях даются поручения политрукам, преподаватели слабо участвуют в работе со слушателями, опыт слушателей-участников боевых действий не использовался. [85]

В целом, анализ состояния устной пропаганды и агитации, партийно-политической работы на фронте, ближайшем и глубоком тылу свидетельствовал о том, что никакого улучшения работы с людьми после выхода директивы №268 в январе-марте 1942 года не произошло. Политорганы и военные комиссары слабо руководили организацией воспитательной работы с людьми и участвовали в ней крайне редко, проявляли пассивность и низкий профессионализм.

В Главном политуправлении РККА, помимо анализа материалов групп работников, выезжавших в войска, внимательно изучали доклады политуправлений фронтов и политорганов армий о состоянии работы по выполнению требований Д-268 и старались наладить обратную связь с ними, чтобы еще и еще раз довести смысл и задачи перестройки работы с людьми, главными исполнителями которой должны были стать политорганы и комиссары.

В целом, по докладам с фронтов, выяснилось, что они сбиваются на формальное осмысление требований директивы №268 и в лучшем случае, на ее обсуждение, отмечались характерные почти для всех недоработки – пропаганда и агитация запущены и политсостав занимается ею от случая к случаю. Так, к примеру, политуправление Западного фронта докладывало, что в декабре 1941 – январе 1942 гг. задачи по Д-268 находились в стадии обсуждения, почти повсеместно плохо с индивидуальной работой, спланированы не только инструктажи, но и сборы инструкторов пропаганды. В 39 ск старший политрук 3 артдивизиона 282 артполка Скородумов за три месяца не провел ни одной беседы и просиживал в блиндаже за составлением письменных характеристик на агитаторов, а военный комиссар отдельного батальона 12 сд добился, чтобы рота стала центром партийно-политической работы.

Начальнику политотдела 20-й армии бригадному комиссару т. Паша в ответе на его донесение заместитель начальника ГлавПУ РККА армейский комиссар 2 ранга Ф.Кузнецов писал, что донесение о ходе выполнения Д-268 не отражает анализа того, что сделано, чтобы довести ее требования до каждого политработника, беседуют ли с людьми командиры, военные комиссары, работники политорганов и инструкторы по пропаганде, беседует ли комиссар с каждым бойцом из молодого пополнения, знакомят ли их с героями частей и традициями, знает ли руководящий состав приказ НКО №270, какую помощь оказывают политрукам агитатор и инструктор по пропаганде, как принят приказ НКО №0391 от 4 октября 1941 г. «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями», не отвлекаются ли от основной работы инструкторы по пропаганде и вообще, что меняется в пропаганде и агитации с получением Д-268. [86]

Заместителю начальника политуправления Юго-Западного фронта т. Гришаеву указывалось, что политуправление фронта пока ограничилось семинарами, сборами и совещаниями и разработкой так называемых «конкретных мероприятий» и только после этого приступит к конкретному выполнению директивы №268, а пока живое слово неизменно тонет в море разговоров.

Для работы нет нужды в разработке мероприятий, т.к. директива проста и конкретна и содержит программу работы.

Вы были обязаны просветить:

• что сделало политуправление фронта, чтобы довести директиву до каждого политработника, как они поняли и усвоили ее содержание;
• беседуют ли работники политорганов и военные комиссары с красноармейцами;
• беседует ли политсостав полков с каждым прибывшим из пополнения, ознакомлено ли оно с боевыми традициями части, ее героями, тактикой врага и приемами борьбы с ним;
• как проводилась плановая обработка частей, готовящихся к вводу в бой, из вторых эшелонов и находящихся на доукомплектовании;
• во всех ли подразделениях созданы группы низовых агитаторов, как они работают, какую помощь им оказывают комиссары и политработники;
• какую помощь политрукам и заместителям политруков оказывают работники политотделов и инструкторы по пропаганде;
• как политорганы и политработники выполняют приказ НКО №0391 «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями»;
• что изменилось в пропаганде и агитации с получением директивы, и как она стала влиять на все стороны жизни подразделений и частей.

Вы плохо знаете состояние пропаганды и агитации непосредственно в частях и подразделениях для их улучшения.

Начальнику политуправления Сибирского военного округа т. Кузнецов отвечал, что тот не понял, что Директива ориентирует политуправление и политорганы на боле глубокое и всестороннее обследование состояния пропаганды и агитации. Главное в директиве обязать военных комиссаров, политорганы и политработников не ограничиваться инструктажем, а повседневно беседовать с красноармейцами и особенно индивидуально.

Начальнику политуправления Северо-Кавказского военного округа в январе 1942 года было указано, что даже в хороших и мирных условиях работа по пропаганде и агитации поставлена плохо. Заместитель начальника ГлавПУ РККА обратил внимание на состояние агитпунктов на железнодорожном транспорте, которые так и не стали центрами проведения агитации, ночью они превращаются в ночлежки, наглядная агитация скудная, обеспечение газетами плохое и ничего не сделано по снабжению политпросветимуществом. [87]

В Архангельском военном округе по состоянию на конец января 1942 года директиву сначала изучили, а потом решили обсудить, однако ни начальствующий состав, ни коммунисты приказов №0391 и №270 не знали. В некоторых частях продолжается подмена воспитательной работы грубостью и рукоприкладством. Так, комиссар батальона 293 запасного полка в 1-й роте избил несколько человек и ругался площадной бранью. Множество примеров оскорбления курсантов в учебных подразделениях. Инструкторы по пропаганде не усвоили, кого считать низовым агитатором. Семинары с групповодами политзанятий не проводятся, а политинформации проводятся неподготовленными людьми. Отдел пропаганды и агитации в округе слабый, раздает в части общие указания. Бывая в 33 запасном полку раз в полгода, работники политуправления округа не заметили, что там политические занятия не проводились вообще. [88]

Следует заметить, что в развернувшейся работе по повышению уровня пропаганды и агитации в войсках, организации живой работы с людьми, члены Военных советов фронтов и армий, отвечающих непосредственно за состояние партийно-политической работы, стояли на почтительном удалении от проблем, а политорганы, комиссарский состав, инструкторы и остальные политработники, партийные и комсомольские организации по-прежнему ставили ее в число заурядных задач и абсолютное большинство считало, что нужно, прежде всего, воевать и бить врага.

Назревала необходимость принятия нечто большего, решения  организационного плана, помимо активной работы по выявлению недостатков, упущений и промахов, докладов, приказаний и директив, взаимной переписки. Вполне очевидно, что начальник ГлавПУРККА Л.З.Мехлис понимал, что видимого улучшения ни в содержании, ни в формах партийно-политической работы не происходило, но он считал, что все-таки улучшение должно произойти само по себе, то ли ему просто не хватало времени активно вмешаться в процесс.

Большую часть времени, находясь в войсках в качестве представителя Ставки Верховного Главнокомандующего, он направлял свою неуемную энергию на искоренение тех недостатков, которые непосредственно видел сам или слышал о них в докладах должностных лиц. Как человек понимающий и знающий журналистику, он лично вникал в работу газет, редактирование и выпуск листовок.

Так, работая над листовкой-пропуском к финскому населению и войскам «Долой Маннергейма, да здравствует мир!» он потребовал указать, что народ Финляндии вымирает от голода, т.к. выдавали хлеба по 60 граммов на каждого. Он призывал винить во всем тех, кто довел страну до голода – Гитлера и Маннергейма, немцев, войска которых объедают страну и лишают вас, ваших жен и матерей крохи хлеба. Выход один – изгнать немцев из Финляндии и тогда Советский Союз и Америка дадут вам сколько угодно хлеба. «Маннергейм и кампания» связали судьбу с Гитлером и не кончают войны, пока с ними не покончат финские солдаты! Не верьте лживым обещаниям власти. Требуйте мира, хлеба ради финских жен и детей! Кончайте войну и сами расходитесь по домам![25] [89]

В политотдел 30-й армии пошло резюме на листовку к немецким солдатам – Ваша листовка безграмотна и наносит вред нашей пропаганде на противника, так как вы угрожаете мстить немецким солдатам кровью за детей и матерей.

С досадой на грубые стилистические и грамматические ошибки в листовках на итальянском языке Мехлис, ввиду отсутствия подготовленных переводчиков в 7 отделе политуправления Южного фронта приказал впредь представлять листовки для перевода через ГлавПУ РККА.

В телеграмме на Ф.Кузнецова Мехлис приказал на листовках для противника писать вместо «Прочти и передай товарищу», «Прочти и сохрани для передачи и пропуска!».

В ответ на информацию с Брянского фронта поступает указание не публиковать фамилии немцев, добровольно сдавшихся в плен, ввиду боязни за расправу с их семьями в Германии. Необходимо в листовках разъяснять, что немецкие солдаты, сдаваясь в плен и опасаясь быть подстреленными, должны поднимать обе руки. [90]

Через Ф.Кузнецова Л.Мехлис передал в политуправление Карельского фронта о переводе статьи Заславского в «Правде» о том, как гитлеровцы «запугивают финский народ» и которой надо залистовать финскую территорию.

Кроме напоминания Ф.Кузнецову о заявке под подарки бойцам Красной Армии, он потребовал распространить газеты ЦК Компартии Белоруссии «Советская Белоруссия» на оккупированной территории по 10 тысяч газет для Брянского, Калининского и Западного фронтов, организовать выпуск в Ленинграде газеты «Советская Эстония» 2 раза в неделю по 20 тысяч экземпляров, передаче в политуправление Юго-Западного фронта по просьбе Хрущева походной типографии для газеты «За радянску Украину!».

На начальников политуправлений Юго-Западного, Южного, Брянского фронтов было отправлено распоряжение об издании газет на узбекском, грузинском, армянском и азербайджанском языках 2 раза в неделю по 5000 экземпляров. [91]

Помимо требования в марте 1942 года прекратить «отсебятину» и не заниматься сбором средств на танковые колонны и самолеты с участников боев и необходимости больше заниматься воспитанием красноармейцев и командиров, последовало подробное разъяснение Л.Мехлиса редактору газеты «Сталинский сокол» о требованиях к освещению действий авиации:

• разведка авиации без фотоснимков не может быть разведкой, а воздушные разведчики – лучшие летчики;
• усилить пропаганду ночных полетов и налетов на немецкие аэродромы;
• гибкость большого авиационного начальника в руководстве авиацией через плановую таблицу с учетом опыта боев;
• усилить политическое воспитание летных кадров с тем, чтобы каждый летчик понимал, что меньшая в сравнении с противником скорость его самолета, это еще не недостаток, противника надо перехитрить, ловить на ошибках, на наборе высоты. Летчик не должен делать ошибочные выводы об отставании и непригодности своего самолета;
• может быть, поддержать идею о нагрудных знаках для летчиков с количеством сбитых самолетов? (10, 14, 16 и т.д.). [92]

В личной телеграмме редактору газеты «Красная звезда» т. Ортенбергу Мехлис настаивал о беспочвенности разговоров о неисчерпаемости наших ресурсов. «Наши головотяпы часто понимают это упрощенно и транжирят материальные и людские ресурсы… нет неисчерпаемых ресурсов, все можно исчерпать, если не беречь живую силу и матчасть (ранее именно Мехлис подписал лозунги к 24-й годовщине Великой Октябрьской Социалистической революции, переданные по прямому проводу начальникам политуправлений фронтов и армий, в которых с необходимостью понять всю глубину опасности и отрешения от благодушия, беспечности и мирных настроений отмечалось, что Германия испытывала огромные трудности на фронте и тылу, боится затяжной войны, а у нас неисчислимые людские и сырьевые ресурсы! – Авт.).

Пропаганда сильна, подчеркивал Мелис, когда обобщает опыт боев и войн, отдельных родов войск и направляет его конкретному адресату.

Статья о международных законах гуманизма в отношении пленных ничего не дает, т.к. от немцев в фашистской шкуре нечего требовать. Вместо этого надо продолжать освещать зверства и глумления над пленными.

Немцы покоряют и уничтожают славян и враждебные элементы на Кавказе, стремятся к богатствам Кавказа и ненавидят русских. Немцы вовлекли в свои ряды весь европейский сброд (чехи, поляки, крымские татар) и в результате немецкие части теряют свою монолитность, так как с нарастанием трудностей этот сброд разбежится. [93]

В непосредственных беседах с корреспондентами газеты «Красная звезда» у Л.Мехлиса рождались рекомендации для статей в газете об использовании противотанковых средств, взаимодействия родов войск, умении в обороне зарыться в землю, об артиллерийском наступлении и умелом руководстве боем командирами полков и дивизий с необходимостью плановой таблицы для управления в бою, обеспечении средствами связи, роли минометов и противотанкового резерва и т.п.

Из беседы с одним из корреспондентов последовало в резкой форме указание за использование не по назначению группы резерва политработников Южного фронта в качестве коноводов, кладовщиков, портных. Всего, таким образом, из 800 человек были «загружены» около 200, а остальные были предоставлены сами себе и бездельничали. [94]

Росчерком пера Л.Мехлис обратил особое внимание на фронте  к выращиванию партийного и комсомольского актива: «Коммунисты и комсомольцы в частях нередко превращаются в одиночек и опускаются до уровня рядового бойца», — отмечал он. Поэтому надо формировать общественное мнение, а не регистрировать его, в партийных и комсомольских организациях необходимо подводить итоги после каждого боя с тем, чтобы втряхнуть партийный и комсомольский актив, поговорить о задачах части и соединения, фронта и армии, провести митинги по ротам с подведением итогов боев на передовой.

В этом указании просматривался то ли призыв, то ли рекомендация к работе. Дополнительно Мехлис потребовал от Кузнецова поставить вопрос в ЦК ВКП(б) о выборах партийных активистов, парторгов и членов партбюро открытым голосованием, потому что даже во вторых эшелонах трудно проводить закрытое голосование, а так же ввести должность освобожденных секретарей партбюро в штаты стрелковых батальонов стрелковых бригад. [95]

После неудачного наступления войск Красной Армии в Крыму для укрепления руководства фронта Ставка Верховного Главного Командования направила своим представителем заместителя наркома обороны, начальника Главного политического управления РККА, армейского комиссара 1 ранга Л.З.Мехлиса. Не подлежит сомнению, что это было сделано по инициативе И.В.Сталина, чтобы встряхнуть командование Крымского фронта, которое, имея значительное превосходство в силах и средствах, провалило наступление.

Напрочь забыв урок из войны с Финляндией, Мехлис активно включился в поиск виновников, трусов и дезертиров. Уже 22 января 1942 года он поспешил с докладом лично Сталину о неприглядной картине в организации управления фронтом, а о командующем фронтом генерале Д.Т.Козлове доложил, как о растерявшемся и неуверенном в своих действиях по управлению войсками. «Никто из руководящих работников фронта с момента занятия Керченского полуострова в войсках не был», — добавил Мехлис.

На следующий день с уведомлением Верховного Главнокомандующего, как этого требовал приказ Ставки №270 о репрессиях в отношении трусов и дезертиров, были арестованы и преданы суду военного трибунала за потерю управления войсками командир 9-го стрелкового корпуса и временно исполняющий обязанности командующего 44-й армией генерал-майор И.Ф.Дашичев, командир 236 сд генерал-майор В.М.Мороз, военный комиссар дивизии батальонный комиссар А.И.Кондрашев, командир 63-й горно-стрелковой дивизии подполковник П.Я.Циндзеневский, начальник политотдела 404 сд Н.П.Колобаев и другие.

Мехлис активно включился в снабженческие дела, обеспечение войск вооружением, боеприпасами не жалея для этого времени на переговоры с Генеральным штабом и тылом Красной Армии и многими главными управлениями Наркомата обороны. Из-за неподготовленности и неудовлетворительных климатических условий бездарно провалилась в феврале 1942 года операция по освобождению г. Феодосия, на которой настоял Мехлис.

