Глава 7. Призрачный мир и проверки боем

 

В начале 1939 года, 3 января, были утверждены текст новой присяги, порядок ее принятия и отныне каждый военнослужащий должен был принимать присягу не коллективно, а индивидуально, скреплять ее собственной подписью. Не умеющим писать по-русски разрешалось расписываться под текстом присяги на родном языке, а за неграмотного расписывался его сослуживец. В присутствии членов Главного Военного совета РККА 23 февраля 1939 года принял присягу т. Сталин. В газете «Красная звезда» от 26 февраля 1939 года он подчеркнул, что нужно всемерно усилить и укрепить нашу Красную Армию, Красный флот, Красную авиацию и Осовиахим. Нужно весь наш народ держать в состоянии мобилизационной готовности перед лицом опасности военного нападения, чтобы никакая случайность и никакие фокусы наших внешних врагов не могли застигнуть нас врасплох.

К весне 1939 года в ПУ РККА стали поступать многочисленные жалобы из ВПА им. Ленина на неустроенный быт, плохое питание и распределение квартир и была назначена специальная комиссия, которая установила:

• наличие отставания в изучении Краткого курса ВКП(б) и полное отсутствие изучения боевого опыта;
• политический отдел в составе 12 человек работает по общему плану, в котором не выделены не факультеты, ни курсы; слабая связь с парторганизациями факультетов и курсов; нет оперативности и живого руководства партийно-политической работой; начальник политического отдела полковой комиссар т. Орлов боится переработаться и не берет на себя комиссарские функции, а заместитель начальника политотдела занимается вопросами хозяйства и пищеблока, подменяя комиссара административно-хозяйственного отдела (АХО), который предоставлен сам себе;
• политический отдел не проверяет выполнение своих же указаний, с партийными организациями связан слабо;
• агитационно-пропагандистская работа организована плохо и сводится к мероприятиям, проводимым в масштабе гарнизона, наглядная агитация слабая, редакция газеты работает с серьезными недостатками;
• слаба дисциплина слушателей на лекциях, нередки случаи неуважения к преподавательскому составу. Проявляется либерализм к нарушителям дисциплины, за год в академии было наложено 243 взыскания на военнослужащих, из них за пьянство 39 подвергнуть аресту 20;
• общежитие на Пироговской улице имеет непритязательный вид, плохо побелено, водопровод неисправен, лифт не работает, ванные грязные, радиоточки неисправны. В общежитии проживает 28 работников ПУ РККА и более 130 человек, не связанных с ВПА;
• начальники факультетов в распределении жилой площади не участвуют, всем заправляют АХО и начальник академии, а отсюда жалобы и самозахваты;
• положение с буфетом не нормальное, еда в нем невкусная и дорогая, работа магазина организована плохо.

Начальник ПУ РККА определил в короткий срок недостатки устранить и к концу года проверить ВПА снова.

В управления политпропаганды округов из ПУ РККА были направлены два варианта политучебников для красноармейцев первого и второго года службы с просьбой до августа 1939 года обсудить их и прислать отзывы и предложения по содержанию. [1]

В то время как Германия и Италия готовились к войнам в Европе, их союзник Япония, на Дальнем Востоке в соответствии со своими планами в мае 1939 года развязала боевые действия против объединенных советско-монгольских войск на реке Халхин-Гол. И вновь, как на Хасане, японцы выбрали участок спорной восточной территории Монгольской Народной республики, по которому еще в августе 1935 года прервали работу смешанной комиссии по урегулированию пограничных вопросов и пошли на агрессию, зная, что в марте 1936 года между СССР и МНР был подписан Протокол о взаимопомощи. Уверенности в своих силах японским воякам придавало наличие развернутой группировки своих войск в Маньчжурии и одобрение в своих намерениях со стороны США и Англии. Кстати о возможности широкомасштабной провокации японской военщины еще в середине лета 1937 года предупреждал командование Тихоокеанского флота командир отряда военных кораблей Азиатской эскадры США контр-адмирал Ярнел во время дружеского визита во Владивосток и указал направление предстоящих усилий японцев на Байкал с целью перерезать железнодорожную магистраль и отрезать ОКДВА.

Командир 57-го особого стрелкового корпуса, в    зоне ответственности которого развязались бои, комдив Н.В.Фекленко, не сумел верно и быстро оценить обстановку, ждал указаний сверху и управлял войсками из штаба на удалении 120 км от места боев. Заслушав доклад наркома Е.К.Ворошилова, И.В.Сталин принял решение направить в зону боевых действий специальную комиссию во главе с комдивом Г.К.Жуковым, заместителем командующего Белорусским военным округом. Сталин, поинтересовавшись кандидатурой Жукова, припомнил его по телеграмме, полученной в 1937 году, о несправедливом привлечении к партийной ответственности. Поддержал Жукова и Командующий Киевским военным округом С.К.Тимошенко, подчеркнув, что тот человек решительный, справится.

Сам Г.К.Жуков, узнав о вызове в Москву, приготовился к самому худшему. Вместе с ним в Монголию убыли комбриг Денисов С.П., полковой комиссар Чернышев И.Г., а позже во главе группы боевых летчиков подъехал комкор Я.В.Смушкевич.

В штабе 57-го особого корпуса выяснилось, что командование обстановку знает плохо и кроме полкового комиссара М.С.Никишева, никто в районе событий не был, вспоминал Г.К.Жуков: «В пути комиссар подробно рассказал о состоянии корпуса, его боеспособности, о штабе, об отдельных командирах и политических работниках. М.С.Никишев произвел на меня очень хорошее впечатление. Он знал свое дело, знал людей, их недостатки и достоинства».

В донесении наркому обороны группа уполномоченных из Москвы доложила о неорганизованности в действиях 57-го особого корпуса и его командования и, в том числе, о неконкретной партийно-политической работе, незнании настроений и нужд личного состава. Сталин согласился с предложением Ворошилова о назначении командиром корпуса Жукова, а комиссаром был оставлен Никишев.

В начале июля, когда японцы внезапной атакой захватили на плацдарме советских войск гору Баин Цаган и прилегающие к ней участки местности, Г.К.Жуков принял единственно правильное решение, которое в то время, как казалось многим, было весьма спорным, — бросить против врага танковую бригаду комбрига М.П.Яковлева, мотострелковый полк полковника И.И.Федюнинского и мотоброневую бригаду полковника А.Л.Лесового. Несмотря на большие потери в танках, которых японцы уничтожили более половины, личном составе противник был разбит и отступил за реку.

Потребовалось значительное наращивание сил и вместо 57-го корпуса, 19 июля была создана 1-я армейская группа под командованием Г.К.Жукова, а в тылу фронтовая группа, которую возглавил дальневосточник- командарм 2 ранга, Г.М.Штерн. Он сразу потребовал от Г.К.Жукова 31 июля представить план операции по разгрому группировки японской 6-й армии. [2]

В отличие от Хасанских событий в боях у реки Халхин-Гол, наряду с необученностью личного состава и слабой подготовкой штабов, выявились серьезные просчеты в морально-психологической устойчивости приписного состава. Так, в 82-й стрелковой дивизии, укомплектованной в основном призванными из запаса, в ночь с 11 на 12 июля два батальона 603 стрелкового полка без приказа оставили позиции, а весь полк пытался бунтовать, не выдерживая тягот боевых условий. Не лучше была обстановка и во многих других частях, не на высоте оказались и некоторые политработники.

Потребовались решительные меры, и Жуков приказал в 82 сд командиров подразделений, призванных из запаса, заменить кадровыми командирами из 36 мотострелковой дивизии, а запасников оставить при них заместителями. За трусость и членовредительство было расстреляно несколько красноармейцев. В приказе №0041 по 1-й армейской группе от 30 июля 1939 года говорилось о пресечении фактов ненужной болтовни и рассуждений об усталости, необходимости смены и неразберихе во время боев. Это касалось в первую очередь, комиссара 8 мотобронебригады полкового комиссара Козлова, комиссара 5 стрелково-пулеметной бригады Жукова, комиссара противотанкового дивизиона этой же бригады старшего политрука Кайдаш. Приводился позорный факт трусости и бегства с поля боя комбрига Федоркова.

В указанном приказе содержалось требование об организации социалистического соревнования по упорной обороне занимаемых районов и умелой организации разведки переднего края. По-видимому, Г.К.Жуков только ради уважения к своему комиссару Никишеву оставил в приказе этот пункт, поскольку сам того не представлял, как его приказ выполнить, как и другие, кому этот приказ предназначался. [3]

При подготовке операции по разгрому японских войск, с целью ввести противника в заблуждение, проводились мероприятия по обману относительно предстоящего наступления, включающие: скрытность перемещения и перегруппировок войск, режим радиомолчания, строительство ложных инженерных сооружений. План партийно-политического обеспечения, вспоминал Г.К.Жуков, включал подготовительный и исполнительный этапы. На первом, основные усилия были сосредоточены непосредственно в подразделениях, не упускались войска, прибывающие из глубины, которым доводилась обстановка, передавался боевой опыт, велась работа в органах тыла, организующих подвоз материальных средств на 700-800 километров. Войскам разъяснялись задачи по выполнению интернационального долга.

Дезинформировали противника памятки и листовки по действиям бойцов в обороне, сводки о строительстве оборонительных сооружений, шум танков при передвижениях заглушался ружейно-пулеметной стрельбой и гулом ночных бомбардировщиков, звуковещательные станции армейского агитотряда имитировали забивание кольев и другие шумы. Георгий Константинович особо отметил большую работу газеты «Героическая Красноармейская» по популяризации боевых дел бойцов и командиров армейской группы, а также ее редактора Д.О.Ортенберга, ставшего впоследствии главредом газеты «Красная звезда».

Начавшаяся 20 августа 1939 года наступательная операция завершилась через шесть дней окружением 6-й армии японцев и 31 августа полным ее разгромом. Решающую роль в успехе операции сыграли удары фланговых танковых группировок при участии монгольских кавалеристов. Япония запросила перемирия и впоследствии отказалась от планов нападения на СССР.

Соединения и части, получившие боевой опыт на Халхин-Голе, затем отважно сражались на подступах к Москве в 1941 году.

Г.К.Жуков одержал свою первую крупную победу и проявил себя решительным и смелым военачальником, показал глубокие знания современной войны с применением танковых и механизированных войск, артиллерии и авиации, приобрел уверенность в своих силах, с которой затем вступил в горнило большой войны. При этом он не дал себя подмять высшему начальству, разработал план операции и сумел его отстоять, уверенно руководил войсками.

Заместитель наркома Г.И.Кулик, непростой по характеру человек, предпочел не вмешиваться в действия армейской группы, а командующий фронтовой группой Г.М.Штерн оказался выше иногда назревающих межличностных конфликтов по поводу своих рекомендаций, оставляя их на решение Г.К.Жукова. Они оба просто не рискнули взять на себя полную ответственность за свои распоряжения, тем более, оформленных только в письменной форме, как им предложил сделать Жуков. Не был замечен в нагнетании обстановки и Л.З.Мехлис, побывавший в зоне конфликта.

За мужество и отвагу, проявленные в боях почти 17,5 тысяч красноармейцев, командиров и политработников были награждены орденами и медалями, 70 человек стали Героями Советского Союза и среди них Г.К.Жуков, Г.М.Штерн, М.П.Яковлев (посмертно), а летчики Я.В.Смушкевич, С.И.Грицевец, Г.П.Кравченко стали первыми в стране дважды Героями Советского Союза.

Г.К.Жуков с большой теплотой встречался на своем боевом пути с халхингольцами и, отмечая их вклад в разгром японских войск, в своей книге «Воспоминания и размышления» отметил своего комиссара М.С.Никишева: «Умелый руководитель, в высшей степени принципиальный коммунист, он сумел поставить работу Военного совета так, что у нас при всей сложности и напряженности обстановки ни разу не возникало никаких недоразумений или разногласий. И все мы, халхингольцы, были глубоко опечалены известием о его гибели в начале Отечественной войны. Он погиб на Украине, где исполнял должность члена Военного совета 5-й армии Юго-Западного фронта». [4]

К 1939 году в Европе правящие круги Англии и Франции продолжали попустительствовать агрессивности немецко-фашистской Германии и вместо создания системы коллективной безопасности по обузданию агрессора, надеялись повернуть его устремления на Восток, на Советский Союз. В начале войны 1938 года они попустительствовали присоединению Австрии Германией, затем 29 августа 1938 года санкционировали расчленение Чехословакии Мюнхенским соглашением, подписанным премьер-министром Великобритании Н.Чемберленом, премьер-министром Франции Э.Даладье с одной стороны и фашистскими диктаторами Германии А.Гитлером и Италии Б.Муссолини. К разделу Чехословакии фашистами присоединились Польша и Венгрия. Позорному «умиротворению» новых хозяев Европы пытался противостоять Советский Союз, предложивший свою военную помощь сначала Австрии, а затем Чехословакии, но она в обоих случаях была отвергнута. Этот позорный урок «умиротворения» фашистов, как оказалось, устраивал всех и на переговорах военных миссий СССР, Англии и Франции в августе 1939 года в Москву были направлены второстепенные делегаты, проинструктированные «не брать на себя никаких обязательств», вести переговоры «весьма медленно», ограничиться общими формулировками, с русскими «обращаться сдержанно».

До сих пор ставится вопрос: «Что было, если бы объединились силы против агрессора?» Но этого не случилось и вот уже на Польшу, попавшую под нож Германии 3 сентября 1939 года, молча взирали и Англия, и Франция, не двинув ни одного солдата, объявив фашистам бумажную войну.

Перед нападением Германии на Польшу Сталин посчитал, что пришла очередь договариваться с фашистами  Советскому Союзу и 23 августа 1939 года между СССР и Германией был подписан договор о ненападении, а 17 сентября войска Белорусского и Киевского военных округов перешли советско-польскую границу, чтобы «взять под защиту население Западной Белоруссии и Западной Украины», затем 25 сентября был подписан новый договор с Германией «О дружбе и границе» и к нему секретный пакт Молотова-Риббентропа, устанавливающий границы нового миропорядка на Востоке третьего рейха и западных границах Советского Союза. Еще до развала СССР, в 1990 году, вокруг этих документов и, в особенности, прилагающегося протокола, вдруг вспыхнули споры, вовлекшие не только историков, журналистов, но и широкие слои демократической общественности, включая правительства многих государств. Одни утверждали, что для СССР, оказавшегося в дипломатической изоляции после провала переговоров с Великобританией и Францией о создании антигитлеровской коалиции, он был единственным шагом и чуть ли не примирил СССР и Японию 15 сентября – на Халхин-Голе, забывая о позорном поражении японцев, другие – договор нанес непоправимый удар по престижу государства, как союзника фашистской Германии.

Настораживает успокоенность многих политиков и исследователей в отношении признания правомерной самой возможности. предоставленной договором или соглашением, силой решать вопросы пересмотра границ третьих государств, якобы в целях безопасности и отведения угроз у границ. Так сегодня мыслят и действуют не только отдельные государства  и блоки, но и большинство населения в них, обработанное демократическими постулатами о борьбе с неугодными режимами, исторической «несправедливостью» и т.п. Долгие годы широкая общественность в Японии, к примеру, не желает мириться с потерей суверенных северных территорий по итогам второй мировой войны.

Правы и те, кто считает, что Гитлер надеялся вскоре вернуть территории, отписанные договором. Не бесспорны утверждения о бессмысленности западных «освободительных» походов Красной армии, которые потребовали значительных материальных и людских ресурсов и, попросту, подорвали боеспособность вооруженных сил и организованную подготовку к войне, а присоединенные территории впоследствии были преодолены агрессором в считанные дни.

XVIII съезд ВКП(б) (10-21 марта 1939 г.) предупреждал о возможной угрозе войны с Германией и Японией, недопустимости втягивания нашей страны в военные конфликты. В закрытой речи пере военными делегатами 23 марта 1939 года Ворошилов самоуверенно предупреждал: «Мы в основном уже очистились от шпионской мрази, но у нас еще агенты гестапо имеются и даже в рядах нашей армии. Если эти агенты будут доносить своим господам, что у большевиков дело спорится, части учатся, армия крепнет, то немцы не скоро на нас рискнут напасть, а если полезут, то получат должное. Мы им набьем при всех обстоятельствах, в этом я не сомневаюсь». [5]

Однако, уже 31 августа 1939 года на заседании Верховного совета СССР В.М.Молотов призвал отказаться от враждебного образа Германии в пропаганде и агитации.

В полном соответствии с разграничением сфер влияния СССР осенью 1939 года навязал Прибалтийским государствам пакты о взаимопомощи, ввел туда «ограниченные» воинские контингенты и санкционировал формирование новых правительств в «интересах социалистических преобразований».

И.В.Сталин помимо прямых договоренностей с Германией, пошел на решение проблем северных границ СССР, надеясь, что новые друзья не помешают это сделать. В октябре 1939 года начались переговоры с Финляндией с тем, чтобы отодвинуть границу на Карельском перешейке и взять в аренду участок территории у входа в Финский залив. Получив отказ на смену «дипломатическому долготерпению» пришло военное решение, и 30 ноября, после провокации на границе, СССР развязал войну с Финляндией.

И.В.Сталин именно 30 ноября, в день нападения на Финляндию, выступил с опровержением агентства ГААС, утверждавшего об агрессивных устремлениях Германии и Франции заявил, что агрессором является Франция и именно Германия предлагала Англии и Франции мирные предложения, которые поддержал и Советский Союз. Немцы в долгу не остались и в нацистской газете «Фелькате Беобахер» приветствовали операции СССР в Польше, поддерживали дружеский нейтралитет в отношениях с Финляндией и обвинили Лондон в деструктивном влиянии на Хельсинки. [6] Однако, европейское и мировое сообщество увидело в этой международной комбинации истинные цели СССР при видимом «нейтралитете» Германии и 14 декабря 1939 года Совет лиги наций исключил СССР из своего состава, осудив его действия против Финляндии.

По своей сути, война с Финляндией была наспех подготовленная в надежде обойтись малой кровью силами одного военного округа. В пропаганде использовались идеологические штампы: установление нового законного режима правительства Куусинена, оказание помощи пролетариату Финляндии в свержении антипартийной правящей верхушки. В умах большинства населения страны она была продолжением западных освободительных походов.

У финнов перед войной в обществе господствовали русофобские настроения, которые цементировали финский патриотизм, осуждение агрессивной политики сталинского режима, но в пропаганде от терминов «фашисты» и нацисты, в надежде на помощь Германии, уходили. Так что высокий моральный дух, стойкость и упорство финнов оказалось полной неожиданностью, как для военного руководства, так и личного состава Красной армии, участвующего в войне, тем более что встречали агрессора они на своей земле.

Маршал Карл Маннергейм, назначенный 30 ноября 1939 года Верховным Главнокомандующим армии Финляндии, вспоминал, что вопросами укрепления оборонительных линий на Карельском перешейке начали заниматься еще с 1931 года, но выделялись на это весьма ограниченные силы и средства. Но летом 1939 года, проявлением инстинктивной реакции финского народа на грозящую опасность стало поистине народное движение по добровольному строительству оборонительных укреплений. Добровольцы равномерным потоком шли со всей страны на Карельский перешеек, где представители всех групп населения в течение четырех месяцев трудились бок о бок, жертвуя своими летними отпусками во имя обороны страны. Практическую сторону организации работ взяли на себя отделения шюцкора. Кроме сбора значительных сумм добровольных пожертвований для финансирования строительства укреплений, в августе на Карельском перешейке были проведены крупные учения по отражению вторжения «желтых».

В сентябре был произведен призыв части резервистов войск прикрытия и морской обороны, офицеры и унтер-офицеры тремя очередями прошли в течение осени разовые сборы, а 14 октября начались учения резервистов с вручением каждому повестки для прикрытия мобилизации.

Финская делегация на переговорах с СССР была готова идти на уступки: отнести границу на прибрежном участке на 30 километров, выправить границу на Карельском перешейке и отнести ее на безопасное удаление от Ленинграда, вести дальше переговоры о передаче ряда финских островов, но на аренду полуострова Ханко, что на территории Финляндии и уничтожение всех оборонительных укреплений на границе оно согласиться не могло.

«Финский народ не изменил своей позиции. Все классы общества объединила патриотическая национальная точка зрения, чего еще ни разу не случалось в истории наше страны. Однако, никто не желал войны, никто не подстрекал к войне», – подчеркивал маршал. [7]

В Советском Союзе на дежурных митингах осуждался «финский милитаризм», но кое-где раздавались голоса недоумения по поводу вымышленных угроз со стороны Финляндии. Красная армия была не готова с минимальными потерями, как в освободительных походах, одержать победу, положение в ней не улучшилось после проведенных чисток, причем обострились старые болезни – халатность, расхлябанность и недисциплинированность на всех уровнях. В частях, сосредоточенных для боевых действий, особенно среди красноармейцев недовольных коллективизацией, высказывалось нежелание воевать на чужой территории и не понятно за что.