Находившийся в боевых порядках частей 51 армии военный корреспондент газеты «Красная звезда» К.М.Симонов вспоминал, что Мехлис собою фактически подменил командующего фронтом генерала Козлова. Каждый снаряд, каждая мина противника сеяли трупы в скопившихся на передовой наших войсках. Словом, это была картина бездарного военного руководства и полного чудовищного беспорядка. Плюс к этому полное пренебрежение к людям, полное отсутствие заботы о том, чтобы сохранить живую силу, о том, чтобы уберечь людей от лишних потерь.

Мехлис затеял перетасовку кадров, сменил состав Военных советов фронта и трех армий, добился освобождения от должности начальника штаба фронта генерал-майора Ф.И.Толбухина, двух командующих армий. Лишь командующего фронтом Д.Т.Козлова Сталин оставил на месте. Мехлис был искренне убежден, что новые люди будут воевать по-новому, да и уцелевшие на должности подтянутся и встрепенутся. Его абсолютно не беспокоила потеря дорогого времени для вновь прибывших на врастание в неизвестную обстановку и служебные обязанности. [96]

Мехлис потребовал провести чистку тылов и изъять выявленных чехов, поляков, молдаван и болгар, проверить боевые части и пополнение. Отправить на передовую выявленных в тылу 300 коммунистов и комсомольцев, всех командиров моложе 30 лет и младших командиров моложе 35 лет. Он напомнил начальникам политических отделов 44, 47, 57-й армий о каре для семей изменников Родины согласно постановлению ВЦИК СССР от 8 июня 1934 года и дал указание перевести это постановление на азербайджанский, армянский и грузинский языки.

Начальникам политотделов армий было поручено привести к присяге вновь прибывший личный состав, а также изъять радиоприемники у начальствующего состава и из редакций дивизионных газет. Только в политотделах армий и дивизий могли принимать информацию по советским каналам, а тех, кто был уличен в прослушивании немецких радиопередач, необходимо было подвергать аресту.

Через начальника политуправления находившегося поблизости Северо-Кавказского военного округа, Мехлис потребовал тщательно проверять маршевые роты на наличие у них удовлетворительной партийной и комсомольской прослойки, организовать контроль за проведением занятий на курсах политсостава и наблюдать за своевременной отправкой выздоравливающего начальствующего состава из госпиталей на свои фронты. [97]

Не забыл Л.З.Мехлис об освещении своей деятельности на фронте и для снятия Крымской операции, в исходе которой он был уверен согласно директивы №316 от 27 декабря 1941 года «О хроникальных киносъемках на фронтах Отечественной войны…» была направлена специальная группа. На Крымский фронт был предоставлен лимит на 61 паек для кинооператоров и журналистов, а Юго-Западному фронту на 77 пайков. [98]

Любопытно, что один из пайков на Юго-Западном фронте предназначался поэту А.Т.Твардовскому, направленному для работы в редакцию газеты «Красная армия» и совершенно неожиданно для руководства ГлавПУ РККА, и себя самого, получившего неоднозначный отзыв о своем пребывании. В боевой характеристике, прибывшей в ГлавПУ РККА было указано, что поэт А.Т.Твардовский не нашел своего места в работе и мало принес пользы фронту, вел себя высокомерно и грубо, допускал выпивки и, работая в частях фронта, не проявлял старания. Конечно же, приглашенный для беседы Твардовский, опровергал все обвинения.

Начальнику отдела печати ГлавПУ РККА т. Баеву ничего не оставалось, как запросить начальника политуправления Юго-Западного фронта т. Галаджева о соответствии отзыва.

В ответе с Юго-Западного фронта говорилось, что в газете «Красная Армия» дважды обсуждалась характеристика на Твардовского. Он же заслушивался на партийном собрании редакции за имевшие место выпивки.

В отличие от коллектива редакции, занявшей принципиальную позицию, к ответу были приложены опросы бригадного комиссара Федорова и дивизионного комиссара Гришаева, в которых они дали в основном положительную оценку работы писателя и сделан был вывод – т. Твардовский нужный человек, но посылать его надо в очень хороший и здоровый коллектив.

Довольно оригинальное заключение комиссаров, ни дня не работавших с Твардовским и подвергнувших сомнению честь редакционного коллектива своего фронта, усугубил в докладе руководству ГлавПУ РККА т. Баев и отметил, что, по его мнению, Твардовский получил на фронте необъективную характеристику!? [99]

В самый разгар встряски командования Крымского фронта Л.З.Мехлисом в его адрес 9 марта 1942 г. направил шифр-телеграмму командующий 33-й армией Западного фронта генерал-лейтенант М.Г.Ефремов. Он с отчаянием сообщал, что ударная группа его армии в составе 4-х стрелковых дивизий находилась в полном окружении под Вязьмой и ввиду острого недостатка боеприпасов и продовольствия стоит под угрозой разгрома. Командарм просил, наряду с форсированием наступления 43-й армии для прорыва кольца, помочь боеприпасами и пополнением.

Измотанная в боях 33-я армия вошла в образовавшуюся сорокакилометровую брешь между 4 танковой армией и 4 армией немцев по приказу командующего Западным фронтом генерала армии Г.К.Жукова в соответствии с директивой фронта от 17 января 1942 года, с задачей стремительным броском выйти к г. Вязьма и совместно с 1 гвардейским кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта П.А.Белова и десантниками 4-го воздушно-десантного корпуса овладеть ею.

Дерзкая идея Жукова совершить бросок в 120 километров по сугробам силами обескровленных дивизий без запаса боеприпасов, без единого танка представлялась Ефремову за гранью реального, но в телефонном разговоре командарма резко оборвал комфронта – «Выполняйте приказ! Вы не командующий фронтом, чтобы оценивать его оперативные возможности и задачи». Ранее в подобном стиле и с угрозой расправы был так же предупрежден комкор Белов и получил приказ выйти западнее Вязьмы.

Замысел Жукова строился лишь на видимой стороне обстановки в полосе Западного фронта, где немцы продолжали отступать, сдали Можайск и преднамеренно оставили Юхнов, но дальнейших их планов по перегруппировке войск и их усилению, организации прочной обороны Вязьмы, ликвидации образовавшейся бреши командующий Западным фронтом не разгадал.

Свои сомнения в боеспособности своих войск, в надежде получить пополнение, Жуков изложил в докладе Сталину в конце января 1942 года, в котором писал, что большинство дивизий и бригад настолько обескровлены, что не представляют ударной силы, а многие дивизии имели по 200-300 штыков. Тем не менее, вскоре, 1 февраля 1942 года из Ставки Верховного Главного командования от Сталина Василевского пришел ответ об образовании Западного направления в составе Западного и Калининского фронтов и утверждении Жукова Главкомом направления. Была также обозначена задача ближайших дней, наряду с занятием г. Вязьма окружить и пленить Ржевско-Сычевскую группировку противника или в случае отказа – истребить ее.

Смелые замыслы Ставки и Жукова ничем обеспечены не были. Страна могла помочь фронту лишь десятками и сотнями плохо обученных и вооруженных маршевых рот, ограниченным количеством боеприпасов и вооружения. К примеру, в начале февраля в 33-ю армию была включена единственная танковая бригада в составе 13 танков, из которых семь Т-60, три Т-34, два Т-26 и один КВ.

После несогласованного по времени и усилиям штурма Вязьмы, а вернее наскока на нее, без должной поддержки артиллерии и авиации, немцы 3 февраля 1942 года плотно закрыли брешь в своем фронте и, перерезав коммуникации 33 армии, взяли в кольцо ее ударную группу 1 кавкорпус и десант 4 ВДК. Жуков, взвалив всю вину за окружение на Ефремова, приказывал не топтаться перед слабыми заслонами противника, а Белову рекомендовал: «Лупи противника, пока он не собрался. Пошли удальцов для диверсий в Вязьму, для паники – и город будет наш… Действуйте нахальнее и овладевайте Вязьмой!»

Но чуда на войне с немцами, подобного их провалу под Москвой, много не бывает, и силы окруженцев таяли с каждым днем, а надежды на соединение с пытавшейся пробиться 43-й армией угасали во мраке безнадежного ожидания. Не спасли положения ночные авиарейсы транспортной авиации.

Не мог пропустить мимо себя Г.К.Жуков послание М.Г.Ефремова к Л.З.Мехлису и поручил ответить командарму члену Военного совета фронта Хохлову, призванному с гражданки с немалой должности председателя СНК РСФСР.

Как и ожидалось, Хохлов всю вину за окружение ударной группы и неудачи под Вязьмой возложил лично на Ефремова, а на просьбу к Мехлису воздействовать на активность 43-й армии генерала Голубева, отписал, что оценку ее действиям может дать только Военный совет фронта, Главком и Ставка.

О критическом положении окруженных войск 23 марта 1942 года М.Г.Ефремов доложил Главкому и копию направил в адрес т. Сталина: «Положение стало крайне тяжелым, сил парирования ударов противника нет… Вынужден просить пополнения десантом до 1000 человек для выигрыша времени до присоединения и тем самым спасти раненых (свыше 3-х тысяч человек)… Все возможные силы исчерпаны. Прошу помощи от Вас». Сталин сразу же ответил: «Уважаемый, Михаил Григорьевич! Мы знаем ваше тяжелое положение. Потерпите еще немножко, мы вас не оставим».

Командарм Ефремов М.Г. был лично известен И.В.Сталину, когда тот весной 1938 года по настоятельной просьбе К.Е.Ворошилова и А.И.Микояна пригласил его на беседу и спас ему жизнь отводом оговоров в шпионаже в пользу германской и японских разведок и ложных обвинений бывшего командующего Приволжским военным округом П.Е.Дыбенко, выбитых жестоким насилием к нему. Вождь распорядился назначить Ефремова командующим создаваемого Орловского военного округа.

Безусловно, знал об этом и Л.З.Мехлис и, будучи в августе 1941 года на Центральном фронте, положительно отозвался т. Сталину о командующем фронтом, впрочем, такого же мнения он был о генералах Мерецкове и Рокоссовском.

Ставкой Верховного Главнокомандования 6 апреля 1942 года было предложено М.Г.Ефремову покинуть окруженную группу 33-й армии, а Главком Г.К.Жуков  приказал ему оставить за себя генерала П.Н.Офросимова и вместе с боевыми знаменами вылететь из окружения. Однако, в жизни М.Г.Ефремова, в бытность командующим Центральным фронтом, была подобная ситуация, когда он приказал генерал-лейтенанту Л.Г.Петровскому покинуть его, окруженный немцами, 63-й стрелковый корпус и вступить в командование 21-й армией, но героический генерал отказался и погиб при прорыве. Так же поступил и Михаил Григорьевич, он предпочел остаться со своими войсками до конца и, будучи раненым, застрелился.

Немцы, отдавая должное советскому генералу за трехмесячные бои в окружении, похоронили М.Г.Ефремова в селе Слободка с троекратным салютом в присутствии местных жителей,  нескольких десятков немецких солдат и плененных ефремовцев. Примечательно, что организацией похорон с траурным митингом и фотографированием для отчета о знаковом событии, руководил начштаба 5-го армейского корпуса полковник Артур Шмидт, которому, будучи уже генералом и начальником штаба 6-й армии фельдмаршала Паулюса, придется испить чашу плененного в Сталинградском котле.

Героическая группа 33-й армии генерал-лейтенанта М.Г.Ефремова показала величайшую стойкость духа и верность чести воина Красной армии, несмотря на катастрофическую нехватку боеприпасов, продовольствия и медикаментов и, сражаясь до конца, предпочла вражескому плену возможность биться с врагом и умереть за Родину.

Высокие морально-боевые качества у воинов-ефремовцев были достигнуты прежде всего личным авторитетом командарма и большинства командиров и политработников, умело организованной партийно-политической работой под руководством полкового комиссара А.Ф.Владимирова, по должности секретаря партийной комиссии при политотделе армии, отданного приказом по армии членом Военного совета ударной группы.

Доподлинно известно, что ни член Военного совета 33-й армии бригадный комиссар Шляхтин, ни начальник политического отдела армии полковой комиссар Вишневецкий в ударной группе армии, выполнявшей главную задачу на главном направлении боевых действий, так и не побывали, отсиживались в глубоком тылу среди войск, безуспешно пытавшихся восстановить коммуникации армии. Вся помощь и забота о состоянии партийно-политической работы свелась к отправке небольшой группы младшего политсостава в распоряжение А.Ф.Владимирова.

Полковой комиссар А.Ф.Владимиров постоянно находился в войсках группы на угрожаемых направлениях, своевременно докладывал командующему о положении дел, общался с ним и ставил многочисленные вопросы по оказанию помощи раненым, обеспечению продовольствием и приобретением запасов у населения по финансовым чекам, а также непосредственно проводил работу по этим направлениям. Он лично участвовал в организации взаимодействия с подпольным райкомом партии во главе с Ф.Ф.Зимониным, командирами партизанских отрядов, призыва в армию местного населения, работы с бывшими окруженцами. До личного состава постоянно доводилась информация о боевой обстановке и приказах командующего, об отличившихся в бою воинах и представленных к правительственным наградам. Во всех полках проводился прием в партию, были проведены торжественные собрания в честь дня Красной Армии.

Отношения А.Ф.Владимирова с командующим армией М.Г.Ефремовым, в свое время окончившим факультет командиров-единоначальников военно-политической академии, строились на взаимном уважении и доверии друг к другу. Во время прорыва комиссар находился рядом с командармом и героически погиб.

В мае-июне 1942 года старший помощник начальника Западного направления Оперативного управления Генерального штаба полковник К.Ф.Васильченко провел глубокий анализ операции войск на Вяземском направлении, опираясь на материалы и донесения, в том числе и офицера Генштаба подполковника Н.Н.Борисенко, непосредственно находившегося при группе генерала М.Г.Ефремова.

Он докладывал, что командующий Западным фронтом поставил грандиозную задачу, оторванную от конкретной действительности, как и 33-й армии ничем не обоснованную и без учета сложившейся обстановки и она не могла быть выполнена.

Группа Белова и Западная группа 33-й армии общим командованием объединены не были и действовали каждая самостоятельно.

Командующий Западным фронтом разбросал равномерно свои силы, не имея ни на одном направлении ярко выраженной ударной группировки, засыпал мелкими указаниями подчиненные армии, порой вмешиваясь в их внутренние обязанности. Он ничего лучше не придумал, как бросить упрек о слабой сопротивляемости западной группировки 33 армии, дерущейся без снарядов (патронов) и продовольствия (Д №к/191 от 24.03.42 г.).

В качестве выводов Васильченко доложил, что Западный фронт неправильно оценил противника и погнался преждевременно за большими целями, хотел одновременно разгромить ряд группировок противника, не имея для этого достаточно сил и средств.

Западный фронт не имел мощной группировки из всех родов войск на решающем направлении, его силы и средства были почти равномерно распределены по фронту и громкие приказы, которые отдавал командующий фронтом, были невыполнимы.

Западная группировка 33-й армии честно и доблестно дралась до конца своего существования 2,5 месяца в полном отрыве от своих сил, нанося большой урон в живой силе противнику и сковывая его большие силы своими действиями.

Анализ деятельности Г.К.Жукова в первые месяцы 1942 года показал, что он, как и И.В.Сталин, стал заложником слишком поспешных выводов о реальной силе врага, который, оправившись от неудач, начал наносить едва встававшей с колен Красной Армии один удар за другим.

Личность генерал-лейтенанта М.Г.Ефремова, выходца из батрацкой семьи, прапорщика первой мировой войны и Героя Гражданской войны, последовательно прошедшего все командирские ступени до командующего ряда военных округов представляла собою яркий тип командира-единоначальника Красной Армии, патриота своей Родины, чудом уцелевшего из многочисленного отряда себе подобных и уничтоженных сталинскими репрессиями. Именно Ефремовым, Кутяковым, Кашириным и многим, многим, безвинно убиенным военачальникам удалось бы остановить врага и, оправившись от его ударов, уничтожить фашистскую нечисть.