С вторжением на территорию противника у личного состава быстро угас наступательный пыл, в сознании воинов укреплялась боязнь коварства врага, зачастую осторожность превращалась в трусость, а мифы о невидимых снайперах-кукушках, парализовывала умы и чувства. Положение усугублялось умением финнов воевать в заснеженном лесу и истреблять в нем механизированные колонны наступающих войск красных. Жестокость сопротивления увеличивала потери, вызывала неразбериху, оставление техники, сдачу в плен и дезертирство. В каждом десятом письме на Родину, несмотря на угрозы, от участников войны с откровением сообщалось о трудностях и неудачах. Только с 25 января и по 29 марта 1940 года было задержано 3644 дезертира, из них 640 осуждено и 26 – расстреляно. На территории противника одни откровенно восхищались культурой быта и недоумевали, от кого же им приходилось освобождать финнов, а другие – открыто грабили и мародерствовали.

В своем донесении начальник особого отдела НКВД ЛенВО охарактеризовал партийно-политическую работу как слабую и не отвечающую уровню конкретных задач. Повсеместно положение дел в политдонесениях приукрашивалось. Вышестоящие политорганы помощи войскам не оказывали, бывали в частях наездами, особенно низкие моральные качества и профессиональную неподготовленность демонстрировали политработники, призванные из запаса, они не шли к личному составу и просиживали в землянках. Радио в работе не использовалось, листовки печатались безликие, в четырех выпусках газеты 13-й армии – лишь несколько общих фраз о военных действиях, оторванных от реальной боевой обстановки. Воинская дисциплина низкая, участились случаи дезертирства и самострелов.

Командующий 9-й армией генерал В.Чуйков докладывал, что за месяц боев в 1939 году в армии на 17 962 военнослужащих заведены уголовные дела, из которых более 40% составили случаи самострелов и дезертирства, массовый характер приняли преступления против местных жителей, комсостав нередко проявлял преступную халатность и проявление барахольства. Были пресечены некоторые случаи переговоров с солдатами финской армии. [8]

Армейская и дивизионная печать была отдана на откуп политорганам, которые ею практически не занимались и ни на что не ориентировали. Пропагандой боевого опыта и героизма бойцов газеты не занимались, тактика ночных боев, действий в условиях лесной и пересеченной  местности в них отсутствовала как таковая. [9]

Не иначе как политическим ляпсусом в деятельности заместителя наркома – начальника Главного политического управления РККА Л.З.Мехлиса было его неумение с началом войны определить основное содержание ее целей. С большим опозданием лишь через два месяца, 4 февраля 1940 года, в директиве №29 ГлавПУ «О задачах агитационно-пропагандистской работы в связи с Финляндским конфликтом» главной задачей Красной армии в конфликте являлось обеспечение безопасности Северо-западных границ СССР и Ленинграда. Директивой фактически признавалось, что об этом с началом боевых действий не говорилось и «на первый план выдвигалась интернациональная задача Красной армии по оказанию помощи финскому народу». Совершенно умалчивалось о превращении Финляндии в плацдарм для войны против СССР, Подчеркивалось, что каждый красноармеец должен знать, что он защищает Родину и неприкосновенность Ленинграда и связи с этим требовалось активизировать агитационно-пропагандистскую работу, организовать личный состав на разгром белофиннов. [10]

Сталин раньше, в январе месяце, в телефонном разговоре с Мехлисом строго указал по поводу ясности идеологического содержания конфликта и неспособности его ведомства правильно определиться с целями военных действий и совсем не случайно лозунг оказания интернациональной помощи финскому народу, опробованный в Западных походах, не сработал.

Приведенный «в соответствие» лозунг о безопасности Северо-западных границ и безопасности Ленинграда оставался фактически правом сильного ввиду угрозы слабого. Он и сегодня тиражируется многими исследователями, как оправдание правомерности агрессии Советского Союза против Финляндии, игнорируя возможности мирной дипломатии, равных прав и суверенитета в отношениях больших и малых государств.

Только вот, Мехлис, в действительности, медлил с изменением идеологического содержания основного лозунга в войне в ожидании прорыва наших войск на Карельском перешейке и стремительном их продвижении вглубь Финляндии, выходе его 9-й армии к водам Ботнического залива и безусловной капитуляции финнов, а некоторые наши современники никак не могут поверить, что главной политической целью войны с Финляндией было не только овладение безопасными приграничными территориями и финским полуостровом, а установление власти «Народного правительства» Куусинена, видного деятеля партии, о чем гласит памятная доска в начале одноименной улицы в г. Москве.

Сведения о реальном положении на фронте были строго засекречены. В официальной пропаганде говорилось о боях с жестоким и коварным противником, силе духа и отваге красноармейцев, подвигах героев, имена которых знала страна. Но правду о войне кроме военных, в части касающейся как до Великой Отечественной войны, так и много позже, никто толком не знал, тем более о потерях. Так, число убитых и без вести пропавших колеблется от 126 000 человек до полумиллиона, а, в общем, на одного финна пришлось пятеро убитых и замерзших с нашей стороны. По воспоминаниям генерала Ф.Ф.Кривда «накануне войны у большинства населения сформировалось положительное отношение к службе в рядах Красной Армии и Флота, в печати и по радио рассказывалось о героях и орденоносцах, участвовавших в военных конфликтах у озера Хасан, реки Халхин-Гол и войне с Финляндией. Но, несмотря на ободряющие призывы, освободить человечество от капиталистической эксплуатации, войне малой кровью и на чужой территории у всех нарастала тревога за судьбу Родины, т.к. в Европе во всю хозяйничали фашисты…»

Комиссар дивизии Е.Е.Мальцев вспоминал, что военная печать легко рассказывала о боевых действиях в войне с Финляндией, а о трудностях, потерях и коварстве противника ничего, а вот очевидцы рассказывали совсем другое. [11]

Ввиду провала молниеносной войны с Финляндией и неоправданно больших потерь, Москва была вынуждена отозвать обещания правительству Куусинена и стало на путь переговоров. Правительство Финляндии, несмотря на оказываемую ей помощь мировым сообществом и призрачность вступления в войну англо-французского экспедиционного корпуса, было вынуждено принять условия мирного договора, по которому 12 марта 1940 года оно уступало СССР полуостров Рыбачий на севере, часть Карелии с Выборгом, северное Приладожье, острова в Финском заливе, а полуостров Ханко передавали в аренду сроком на 30 лет.

Несмотря на геостратегические потери Финляндия сумела отстоять внешнеполитическую самостоятельность и, недолго сокрушаясь по утраченным территориям, 17 августа 1940 года вступила за спиной СССР в контакты с Германией, развитие которых стало гарантией от дальнейшей военной экспансии Советского Союза.

Осечка сталинской внешней политики произошла не только из-за упорного сопротивления финской армии и неоправдавшейся ударной силы РККА. Сыграли свою роль большое напряжение для ресурсов страны, угроза вмешательства западных стран, задачи по оккупации Бессарабии и большевизация Прибалтийских стран и конечно же, ожидание возможного нападения Германии.

Потери в войне оценивались, по утверждению В.Молотова, выступавшего на сессии Верховного Совета 29 марта 1940 года, павшими и умершими от ран 48 745 человек, у финнов как минимум 60 000 убитыми, без учета умерших от ран. Финская сторона сообщала о 24 923 убитых и умерших от ран своих воинов и около 200 000 человек, убитых и пропавших без вести у русских. Потери в боевой технике в Красной армии составили более чем 1500 танков и 700 самолетов. Были полностью разбиты пять дивизий: 44, 163, 73, 139, 18 сд и 34 танковая бригада. Половину личного состава потеряли 88, 122 и 54 стрелковые дивизии. [12]

Зимняя война, как теперь принято называть войну Советского Союза с Финляндией, показала реальный уровень боеспособности Красной армии, и это вызвало большую тревогу военно-политического руководства во главе с И.В.Сталиным. Не случайно, он лично присутствовал 14-17 апреля 1940 года на семи совещаниях устроенных ЦК ВКП(б) в Кремле по подведению итогов финской кампании и в условиях достаточно откровенности заслушал мнения более сотни командиров и политработников. Сталин подчеркивал справедливый характер войны, обезопасившей г. Ленинград, упрекнул многих выступающих о «шапкозакидательских» настроениях и «непобедимости» Красной Армии и подчеркнул, что пропаганда должна вдолбить нашим людям, начиная с командного состава и кончая рядовыми, что война это игра с некоторыми неизвестными, что там, в войне, могут быть и поражения и поэтому надо учиться не только наступать, но и отступать. Пора покончить с культом традиций и опыта гражданской войны и выдвижения командного состава в соответствии с их участием в Гражданской войне, а опыт и практику боевой учебы дополнить опытом современной войны». [13]

Как известно, многое из этого разговора так и осталось за закрытыми дверьми, и не было доведено до войск, но стало понятно, что грядут перемены и затронут уже не уважаемых героев Гражданской войны.

Специальной телеграммой редакциям всех военных газет Мехлис потребовал разъяснить всему личному составу, что подписание мирного договора с Финляндией – достижение того, чего нельзя было достичь мирным путем, т.к. финны не соглашались уступать территории без всякого обмена для обеспечения безопасности Северо-западных границ СССР, Ленинграда и Мурманска.

На подведении итогов войны с высшим командным составом Красной Армии нарком обороны К.Е.Ворошилов в докладе «Уроки войны с Финляндией» был предельно критичен и признал ошибки военного ведомства в войне, начавшейся 30 ноября 1939 года и продолжавшейся 104 с половиной дня. По его мнению, война, в которой участвовало свыше 600 тысяч человек личного состава, носила ожесточенный характер. Он признал, что наркомат обороны недостаточно серьезно подошел к подготовке боевых действий и выделил для участия в них недостаточно сил ввиду незнания противника и театра военных действий, учета зимних условий и неподготовленности снаряжения и обмундирования. Сказалось отсутствие на вооружении сухопутных войск легких пулеметов и ротных минометов. Была допущена «переоценка» возможностей оборонительной линии Маннергейма, а авиация и артиллерия мельчила по отдельным целям.

Нарком отметил слабость дивизий, развернутых приписным составом на базе кадровых, так называемая «тройчатка» ввиду их неудовлетворительной подготовки и низкого политико-морального состояния. Он приказал лучше изучать приписной состав и учиться развертыванию войск, оценил состояние воинской дисциплины как заведомом слабую и порождающую неуверенность в своих силах, растерянность, особенно в тылах, и наличие там наряду с дезертирами большого числа «бесхозных» солдат. Отмечались многочисленные случаи неповиновения старшим и неисполнения приказов.

Как вынужденное признание недочетов и неудачных назначений, явилась оценка обновления руководящих кадров в 1938-1939 годах в округах, штабах, корпусах, дивизиях и полках.

Многих из числа даже высшего руководства т. Сталин был вынужден снять, так как их действия не только не приносили пользы, а были признаны заведомо вредными.

Действия финнов оценивались как неплохо подготовленные к сопротивлению не в пример чехословакам и полякам. Армия  финнов оказалась хорошо организована, обучена действиям и тактике мелких подразделений на пересеченной местности и в лесу, установке минных заграждений. При строительстве инженерных сооружений и укрепрайонов с помощью англо-французов финны проявляли изобретательность и маскировку. По мнению Ворошилова цементировал финскую армию «белогвардейский» финский шюцкор – военизированный охранный реакционный корпус, входящий в состав вооруженных сил и насчитывающий более 150 тысяч человек.

В заключении К.Е.Ворошилов оценил действия 8, 9, 13-й армий как хорошие, работу связи, как значительно лучшую по сравнению с действиями на Хасане и Халхин-Голе, на Западной Украине и Белоруссии, а политико-моральное состояние «несмотря ни на что», как высокое с неослабевающим патриотизмом.

ЦК, Правительство и товарищ Сталин, заверил он, могут гордиться высокой политической и моральной стойкостью нашей армии. [14] Иначе он и не мог сказать, но время потребовало от высокого военного командования не только личной преданности и признания своих ошибок, но и нового взгляда на уровень боеготовности и боеспособности Вооруженных сил. Новым Наркомом обороны 7 мая 1940 г. был назначен С.К.Тимошенко, командовавший Северо-Западный фронтом в войне с Финляндией, бывший комдив из конармейцев, но более подготовленный и опытный военачальник. За К.Е.Ворошиловым было оставлено почетное место в шеренге с вождем в структуре СНК.

Директивой начальника ПУ РККА №79 от 14 марта 1940 года было поручено организовать сбор материала и обобщение опыта партийно-политической работы в боевых условиях в политотделах армий и к 1 апреля представить их в политуправление РККА. Был предусмотрен выпуск сборников партийно-политической работы в боевой обстановке на Халхин-Голе и освободительных походах. На каждого политработника должна быть заведена специальная анкета и по итогам войны дана боевая характеристика. Некомплект политических кадров в подразделениях планировалось покрыть направлением в 6-ти месячные Военно-политические училища сержантов, а при Военно-политической академии провести два сбора по полтора месяца руководителей парткомов общим числом в 1200 человек.

В присутствии нового Наркома обороны 13 мая 1940 года пришлось держать ответ Л.З.Мехлису. Выступая по проблемам идеологической работы, как ему казалось, в духе новых требований, он резко осудил шапкозакидательство и отставание в вопросах военной идеологии и призвал покончить с культом Гражданской войны и зазнайством его участников. По его мнению, в искажении лозунга непобедимости Красной армии были повинны школярство, неумение вести пропаганду и цензура. Страна нуждалась в новых «старых» полководцах типа Суворова, Кутузова, Багратиона против развенчанных к 1938 году Щорса, Котовского, Пархоменко и Лазо. В политической пропаганде следует сосредоточиться на изучении Краткого курса ВКП(б).

Новый нарком обороны маршал Советского Союза С.К.Тимошенко потребовал от высшего командно-политического состава РККА соизмерять свое участие в управлении войсками, прежде всего, с учетом боевого опыта войны с Финляндией, что нашло отражение при проведении многочисленных штабных тренировок. Абсолютное большинство занятий, включая политические занятия и политические информации, начали проводить непосредственно в поле. Однако, зачастую учебно-воспитательный процесс, и особенно в приграничных округах, был затруднен в связи с многочисленными переформированиями по новым штатам и поступлением в войска сотен тысяч нового пополнения личного состава. Специальным постановлением из запаса были призваны 50 000 коммунистов из приписного командно-политического состава. [15]

Нарком обороны принял ряд решительных мер по укреплению воинской дисциплины и порядка в армии. Он инициировал проверку содержания военнослужащих на гауптвахтах в июле 1940 года в Ленинградском, Киевском, Уральском, Приволжском и Закавказском военных округах, а также в крупных военных гарнизонах. Повсеместно содержание под арестом военнослужащих не отвечало требованиям воинских уставов. К работе и занятиям они не привлекались, разрешалось курение и общение с посторонними лицами и даже выход за пределы гауптвахт, посуда не мылась, постельное белье не менялось. Нарком потребовал от Военных советов устранить недостатки в кратчайший срок.

Приказ НКО №0166 от 30 июня 1940 года потребовал повести решительную борьбу с нахождением в военных госпиталях различного рода проходимцев и аферистов, не имеющих никакого отношения к армии.

Приказом от 19 июля 1940 года требовалось усилить работу по борьбе с самовольными отлучками и дезертирством, предавать суду рядовой и младший командный состав по решению командиров дивизий, средний начальствующий состав по решению Военных советов округов и флотов.

Основными причинами самовольных отлучек и дезертирства являлось незнание большинством военнослужащих всей ответственности за эти преступления, укрывательство их со стороны командиров, нежелание проводить расследование и доносить установленным порядком, формальная проверка наличия личного состава при нахождении в строю и на утренних осмотрах.

Самовольщиков и дезертиров приказывалось по решению военного трибунала направлять в дисциплинарные батальоны, организуемые в военных округах, где служба шла не в зачет, вводился 12-ти часовой рабочий день и куда специально отбирались командиры, способные поддерживать твердый уставной порядок и дисциплину.

Введенный 26 июня 1940 года единый выходной был срочно отменен в соответствии с выходом Указа Президиума Верховного совета от 28 июня, который вводился в РККА приказом НКО №199, что требовало перейти на семидневку и запретить кому-либо уходить со службы без разрешения вышестоящего командира и, разумеется,  все это должно было способствовать дисциплинированности личного состава и отвечать духу времени.

Запрещалась любая критика принимаемых мер по укреплению воинской дисциплины руководящим составом, 11 июля 1940 года были введены товарищеские суды для начальствующего состава, как крайняя мера после дисциплинарных мер. Специальным приказом НКО №175 от 22 июня 1940 года разъяснялись основные положения приветствия военнослужащих в строю и вне строя. [16]

Командование Ленинградского военного округа, прочувствовав принимаемые меры, в донесении о политико-моральном состоянии личного состава от 15 сентября 1940 года извещало, что весь личный состав с чувством глубокого удовлетворения воспринял Указы Правительства о переходе на 8-часовой рабочий день без выходных, а также повышение ответственности военнослужащих за самовольные отлучки и дезертирство, что привело к резкому укреплению воинской дисциплины и выявлению лиц, склонных к уклонениям от службы и нарушениям. [17]

Своеобразным итогом принимаемых решительных мер по борьбе с самовольщиками и дезертирами явился приказ НКО от 5 октября 1940 года с данными об осужденных военнослужащих за эти проступки. Если в июле было осуждено 936 человек, то в августе 4588, а за первую декаду сентября 2474. Нарком потребовал повсеместно насаждать уставной внутренний порядок и воспитательную работу.

Приказом Наркома №174 от 20 июня 1940 года была введена служебная книжка красноармейца, как необходимый личный документ, который должен был помочь ликвидировать безответственность в учете военнослужащих и подчеркнуть особый статус защитника Родины, приравнивая книжку к паспорту гражданина СССР, имевшегося у всех граждан, кроме членов колхозов.

Заместитель наркома обороны Мехлис, пытаясь уловить новые веяния, потребовал от партийных организаций повести решительную борьбу с дезертирством и самоволками и взять эту работу на особый контроль. Еще раньше в мае месяце он потребовал прекратить любую критику руководящего командно-политического состава и при даче партийных характеристик командиру и комиссару не заслушивать их отчеты, а ограничиваться лишь рекомендациями.

Политорганам и партийным организациям запрещалось вмешиваться в функции командного состава, заслушивать доклады командиров полков по боевой и политической подготовке, а политические занятия впредь запрещалось проводить за счет часов, выделенных на боевую подготовку. Командирам было приказано находиться неотлучно со своими подразделениями и не покидать казарм. При этом нарком потребовал от комиссаров воспитывать у командиров культурность и полководческие качества. Все эти требования были закреплены соответствующими приказами НКО №0131 и 0120. [18]

Не иначе, как поиском оригинального подхода к укреплению воинской дисциплины, Мехлис своей директивой от 30 августа 1940 года отменил проведение юридических консультаций, вечеров вопросов и ответов в ленинских комнатах и назвал эту работу ложным демократизмом, идущим вразрез с насаждением советской воинской дисциплины и авторитета командира. Вместо этого он «дежурным призывом» потребовал добиваться, чтобы постоянно красноармейцы и младшие командиры получали ответы на интересующие их вопросы. [19]

Своеобразным сигналом грядущих  перемен в отношении института военных комиссаров явилась директива Л.Мехлиса от 29 июля 1940 года №219 о переименовании политуправления РККА в Главное управление политической пропаганды Красной армии. В ней особо подчеркивалось необходимость разъяснить личному составу, что это мероприятие не чисто технический акт, а стремление руководства повернуть политорганы, партийные и комсомольские организации к вопросам политической пропаганды и агитации и соответствующим образом перестроить свою работу, чтобы политическая пропаганда и агитация стала главным содержанием их работы. Мехлис подписал директиву уже в ранге начальника Главного управления политической пропаганды РККА (ГУПП РККА). [20]

Затем последовал следующий шаг – решение о введении единоначалия и отмене института военных комиссаров, принятое вначале на Политбюро ЦК ВКП(б) и оформленное соответствующим Указом Президиума Верховного Совета СССР, введенное приказом НКО от 12 августа 1940 года. В приказе НКО, объявляющем Указ «Об укреплении единоначалия в Красной армии и на флоте» говорилось, что институт военных комиссаров выполнил свои основные задачи, а командные кадры окрепли настолько, что смогут перейти к полному единоначалию. При этом положение о военных комиссарах от 15 августа 1937 года подлежало отмене. Вводился институт заместителей командиров по политической части до корпуса включительно, а в объединениях и округах политотделы и политуправления переименовывались в отделы и управления пропаганды и агитации, а их начальники назначались заместителями по пропаганде и агитации. [21]

Данное решение явилось долгожданным и необходимым следствием понимания роли единоначалия как единственного правильного и возможного фактора в управлении войсками, тем более новым руководством уже принимались энергичные меры в этом направлении. Бесспорно, что оно было принято из практики функционирования института военных комиссаров в войне с Финляндией, тем не менее, в литературе бытует мнение, что группе военачальников во главе с маршалом С.К.Тимошенко удалось убедить И.В.Сталина в его необходимости. Историк Ю.Жуков пишет, что несомненно, Главным военным Советом было принято решение об упразднении военных комиссаров. [22]

Не иначе, как «интересной частной чертой реорганизации Красной армии явилась ликвидация политического руководства в войсках», — по своему оценил отмену института военных комиссаров К.Маннергейм. [23] В войне с Финляндией связка командир – комиссар показала свою полную несостоятельность и привела к тяжелейшим потерям, которые Красная армия не несла со времен Гражданской войны. Командиры в большинстве своем, неподготовленные и неопытные, действовали поначалу неуверенно с оглядкой на комиссаров и НКВД, а военные комиссары, как кадровые, так и призванные из запаса, со слабым знанием военного дела, ничем помочь им не смогли, и большую часть времени, в ущерб своему основному предназначению, просиживали в землянках и блиндажах на удалении от передовой.