В этом доподлинно убеждает повествование о сильной и светлой личности Михаила Григорьевича Ефремова и его славной западной группе 33-й армии, написанное Игорем Анатольевичем Потемкиным, уроженцем Смоленщины и большим патриотом своей малой Родины в романе «Противостояние», насыщенном, помимо многочисленных архивных материалов, яркими личными впечатлениями от встреч с ветеранами и своими многочисленными единомышленниками.

Есть в книге И.А.Потемкина знаковая резолюция Г.К.Жукова начальнику управления кадров Западного фронта т. Алексееву на рапорт военного комиссара 113 сд т. Коншина о представлении к наградам группы ефремовцев, вышедших из окружения: 1. Запросить списки на всю группу. Группу наградить полностью. 2. 33 армия – пример! Всех вышедших из окружения обязательно наградить орденами и медалями. Жуков.

Но, из окружения удалось вырваться навстречу с 43-й армией нескольким десяткам человек, а группе под командованием подполковника Кириллова И.К., численностью 670 человек, соединиться с десантниками 4 ВДК. [100]

В ходе продолжающейся командировки на Крымский фронт Л.З.Мехлис вдруг решил покончить с разговорами о неподготовленности кадров политсостава, прибывающего из запаса, которые вызывали у него особое негодование, так как их ввиду больших потерь насчитывалось более 60 процентов. В политорганы 44, 47, 51 армий пошло его жесткое требование о прекращении рассуждений о кадровых политработниках и призванных из запаса. «Мы имеем все возможности сделать всех кадровыми, вовлечением их в боевую подготовку, помимо командиров и включением партийных организаций, особенно во вторых эшелонах, резервах», — разъяснял он 1 мая 1942 года и далее: «Проведите жесткую борьбу с распущенностью и оппортунистической недооценкой боевой учебы. Политорганам через день доносить об отрицательных явлениях в ходе учебы в политуправление фронта!». [101]

Перед самым налом Керченской операции, 3 мая 1942 года, Мехлис, проявляя неслыханную щедрость, обратился с предложением во все три армии: «Вы мало назначаете политработников, имеющих военное образование, на командные должности. Я вместо них направлю вам соответствующее количество политсостава». Причем он не разъяснил, кого он имел ввиду – выпускников курсов с 3-х или 6-ти месячным сроками обучения, или тех, кто закончил одногодичные или двухгодичные военно-политические училища. [102]

Распоряжением заместителя наркома обороны Л.З.Мехлиса в Крым отправлялись все без разбора сроков обучения категории политсостава и политбойцы из командных училищ. Из Тамбовского пехотного училища в распоряжение Мехлиса были направлены  250 коммунистов и комсомольцев, Свердловского училища 324, Черкасского 355, 1-го пехотного училища и Смоленского 807 человек. Из военно-политического училища г. Энгельса 315 человек, из Тбилисского на должности политруков рот и военкомов батарей 300 человек, Камышинских курсов младших политруков 200 человек, из г. Иваново 120 и из г. Свердловска с окружных курсов политсостава 400 человек, из Рижского пехотного училища 340 человек, Бердичевского 400, Уфимского 290 человек. [103]

Почти в это же время сотни снятых с обучения кадры политсостава направлялись и в другой адрес, пользующегося особым доверием Л.Мехлиса  члена Военного Совета Волховского фронта А.И.Запорожца. Из Ивановского военно-политического училища были направлены, как было сказано, из числа наиболее подготовленных курсантов на должности младших политруков 700 человек, из Архангельских окружных курсов младших политруков 240 человек, из Смоленских курсов политсостава в г. Аткарске 560 человек, из военно-политического училища им. Фрунзе 250 человек, из Московского военного округа 200 человек. На стацию Неболга Ленинградской области было направлено 750 человек, мобилизованных по решению ЦК ВКП(б) в распоряжение комиссара Горохова.

Можно предположить, что направление политсостава и политбойцов в распоряжение т. Запорожца производилось не только ввиду особой важности задач Волховского фронта по деблокаде города Ленинграда, но и потому, что Запорожец не стал бы распространяться о судьбе этих категорий военнослужащих, которых в большинстве своем сразу же бросали в бой.

Гораздо позже, 29 апреля 1943 года, в докладе нового начальника ГлавПУ РККА А.С.Щербакова на совещании начальников отделов кадров политуправлений фронтов и политотделов армий был поднят вопрос о массовом откомандировании кадров политсостава на фронт. Бывало, пошлют политработников человек 300 по запросу, а что с ними стало, куда они назначены, как воевали и что с ними сделано – никто не знал, — возмущался Щербаков. Так, отдел кадров Волховского фронта не мог сказать Главному политуправлению РККА, что с ними случилось и как были использованы около 3000 политработников, направленных на фронт в феврале – марте 1942 года, а ведь дело касалось судьбы людей, а не дров. Щербаков подчеркнул, что подобное отношение к политработникам на Волховском фронте продолжалось и позже, и привел пример, когда в 1943 году рота из командиров и политработников занимала фронт обороны, а прибывшим 200 политработникам дали автоматы и сразу бросили в бой.

Назвав подобные факты из разряда бесшабашных действий, начальник ГлавПУ РККА продолжал, что использование политсостава на первом этапе войны в качестве рядовых и особенно из числа политбойцов, замечательных и лучших коммунистов, направленных для обучения на 2-3 месяца при военных училищах было нередким явлением. Много пропало людей. Вместо того, чтобы давать им военное образование, на них надевали шинель, давали винтовку и неподготовленных отправляли в бой. Это была преступная практика, принципиально неправильная и так использовались не только политбойцы и политсостав. А.С.Щербаков не назвал конкретно главного преступника, по воле которого все это происходило, так как никто бы этого не позволил, да и жизнь у него была одна. [104]

Для Л.З.Мехлиса, что политсостав, что политбойцы, что коммунисты были всегда своеобразными символами, идущими умирать за дело революции, борцами против шпионов и оппортунистов, трусости и разгильдяйства. Он никогда не видел в них коллег по работе с людьми, политических работников – организаторов партийно-политической работы по конкретным задачам с соответствующими формами и методами деятельности, профессионалов, специально обученных, опытных и подготовленных для этого.

В силу того, что командование Крымского фронта не располагало сведениями о вероятном замысле действий противника и не спланировало действия фронта, имевшего почти двукратное превосходство в живой силе и вооружении, войска и боевые порядки были поставлены в неопределенное положение, как для оборонительных, так и для наступательных действий, расположив их скученно и в один эшелон.

В считанные часы до первого удара авиации противника 7 мая 1942 года Мехлис доложил Сталину: «Положение у нас прочное!» Тем не менее, удар немцев оказался, как всегда это бывало, неожиданным и привел впоследствии к тяжелому поражению и оставлению Керчи.

Ни приезд командующего Закавказским фронтом маршала С.М.Буденного с целью навести порядок в Военном Совете фронта и заставить командующего фронтом Козлова организовать устойчивую оборону, ни попытки Мехлиса и офицеров штабов фронта и армий остановить отходящие войска, положения не спасли. В коллективном письме на имя Верховного Главнокомандующего группы политработников была убедительно показана картина происходившего позора: «…отсутствие хоть какого-то организующего начала при отходе, быстро переросшего в паническое бегство вызвало страшную давку на переправах и массовые жертвы. Это все произошло благодаря предательскому командованию Крымского фронта, иначе считать нельзя.»

Потеряв более 176 тысяч человек, около 3,5 тысяч орудий и минометов, 400 самолетов и 347 танков против 7588 солдат и офицеров Вермахта, на Таманский полуостров удалось эвакуировать около 140 тысяч человек.

Позже в докладе Сталину Мехлис писал горькую правду, не оправдываясь, что сил, чтобы удержать Крымский полуостров, было достаточно, что бойцы не виноваты, а не справилось руководство операцией. 8-20.V.42 г. Он же был вынужден доложить, что войсковая разведка работала плохо, не было боевых порядков, войска из этнических армян и азербайджанцев шли стадом и обращались в паническое бегство. Точных данных о том, сколько осталось бойцов на Керченском полуострове, нет…». [105]

Поначалу Сталин и Ставка не поняли и не осознали последствий решительного наступления немцев в Крыму и Сталин, получив телеграмму Мехлиса о боях за удержание Керчи и возможном отходе и «незначительной» эвакуации людей и техники, чтобы как-то привести в чувство защитников Крыма телеграфировал генерал-лейтенанту Козлову: «Ставка Верховного Главного командования приказывает: 1. Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя. 2. Перебросить к войскам, ведущим бой на Западе, группу мужественных командиров с рациями и задачей взять войска в руки. Организовать ударную группу с тем, чтобы ликвидировать прорвавшегося к г. Керчи противника и восстановить оборону по одному из Керченских отводов. Если обстановка позволяет, необходимо там быть Вам лично. 3. Командирующий фронтом Вы, а не Мехлис. Мехлис должен Вам помочь. Если не помогает, сообщите…». [106]

Персонально Мехлису от Сталина было адресовано следующее: «Вы держитесь странной позиции стороннего наблюдателя, не отвечающего за дело Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымфронте вы – не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта и обязаны исправлять ошибки командования… а вы не приняли всех мер к организации отпора, ограничившись пассивной критикой, то тем хуже для вас. Значит, вы еще не поняли, что посланы на Крымфронт не в качестве Госконтроля, а как ответственный представитель Ставки». Как показала обстановка в Крыму, это прозрение Верховного Главнокомандующего в отношении своего надежного помощника слишком запоздало. [107]

Специальной директивой Ставки, подготовленной по личному указанию Сталина №155452 от 4 июля 1942 года главными причинами поражения советских войск в Крыму были определены:

1. Полное непонимание командованием фронта и представителем Ставки природы современной войны.
2. Бюрократический и бумажный метод руководства войсками (т.т. Козлов и Мехлис считали, что главная их задача состояла в отдаче приказа и что изданием приказа заканчивается их обязанность по руководству войсками.., что в «критические» дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета).
3. Личная недисциплинированность военачальников (Д.Т.Козлов и Л.З.Мехлис нарушили указание Ставки и не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал).

Ставка потребовала от командующих и Военных советов фронтов извлечь уроки из ошибок, допущенных руководством Крымского фронта.

Тем не менее, развитие боевой обстановки на фронтах в 1942 году показало, что ни Верховный Главнокомандующий, ни Ставка Главного командования, ни командование фронтов никаких выводов из поражений первой половины 1942 года не сделали и ничему не научились, слепо следуя своему, присущему соответствующему уровню, видению возможностей своих войск без учета глубокой и всесторонней оценки сил и средств врага и характера его действий.

Так же обстояло дело с личным составом, призванным из запаса для пополнения действующей армии. Учебный процесс и воспитательная работа в запасных частях и соединениях были организованы на крайне низком уровне. К запущенности и необеспеченности учебного процесса прибавлялось наличие в основной массе командного состава из запаса, обучающих призывников. Фронтовики, годные к строевой, немедленно возвращались на фронт, а получившие контузии и ранения, нередко отправлялись долечиваться на гражданку. Стремление создать численный перевес в живой силе любой ценой приводило к пагубной подпитке боевых частей и соединений маршевыми ротами в 1942 году.

Замечания некоторых исследователей за неудачи Красной Армии в 1942 году в отношении укомплектования соединений и частей личным составом, призванных из запаса и отсутствием кадровой армии, чтобы воевать, слишком просты и неубедительны, поскольку в 1941 году в начальном периоде войны она была в основном потеряна в боях и пленена врагом. Тем более, с прибывшим пополнением в запасных соединениях и частях надо было удесятерить усилия по их обучению и воспитанию высоких морально-боевых качеств, доведению опыта войны и организации действенной партийно-политической работы под неусыпным контролем политорганов и военных комиссарах, порою не знающих, чем себя занять при людях на службе в глубоком тылу.

Командный и начальствующий состав Крымского фронта: Д.Т.Козлов, Ф.А.Шаманин, К.С.Колчанов, С.И.Черняк и Е.М.Николаенко были сняты с должностей и понижены в воинском звании и, несомненно, они избежали военного трибунала благодаря пребыванию на фронте Л.З.Мехлиса, которого И.В.Сталин был вынужден снять с постов заместителя наркома обороны СССР и начальника ГлавПУ РККА и снизить в воинском звании на две ступени – до корпусного комиссара. [108]

Мехлису не пошел впрок урок из войны с Финляндией, где он так же безапелляционно, как и на Крымском фронте, вмешивался в действия командарма, держал в напряжении Военные советы армии и фронта, безжалостно расправлялся с виновниками неудач, в то время как подчиненная ему структура, работала вяло и неэффективно и вместо активной живой работы с людьми напрягала «глаза и уши» в поисках врагов. Бывая в войсках, Л.З.Мехлис зацикливался на многочисленных случаях разгильдяйства и всевозможных недостатках, срывался на поиск виновников, что заслоняло в его работе конструктивизм и созидательность, умение настроить и повести за собой тех людей на местах, лучше которых попросту не было и не могло быть в существующей и годами сложившейся системе.

Мехлис был порождением сталинской шеренги, шагавшей в четком равнении на вождя и, если все по военному четко старались держать равнение, то Мехлис со своей неистовой принципиальностью, напором и партийной идейностью, демонстрацией своей преданности направляющему строя, всегда старался выйти чуть-чуть вперед, чтобы видеть первого шагающего, а не грудь четвертого, как гласит воинский устав.

Пришло время увидеть не только несостоятельность Мехлиса как военного, как человека, но и, наконец, как политработника-профессионала. В поисках своего самоутверждения в длительных командировках в действующих войсках, он давно превратился по выражению ветерана партийно-политической работы в Советской Армии Н.Ф.Кизюна, в «телеграфно-эпизодического» руководителя ГлавПУРККА, перепоручив заботу о партийно-политической работе своему заместителю Ф.Ф.Кузнецову, который, в силу своего служебного положения, не мог активно влиять на непосредственных организаторов партийно-политической работы на фронтах и использовать богатый наработанный опыт и аналитический материал по результатам выездов в войска групп ГлавПУ РККА в действующую армию, учреждения и военно-учебные заведения, соединения и части резерва и тыла.

Требования директив по коренному улучшению пропаганды и агитации разработанные ГлавПУ РККА в октябре-декабре 1941 года повсеместно Военными Советами, политорганами фронтов, армий, соединений выполнены не были и ничего в деятельности политсостава и военных комиссаров не изменилось. Характерно, что ни начальник ГлавПУ РККА, ни его заместитель Ф.Ф.Кузнецов в переписке с Военными Советами фронтов и армий не посмели назвать их главными виновниками неудовлетворительной работы. Между тем, помимо членов Военных советов, отвечающих за материально-техническое снабжение войск, за руководство партийно-политической работы отвечал конкретный член Военного совета, который на практике все передоверял начальнику политуправления или политотдела и только с ними ГлавПУ РККА вело переписку и высказывало пожелания об устранении недостатков в работе.

На партийном собрании организационно-инструкторского отдела ГлавПУ РККА в апреле 1942 года коммунисты отмечали, что передовой опыт ведения партийно-политической работы изучается, обобщается и доводится до войск слабо, а информация из политуправлений фронтов и политотделов армий представлялась в розовом свете и не проверялась. Ни одна проблема партийно-политической работы политуправлениями фронтов перед ГлавПУ РККА серьезно не поднималась. Политорганы войск и военные комиссары информацию из низов не изучают и необходимых мер не принимают.

Получается так, что в частях пишут донесения все: военные комиссары, секретари партийных и комсомольских организаций, политруки рот и даже комсорги и все пишут об одном и том же, без какого-либо анализа представляемого материала в ущерб короткой и лаконичной устной информации. Донесения в политотдел идут более 10 дней, а на устную информацию никто не реагирует.