Подобное положение не прошло мимо внимания К.Маннергейма и он, отдавая должное политрукам, вынужденным на первоначальном этапе войны восстанавливать порядок в подразделениях и всеми средствами заставлять их идти в атаку, справедливо замечал, что необходимость одобрения приказа со стороны политического органа вызывала задержку и путаницу, ослабление инициативы и желания нести ответственность. Не обошел он и последствия чисток среди командного состава, что, на его взгляд, повлияло на уровень образования и компетентности кадров. [24]

Лично Мехлис, с готовностью напросившийся в ранге заместителя Наркома обороны в члены Военного совета 9-й армии, повел себя также, как на Хасане и вносил своими действиями нервозность и нездоровые отношения не только среди Военного совета армии, но и фронта. Он непосредственно приложил руку к расправе над командованием 163, 44, 18 сд и 34 танковой бригады. Правда, за спиной Мехлиса смог уцелеть, как военный, командарм 9 армии В.И.Чуйков, которому в той войне, то ли в силу неготовности, то ли отсутствия опыта проявить себя не удалось.

Введение полного единоначалия заставило руководство страны задуматься не только о прекращении массовых репрессий в армии и на флоте, но и об ухудшении международной обстановки и опасности новой войны, несмотря на подписанные с Германией мирные договоренности.

На семинаре пропагандистов-международников в Москве помимо положительной оценки мирных договоров Л.Мехлис поднял вопрос о второй империалистической войне, бушующей в Европе.

В директиве от 4 сентября 1940 года о партийно-политической работе с новым призывом в Красную армию и увольнением в запас военнослужащих, прямо говорилось, что мы живем в военное время, когда на Западе и Востоке полыхает пожар мировой войны. [25]

В конце июля Мехлис почему-то издал директиву об отмене социалистического соревнования среди комсомольских организаций и награждения лучших из лучших знаменами, грамотами и денежными премиями, в том числе и знаменами ЦК ВЛКСМ. Считалось, что выделение комсомольцев из общего числа соревнующихся, отвлекало их от борьбы за честь части и порождало излишнее хвастовство. [26]

В организационном плане ГУПП РККА оставалось в структуре наркомата обороны и обладало правом издавать директивы и распоряжения только по вопросам партийно-политической работы обязательных для управлений и отделов политической пропаганды и агитации, политорганов соединений. Однако, его положение во взаимоотношениях с ЦК ВКП(б) на правах отдела было утрачено. Вопросы, относящиеся к главным направлениям партийно-политической работы, становились предметом обсуждения на Главном военном Совете, а остальные рассматривались наркомом обороны с изданием соответствующих приказов. Таким образом, в Красной армии с большим опозданием был наконец-таки запущен механизм сложной психологической перестройки не только во взаимоотношениях командиров и политработников, но и персональной ответственности командных кадров за уровень боевой и мобилизационной готовности, политико-морального состояния личного состава и воинской дисциплины вверенных им частей, соединений и объединений, а у политсостава – пересмотра своих властных и контрольных функций в сторону активной работы с людьми, как своему главному предназначению.

Существенное ограничение в правах бывших комиссаров, работников политорганов поначалу вызывало у многих, помимо недовольства, разочарование и растерянность. Так, к примеру, в письме в ГУПП РККА от 28 августа 1940 года комиссар 104 сп Маркишев заявил, что в связи с введением института заместителей командиров по политической части, он не желает быть в подчинении командира, который, по его мнению, стоит ниже его в подготовке к руководству полком. Письмо было рассмотрено, и бывший комиссар был снят с должности и переведен на хозяйственную работу. [27]

Большинство командного состава положительно восприняло решение о введении единоначалия и надеялось, что во многом безграничной власти комиссаров пришел конце, тем более, что у многих с ними были натянутые отношения. Не случайно, маршал Г.И.Кулик на совещании руководящего состава РККА 23 декабря 1940 года съязвил: «Товарищи политработники еще не нашли себя, не нашли своего места, растерялись, то они власть делили, а теперь воспитывать надо, работать!». Недоумение выражал только низовой состав по поводу того, что т. Сталина неправильно информировали о роли военных комиссаров в боевой жизнедеятельности. [28]

Весьма знаковой по своему содержанию, в плане оценки партийно-политической работы и определения ее новых задач, особенно в области резкого улучшения политической пропаганды и агитации, явилась директива №20 от 28 августа 1940 года «О перестройке партийно-политической работы с целью выполнения ее задач, повышения боевой готовности армии и укрепления воинской дисциплины». Над нею с многочисленными правками и дополнениями работал Л.Мехлис, являвшийся до 6 сентября 1940 года начальником ГУПП РККА. Документ, подписанный им, разительно отличался от того, что он сам писал и говорил совсем недавно, в 1937-1938 годах.

В директиве подчеркивалось, что политика всемирного укрепления единоначалия и советской воинской дисциплины является одним из главных мероприятий по превращению Красной армии в современную вооруженную силу. В то же время, многие командиры и политработники не поняли этого.

Борьба с аморальными явлениями в ряде округов и армий велась только на словах с покровительством к нарушителям и поиском в партийных и комсомольских организациях смягчающих обстоятельств, а конкретная работа по укреплению дисциплины и боевой готовности на деле подменялась незнанием приказов и директив.

Отделы политической пропаганды очень любят бумагу и медленно переключаются на живую работу с людьми. Введение заместителей по политической части и переименование политических управлений требует поворота партийно-политического аппарата к вопросам политической пропаганды и агитации, всемерному укреплению воспитательной работы и обучению политработников искусству действовать большевистским словом, убедительным и доходчивым до масс. Работа непосредственно в подразделениях подменялась планами вместо живого слова.

На службу укрепления боевой и политической подготовки и советской воинской дисциплины должны быть приведены в действие все рычаги: пропаганда марксизма-ленинизма, агитация, политзанятия, индивидуальные и групповые беседы, печать, кино, ДКА, клубы, ленкомнаты, библиотеки, красноармейская самодеятельность.

Партийные и комсомольские организации, несмотря на то, что они выросли и окрепли, не являлись школой большевистского воспитания и мало вникали в боевую и политическую подготовку, быт военнослужащих. Партийные организации находятся в плену гнилого либерализма к нарушениям, самоустранились от руководства пропагандой марксизма-ленинизма, от контроля политического образования кадров и, к сожалению, сами командиры не проявляют в этом примера.

Кадры инструкторов пропаганды раздергиваются на выполнение посторонних задач, вся воспитательная работа сводится к проведению политзанятий и политинформаций, проводимых в отрыве от жизни частей и подразделений. Важнейшие документы разъясняются разовыми беседами, дивизионные газеты не используются как средство воспитания. Агитационная работа недооценена и находится в роли пасынка. Многочисленные вопросы красноармейцев находятся без ответа.

В работе с воинами нерусских национальностей проявляется замкнутость и элементы великодержавного шовинизма, национальная политика партии недооценивается.

Изучение сопредельных государств политорганами не проводится, необходимые материалы не накапливаются, лекции проводятся от случая к случаю.

ДКА плохо обслуживают военнослужащих, во главе их зачастую стоят люди с низкой культурой и исполняют функции комендантов. Кинопрокатные базы отданы на откуп киномеханикам, которые подбирают кино по своему вкусу.

Библиотеки в воспитательной работе используются плохо, никто не интересуется, что читает личный состав. В загоне литература по сопредельным странам и антирелигиозная литература. Огромное количество книг похищено.

Наглядная агитация брошена на откуп всевозможных художников, в ней нет политического содержания. Физкультура не стала массовой, в работе ансамблей и театров не выдерживается политическая сторона, революционные и народные песни не исполняются. В работе с семьями преобладают доклады, они не вовлекаются в трудовую деятельность и помощь Красной армии в службе и деятельности.

Начальник ГУПП РККА посчитал необходимым придать пропаганде и агитации боевой характер и целеустремленность, конкретность, исходя из районов и мест дислокации, сделать ее гибкой.

Быть в гуще масс, вести работу на стрельбищах, полигонах, на тактических занятиях, как этого требует Нарком обороны маршал Тимошенко, сделать роту центром пропагандистской и агитационной работы, бумажное планирование заменить инструктажем и показом как надо работать, не перекладывать работу на  низовых агитаторов.

Не транжирить пропагандистские кадры и использовать их по предназначению.

В противоположность своим требованиям ранее проводить политзанятия не в счет часов на боевую подготовку, Мехлис порекомендовал вернуться к директиве №282 от 20 ноября 1939 года, где говорилось об участии в воспитательной работе всего начальствующего состава, что политрук являлся центральной фигурой в воспитании, а комиссар руководителем воспитательной работы и первым пропагандистом.

Политзанятия было предписано проводить по 2 часа 3 раза зимой и дважды летом каждую неделю. Групповоды и их заместители должны отдаваться приказом по части, а проведение семинаров с ними в масштабе части – планироваться за 10 дней перед изучением новых тем. При этом красноармейцы должны были изучать новый политучебник, который кстати так и не был выпущен и затерялся на стадии обсуждения.

В центре воспитательной работы должно было стоять воспитание пламенного патриотизма, разъяснение пагубности измены родине, бегства с поля боя и сдачи в плен.