Коммунисты отдела предложили учить аппараты политуправлений и политорганов войск, военных комиссаров анализу и обобщению поступающей информации, строго спрашивать за формальные отписки. (Протокол от 6 апреля 1942 г.). [109]

Почти в одно и тоже время с трагическими событиями в Крыму, последовала катастрофа, приведшая к окружению Харьковской группировки войск Красной Армии в результате провала наступательной операции, проводимой войсками Юго-Западного и Южного фронтов, предпринятой по воле Сталина и горячей просьбы С.К.Тимошенко и Н.С.Хрущева, командующего Юго-Западным направлением и члена Военного совета. Операция развивалась вопреки докладам Генерального штаба о немедленном ее прекращении с просьбой повернуть войска на ликвидацию как всегда внезапного прорыва немцев на Южном фронте. В очередной раз в 1942 году 6, 57 и 9 армии были окружены и разбиты противником, а заместитель командующего фронтом, герой Гражданской войны Ф.Я.Костенко, командующий 57-й армией К.П.Подлас и командующий оперативной группой фронта А.В.Бобкин погибли. [110]

В нелегкое для страны и Красной Армии время новым начальником ГлавПУ РККА стал Щербаков Александр Сергеевич – один из самых ярких представителей молодой сталинской номенклатуры. Уроженец г. Руза Московской области, красногвардеец 1917 года, член РКП(б) с 1918 года, активный комсомольский работник, окончил коммунистический университет имени Свердлова и институт Красной профессуры, ответственный партийный деятель, историк и литератор, первый секретарь Московского горкома и областного комитета ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б) и кандидат в члены Политбюро ЦК ВКП(б) с 24 июня, начальник Советского информационного бюро. Назначение А.С.Щербакова 12 июня 1942 года означало совершенно другой, отличный от Л.З.Мехлиса, стиль дальнейшей работы Главного политического управления РККА и глубокое изменение содержания, форм и методов партийно-политической работы.

Свое литературно-партийное кредо А.С.Щербаков выразил в 1939 году в статье «Непобедимая партия Ленина – Сталина» .

В ней он подчеркнул, что Сталин вместе с Лениным выращивали мировую партию нового типа – партию большевизма. Партия сложилась на учении Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина и обеспечила победу социализма в нашей стране.

Касаясь борьбы с оппортунизмом II интернационала, автор отметил, что в партию могут проникать представители различных классов и мелкобуржуазных элементов и поэтому на XVIII съезде ВКП(б) установлены единые правила приема для всех, независимо от принадлежности к рабочему классу, крестьянству и интеллигенции.

т. Сталин учит, что самокритика – основа нашего партийного действия и выступает как большевистский метод воспитания кадров. Разгром врагов, стремившихся задушить самокритику, сопровождался небывалым расцветом критики и самокритики, единством партии и железной дисциплиной. Сталин в докладе на XIII партийной конференции РКП(б) отметил, что партия большевиков единая, стальная партия.

Не обошел А.С.Щербаков и войну в Западной Европе, которая, по его мнению, велась и была начата империалистами Англии и Франции, как война захватническая и грабительская (как и ожидалось, о немецких фашистах ни слова).

Пытливый ум А.С.Щербакова работал в границах четко очерченной свободы и именно поэтому он, понимая нависшую опасность фашизма, все-таки воспротивился проекту директивы Главного управления пропаганды РККА и так ее не доработал, зато в сентябре 1941 года представил в Политбюро ЦК ВКП(б) тезисы доклада «Фашизм – злейший враг народов». Он же предложил Сталину запретить постановку пьесы А.Н.Толстого «Иван Грозный», выдвинутую на Сталинскую премию за 1941 год, считая, что жестокость царя внесет путаницу в головах народа, но уловив реакцию вождя, больше к этому вопросу не возвращался.

В отличие от своего предшественника Л.З.Мехлиса, А.С.Щербаков обладал большим организаторским опытом и умением сплотить коммунистов и беспартийные массы для выполнения самых сложных и трудных задач, что особенно ярко проявилось при обороне Москвы. Ему не надо было искать врагов, кого-то запугивать, тиражировать большевистские лозунги, чтобы проявить себя. Он прекрасно понимал, что от него ждут другой работы с прежними людьми комиссарского и политического состава Красной Армии, поднятой на иную высоту, отвечающую духу времени и новым задачам партийно-политической работы.

О своих первых шагах, о понимании задач партийно-политической работы говорят рукописные тезисы доклада А.С.Щербакова на встрече с руководством ГлавПУРККА «О партийно-политической работе и воспитании политработников Советской Армии».

В них отмечено, что Красная Армия вступила во второй год войны с 2 млн. коммунистов и выросшими в 2 раза количеством армейских партийных организаций.

Основными недостатками партийно-политической работы является то, что она ведется сухо, недоходчиво, не дифференцирована и не ориентирована к текущим задачам; пропаганда и агитация оторвана от запросов людей и конкретных задач; бумажные приказы и директивы подменяют живую работу; широко распространено пагубное мнение – Я начальник, я кладезь мудрости; надо советоваться с людьми – учит Сталин; советоваться надо до приказа; мало инициативы в работе; необходимо сообщать на предприятия и колхозы о награжденных и отличившихся в боях.

Почему низка эффективность ППР?

1. Члены Военных советов и военные комиссары превратились в плохих операторов, все садятся за карту туда же, куда командир, а военное дело знают плохо.
2. Цель командира и военного комиссара – победить, но каждый должен подходить со своего угла, а не подменять единоначалие (на заводах директор руководит, а парторг мобилизует людей).
3. Знать военное дело. Командир не должен уклоняться от партполитработы, но он обеспечивает победу военно-оперативной работой, а военный комиссар морально-политической.
4. Руководящие политработники к бойцу не ходят, не разговаривают с людьми, бытом не интересуются, не выполняют своих функций и не ведут политработы.
5. Военный комиссар, как учит Сталин, — представитель партии большевиков, носитель духа партийной дисциплины, не отсиживаться в канцеляриях и тылу, иметь постоянную связь с красноармейцами, руководить политорганами, партийными и комсомольскими организациями. [111]

Сразу же после назначения начальника ГлавПУ РККА на совещании в ЦК ВКП(б) были обсуждены назревшие перемены не только в руководстве всей партийно-политической работе в Красной Армии, но в практике ее проведения и организации. За основу обсуждения был взят доклад «О ликвидации недостатков в партийно-политической работе в РККА», подготовленный группой работников ГлавПУ РККА во главе с Ф.Ф.Кузнецовым.

ЦК ВКП(б) обратило внимание, что партийно-политическая работа в армии по-прежнему, как отмечал приказ НКО №0391, в целом заброшена и на практике подменялась репрессиями, а метод убеждения по-прежнему предан забвению и подменялся голым принуждением в ущерб разъяснительной работе и живому общению командиров и политработников с красноармейцами.

ЦК ВКП(б) констатировало, что Главное политуправление РККА как и многие Военные советы, политорганы, военные комиссары и политработники принизили значение партийно-политической работы и допустили ряд серьезных недостатков:

1. Главным недостатком в ведении ППР является ее недоходчивость и бюрократические методы проведения без дифференциации среди личного состава, к текущим задачам, условиям и месту ее проведения. Пропаганда и агитация оторваны от запросов и настроений личного состава и конкретных задач частей.
2. Многие руководящие работники не выступают с живым словом перед бойцами, члены Военных советов и военные комиссары отсиживаются в штабах и канцеляриях, уходя с головой в административную и хозяйственную работу.
3. Подготовка и выращивание пропагандистов и агитаторов в частях поставлена неудовлетворительно, инструкторам по пропаганде и политрукам помощи не оказывается.
4. На лицо отсутствие доходчивой и яркой агитации, руководящий командно-политический состав забыл роль большевистской агитации, которой занимались руководители партии, Ленин и Сталин, вся работа по воспитанию живым словом переложена на политруков и низовых агитаторов. В тылу и на фронте яркое живое слово звучит редко, талантливые агитаторы предоставлены сами себе, а политорганы не берут их на учет и с ними не занимаются.
5. Особенно слабо ведется партийно-политическая работа в запасных и резервных частях.
6. Не проводится работа с командным составом по привитию ему навыков воспитания.
7. Плохо организована работа в многонациональных воинских коллективах по изучению русского языка, во многих частях общение идет только через переводчиков.
8. Недостаточно проводилась работа среди войск противника, его настроения и противоречия не изучаются. Работа носит общий характер и не направлена на конкретные части и соединения, она слишком централизована и политорганы армий и дивизий не проявляли необходимой инициативы.
9. Борьба с фактами аморального поведения среди командиров и военных комиссаров не ведется, процветает пьянство и половая распущенность.

Основными причинами недостатков в партийно-политической работе в Красной Армии являются:

1. Канцелярско-бюрократический стиль ГлавПУРККА, Военных советов, политорганов и военных комиссаров, казенная и бумажная переписка, самоустранение от живой работы, попытки переложить ответственность за ее состояние на низы.
2. Непонимание старым руководством ГлавПУ РККА новых требований к военным комиссарам и их роли в руководстве ППР, увлечение Военных советов и военных комиссаров административными функциями, устранение от руководства партийными организациями и неиспользование их потенциала и авангардной роли.

Задачи:

1. Коренным образом изменить методы руководства ГлавПУ РККА политуправлениями фронтов, политорганами армии и сосредоточить свое внимание на изучении положения дел в войсках, оказании практической помощи военным комиссарам в соединениях и частях.
2. Укрепить ГлавПУ РККА, политуправления фронтов и политорганы армий кадрами.
3. Создать при ГлавПУ РККА, политуправлениях фронтов и политотделах армий коллективы квалифицированных агитаторов для непосредственной работы в войсках.
4. Укрепить печатную пропаганду, повысить авторитет и роль военных газет и их влияние на красноармейцев.
5. Военным Советам, политорганам, военным комиссарам изменить стиль совей деятельности, находиться в гуще армейской массы, не отсиживаться в канцеляриях.
6. Восстановить массовую агитацию за счет организации митингов, выступлений перед личным составом, использование живого доходчивого слова и квалифицированных агитаторов.

ГлавПУ РККА укрепить кадры пропагандистского аппарата, улучшить их работу среди красноармейцев нерусских национальностей.

Покончить с недооценкой роли военных комиссаров как политических работников и обязать их общаться с политработниками рот и батарей непосредственно в подразделениях.

В работе партийных организаций шире использовать опыт коммунистов-фронтовиков и партийное информирование, обеспечить прием в партию в первую очередь из воевавших бойцов и командиров.

ГлавПУ РККА прекратить необоснованную переброску кадров политсостава, иметь постоянный резерв на должности членов Военных советов, начальников политорганов и для этой цели иметь резерв при ГлавПУ РККА в 30-40 человек.

В двухнедельный срок издать новую инструкцию партийным организациям в Красной Армии с учетом накопленного фронтового опыта в боевой обстановке.(112)

А.С.Щербаков понимал, насколько запущена партийно-политическая работа в Красной Армии и, что для повышения ее действенности и влияния на войска требуются решительные шаги по изменению системы работы и обновления института военных комиссаров, повышению персональной ответственности Военных советов, политорганов и военных комиссаров. С согласия ЦК ВКП(б) он инициировал создание при Главном политуправлении РККА специального органа – Совета военно-политической пропаганды в состав, которого под его председательством вошли: Г.Ф.Александров, кандидат в члены ЦК ВКП(б), начальник управления  пропаганды и агитации ЦК, А.А.Жданов, член Политбюро ЦК ВКП(б), секретарь ЦК ВКП(б), член Военного совета Ленинградского фронта,  Д.З.Мануильский, член ЦК ВКП(б), член партии с 1905 г. журналист, Л.З.Мехлис, И.В.Рогов, член ЦК ВКП(б), начальник Главного политуправления ВМФ, Ф.Ф.Кузнецов, заместитель начальника ГлавПУРККА, член ревизионной комиссии ЦК ВКП(б), Е.М.Ярославский член ЦК ВКП(б), видный публицист.

Таким образом, организация партийно-политической работы в Красной Армии перестала быть делом одного человека и его аппарата в лице ГлавПУ РККА, она становилась делом всей партии, чтобы, перестраиваясь, соответствовать уровню накала беспощадной войны на истребление, развернувшейся с новой силой в 1942 году.

Выступая на первом заседании Совета 16 июня 1942 года, А.С.Щербаков подчеркнул, что начинать перестройку партийно-политической работы в армии надо с Главного политического управления РККА, решительно ломая сложившийся в нем бюрократический стиль, сократив количество директив, создать при ГлавПУ группу штатных и нештатных агитаторов с утверждением в ней крупных работников партии. При этом отдел печати подчинить Управлению пропаганды и агитации, а шефство над отделом спецпропаганды попросил принять на себя т. Мануильского как члена Совета военно-политической пропаганды.

Касаясь основного вопроса заседания «О политической работе в армии» А.С.Щербаков отметил, что она организована плохо и оказенена, ведется бюрократическими методами, не дифференцируется по месту и времени и не доходит до бойца. К примеру, в директиве т. Кузнецова приказывается развернуть работу по такому-то документу, то на Западном фронте т. Макаров – начальник политуправления, пишет тоже самое, развернуть работу, также в армиях и дивизиях, а конкретных мероприятий (митингов, бесед, собраний) никто не указывает, а ведь есть передовая, резерв, существуют самые различные формы работы у политорганов, военных комиссаров и партийных организаций.

Пропаганда и агитация оторваны от жизни частей, политрукам никто не помогает и не снабжает их материалами для работы, многие политработники отсиживаются в канцеляриях и считают ниже своего достоинства вести работу в подразделениях. В агитации почти нет ничего кроме бесед таких массовых форм работы, как, к примеру, в гражданских организациях и на заводах.

Бытуют среди политработников аморальные явления, низок их авторитет и зачастую они сводят свою работу к окрику и администрированию. Огромный штат политработников разучился разговаривать с массами. Все эти явления необходимо выжигать каленым железом.

Противник изучается плохо, мало конкретных фактов, обращений к резервистам, молодежи, по конкретным национальностям: немцам, румынам, итальянцам и венграм. Необходимо использовать пленых и отправлять их с листовками обратно, использовать группы антифашистов.

Необходимо решительно перестроить работу, а проект поручить т.т. Ярославскому, Мануильскому и Гуревичу доработать.

Политуправлениям подобрать штатных агитаторов и посылать их в войска, переиздать соответствующую литературу. Сократить количество директив в пользу конкретной работы по руководству их выполнения. [113]

Резкой и беспощадной критике была подвергнута деятельность политуправлений фронтов и политорганов армий на Всеармейском совещании политсостава 6 июля 1942 года в г. Москве.

Было прямо сказано, что Центральный комитет партии и высшее военно-политическое руководство недовольны состоянием и качеством политической работы, которая в большинстве своем оторвана от интересов войск и задач частей и подразделений, не дифференцируется в зависимости от условий боевой обстановки, в ней процветает формализм. От фронта до батальона все пишут об организации работы, а конкретности и наполнения ее формами и методами нет (как она проводится в частях 1 и 2 эшелона, резерве и т.д.).

Зачастую комиссары обладают крайне низкими военными знаниями, не знают боевой техники, на которой воюет их личный состав. Так, один из представленных к выдвижению комиссаров танковой бригады не знал, какова броня танка Т-34, каков калибр его пушки, о немецких танках представления не имел, а ведь храбро воевал один год! В частях и соединениях нет никаких элементарных брошюр.

Члены Военных советов, начальники политорганов не принимают мер с тем, чтобы агитация среди красноармейцев была доходчивой и политически насыщенной, направленной на ум, чувства и эмоции. Вся работа переложена на низовых агитаторов, которых зачастую подбирают не по способностям, а по чинам. Забыты массовые формы агитации – митинги, выступления, встречи.