При управлениях пропаганды и отделах создавались семинары по марксистско-ленинской подготовке, международной обстановке, антирелигиозной пропаганде. Все семинары должны были проводиться во внеслужебное время. Инструктивные доклады для агитпросветколлектива частей также должны были проводиться во внеслужебное время.

Политинформации предписывалось проводить во внеслужебное время ежедневно по тридцать минут, привлекая к их проведению командиров, политработников, представителей партийных и комсомольских организаций и наиболее подготовленных политруков.

Директива наделяла правом подписи и выдачи партийных документов начальников отделов пропаганды и агитации и их заместителей. [29]

Взыскательному анализу была подвергнута работа партийных комиссий, к которым должны были развернуться инструкторы политической пропаганды. В директиве от 18 августа 1940 года отмечалось, что они стали на путь подмены командного состава и на своих заседаниях заслушивали доклады командиров о ходе боевой и политической подготовки, состоянии воинской дисциплины и постановки пропагандистской работы. Это было особенно характерно для СКВО и САВО, 17-й армии. Парткомиссии отдавали указания командирам и занимались проверкой внутреннего порядка.

Требовалось пересмотреть содержание деятельности парткомиссий и переключить их на вопросы индивидуального приема в партию, изжитию формализма в рассмотрении дел, погони за количеством принятых в партию. В Красной армии насчитывалось свыше 6000 кандидатов в члены ВКП(б) принятых еще до 1937 года, а 226 человек состояли в них свыше 10 лет, а 3135 от 7 до 9 лет. Вполне объяснимыми могли быть факты продления кандидатского стажа на определенное время наличием каких-либо претензий, как «шероховатостями» биографии, что побуждало председателей комиссий и их членов «не замечать» происходящего.

Парткомиссии устранились от борьбы с нарушителями воинской дисциплины, пьянством коммунистов и невыходами их на службу. Так, в гарнизоне Реутово за невыход на службу коммуниста в течении 8 суток, ему был объявлен выговор без занесения, а исключенный парткомиссией 129 сд Темиргалиев за утерю партбилета, в связи с неубытием на фронт, окружной парткомиссией Приволжского военного округа был оставлен в партии. В 1940 году утери партбилетов возросли в связи с войной на 76,4% по отношению с 1939 годом.

Начальникам управлений и отделов политической пропаганды приказывалось проверить работу партийных комиссий и особенно по укреплению воинской дисциплины, запретить заслушивание командиров и непосредственное руководство партийными комиссиями соединений со стороны окружных парткомиссий. Необходимо было изучить все дела кандидатов с просроченным стажем и ввести в практику работы информирование парторганизаций о работе партийных комиссий. [30]

Мехлис своими указаниями потребовал от армейских и дивизионных газет прекратить третирование отдельных командиров, запретить критику командного и начальствующего состава от командиров рот и выше и в целом газеты должны были быть ориентированы на красноармейцев и младший командный состав. [31]

Директивные указания Л.Мехлиса по улучшению партийно-политической работы в целом правильно отражали ее состояние, отчасти затрагивали проблемы единоначалия, но, вместе с тем, они показывали, что преуспев в поисках врагов и шпионов, воспитательные структуры безнадежно упустили время и оказались в самом начале поиска своего пути в работе с людьми перед грозными испытаниями.

К 6 сентября 1940 года Сталин определился с дальнейшей судьбой своего ставленника Мехлиса, члена ЦК ВКП(б) и Оргбюро ЦК, члена Президиума Верховного Совета СССР и не без учета его прежних заслуг, усердия по продвижению единоначалия в РККА назначил его председателем Госконтроля СССР. Ровно через месяц на должность начальника ГУПП РККА был назначен начальник управления пропаганды и агитации МВО Запорожец Александр Иванович, участник Гражданской войны, бывший комиссар стрелкового полка и дивизии, член Военного совета Московского военного округа.

В акте передачи дел от т. Мехлиса т. Запорожцу было отмечено, что некомплект политсостава от 70 098 чел. по штату составил 4008 человек, 77,36% политработников имели военно-политическое образование в объеме военно-политических училищ и курсовой подготовки, 7,86% имели высшее образование, остальные неполное среднее образование. Более половины политработников имели военное образование в объеме полковой школы, а 11,86% не имели никакой военной подготовки. [32]

В соответствии с Приказом Наркома обороны к 1 января 1941 года в целях освобождения от политработников, обладающих низкой общей грамотностью и политической неподготовленностью, зазнайством и антипартийными настроениями весь политсостав должен был пройти переаттестацию на предмет соответствия новым должностям, перевода ряда политработников с соответствующим уровнем военных знаний на командную работу, а остальных на административно-хозяйственную и увольнение в запас.

В соответствии с Указом от 12 августа 1940 года от 10 сентября 1940 года приказом НКО были ликвидированы постоянно действующие в бригадах, дивизиях и корпусах военно-политические совещания и их созыв впредь мог разрешаться по необходимости, а 12 сентября были упразднены должности помощников заместителей командиров эскадрилий по политчасти с направлением освободившихся кадров на должности замкомэска по политчасти.

Приказом наркома от 21 октября 1940 года были введены заместители политруков, которые назначались командирами соединений из числа проверенных и политически грамотных красноармейцев – комсомольцев и кандидатов в члены ВКП(б) после прохождения 3-х месячных курсов. Они подчинялись командирам подразделений и расчетов и вели работу среди красноармейцев по заданию командиров и их заместителей по политической части. Красноармейцы и младшие командиры были обязаны приветствовать заместителя политрука первыми. В конце 2-го службы заместители политруков могли сдать экзамен на звание младший политрук запаса.

Несмотря на введение платного среднего и высшего образования в СССР в 1940 году весь средний и старший командно-политический состав был обязан сдать экзамен за среднюю школу, а младший начсостав за семилетку.

На начальников отделов политической пропаганды были возложены обязанности по организации при ДКА курсов по изучению иностранных языков со сроком обучения в 2 года для ранее изучавших язык и 4 года для всех остальных. При клубах воинских частей с апреля 1941 года планировалось организовать группы малограмотных для подготовки экзаменов за семилетку, а так же группы по изучению русского языка. [33]

Планировать партийно-политическую работу предлагалось в управлениях политпропаганды на квартал, в отделах ежемесячно с перечнем мероприятий в соединениях и частях. В частях планирование проводилось на месяц в хронологическом порядке с указанием времени, места и ответственных за мероприятия. В ротах составлялся календарь мероприятий на 2 недели. Утверждались планы соответствующими военными советами и командирами. Каждый политработник обязан был иметь личный недельный план.

Политические информации во изменение прежних указаний директивой №3 от 8 января 1941 года требовалось проводить в дни свободные от политзанятий во внеучебное время по 30 минут.

В положении о Ленинских комнатах от 6 декабря 1940 года в Красной армии подчеркивалось, что они являются местом политического воспитания и партийно-политической работы, а так же организации отдыха красноармейцев. Мероприятия планировались на 15 дней и проводились под руководством заместителя командира по политчасти. Было целесообразно проводить социалистическое соревнование с другими ленкомнатами 2 раза в год в соединениях и частях. В Ленинской комнате должны были быть портреты Ленина и Сталина, членов Политбюро ЦК ВКП(б), народного комиссара обороны, тексты Конституции и военной присяги, закон о каре за измену Родине, газеты, боевые листки и географические карты. [34]

Директивой №4 от 15 января 1941 года к 15 апреля с.г. в целях улучшения военно-патриотического воспитания должны были быть написаны истории частей и соединений и их боевой путь. Для этой работы привлекались наиболее подготовленные и грамотные люди под руководством командиров и их заместителей по политической части, а также члены Союза писателей. Истории должны были публиковаться в дивизионных газетах, а вторые экземпляры высылаться в ГУПП РККА. В ДКА, клубах, ленкомнатах на стендах необходимо было отразить боевой путь частей и соединений.

Только в Прибалтийский военный округ были направлены семеро писателей – членов Союза писателей: В.Гроссман, Ю.Бершадский, А.Твардовский, А.Тарасенков, Ф.Кноппе, Л.Френкель, Л.Шаповалов. В марте они были заслушаны на заседании обороной комиссии Союза Советских писателей и все они отметили, что для этой работы десятидневной командировки было недостаточно. [35]

В целом, как казалось тогда, с образованием ГУПП РККА работе с людьми был дан мощный импульс и оставалось на практике заниматься конкретным делом в целях мобилизации всех военнослужащих на решение стоящих перед Красной Армией задач по обеспечению безопасности социалистического государства.

Впрочем, как это часто случается, не обходилось и без курьезов, то ли по глупости, то ли преднамеренно. Так, 9 октября 1940 года, на линейном корабле «Марат» Балтийского флота перед посещением наркома рабоче-крестьянского Красного флота Н.Г.Кузнецова краснофлотец Котов получил от командира, капитана 1 ранга Фельдмана, беспартийного, распоряжение навести порядок в служебных помещениях и каютах и убрать лишние бумаги, портреты, дерево и бумагу. Вместе с «лишними» Котов снял многие портреты вождей партии, лозунги, выбросил всю политическую и художественную литературу, что породило законное возмущение ряда офицеров и моряков. Командир линкора был отдан под суд, а его заместитель по политической части батальонный комиссар Усов уволен в запас. К сожалению, о судьбе краснофлотца ничего неизвестно. [36]

Однако, видимые усилия по перестройке партийно-политической работы не коснулись главного, ее содержания. С подписанием мирных договоров с Германией советская пропаганда стала на путь умиротворения и замалчивания очевидного, а попросту обмана населения и личного состава вооруженных сил. Из политической пропаганды была срочно изъята антифашистская направленность, беспощадно пресекались даже самые безвинные намеки на саму возможность войны с Германией. В целях обеспечения спокойствия граждан и их благополучия информация тщательно фильтровалась и доводилась дозировано, что для широких масс, что для служебного пользования и только в узких кругах разрешалось иногда высказываться между собой под грифом «секретно».

Примером нарушения этой заповеди явилось, казалось бы, ничем не примечательное выступление Всесоюзного старосты – Председателя Президиума Верховного Совета СССР, М.И.Калинина в сером приземистом здании Военно-политической академии им. В.И.Ленина по улице Садово-Кудринской  19 сентября 1940 года. В этот же день выступления Калинина перед слушателями академии главный редактор газеты «Красная звезда» Е.Болтин, в стремлении блеснуть оперативностью в подаче материала, своим решением опубликовал основные положения речи, за что был немедленно снят с должности. Просмотр выступления вроде бы ничего особенного не говорил, но за общими фразами о необходимости изучать военное дело, о слабом воспитании на героических традициях сегодняшнего дня и преобладании в нем героики Гражданской войны, Михаил Иванович почему-то упомянул о работе политсостава по восстановлению боеспособности полка и дивизии при больших потерях и пресечению у бойцов трусости и паники, а также обратил внимание на овладение широкими массами гражданского населения основами военного дела, чтобы с началом войны нести меньшие потери. Именно  эти выдержки из речи М.И.Калинина в ЦК ВКП(б), на которые которое должно было быть официальное разрешение при публикации материала, посчитали недопустимыми и преждевременными даже для категории слушателей академии, будущих заместителей командиров полков по политической части. [37]

Опубликованная в «Комсомольской правде» от 21 мая 1941 года статья «Учение Ленина-Сталина о войне», в которой призывалось покончить с пацифизмом, готовить молодежь к службе в армии, а население и армию для уничтожения капитализма, вызвала крайне негативную реакцию и закончилась увольнением всех, кто был к ней причастен. [38]

Впрочем, высказаться публично по вопросам политической пропаганды не посмел бы ни начальник ГУПП РККА А.И.Запорожец в ранге заместителя НКО, предоставленного ему в марте 1941 года, ни нарком обороны маршал С.К.Тимошенко. Оба они пользовались правом коллективного мнения Главного Военного совета при НКО СССР, ставшего своеобразным фильтром политического содержания приказов и директив.

Пожалуй, не менее, как до уровня обсуждения политической части военной доктрины государства было поднято рассмотрение политического учебника для красноармейцев, который еще в 1939 году потребовал издать Мехлис. Макет учебника был готов и после коллективного обсуждения в ПУ РККА мог быть издан, но, в связи с войной и затем переформированием в ГУПП РККА, было принято решение доработать его.

К концу 1940 года макет учебника поступил членам Главного Военного совета при НКО и 11 декабря 1940 года на очередном заседании Совета был принят к обсуждению. Особый интерес представляла 3-я глава учебника о капиталистическом окружении СССР и неизбежности столкновения с капиталистическим миром и задачами Красной армии по повышению боеготовности. Однако, на первом заседании она не обсуждалась, т.к. т. А.Жданов заявил, что нужен популярный учебник, а представленный материал подготовлен в отрыве от знаний красноармейца и следует подчеркнуть важность дружбы народов СССР для обороны страны. Нарком обороны т. С.Тимошенко отметил, что к учебнику заявлены слишком большие требования, необходимо проще излагать материал, сократить объем и убрать из него полный курс истории ВКП(б). С учетом других выступающих был дан месяц на переработку макета.

Вторичное обсуждение состоялось 15 апреля 1941 года, на котором выступило более 30 человек и, наконец, при очередном обсуждении в начале июня 1941 года все согласились с представленной концепцией, но было подчеркнуто, что войны будут вестись на территории врага и это будет война за интересы трудящихся. В соответствии с положениями речи т. Сталина 5 мая 1941 года перед выпускниками военных академий было предложено изъять на стр. 149 – «Если созреет революционный кризис и власть буржуазии будет ослаблена, то СССР пойдет войной против капитализма на помощь пролетарской революции»; на стр. 155 – «не исключена возможность, что СССР будет вынужден в силу сложившейся обстановки взять на себя упреждающие наступательные действия». [39]

Следующего заседания Главного Военного совета так и не состоялось и можно лишь предполагать, о чем говорили на политических занятиях с 1939 года, когда политучебника у красноармейцев не было.

Материал сборника агентурных донесений от мая 1939 года также предназначался для осведомления узкого круга лиц, а между тем, уже открыто прозвучало предостережение в отношении новых партнеров по договорам. «…Покончив с Польшей, Германия со всей яростью обрушится на западные демократии, сломит их гегемонию, указав одновременно и Италии более чем скромную роль. После того, как будет сломлено сопротивление западных демократий, последует крупная схватка Германии с Россией, которая окончательно разрешит германские потребности в жизненном пространстве и сырье», — предупреждал разведисточник. [40]

Настолько откровенно, сколь позволяла аудитория для служебного пользования, высказывался в военно-политической академии в лекции 17 апреля 1941 года академик Варга. Он очень подробно обрисовал главную внешнюю опасность для СССР со стороны Германии, как страны с самыми крупными сухопутными силами и крайне нежелательные последствия их действий для нас в результате ее решительных побед. Именно Германия, по его убеждению, превратила свой потенциал в реальную силу в отличие от Великобритании, Франции и США, добиваясь решительного перевеса над противником. Ее военное искусство было значительно выше, чем у Франции созданием новой стратегии на основе всеобщей моторизации, применения танков и авиации для достижения быстрого успеха.

Внутренний монолитный режим национал-социализма имеет твердые позиции в отличие от социал-демократов и коммунистов, прочную социальную базу и блага для большинства трудящихся, которое видит в войнах лишь одну выгоду и почитает традиции армии. Вполне очевидным, считал Варга, было бы применение против Германии соответствующей стратегии, исключающей оборонительную, которая обречена на неудачу и одновременно с усилиями СССР по поддержанию мира и невмешательство в дискуссии с империалистическими странами. Необходимо готовиться к боям, в которые может быть втянута Красная Армия, если назреет соответствующая международная ситуация. Немцы вряд ли пойдут на вторжение в Англию – заключил Варга и, таким образом, он смело обозначил главного врага для СССР и высказал идею превентивного удара. [41]

Не менее откровенно высказывался в этой же академии 12 апреля 1941 года по проблемам военной доктрины СССР представитель Генерального штаба, полковник Зубков. Он, подчеркивая классовый характер и справедливые цели в войне для СССР, отметил, что передовые армии на Западе значительно лучше оснащены технически, обучены и воспитаны и поэтому для советского государства не может быть никакой моральной грани между оборонительной и наступательной войной, решительные цели которых потребуют максимального напряжения всех сил государства, всестороннего развития всех родов войск, сочетания позиционности и маневренности, огромной концентрации морального духа и обеспечения единства фронта и тыла.

Узким местом военного потенциала СССР, по его мнению, являлись временное отставание экономики от Германии и США, неподготовленность и изолированность друг от друга театров военных действий, протяженность государственных границ, неумение сочетать оборону и наступление в подготовке войск. Поэтому, подчеркнул лектор, задача повышения воспитания и организованности Красной Армии, как этого требовал НКО т. Тимошенко, позволит победить той стороне, которая, несмотря на большие потери, обладает неиссякаемым моральным духом. [42]

В качестве робких шагов по военной пропаганде явилось утверждение тематики радиопередач в вещании для населения страны, и они проводились с мая 1940 года 4 раза в неделю, а еженедельно для красноармейцев с 13 до 14 часов передавался «час армии». [43]

На вполне современных, на то время, взглядах на обстановку и задачи военной идеологии был подготовлен в ГУПП РККА материал для выступления на Главном Военном совете в мае 1941 года. В материале с правками тт. Мехлиса и Запорожца говорилось, что будущая война будет по характеру отличаться от Гражданской войны и поэтому не следует преувеличивать роль конницы. Опыт военных конфликтов и разгром Польши показал, что она будет маневренной, с оперативными охватами и обходами и использованием больших масс техники и танков.

К войне с Финляндией Красная Ария не отвечала современным требованиям, а командный состав в силу низкой военной культуры был не готов управлять войсками и, особенно при действиях зимой и прорыве подготовленной обороны финнов. Логичные установки в деле воспитания и пропаганды в духе «непобедимой армии героев» и ее абсолютного превосходства над врагом, неправильного освещения интернациональных задач, забвения уроков прошлого не соответствовали времени и обусловили большие потери.

Красная армия должна воспитываться в готовности вести войну справедливую, с боевыми действиями, как на территории врага с учетом ее маневренного характера, так и умения вести позиционные действия и к этому она должна быть готова морально. Оборона или даже временное отступление, как и отход, возможны в наступательной войне там, где это необходимо и целесообразно. Этим обстоятельством повсеместно пренебрегают и считают чуть ли не позором.

С теорией огульного наступления надо решительно и быстро покончить, ибо она ведет к зазнайству, шапкозакидательству и однобокости в подготовке Красной армии. Необходимо развивать все рода войск и преодолеть отставание в вооружении и обучении пехоты, повышать роль артиллерии, авиации и танков. Наша армия должна воспитываться в полной уверенности в своих силах без «ура патриотизма». Война – это игра с несколькими неизвестными и уже это опровергает тезис о непобедимости, который изложен в проекте Полевого устава – Красная армия существует как непобедимая, всесокрушающая сила, таковой она является, такой она и будет!

Лично Мехлис вычеркнул положение о том, что Красная армия выступит на территории врага, как освободительница угнетенных и порабощенных народов (Полевой устав – 39, стр. 4) и приписал, что это не всегда соответствует действительности, и каждый лозунг должен иметь свое место и свое время.

Лозунг об интернациональных задачах Красной армии сплошь и рядом дается вне времени и без учета условий. В действительности лозунгом на Халхин-Голе была не только помощь Монголии, а защита территории СССР от Байкала до Владивостока в целях воспрепятствования Японии превратить МНР в плацдарм для нападения на СССР.

Война с Финляндией велась за безопасность города Ленинграда и Северо-западных границ.

Огульная хвастливая пропаганда технического превосходства Красной Армии затушевывает проблемы в области вооружения и ведет к самоуспокоенности. Культ опыта Гражданской войны приводит к непониманию сущности современной войны с тысячами танков и самолетов, мешает выдвижению молодых и способных кадров.

Научная работа резко отстает от требований передовой военной науки. Военная мысль скована, и ее развитие не поощряется, она закостенела, авторы боятся оторваться от уставов, не ставят новых вопросов, дискуссии в военной печати отсутствуют.

В загоне изучение иностранной военной мысли, плохо переводится иностранная литература. Забыты выдающиеся русские полководцы, плохо работает Центральный Музей Красной Армии, в забвении материалы военных архивов, передовой опыт русской военной науки. Опыт Халхин-Гола, Хасана, Финляндии, освободительных походов лежит под спудом в Генеральном штабе, излишне засекречены материалы войны в Испании, Китае, Абиссинии. Надо изучать противника, театры военных действий и изживать высокомерие командиров к армиям сопредельных с СССР стран.

Глубоко укоренился вредный предрассудок о том, что якобы население стран, вступающих в войну, восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии. Все это происходит от незнания обстановки и лозунгов, с которыми надо идти к этому населению и вести работу среди него.