Воспитанием политруков никто  не занимается, налицо голые требования к ним, а им нужно помогать и растить, сочетая метод убеждения и принуждения.

Военные комиссары неправильно понимают свою роль во взаимоотношениях с командирами, предпочитая вместо оказания помощи им в подготовке выступлений перед людьми и советов как лучше подготовиться, совместные выпивки.

В результате командир грубит, ругает людей, говорит резко вперемежку с матом. По-прежнему не изжиты случаи подмены воспитательной работы голыми репрессиями, инсценировками расстрелов и повешений, окриками и грубостью. Бумажные приказы подменяют живую работу.

Не случайно ЦК ВКП(б) создал Совет по военно-политической пропаганде при ГлавПУ РККА. Необходимо проявлять инициативу в выборе форм и методов работы и не ждать указаний. К примеру, положиться на зарекомендовавшие себя письма об отличиях воинов в боях в колхозы, школы, фабрики и заводы.

Члены Военных советов и комиссары превратились в плохих операторов (командир сидит за картой и комиссар тоже с картой), но, к сожалению, членов Военных советов и комиссаров грамотных в военном деле у нас мало и их недостаточно. Цель у командиров и комиссаров одна – бить врага и эту задачу каждый должен решать со своего угла: командир обеспечивает победу со стороны военной и оперативной, военных знаний и искусства, а комиссар и политработник со стороны политико-морального состояния личного состава.

У нас руководящие работники к бойцу не ходят, не учат низовых политработников, в лучшем случае, встречаются с начальниками политотделов. Из 40-50 политработников армейского политоргана политработу ведут 5 человек, а остальные учитывают, проверяют, ставят задачи.

Все политработники, независимо от основной обязанности, должны обязательно работать среди бойцов. Товарищ Сталин требует от комиссаров быть воинствующими большевиками и ежедневно заниматься политической работой, бывать в партийных и комсомольских организациях. Члены Военных советов и комиссары должны изучать военное дело, но, прежде всего, выполнять свои обязанности и функции и быть организаторами политической работы.

Нужно бороться за политический и моральный авторитет командиров и комиссаров. Многие морально разлагаются, пьянствуют, сожительствуют с медперсоналом, но при рассмотре заявлений и жалоб необходимо принимать во внимание, где люди живут по любви на законном основании, а где разврат и распущенность, т.е. прежде всего объективность, а не партийная подозрительность.

В воздействии на противника необходимо использовать противоречия между воюющими СС и армейскими частями и соответственно готовить листовки и «пролазить» в эту щель. Не надо строить иллюзий, что армия Гитлера разложилась. Гитлер растлил немецкий народ и солдат и они, прежде всего, наши враги, творящие немыслимые зверства, и поэтому их надо бить и бить! [114]

На заседании Совета военно-политической пропаганды «О состоянии работы 7 отдела политуправления Западного фронта и политотдела 20-й армии среди населения противника» 27 июля 1942 года говорилось о серьезных недостатках этой работы. Содержание листовок носило слишком морализованный характер и не оценивало моральный облик немецкого солдата. Основная масса немецких солдат растлена Гитлером, произошло падение морального уровня народа и особенно солдат и агитировать их за то, что они делают нехорошее дело на нашей территории, недостаточно.

Только сокрушительные удары Красной Армии могут повлиять на убеждения немцев. Надо действовать страхом, запугивать их семьи безнадежностью борьбы и силою коалиции.

Усилить сантиментальную[26] пропаганду, показывать отношение немцев к ребенку и семье, воздействовать на их психику.

Использовать в работе противоречия между немцами и их вассалами. Пропаганда должна быть правдивой, необходимо пользоваться проверенными фатами, незачем врать и грубо излагать мысли. Продолжать глубокое изучение противника, используя сведения разведки и особых отделов.

Продолжать работу в прежних штатах, направить во фронты по одному немцу из мобилизованных, знающих немецкий язык. [115]

Состояние политической работы на Карельском и Калининском фронтах обсудил 24 августа 1942 года Совет по военно-политической пропаганде, заслушав доклады начальников политуправлений тт. Румянцева и Дребеднева.

На Карельском фронте «невоюющем» положение с политической работой даже хуже, чем на Калининском. На Карельском фронте была возможность заняться боевой подготовкой и воспитательной работой, однако, если бы начались активные боевые действия и какая-нибудь дивизия или полк разбежались бы – обязательно начали сваливать на плохое пополнение и не подготовленных бойцов, а мы здесь не причем…. Сталин говорит, что у Суворова не было плохих солдат, он из них делал чудо-богатырей. Настоящий бой начинается со сколачивания боевой учебой и воспитания – подчеркнул А.С.Щербаков.

Надо серьезно предупредить т. Румянцева, про которого говорят, что он неплохой парень, но нам нужна работа – строго указал начальник ГлавПУР ККА, это же касается и членов Военных советов, которые не хотят работать!

Начальник политотдела 367 дивизии Недилько, с гражданки, где был то- ли вторым, то- ли третьим секретарем райкома партии, ранее призывался в армию на сборы, в должность 8 месяцев – бюрократ, сидит в штабе дивизии и пишет приказ о приказе 227, а его нужно послать в роту, пусть в роте себя покажет!

Митинги нужно готовить, это не передача винтовки снайпера, нужно выходить на них с подготовленными людьми.

На Калининском фронте, воюющем, в политической работе преобладали формально-бюрократические формы, мало инициативы,  люди привыкли, когда их ткнут носом, а сами с трудом перестраиваются.

Касаясь литературы, А.С.Щербаков отметил, что по военному делу нужны пособия, брошюры, надо показывать, чем воюет Красная Армия (танки, самолеты, орудия). Речь не идет о Гегеле, Марксе, Канте, а о литературе, которую надо довести до бойца в роту. «По указанию т. Сталина издается библиотечка для солдата, т. Сталин читает эти книжки, прежде чем они дойдут до бойца, окопа, блиндажа и руководители должны быть с ними знакомы!»

В газете «Правда» напечатана пьеса «Фронт» и к ней надо подойти критически, сверить на себя, если в «Правде» печатают, то это не зря и с большим смыслом, необходимо проявлять инициативу и не ждать телеграмм и указаний – подытожил А.С.Щербаков. [116]

Вопрос «О работе среди населения оккупированных районов» был рассмотрен на Совете по военно-политической пропаганде 16 сентября 1942 года по докладу И.В.Шикина – начальника управления агитации и пропаганды, заместителя начальника ГлавПУРККА. Было указано, что центр по работе среди населения оккупированных территорий теперь находится не в политуправлениях фронтов, а в Главном штабе партизанского движения и обкомах партии. Необходимо им помогать листовками, радиопередачами о вестях с Родины, помогать с переброской людей и газет.

Газеты, издаваемые на фронтах для населения оккупированных территорий, зачастую для читателей не доходят. Это должны быть газеты обкомов или ЦК компартий республик и готовиться они должны местными кадрами. Из 17 газет на немецком и других языках, издаваемых в политуправлениях, надо оставить по одной на финском, немецком и венгерском языках, а освободившиеся кадры и редакторские группы передать в 7-е отделение.

Отметив, что на фронтах имеются 156 звуковещательных станций и установок, А.С.Щербаков отреагировал на запрет начальника политуправления Сталинградского фронта о прекращении работы звуковещательных стаций, полагавшего, что их работа может привести к братанию. «Это смотря как разговаривать, не ублажать, а угрожать надо и говорить, что все равно врага уничтожим и перебьем!» — подчеркнул он. [117]

Почти через три месяца после образования Совета по военно-политической пропаганде при ГлавПУ РККА оценки состояния партийно-политической работы ничуть не изменились, наоборот, они зазвучали еще резче. В основе недостатков лежали не только просчеты в организационной работе, но и вопиющий непрофессионализм политсостава не только полкового звена, но и среди начальников политорганов. При обсуждении доклада т. Шарова «О состоянии партийно-политической работы в 7-й отдельной армии» 8 октября 1943 г. А.С.Щербаков отметил, что 2-3 месяца назад т. Сталин дал оценку партийно-политической работы в армии  как оказененной и проводимой формально, не доходившей до души бойцов.

Политработники и, в первую очередь, военные комиссары на пушечный выстрел стоят от политической работы, заделались плохими операторами, забыли свои основные функции, забыли, зачем партия их послала на фронт и к политической работе поворачиваются очень медленно, а командирам своим не помогают готовиться к выступлениям перед людьми.

Члены Военных советов фронтов и армий, начальники политорганов не ориентируют и не поправляют своих пропагандистов. На реплику Мехлиса о том, что в этом повинен аппарат, Щербаков прямо заметил: «Не аппарат, а первые лица работают по казенному формально и бюрократически сваливают работу на низовых агитаторов и это надо ломать изо всех сил. Они, эти первые лица, не читают статей в «Правде» и не используют их в работе («Фронт», «Русские люди»), тоже – с книгой о Суворове, а т. Сталин дал задание о написании каждым рецензии.

На замечание Мехлиса о контрпропаганде Щербаков указал, что на листовки немцев в конкретные части, кроме их сжигания, нужно отвечать и вести контрпропаганду. Привлекать к ответственности и хватать тех, в т.ч. и гражданских лиц, кто говорит – «при немцах можно жить», показывать зверства немцев в Истре, покалеченных детей, сожженные деревни и т.д.

Щербаков предостерег в отношении надежд на открытие второго фронта после поездки Молотова в Англию и призвал не сеять иллюзии, а быть достаточно сильными, чтобы бить фашистов. [118]

В соответствии с растущими требованиями к пропаганде и агитации 19 сентября 1942 года выступил перед расширенным агитпропколлективом 6-й армии член Военного совета армии корпусной комиссар Л.З.Мехлис.

Отметив, что в агитации и пропаганде много казенщины и трафаретного, недоброкачественности, он потребовал прекратить всякие шутки в отношении второго фронта, отрицательно влияющие на моральный дух армии и воспитания уверенности бойцов в коалиции Советского Союза, Англии и Америки, ввязавшейся в битву на Тихом океане и тем самым проявлять гибкость, а не повторять вражеские тезисы.

Мехлис призвал не затушевывать классовый характер войны и всегда помнить, что речь шла о рабстве нашего народа, его национальном и социальном порабощении, а гитлеровская пропаганда направлена на завоевание восточных земель и прибегает к самым разнузданным рассуждениям для немецкого народа, которые мог придумать «мозг этих садистов, педерастов, мозг геббельсов и гитлеров».

Воспитательная работа должна быть наступательной, а политорганам необходимо реагировать на события и противопоставлять врагу оружие сталинской пропаганды. Далее следовали рассуждения о том, что агитаторы должны поддерживать боевой дух и ободрять людей, приводить факты из жизни части, а качество агитации зависит не от количества агитаторов, которых на бумаге в дивизиях 700-800 человек, а от наличия трибунов и вожаков, которых мало. Начальник политотдела должен плясать, если ему удалось найти хотя бы одного человека, который может стать агитатором.

Он потребовал давать политруку время на подготовку к выступлениям и прекратить треп на митингах, использовать беседы по душам, знать людей и особенно из пополнения, готовить агитаторов для воинов нерусских национальностей.

Останавливаясь на вовлечении командиров в партийно-политическую работу, Мехлис посоветовал помочь им включиться в нее и почему-то посетовал, что у нас совсем нет младших командиров, которых «мы – политработники» раздергали в политруки и младшие политруки и поэтому с младшими командирами должен беседовать начальник политического отдела и военные комиссары.

Квалифицированные агитаторы должны выступать перед комсоставом, а не квалифицированные перед солдатами и все они должны воспитывать стойкость и выдержку, разъясняя об успехах обороны Москвы и Ленинграда, что робкие и трусливые воины гибнут в первую очередь.

Так весьма своеобразно рассуждал о проблемах пропаганды и агитации во вверенной ему армии, Л.З.Мехлис, сдабривая острым словом общие положения, не использовав ни одного конкретного примера  по задачам политической и агитационно-массовой работы. [119]

Принимаемые меры по улучшению пропаганды и агитации в войсках подкреплялись организационным и качественным укреплением состава пропагандистов и агитаторов. В полках ограничились введением вместо инструкторов по пропаганде агитаторов. В группу нештатных агитаторов при Главном политическом управлении РККА вошло 75 человек, среди которых были видные деятели партии, государства и представители общественности: А.Андреев, А.Зверев, О.Николаев, В.Потемкин, В.Каверин, Е.Ярославский и др. В группы штатных агитаторов при политуправлениях фронтов входило 7-10 человек, при политотделах армии – 5 человек, при политотделах дивизий 2 человека. В июле 1942 г. в качестве штатных агитаторов политуправлений фронтов и политотделов было направлено около 500 человек по инициативе ГлавПУ РККА.

В управление пропаганды и агитации ГлавПУРККА вошли редакции журналов «Красноармеец», «Агитатор и пропагандист Красной Армии», редакция красноармейского радиовещания. Был налажен выпуск брошюр небольшого формата для чтения непосредственного в окопах и блиндажах переднего края серии «Библиотека красноармейца», «Из фронтовой жизни», комплектовались «ротные библиотечки». Все эти издания направлялись в политорганы, начальникам которых вменялись в обязанность утверждать распределение литературы по подразделениям организовывать доставку к низовому активу, не допуская оседания ее в штабах и политорганах. [120]

Несмотря на нелицеприятную критику и требования перестроить свою работу, члены Военных советов фронтов и армий, начальники политорганов и военные комиссары помимо своих прямых обязанностей по организации живой работы с людьми по-прежнему растворялись в большом объеме военно-административной деятельности и перекладывали ведение партийно-политической работы на вторых и третьих лиц.

Причем, у исследователей почти ничего не говорится об особой ответственности членов Военных советов и военных комиссаров за военную работу, за которую они своей подписью под приказом или схемой боя отвечали головой. В полках и дивизиях денно и нощно корпели над картами, помимо оперативников и командиров, комиссары. Так, к примеру, на схеме-плане боевых действий 55-й гвардейской дивизии по овладению западной частью села Ряженое и высотой 105,9 в октябре 1942 года стояли подписи начальника штаба дивизии и военного комиссара штаба, а утверждали документ командир дивизии полковник Потехин и военный комиссар дивизии полковой комиссар Волкинштейн. И так было повсюду. Военные комиссары прекрасно усвоили Сталинский урок от 16 июля 1941 года, когда их коллеги не были расстреляны вместе с группой высокопоставленных командующих и командиров во главе с Павловым, только потому, что являлись на то время заместителями по политической части, а не военными комиссарами. [121]

Между тем, у многих ответственных работников ЦК ВКП(б), начальника ГлавПУ РККА и главпуровцев, членов Совета военно-политической пропаганды вызревало мнение о том, что никакими мерами, кроме организационных, не изменить отношения членов Военных советов, военных комиссаров, большинства политсостава к организации партийно-политической работы и личному участию в ней.

К середине июля 1942 года положение на фронте с немцами стало не просто тяжелым, а катастрофическим. Всем стало понятно, что Германия сохранила военную мощь и к ее военным вернулась идея блицкрига, поскольку фронтовых резервов у Ставки не было, Красная Армия была отброшена за Дон до Ростова и в руки врага попали богатейшие области Дона и Донбасса, создалась прямая угроза выхода противника на Волгу и Северный Кавказ, потери Кубани и важнейшего экономического района, снабжающего нефтью армию и промышленность.

В набросках к обращению о тяжелом положении Советского государства в период боев Красной Армии у Воронежа, под Харьковом, на Дону и под Сталинградом к бойцам и командирам о защите Отечества начальник ГлавПУ РККА А.С.Щербаков писал о том, что у нас большая страна, много населения и хлеба всем хватит. Мысли о том, что можно уступать землю усугубляют смертельную угрозу для Родины. Надо до последнего дыхания защищать свою позицию и каждую пядь территории – таковым должен быть лозунг каждого бойца, командира и комиссара. В эти тяжелые дни надо проявлять храбрость и выполнять все приказы. [122]

Многие мысли начальника ГлавПУ РККА вошли в приказ Народного Комиссара Обороны т. Сталина от 28 июля 1942 года №227, который требовалось прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, командах, штабах. Приказ не был секретным, но имел гриф: «Без публикаций в печати».

В преамбуле приказа открытым текстом говорилось о больших потерях и разрушениях, которые понес советский народ в 1942 году, а войска Южного фронта оставляют город за городом, покрыв позором свои знамена. Народ теряет веру в Красную Армию, а многие проклинают ее за то, что она отдает наш народ под ярмо немецких угнетателей.

Некоторые неумные люди утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать, так как у нас много земли, много населения и, что хлеба у нас будет всегда в избытке. Этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны и поэтому надо в корне пресекать разговоры о величии и богатстве нашей страны. Пора кончить отступление. Ни шагу назад! Таким должен быть наш главный призыв. Ни шагу назад без приказа высшего командования.

У нас не хватает порядка и дисциплины в ротах, батальонах, полках, дивизиях, в танковых частях, в авиаэскадрильях. Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения, которые самовольно оставляют боевые позиции. Паникеры и трусы должны истребляться на месте. Выполнить этот приказ, значит отстоять нашу землю, спасти Родину, истребить и победить ненавистного врага.

Немцы для восстановления дисциплины приняли суровые меры и сформировали после своего зимнего отступления более 100 штрафных рот из бойцов проявивших трусость и неустойчивость, около десятка штрафных батальонов для командиров и специальные отряды заграждения, поставив их позади неустойчивых дивизий, и велели им расстреливать на месте паникеров. И вот получается, что немецкие войска имеют хорошую дисциплину, хотя у них нет возвышенной цели защиты своей Родины, а есть лишь одна грабительская цель – покорить чужую страну, а наши войска, имеющие возвышенную цель защиты своей поруганной Родины, не имеют такой дисциплины и терпят ввиду этого поражение.

Сталин задает вопрос – не следует ли нам поучиться в этом деле у наших врагов и сам же отвечает – Я думаю, что следует!

Приказная часть, доводимая до каждого красноармейца, на первый лишь взгляд касается Военных советов фронтов и командующих, Военных советов армии и их командующих, командиров и комиссаров корпусов и дивизий и им же приказано – ликвидировать отступательные настроения, снимать с постов и должностей допустивших отход войск без приказа командующих, командиров и комиссаров , предавать их суду и при этом:

• во фронтах сформировать от одного до трех штрафных батальонов (по 800 человек) для средних и старших командиров и соответствующих политработников;
• в пределах армий сформировать 3-5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (по 200 человек в каждом), поставив их в тылу неустойчивых дивизий, сформировать в пределах армий от 5 до 10 штрафных рот (по 200 человек в каждом) для рядовых бойцов и младших командиров;
• командирам и комиссарам корпусов и дивизий оказывать всяческую помощь и поддержку заградотрядам армии в деле укрепления порядка и дисциплины в частях.

Все штрафники лишались орденов и медалей, и им предоставлялась возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной.

Таким образом, каждый красноармеец, прослушав приказ, касающийся вышестоящего и далекого от него командования, мог ясно прочувствовать, что будет с ним в случае оставления позиции в бою. [123]

Выход приказа НКО №227 был подкреплен большой разъяснительной работой и соответствующей директивой ГлавПУ РККА, которая ориентировала политорганы на то, что приказ являлся основным военно-политическим документом, определяющим боевые задачи Красной Армии и содержание военно-политической работы на ближайший период войны.

В малочисленных источниках однозначно утверждается, что абсолютное большинство фронтовиков относились к приказу «Ни шагу назад!» с должным пониманием и при этом часто приводят мнение маршала Советского Союза А.В.Василевского: «В приказе нас, прежде всего, поразило его социальное и нравственное содержание. Он обращал на себя внимание суровостью правды, нелицеприятностью разговора наркома и Верховного Главнокомандующего И.В.Сталина с советскими воинами, начиная от рядового бойца и кончая командармом… Мы сознавали, что жестокость и категоричность требований приказа шла от имени Родины, народа…». [124]

А.М.Василевский, в отличии от других полководцев, не приложил руки к расстрельным приказам, которых на всех фронтах, начиная с 1941 года было подписано немало с подобными угрозами расправы за отступление без приказа, бегство с поля боя и паникерство.

Фактически издание приказа было обусловлено тяжелейшей обстановкой на фронтах, когда судьба Родины как и в 1941 году висела на волоске, только в отличие от командующих фронтами, командармов, подписывающих приказы подобного содержания, в этот раз подписал его лично Верховный Главнокомандующий. К  тому же для многих призванных в Красную Армию в 1942 году он был побного содержания первым.

Гораздо позже, после Великой Отечественной войны в 80-е годы с опубликованием приказа в открытой печати появилось множество авторов, критикующих его излишнюю жестокость, исходившую от существовавшего сталинского режима, другие старались исследовать объективные факторы его появления.

Безусловно, правы многие, кто считает, что, прежде всего, были виновны те, кто задумывал проведение наступательных операций в 1942 году, кто соглашался с решениями Верховного Главнокомандующего, кто просил его поддержать наступательный порыв на Западном направлении, Юго-западном направлении и на Крымском фронте.

Суду истории подлежат все, кто бросал в бои необстрелянных и необученных солдат и офицеров, не проявляя заботы об их морально-психологическом состоянии. В личном письме военному Совету Юго-западного направления Сталин назвал потерю 18-20 дивизий под Харьковом катастрофой, равносильной катастрофе с Реннекампфом и Самсоновым в Восточной Пруссии в августе-сентябре 1914 года и обвинил в ошибках командующего направлением С.К.Тимошенко, секретаря ЦК КП(б) Украины и члена Военного совета Н.С.Хрущева и начальника штаба И.Х.Баграмяна (снятого с должности. – Авт.), добавив в конце письма: «Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то, я боюсь, что с вами бы поступили очень круто…»

«Верховный понял, что неблагоприятная обстановка, сложившаяся летом 1942 года, является следствием и его личной ошибки, допущенной при утверждении плана действий наших войск в летней кампании этого года. И он не искал других виновников среди руководящих лиц Ставки и Генерального штаба», — вспоминал Г.К.Жуков. [125]

Вполне убедительными в пользу приказа №227 свидетельствуют задержание 140 755 военнослужащих заградотрядами за бегство с позиций с 1 августа по 15 октября 1942 года, из которых было арестовано 3980 человек, расстреляны 1189 человек, направлено в штрафные роты 2776 человек, штрафные батальоны 185, возвращены в свои части и на пересыльные пункты 131 094 человека. Из них по Донскому фронту было задержано 36109 человек, арестовано 736, расстреляно 443, направлено в штрафные роты 1056, штрафные батальоны 33, возвращено в части и на пересыльные пункты 32933 человека. По Сталинградскому фронту было задержано 15649, арестовано 244, расстреляно 278, направлено в штрафные роты 218, штрафные батальоны 42, возвращено в свои части и на пересыльные пункты 14833 человека. [126]

В своем боевом и радужном стиле оценил приказ НКО №227 на Волховском фронте Л.З.Мехлис. Приказ №227 – знамя, вокруг которого мы строим свою работу и, если вначале мы говорили, что много потеряли, то сейчас приказ 227 – приказ победы над врагом, приказ на разгром врага! Приказ – удар по нытикам и трусам и надо пресекать слухи и панику об окружении, что нас отрезают и обходят. [127]

Поистине неистребима была вера Льва Захаровича в силу большевистского слова, призыва, приказа, способных поднять людей на подвиг вопреки трусам и паникерам.

Несомненно, рождение приказа №227, как ответ не только на неудачи на фронтах, угроза бегущим с фронта и покидающим боевые позиции, оценка профессиональной компетенции командующих и командиров. В нем просматривался укор всей системе партийно-политической работе в Красной Армии, не способной мобилизовать личный состав на отпор врагу, бессилию комиссарского состава повлиять на морально-психологическую стойкость частей и соединений.

Во многом приказ №227 мог способствовать проявлению необоснованных репрессий по отношению к личному составу, увлечению административными методами, ранее осужденных приказом НКО от 4 октября 1941 г. «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями» и от Военных советов, политорганов и военных комиссаров требовались определенные усилия, чтобы не спровоцировать негативные последствия подобного подхода в партийно-политической работе. Приказ должен был стать частью большой работы с людьми в сочетании с принимаемыми мерами по наращиванию боеспособности частей и соединений Красной Армии, чтобы любой ценой остановить врага.

Между тем, после выхода приказа №227 обстановка продолжала ухудшаться. Немцы прорвались к Волге и разъединили войска Юго-Восточного и Сталинградского фронтов, с Юга к Волге рвалась 4-я армия с Кавказского направления, а 62-я армия была плотно изолирована в Сталинграде. Предпринятое наступление Сталинградского фронта в начале сентября 1942 года провалилось. Враг устремился к Грозному, через Кавказский хребет и к Черноморскому побережью на Туапсе.

Тяжелые потери нес политсостав Красной Армии. К середине 1942 года более 2/3 политработников составляли призванные из запаса. В 1941-1942 гг. несколько военно-политических училищ в полном составе были направлены на фронт. Только в июле 1942 года по приказу Ставки из 16 военно-политических училищ были направлены рядовыми 4500 курсантов. Героически сражалось в Сталинграде Сталинградское военно-политическое училище.

Неувядаемой славой покрыли себя в боях с врагом политруки рот, у которых перед своими бойцами были лишь одна привилегия – первыми подняться в атаку и насмерть стоять на позиции. Большинство из них равнялись на героев сорок первого года. В августе 1941 года в боях под Великим Новгородом грудью закрыл вражеский пулемет политрук 125 танкового полка 25 танковой дивизии А.К.Панкратов, удостоенный за этот подвиг звания Героя Советского Союза.

В бою за безымянную высоту в Крыму 7 ноября 1941 года политрук батальона морской пехоты Черноморского флота Н.Д.Фильченко в критический момент боя, обвязавшись гранатами, бросился под фашистский танк и подорвал его. Примеру героя-политрука последовали моряки Д.С.Одинцов и Ю.К.Паршин. [128]

Подвиги этих героев затем повторили десятки воинов Красной Армии. В том же 1941 году прогремело имя героя-панфиловца младшего политрука В.Г.Клочкова-Диева, возглавлявшего группу красноармейцев 316-й стрелковой дивизии, сдерживавших 16 ноября 1941 года более 4-х часов атаку 50 вражеских танков у разъезда Дубосеково. Лично Мехлис Л.З. потребовал 28 ноября напечатать «Завещание 28 павших героев» отдельной листовкой и провести беседы на передовой. Все герои погибли, проявив твердость духа и стойкость с девизом политрука «Ни шагу назад!» (именно такие слова произнес политрук согласно телеграммы Мехлиса, а другой девиз к бойцам: «Велика Россия, а отступать некуда – позади Москва!», наверное, слышал кто-то другой…). [129]

В продолжение истории с девизом от политрука Клочкова после войны по личному указанию И.В.Сталина было проведено расследование (уточнение) данного факта героизма 28 героев-панфиловцев, о которых поведал в передовой газеты «Красной звезды» военный корреспондент Кривицкий по просьбе главного редактора газеты бригадного комиссара Ортенберга. Из показаний корреспондента и других свидетелей, в частности, бывшего командира 1075 стрелкового полка, очевидно, что бой у разъезда Дубосеково вела группа бойцов 4-ой роты 2 батальона 1075 стрелкового полка во главе с младшим политруком Клочковым-Диевым. В роте действительно погибло более 100 человек, а список 28 героев и представления к награждению Героев составили комиссар полка Мухамедьяров и командир 4-й роты Гунделович, поскольку их должно было именно 28, как говорилось в их завещании и в газете , именно поэтому эти сведения в последствии оказались неточны, т.к. кое-кому из списка погибших «удалось выжить». Дело рассматривалось в 1948 году и факт героической гибели отважного политрука и геройской 4-й роты был подтвержден уже вполне официально с соответствующим докладом И.В.Сталину. [130]

Продолжил эстафету Героев Советского Союза А.К.Панкратова. Н.Д.Фильченкова, В.Г.Клочкова в 1942 году в боях на Кавказе отважный политрук 7 роты 71 сп 30 стрелковой дивизии Г.Гардеман. Его 7 рота при обороне опорного пункта гранатами уничтожила 9 танков врага и несколько десятков автоматчиков и, чтобы остановить врага Г.Гардеман со связкой гранат бросился под танк. За этот бой весь личный состав роты был награжден орденами, а бесстрашный политрук был удостоен звания Героя Советского Союза посмертно. [131]

К октябрю 1942 года обстановка на всем фронте от Баренцева до Черного морей оставалась критической. Задыхался в блокаде Ленинград, на Западном направлении истекали кровью войска в безуспешных попытках разгромить Ржевско-Вяземскую группировку врага. В ходе тяжелейших боев 62-я армия генерала В.И.Чуйкова была изолирована от других объединений фронта и немцы на нескольких участках прорвались к Волге. На Кавказе неимоверными усилиями обороняющихся немцы были остановлены у г. Орджоникидзе. В гениальных головах представителя Ставки Г.К.Жукова и начальника Генерального штаба А.М.Василевского только-только вызревал замысел наступательной операции «Уран» по предстоящему разгрому немецко-фашистских войск под Сталинградом и лишь 7 октября в общих чертах узкий круг лиц Генерального штаба и командования войск Сталинградского и Донского фронтов были ознакомлены с общим планом контрнаступательной операции по окружению вражеской группировки численностью по данным нашей разведки всего-то в 90-100 тысяч человек! Трудно представить, как бы готовилась эта операция, если бы удалось установить наличие вражеских войск численностью в три раза больше, что оказалось в действительности?

В это тяжелейшее время для страны  и Красной Армии принималось вполне созревшее наверху и совсем неожиданное для основной массы командно-политического состава решение об упразднении института военных комиссаров и введении полного единоначалия. Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об установлении полного единоначалия и упразднении института военных комиссаров в Красной Армии» от 9 октября 1942 года был введен приказом НКО СССР №307. Должности военных комиссаров корпусов, дивизий, полков и батальонов подлежали упразднению и вместо них вводились соответствующие заместители командиров по политической части.

Отныне командир-единоначальник обретал полную военно-оперативную самостоятельность, сочетая ее с персональной ответственностью не только за боевую и мобилизационную готовность, но и за политико-моральное состояние личного состава, воинскую дисциплину и партийно-политическую работу в соединениях, частях и подразделениях.

В директиве ГлавПУ РККА №158 от 10 ноября 1942 года подчеркивалось, что установление полного единоначалия и упразднение института военных комиссаров не принижает роли и значения политической работы в армии, а наоборот, она должна получить более широкий размах и содержание. Заместители командиров освобождались от военных функций в планировании и ответственности за них, получали возможность полностью сосредоточиться на своем конкретном предназначении – руководстве и организации партийно-политической работы, более активном влиянии на боеспособность частей через укрепление политико-морального состояния личного состава, мобилизуя все его категории через многообразие всех форм воинского воспитания и повышение роли партийных и комсомольских организаций.

В программной статье газеты «Красная звезда» от 22 ноября 1942 года «Политическая работа на переднем крае» говорилось, что существо нынешней перестройки партийно-политической работы в армии состоит в том, чтобы максимально приблизить политработника к рядовому бойцу. Только в этом случае вся партийно-политическая работа и политическая агитация, в частности, приобретут должную конкретность и действенность.

Особо подчеркивалось, что введение института военных комиссаров было обусловлено чрезвычайными обстоятельствами в начальный период войны. Далее для широкого круга читателей было написано, что командиры РККА выросли в политическом отношении и прошли большую школу войны, накопили богатый опыт руководства войсками и способны были взять на себя ответственность за все стороны жизни частей и политическое воспитание в частности. [132]

Характерно, что от этих положений отталкивались многие исследователи, касавшиеся в той или иной степени проблем института военных комиссаров. Они писали, что к осени 1942 года был пройден наиболее тяжелый период Великой Отечественной войны и исчезли причины, вызвавшие введение института военных комиссаров, о возросшей командирской зрелости и боевом опыте командного состава. В целом же, итогом подобных рассуждений был вполне резонный и правильный вывод, что существование института военных комиссаров являлось тормозом в управлении войсками и вызывал раздражение военного и политического руководства, и в этом была суть перестройки партийно-политической работы. [133]

До начала 90-х годов прошлого века никто не осмеливался упомянуть о главном обстоятельстве, сыгравшем основную роль в отмене института военных комиссаров и замене его на институт заместителей командиров по политической части. Этому в определяющей степени способствовал глубокий анализ состояния партийно-политической работы в войсках на всех уровнях вплоть до ЦК ВКП(б), убедительно показавший ее низкую действенность по мобилизации духовных и нравственных сил Советского воина для ведения жестокой и тяжелейшей схватки с врагом. Только постановка работы с людьми на новую высоту в войсках была способна придать новый импульс стремлению личного состава Красной Армии не только бить врага, но и разгромить его. Все понимали, что этого можно достичь, развернув все категории политсостава к своему главному предназначению – живой работе с людьми.

Не изжиты заключения из прошлого и в нынешнем XXI веке, касающиеся истории деятельности института военных комиссаров. В юбилейном издании к 95-летию Главного политического управления Советской Армии и Военно-Морского Флота «Главное политическое управление Советской армии и Военно-Морского флота в зеркале истории и современности» некоторые ветераны партийно-политической работы пишут, что командиры к концу 1942 года значительно выросли и окрепли в политическом и военном отношении, а в свою очередь комиссары и политработники повысили свою военную квалификацию и их можно было использовать на командной работе и 9 октября 1942 года в Красной Армии, а 13 октября в Военно-Морском Флоте было установлено полное единоначалие.

Другой автор утверждает, что к середине 1942 года Красная Армия уже располагала достаточным количеством преданных Родине талантливых командиров, хорошо подготовленных в военном и политическом отношении и в ее рядах находились десятки тысяч комиссаров и политработников, которые повысили свои военные знания и приобрели богатый опыт современной войны, и часть из них можно было использовать на командных должностях, либо после известной военной подготовки и в силу этого советское руководство решило упразднить институт военных комиссаров и ввести полное единоначалие.

Что касается появления талантливых командиров к середине или концу 1942 года, то лишь после полутора месяцев после отмены военных комиссаров 19 ноября 1942 года войска Калининского и Западного фронтов получили задачу на разгром противостоящей группировки (операция «Марс»), чтобы воспрепятствовать переброске резервов под Сталинград, где в это же день началась операция «Уран», закончившаяся лишь 31 января 1943 года разгромом окруженной группировки немцев, а 2 февраля сдались остатки Северной группы. Г.К.Жуков подчеркивал: «Значительную роль в успешном осуществлении разгрома вражеских войск сыграла партийно-политическая работа Военных советов, политорганов, партийных и комсомольских организаций и командования, воспитавших у воинов уверенность в своих силах, смелость, мужество и героизм при решении боевых задач». [135]

В 1943 году продолжала совершенствоваться структура политорганов, политсостава частей партийных и комсомольских организаций. Главный комитет Обороны рассмотрел вопрос об объединении должности заместителя командира по политической части и начальника политотдела соединений, упразднении должностей заместителей начальников штабов по политической части в бригадах, дивизиях и корпусах.

Постановлением ГКО от 24 мая 1943 года был упразднен институт заместителей командиров рот по политической части (политруков), как отмечалось в постановлении это было новым шагом в укреплении единоначалия и повышения роли командиров в армии, что позволило высвободить более 130 тысяч политработников для перевода на командные должности, либо переаттестовать на должности политсостава.

ЦК ВКП(б) 24 мая 1943 года принял постановление «О реорганизации структуры партийных и комсомольских организаций». В батальонах создавались первичные партийные организации, а в ротах вводился институт назначаемых парторгов. В полках и батальонах вводились назначаемые комсорги. Одновременно в ротах упразднялись помощники заместителей командиров рот по политической части, которых насчитывалось около 40 тысяч человек. Для укомплектования должностей парторгов и комсоргов были направлены и рассмотрены к назначению более 400 тысяч лучших коммунистов и комсомольцев.

Так была поставлена точка в самой массовой и более всех критикуемой категории политсостава политруков (заместителей командиров рот по политчасти) и их помощников. В свое время К.Е.Ворошилов возмущался превращением их в маленьких комиссаров, то наделял их «правом» проживать в казарме и положением ротного командира, а Л.З.Мехлис сетовал, что всех младших командиров под гребенку забирают в политруки их помощники. Пожалуй, наиболее соответствовала этой категории роль самых мужественных и активных бойцов, в тоже время они испытывали большие затруднения в работе с людьми ввиду своей слабой подготовки, имея зачастую неполное среднее образование и неделю-две каких-нибудь курсов, откуда они в полном составе бросались на фронт.

В стрелковом полку избиралось партийное бюро во главе с парторгом, в батальоне создавалась первичная партийная организация, в роте партийная организация. При этом в ротах парторги назначались в полках, парторги батальонов в дивизиях, а парторги полков в армиях. Число первичных партийных организаций  увеличилось более чем на 20 тысяч.

Начальник ГлавПУ РККА 4 июня 1943 года издал директиву №05 «О перестройке структуры партийных и комсомольских организаций». Был установлен новый порядок прохождения дел о приеме в партию. Вопрос о приеме в партию, как правило, рассматривался на собрании ротной парторганизации, решался на бюро первичной организации батальона и утверждался парткомиссией при политотделе соединения, минуя общее собрание первичной партийной организации (батальоны, полки).

К середине 1942 года в Красной Армии насчитывалось 1 312 670 членов и кандидатов в члены ВКП(б). Несмотря на большие потери число членов и кандидатов в члены ВКП(б) с 1 января 1942 года и по 1 июля 1943 года увеличилось в 2 раза. К октябрю 1944 года партийная прослойка в стрелковых подразделениях составляла около 10% и в Красной Армии насчитывалось 1 810 140 членов и 965 930 кандидатов в члены ВКП(б). К концу войны каждый четвертый воин стал коммунистом. При этом желание стать коммунистом каждый воин связывал прежде всего со стремлением отважно сражаться против врага и быть на передней линии огня, верой в партию и ее вождя т. Сталина.

Тезис о вере советского народа, воинов армии и флота, сплоченного вокруг коммунистической партии, в победу над фашистами и завтрашний день заслуживает особого пояснения, т.к. партия с 1939 года фактически была лишена коллективного руководства, ни съезды, ни партийные конференции, ни пленумы ЦК ВКП(б) не проводились. Ленинское учение о партии было подправлено  кратким курсом ВКП(б) так, что Генеральный секретарь ЦК единолично под ленинским знаменем решал судьбы страны и само имя т. Сталина в сознании большинства народа отождествлялось с партией, советским государством и руководством Красной Армии. Вместе с тем, партия на деле стала рупором не только идеологической обработки массового сознания, но и мощным средством организации всех слоев советского общества и его вооруженной организации. В критический час именно коммунисты цементировали ряды защитников Родины и у них была единственная привилегия не отсиживаться в тылу.

Бытует мнение, что полное единоначалие в армии в условиях функционирования единственной правящей партии в обществе и государстве невозможно в принципе. Но, при этом, партийным организациям было, как и заместителям командиров по политической части, запрещено касаться любых вопросов военного и оперативного управления воинской частью, не говоря о приказах, директивах и распоряжениях командиров. Командир, если он был коммунистом, был обязан принимать участие в жизни партийной организации, где состоял на учете и отвечал за участие в идеологической и воспитательной работе, выполнение Устава партии и свой политико-моральный облик. К тому же, в партию никто насильно никого не принуждал, а в годы войны в отличие от предвоенных лет, каждый командир и даже военачальник считал для себя большой честью и обязанностью состоять в рядах ВКП(б).

Не подлежала коренной перестройке деятельность Военных советов фронтов и армий, как органов коллективного руководства и ответственности перед высшим военно-политическим руководством за состояние своих войск и их боеспособность, конечные результаты в операциях.

И все-таки коллективная ответственность Военных советов складывалась из конкретной персональной ответственности каждого члена Военного совета за порученный участок работы. Так, председатель Военного совета по должности являлся соответствующим командующим и именно от его военной подготовки, боевого и жизненного опыта, зрелости и личных качество в решающей степени зависел замысел операции и организации подготовки к ней, контроля и управление войсками, а также формирование стиля работы Военных советов.

Начальники штабов фронта и армии, первые заместители командующих несли самую главную функцию по управлению войсками через штабы подчиненных войск.

Точно так же первый член Военного совета в большей степени отвечал наряду с другими вопросами работы Военного совета в большей степени отвечал за политико-моральное состояние войск и  личную работу с командно-политическим составом, руководство политорганами и всей системой партийно-политической работы. Он был обязан знать конкретный уровень политико-морального состояния каждого соединения, входящего в состав своего объединения и его способность выполнить боевую задачу, стремиться быть в гуще армейских масс, общению с коммунистами и комсомольцами как непременного стиля партийного руководства.

Именно за отрыв членов Военных советов от партийно-политического руководства политорганами и военными комиссарами, слабое знание нужд и запросов личного состава они неоднократно подвергались критике на заседаниях Совета по военно-политической пропаганде и лично начальника ГлавПУ РККА т. Щербакова.

С перестройкой партийно-политической работы после 9 октября 1942 года первые члены Военных советов были обязаны сверять свою работу с новыми условиями и требованиями, от многочисленных представительских функций и размытости своей ответственности за состояние работы подчиненного политуправления либо политоргана, личное обучение начальников политорганов.

О деятельности Военных советов в годы Великой Отечественной войны и роли первых членов Военных советов предстоит еще многое сказать и, особенно, в сфере поддержания деловых и уважительно-взвешенных взаимоотношений друг с другом с учетом большой творческой работы, проделанной видным политработником Советской Армии и Военно-морского флота Б.П.Уткиным. [136]

Помимо низкой профессиональной подготовки политсостава серьезную озабоченность ГлавПУ РККА, Военных советов вызывало состояние военной подготовки политработников. Были озабочены этим вопросом и коммунисты аппарата ГлавПУ РККА. На партийном собрании организационно-инструкторского отдела 28 августа 1942 года коммунисты обсудили вопрос о боевой подготовке работников отдела и обязались участвовать в социалистическом соревновании по владению оружием и техникой, сдавать зачеты по оружию и знакомиться с новыми видами вооружения, а при работе в войсках изучать этот вопрос среди комиссарского и политического состава. Затем итоги военной подготовки коммунистов отдела были рассмотрены на партийном собрании 3 декабря 1942 года и было отмечено, что военная учеба идет плохо и с тем, чтобы не превращать ГлавПУ в курсы «Выстрел» нужно каждому лично, через посещение занятий по командирской подготовке и выезды в командировки настойчиво работать над собой, изучать новейшие образцы техники и вооружения как этого требовал начальник ГлавПУРККА А.С.Щербаков.

Коммунистам Безрукову и Артемьеву было поставлено на вид за слабую личную подготовку и устранение от подбора танковых экипажей к отправке на фронт при выезде в г. Саратов.

Совет по военно-политической пропаганде при ГлавПУРККА 16 февраля 1943 года рассмотрел вопрос «Организация военной учебы с политическим составом Красной Армии» и при этом А.С.Щербаков отметил, что нельзя человека не мыслящего в военном деле обучить  программой за 300 часов. Поэтому для политсостава, обладающего низкими знаниями в военной области, необходимо было организовать подготовку на курсах непосредственно на фронтах при военно-политических училищах, срок обучения в которых был установлен не 2-3 месяца, а 6-8 месяцев в зависимости от военно-политической специальности. На базе этих училищ должен был готовиться фронтовой резерв политсостава.

Приказом НКО №144 от 29 марта 1943 г. вводился обязательный минимум военных знаний для политсостава, по которому должны были сданы зачеты. Окончившие военные академии и военные училища к 1 июля 1943 года должны были сдать зачеты по боевому уставу пехоты (БУП-42). [137]

В связи с расформированием более половины военно-политических училищ и курсов по подготовке политсостава подготовку курсантов вели в течение 6-8 месяцев 13 фронтовых и 6 окружных военно-политических училища, а всего вместе с курсами насчитывалось 43 училищ и курсов. Подготовкой парторгов и комсоргов руководили политические отделы армий и готовили их при армейских курсах младших лейтенантов. Военно-политическая академия имени В.И.Ленина были преобразована в Высшие всеармейские военно-политические курсы при ГлавПУ РККА со сроком обучения один год.

Для переназначения на командные должности уже в октябре на фронтах были организованы 2-х месячные курсы по подготовке командиров рот из числа заместителей командиров рот по политической части. С ноября 1942 года из числа политсостава на должности командиров батальонов и полков стали готовиться кадры на курсах «Выстрел» и при военной академии им. М.В.Фрунзе. Всего за годы Великой Отечественной войны на командные должности было направлено свыше 140 тысяч политработников. [138]

Настоятельного решения требовала проблема повышения профессиональной компетенции всех без исключения категорий политсостава. Так, порою надуманность форм в работе поражала воображение. «Красная звезда» резко выступила с критикой одной из фронтовых газет, пропагандирующей соревнование на фронте по укреплению воинской дисциплины, самоокапыванию в бою, по числу взятых опорных пунктов и т.п. Несмотря на нелепость этих публикаций, напомним, в газете фронта, обиженные критикой высокие чины смогли достучаться до Сталина, который поручил А.С.Щербакову разобраться лично. Начальник ГлавПУ РККА спокойно и выдержанно разобрался лично и поддержал «Красную звезду». [139]

В обстановке непрекращающихся боев и резкой смены обстановки был совершенно упущен вопрос с изданием учебных пособий, брошюр, не обобщался положительный опыт работы. Не случайно на имя А.С.Щербакова 23 ноября 1942 года поступило письмо фронтовика, бывшего комиссара А.Ханьковского, ранее работавшего в аппарате ЦК ВКП(б). Он писал, что не было ни одной обобщенной работы о политической работе в боевой обстановке, ни одного пособия. Особенно трудно молодым политработникам, ощущающим голод ввиду отсутствия методической литературы. Приходилось действовать по требованию приказов и директив, которые каждый понимал по-своему.

Он предложил написанную им книгу «От института комиссаров к единоначалию», в которой он писал о политической работе в Гражданской войне, институте военных комиссаров в Отечественной войне, о партийно-политической работе в боевой обстановке, методах работы в наступательных боях, в первом и втором эшелонах. Также наряду со структурой партийных и комсомольских организаций излагались памятки парторгу и комсоргу. К сожалению, о судьбе этого издания ничего неизвестно.

Неудивительно, что не только формы и методы партийно-политической работы, но и обстановку на фронтах каждый понимал по-своему. «Ошеломляющие» выводы сделал лектор из анализа положения на фронте в лекции перед слушателями одной из Московских военных академий к лету 1942 года по теме «Значение и задачи партийно-политической работы в Красной Армии на военное время». «…Как показали 9 месяцев войны, фашистская армия не способна на длительные и серьезные испытания, …она деградирует, разболтанная ржавая военная машина Гитлера не в состоянии сдержать могучего напора Красной Армии (далее призывы и лозунги)» – убеждал педагог слушателей, которые на фронте видели иную картину. [141]

Состояние партийно-политической работы как отмечали коммунисты инспекторской группы управления по проверке политорганов улучшалось не так, как хотелось бы, не все шло гладко и были серьезные недостатки. По-прежнему многие политработники халатно относились к овладению военными знаниями, в политуправлениях и политотделах плохо обобщался опыт партийной работы, работа по изучению руководящих документов планировалась формально и изучались они поверхностно. В политорганах и войсках не видно было, где и как работал руководящий состав поармов и подивов, что ими было сделано конкретно. Продолжалась практика закрепления политработников на длительное время за одним подразделением. [142]

Положительно сказывалось изменение стиля в работе ГлавПУ РККА, работники которого при выездах в войска, помимо контрольных функций привлекали к совместной работе аппарат политуправлений фронтов. К примеру, результатом работы с политуправлением Брянского фронта явилось обобщение работы политотделов и заместителей командиров по политической части по доведению приказов командиров на боевые действия до секретарей партийных организаций и агитаторов, главное внимание уделялось вновь прибывшим воинам, молодому поколению, воинам нерусской национальности. Широко использовались митинги, выпуск листовок, выступления опытных фронтовиков.

Начальники политотделов стали проводить подекадное планирование, где каждому работнику поручались конкретные вопросы, планировалась их работа в войсках на 1-2 дня. Начальник политотдела дивизии планировал свою работу в полках, выступления перед офицерами штабов и подразделений, семинары с политработниками, парторгами и комсоргами.

Совет по военно-политической пропаганде при ГлавПУРККА продолжал наращивать работу по изучению и анализу партийно-политической работы на фронтах и в армиях. Обсуждению каждого вопроса предшествовала работа в войсках. Совет стал школой передового опыта и учебы политработников фронтового и армейского звена, определялись меры к улучшению работы политсостава, партийного и комсомольского актива.

В поле зрения Совета был рассмотрен вопрос о работе политорганов по материально-бытовом обслуживании бойцов Красной Армии и было подчеркнуто, что не может быть никакой партийно-политической работы, если бойцы не накормлены и вовремя не обмундированы. Прежде чем самому поесть, политработник обязан заглянуть на кухню. На Совете 11 января 1943 года было напомнено не без иронии и напоминания о прошлом – если раньше сидели с командирами и занимались оперативными вопросами, то теперь стало больше времени заниматься пропагандой и агитацией, которая обречена на провал, если бойцы не накормлены и завшивлены.

Не упускались вопросы примерности коммунистов, число которых в преступлениях и происшествиях в 7-й отдельной армии доходило до 32%. Особое внимание следовало уделять дисциплине офицерского состава (2-й Украинский фронт), которые особенно после напряженных боев нередко пьянствовали, расслаблялись и безобразничали, теряли бдительность. Нередкими были случаи проявления низкой культуры среди младших офицеров, среди которых треть всех правонарушений составляли младшие лейтенанты, командиры взводов и рот.

Пристального внимания требовала к себе работа с воинами нерусских национальностей. Наращивали свою работу, введенные осенью 1942 года в политуправлениях фронтов и армий, инструкторы по работе среди воинов нерусских национальностей. Широко в этой работе использовалась связь с союзными республиками, с ними поддерживалась переписка, организовывался прием делегаций, выходили специальные выпуски фронтовых газет на языках народов Кавказа и Средней Азии, проявлялись забота, чтобы литература и газеты из союзных республик доходили до каждого бойца.

Требовала коренного улучшения качества работа с молодым пополнением, его изучение, проведение с каждым индивидуальных бесед, тем более, что многие из них были на оккупированной территории и в плену, до 80% из них были неграмотны, особенно из Бессарабии. Только в четыре Украинских фронта влились более 2-х миллионов человек. [142]

Немецко-фашистские войска, отступая под ударами Красной Армии, оставляли после себя выжженную землю. В совершенно секретном приказе хозяйственного управления группы Юг от 10 марта 1943 года приказывалось уничтожать имущество, не подлежащее вывозу: водонапорные башни, электростанции, шахты, заводы, неснятый урожай. Скот гуртами гнали на Запад. При том фашисты творили массовые зверства над населением. Об этом говорилось молодому пополнению и, конечно же, на похоронах боевых товарищей и клялись отомстить. Вскрывались многочисленные факты издевательств и уничтожения населения, творимые предателями украинцами, казахами и узбеками. [143]

На завершающем этапе войны главной задачей партийно-политической работы было не ослабить наступательного порыва советских воинов в связи с нарастающим ожесточением в сопротивлении фашистов по мере приближения их к логову, в условиях, когда жгучая ненависть ко всем завоевателям могла выплеснуться на мирное население.

К чести советских солдат и офицеров не подтвердилось беспокойство высшего военно-политического руководства, касающееся разлагающего влияния на боевой настрой войск в столкновении наших воинов «с капиталистической действительностью и благополучием буржуазного мира». Надуманная тревога по этому поводу никак не сказалась на горячем желанию личного состава Красной Армии разбить и уничтожить ненавистного врага.

С выходом на территорию стран Восточной Европы немецкая пропаганда активизировала свои усилия, предупреждая, что семьи солдат, сдавшихся в плен, будут расстреливаться русскими, о выселении основной массы населения за Урал и всеобщей конфискации земли и собственности. К.К.Крайнюков вспоминал, что «в июле 1944 г. его, члена Военного совета фронта и коллегу с другого фронта Е.Е.Субботина вызвали в Ставку Верховного Главнокомандования, для заслушивания о работе с местным населением и сразу же после этого лично Сталин поручил Щербакову и им подготовить проект постановления ГКО о нормах поведения бойцов и командиров за рубежом, с тем, чтобы высоко держать честь и достоинство советского солдата-освободителя, уважать суверенитет и национальное достоинство местного населения и уже 31 июля данный документ был подписан для работы в Военных советах фронтов и армий.

М.Х.Калашник, бывший начальником политотдела 47 армии, действовавшей в Польше, докладывал об активных действиях польских националистов и одновременно упомянуло поводу брошюры со сведениями о Катыньском расстреле 12 тысяч польских офицеров, как о «чудовищной лжи фашистов», поскольку в то время он не мог знать всей правды, строго дозируемой в угоду политике.

После ожесточенных боев в Польше, унесших более 600 тысяч жизней советских солдат и офицеров, и особенно увиденной картины в немецких лагерях смерти на территории Польши, Освенциме, Майданеке, Треблинке воины горели желанием отомстить всем немцам за их злодеяния, сжигать все на своем пути. Подобные устремления двигали не только солдатами, но и многими офицерами и по этому поводу докладывал начальник политуправления фронта Галаджев, что после увиденной в грудах развалин Варшавы не только солдаты, но и офицеры поклялись сделать тоже самое с Берлином.

В газете «Правда» появилась статья «Товарищ Эренбург упрощает», поправляя «ошибку» И.Эренбурга, ранее известного статьей в этой же газете «Убей врага!», призывавшей убивать всех немцев и беспощадно мстить. Теперь разъяснялось, что не все немцы одинаковы, что Красная Армия не ставит целью уничтожить весь немецкий народ, что фашисты, развязавшие войну, ответят по закону.

Заблаговременно, перед выходом на границу с Германией, были подготовлены обращения Военных советов фронтов и армий, в печати разоблачались слухи о полном истреблении немецкого народа, что русские в плен не берут и т.п. Итогом проведенной работы случаи бесчинств со стороны воинов Советской Армии к местным жителям и пленным не приобрели массового характера, а праведный гнев воинов-освободителей удалось направить на победоносное завершение войны.

Коренным образом изменился характер партийно-политической работы, а основным содержанием донесений стали сведения о подвигах солдат и офицеров, проводимой работе перед наступлением, инструктировании и расстановке партийного и комсомольского актива, многочисленных беседах с молодым поколением, митингах и вступлениях бывалых фронтовиков-орденоносцев, разъяснении благодарственных приказов НКО т. Сталина, обращений Военных советов, вручении листовок-благодарностей Верховного Главнокомандующего. [144]

С назначением начальника Главного политического управления РККА А.С.Щербакова, человека энергичного и требовательного, но в тоже время отличавшегося скромностью и душевностью, обладавшего феноменальной памятью и способностью быстро анализировать обстановку, начал внедряться новый стиль работы с политсоставом и в политорганах, задерганных ранее бесконечными реформированиями. По поводу любого документа, выходящего из ГлавПУ, А.С.Щербаков скрупулезно взвешивал его надобность в войсках и помимо улучшения качества и содержания, расширялся круг лиц, дававших свои заключения по нему.

Не случайно за свои прекрасные человеческие качества, чуткость и внимание к людям А.С.Щербакова с особой теплотой вспоминали в своих мемуарах видные полководцы Советской Армии и Флота. И.Х.Баграмян, А.М.Василевский, Г.К.Жуков, Н.Г.Кузнецов, К.К.Рокоссовский, считали его не только партийным работником крупного масштаба, примером высоких личностных качеств, но и политработником новой формации. Лишь Н.С.Хрущев, по-видимому, от зависти, предпринял попытку очернить светлую память А.С.Щербакова, приписывая ему угодничество Сталину в том, что на совместных пьянках «пытался первым проинформировать об обстановке на фронтах». Он просто «забыл», что А.С.Щербаков начинал работу с изучения сводок с подчиненного ему Совинформбюро.

А.С.Щербаков, опираясь на авторитетное мнение Совета по военно-политической пропаганде при Главном политическом управлении РККА, работников ГлавПУ о низкой эффективности функционирования института военных комиссаров, введенного с началом войны с Германией системой чрезвычайных мер по отпору врагу, убедил военно-политическое руководство и Верховного Главнокомандующего вооруженными силами в нецелесообразности излишнего контроля за командным составом Красной армии, являвшимися истинными патриотами своей Родины и способствовал принятию решения об отмене военных комиссаров в армии и на флоте, предоставив им возможность проявить себя в ранге заместителей командиров по политической части и раскрыть свои лучшие качества в живой работе с личным составом и, опираясь на партийные и комсомольские организации, повести его к новым победам по разгрому ненавистного врага, изгнанию его с территории СССР, стран Восточной Европы и уничтожению фашистской нечисти.

Заключение

 

С вступлением в первую мировую войну России в соответствии со своими обязательствами финансово-экономического характера перед союзниками, царское самодержавие, ввиду крайнего обострения социально-экономических противоречий, недовольства населения и армии, затянувшейся бойней за призрачные для них интересы, было свергнуто переворотом Государственной Думы. Временное правительство, бездумно продолжив политику на продолжение войны, разрушило устои армии и флота, способствовало активизации контрреволюционных сил в обществе и привело страну к неизбежному краху, уступив власть Советам Рабочих Солдатских депутатов и большевикам.

Белое движение с опорой на деструктивные силы и поддержку интервентов развязало Гражданскую войну против Советской власти, вынужденной для своей защиты создавать Красную Армию, прошедшую в своем становлении путь от добровольчества к регулярной армии на основе всеобщей повинности и привлечения в свои ряды офицеров старой армии. Непосредственными организаторами РККА и воспитателями личного состава выступили военные комиссары – полномочные представители Правительства и ВКП(б). Под их непосредственным контролем служили привлеченные военные специалисты ввиду отсутствия подготовленных военных кадров из числа рабочих и крестьян.

На первых порах военные комиссары были вынуждены действовать самостоятельно, опираясь на коммунистов и рабочее ядро, призываемых в ряды РККА и принуждали военспецов к управлению воинскими частями и соединениями. С образованием Революционного Военного Совета Республики, РВС фронтов и армии военная политика Советского государства обрела необходимую направленность и влияние на защиту от интервентов и белогвардейцев. Проблемы использования военных специалистов, работы военных комиссаров и функционирования политорганов и партийных организаций в Красной армии были рассмотрены на состоявшемся в марте 1919 года VIII съезде ВКП(б). Его решение по военному вопросу, программные установки по повышению роли военных комиссаров сыграли положительную роль в их участии в воспитании личного состава.

Во время Гражданской войны, созданные в РККА политические управления и отделы во главе с политуправлением РВС в большей части оставались органами по организации агитационно-пропагандистской и культурно-просветительной работы, испытывая значительные трудности в выстраивании своих отношений с парткомами и военными комиссарами.

Победы Красной Армии в Гражданской войне наряду с руководством со стороны Совета рабочей и крестьянской обороны, Реввоенсоветов и выбором широчайших народных масс в сторону Советской власти, в немалой степени связаны с непосредственным участием военных комиссаров в работе по мобилизации красноармейской массы, коммунистов армии и флота, военных специалистов на разгром внутренних и внешних врагов.

Нерешенные, в большей степени по вине ЦК ВКП(б), вопросы по руководству политорганов партийными организациями РККА привели в 1923 году к нарастанию противоречий между ними и в 1924 году политическое управление РККА вошло в состав ЦК ВКП(б) на правах отдела и стало самостоятельной структурой военного ведомства.

В послевоенные годы военно-политическое руководство страны рассматривало введение единоначалия как часть проводимой военной реформы в армии и на флоте. Однако, на практике эта работа, не подкрепленная необходимыми усилиями со стороны Наркомата обороны, ПУРККА, политорганов и партийных организаций, растянулась на многие годы, нередко вызывая недопонимание со стороны всех заинтересованных инстанций.

В условиях сужения внутрипартийной демократии в Коммунистической партии, становления Сталинского режима в ходе социалистического строительства, обстановки всеобщей подозрительности и расправ над инакомыслящими, поиска шпионов и врагов напрямую коснулась командно-политического состава РККА и привела к необоснованным репрессиям над ним. Институт военных комиссаров во многом был использован в угоду политической конъюнктуры и стал частью запущенного механизма сталинских репрессий в ущерб своему предназначению по работе с личным составом армии и флота.

В годы предвоенных военных конфликтов, несмотря на их благоприятный исход, и особенно в войне с Финляндией военные комиссары проявили себя большей частью неподготовленными к участию в оперативном управлении войсками и организации партийно-политической работы в армии и на флоте. В целом, институт военных комиссаров негативно влиял на становление командиров-единоначальников и их подготовку к самостоятельному руководство подчиненными соединениями и частями и степени персональной ответственности за их боевую готовность и состояние дисциплины.

Находившиеся в состоянии перестройки военно-политические структуры РККА, наряду с расстроенной и противоречивой военно-политической идеологией, проникавшей в массовое сознание населения и армии, вступили в Великую Отечественную войну неорганизованными и неспособными отвечать складывающейся и резко меняющейся обстановке начального периода войны.

Введение института военных комиссаров в начале войны, как чрезвычайная мера, полностью себя не оправдало и крайне негативно сказалось на качестве пропаганды и агитации, воспитательной работе с военнослужащими и взаимоотношениях с командным составом РККА.

Большая аналитическая работа, проведенная ЦК ВКП(б) и Советом по военно-политической пропаганде, работниками Главного политического управления РККА, способствовала принятию решения об отмене института военных комиссаров в армии и на флоте, что положительно сказалось на организации действенной партийно-политической работе с личным составом и мобилизации его на разгром немецко-фашистских захватчиков. Институт заместителей командиров по политической части позволил сосредоточиться политическому составу, партийным и комсомольским организациям, политорганам на живой работе с людьми и совместно с командным составом добиться полной победы над врагом.

Опыт функционирования института военных комиссаров в РККА убедительно показал, что его введение целиком было оправдано в условиях строительства новой армии и отсутствия подготовленых и надежных командных кадров, для установления жесткого контроля над привлекаемыми военными специалистами старой отмирающей армии.

Введение института военных комиссаров в том или ином объеме может быть оправданно в большей степени контрольными функциями в армиях государств с неустойчивыми политическими режимами в целях защиты конституционного строя.