Военная пропаганда среди населения должна освободиться от культа Гражданской войны и непобедимости Красной армии, излишней героики и шапкозакидательства. В армию идет молодежь не закаленная трудом, без жизненного опыта, у которой широко развит пацифизм. В целом, идеологическая подготовка к будущей войне плохая, а военная пропаганда находится на задворках.

Необходимо:

• ликвидировать болтовню о непобедимости Красной армии, зазнайством, бахвальством, верхоглядством, шапкозакидательством и прекратить разговоры о том, что наша армия есть армия героев;
• отказаться от топтания военной мысли на ступенях Гражданской войны и изучать современные военные труды, повышать военную культуру командиров, особенно общевойсковых. Надо перевоспитывать старые кадры в степени понимания ими условий современной войны, учить командиров использованию в ней артиллерии, авиации, танков и автоматического оружия. Все военные учения приблизить к боевым условиям в любой обстановке и прививать военнослужащим высокий боевой дух;
• не вводить в степень культа положение о том, что Красная армия должна всюду только наступать, усвоить, что отступление не позор, когда этого требует обстановка и требуется обучать ведению активной обороны;
• в воспитательной работе изживать шаблон и схематизм, воспитывать у командиров любовь к военному делу и военной литературе. Понимать, что военная пропаганда в Красной армии не только теория и история большевистской партии, а она связана с защитой Советского союза и научными задачами, среди которых неправильное толкование интернационализма;
• создать в Генеральном штабе отдел по изучению опыта Гражданской войны и современных войн, Военно-научное общество в Москве, превратив его в подлинно научный исследовательский центр. Укрепить аппарат газеты «Красная звезда», в Воениздате издавать библиотечку командира, младшего командира, переводы иностранной литературы. Создать центральную военную библиотеку НКО на базе военного отдела библиотеки имени Ленина и Центральный музей РККА. [44]

К сожалению, взвешенные и своевременные предложения по изменению содержания и характера военной пропаганды, новым подходам к оценке главного противника Красной Армии и подготовке к будущей войне, так и остались за стенами лекционных залов, кабинетов ГУПП РККА и заседаний Главного Военного совета при НКО.

После речи И.В.Сталина на приеме выпускников академий Красной Армии в Кремле у многих появилась надежда на полную откровенность и решительность в политической пропаганде и перестройки отношения к опасности развязывания войны Германией. Сталин, касаясь боевой мощи Красной Армии насчитывавшей 300 дивизий, среди которых 1/3 механизированные дивизии и из 100 дивизий 2/3 танковые, а 1/3 моторизованные, усомнился в непобедимости армии Германии: «…Германская армия не будет иметь успеха под лозунгами захватнической завоевательной войны. Эти лозунги опасные… С точки зрения военной в германской армии ничего особенного нет и в танках, и в артиллерии, и в авиации. Значительная часть германской армии теряет свой пыл, имевшийся в начале войны… Немцы считают, что их армия самая идеальная, самая хорошая, самая непобедимая. Это неверно…». [45]

Словно предчувствуя надвигающуюся угрозу войны Сталин, по-видимому, посылал сигнал, прежде всего своим партнерам по договору, о боевой мощи Красной Армии и лишь во вторую очередь думал о том, как снять напряжение, связанное с опасностью войны у воинов армии и флота, тем более что такого наличия бронетанковых войск не было.

На Главном Военном совете при обсуждении результатов инспекторской проверки политических занятий т. Маленков предложил в содержание идеологической политики на занятиях необходимо внести мысли т. Сталина, изложенные в речи на выпуске слушателей военных академий и речь должна идти о перестройке пропаганды и агитации в Красной Армии.

Об этом же почти слово в слово говорил и т. Жданов, добавив об изменениях и в воспитательную работу с красноармейцами.

На заседании было подчеркнуто, что политзанятия на 20-30% должны были затрагивать жизнь воинских частей и, что следует активизировать партийно-политическую работу в целях воспитания уверенности каждого бойца в боеспособности своей части. [46]

Известна реакция Сталина на соображение Генерального штаба РККА, написанного от руки на бланке наркомата обороны, предположительно генералом Н.Ф.Ватутиным, и представленное генералом А.М.Василевским о возможном характере действий Германии и ее союзников и необходимости в соответствии с этим, упредить ее в стратегическом развертывании нанесением упреждающего удара. Сталин ответил Наркому обороны, что его решительные высказывания 5 мая 1940 года были для поднятия бдительности и боевого духа армии и народа, а вы должны понимать, что Германия по своей воле никогда не станет воевать с Советским Союзом. [47]

Заколебались и члены Главного Военного совета при НКО при обсуждении директивы ГУПП РККА «Очередные задачи партийно-политической работы в Красной Армии» и тематического плана политических занятий. Проект директивы в целом предлагал взвешенный взгляд на состояние ППР и ставил конкретные задачи.

В проекте отмечалось, что Германия под лозунгом освобождения от цепей Версальского договора перешла к завоеваниям народов Европы и их подчинению. Наша пропаганда носит мирный характер и в ней царствуют шаблоны пацифизма и формализма, не разоблачаются неправильные представления о Красной Армии и целью политико-моральной подготовки личного состава является готовность к ведению справедливой наступательной и всесокрушающей войны.

Необходимо обеспечивать разъяснение основных вопросов международного и внутреннего положения Советского Союза и вытекающих задач Красной Армии; обороняя нашу страну, Красная армия обеспечивает действия в военной политике. Следует повседневно разъяснять личному составу принципы и характер второй Мировой войны, захватнические цели воюющих государств, показывать причины успехов Германии и поражения Франции, развенчивать имеющиеся представления о германской армии, как якобы непобедимой армии. Заниматься пропагандой должны не только пропагандисты и политработники подразделений, но и все заместители командиров по политчасти, работники отделов и управлений пропаганды с задачей возглавить поворот в политической пропаганде. [48]

При обсуждении проекта директивы и тематики политических занятий Нарком обороны т. Тимошенко увидел в проекте много мелочей и предложил объединить директиву в одну вместе с тематикой политзанятий и добавил, что Красноармейский учебник и политучеба больше не могут планироваться на два года.

т. Жданов считал, что в директиве отсутствуют причины побед Германии и необходимо развенчать легенду о непобедимости Германии. Он обратил внимание, что поворот необходим не в политике, а в пропаганде и предложил ЦК ВКП(б) издать по этому вопросу директиву для всей партии и документ обсудить в Политбюро.

т. Буденный поддержал идею объединения общей директивы о ППР в одну с тематикой политических занятий и, касаясь мирного духа пропаганды, справедливо заметил: «Именно мы так направляли пропаганду!»

т. Маленков с замечанием о примитивности изложения директивы недоумевал: «Как будто завтра мы будем воевать?» [48]

Далее проект директивы был взят на доработку лично секретарем ЦК ВКП(б) т. Щербаковым и был оперативно утвержден постановлением Главного Военного совета, т.к. с 1 июня начинался летний период обучения. В директиве отмечалась недостаточная роль политзанятий в воспитании наступательного духа красноармейцев и мирном характере и пацифизма в их воспитании. Всякая война, которую будет вести Советский Союз, будет справедливой.

Следовало обратить внимание на показ теневых сторон побед Германии и ее захватническую политику после Версальской системы, а также показывать бедственное положение трудящихся Германии и их нежелание воевать за захватнические интересы.

Политзанятия были призваны разъяснить, что измена Родине, бегство с поля боя и сдача в плен – предательство, караемое законом. Вторая мировая война должна рассматриваться как передел мира и таковыми в ней были планы Германии, Франции и Англии. Рекомендовано было изучить причины поражения Франции от Германии, а также темы: «Красная армия – самая наступательная в мире», «На чужой земле защитим свою землю», «Красная армия выступит прежде, чем враг посмеет напасть на нашу Родину!».

Изучались темы о защите Отечества как святом долге, беспощадности к врагу, о боевых традициях в Гражданскую войну, на Хасане и Халхин-Голе, освободительных походах, разгроме белофиннов, героическом прошлом русского народа (Чудское озеро, Польская интервенция, оборона Севастополя), изучались темы о жизни части. [50]

Разумеется, принятая постановлением Главного Военного совета при НКО, директива и тематика политических занятий вряд ли поспели в части к началу войны, да и содержание их было так «подчищено», что ни о каком повороте в политике и пропаганде не осталось и следа, а многие положения об агрессивности фашистской Германии и пацифизме в воспитательной работы в РККА были просто не упомянуты.

По воспоминаниям участника Великой Отечественной войны генерала Ф.Ф.Кривда, «накануне войны у большинства населения сформировалось положительное отношение к службе в рядах Красной армии и Флота, в печати и по радио рассказывалось о героях и орденоносцах, участвовавших в военных конфликтах у озера Хасан, реке Халхин-Гол и войне с Финляндией. Но, несмотря на ободряющие призывы освободить человечество от капиталистической эксплуатации, войне малой кровью и на чужой территории у всех нарастала тревога за судьбу Родины, т.к. в Европе вовсю хозяйничали фашисты…» [51]

Последней попыткой прояснить обстановку в связи с Полетом Гесса[22] в Великобританию и точкой в непоследовательности политических установок, прямо влиявших на пропагандистскую агитационно-массовую работу в канун войны, явилось известное сообщение ТАСС от 13 июня 1941 года, опубликованное в «Известиях» 14 июня 1941 года, которое опровергало провокационные и бессмысленные слухи о территориальных и экономических претензиях СССР к Германии, готовности СССР вступить в войну в результате сосредоточения Германских войск у границ и, утверждая, что летние сборы призывников из запаса, маневры и прочие мероприятия носят плановый характер, подтвердило готовность СССР соблюдать мирный договор. Спустя много лет Г.К.Жуков назовет это сообщение ТАСС примером полного игнорирования Сталиным сложившейся военно-политической обстановки.

Мнение известного писателя В.Карпова о заявлении ТАСС от 14 мая 1941 года является прямо противоположным. Как считает Карпов, оно было не ошибкой, не «близорукостью» Сталина, а наоборот, его дальновидностью. Это заявление говорило всему миру о миролюбивой политике, о желании предотвратить войну и, когда Гитлер двинул свои армии на Советский Союз, всему миру стало ясно, кто настоящий агрессор. Это заявление ТАСС ускорило создание антигитлеровской коалиции. Это заявление опрокинуло, нейтрализовало попытку германской пропаганды (да и аналитиков девяностых годов) обвинить СССР, будто он первым намеревался начать войну. [52]

Действительно, может быть, в чем-то В.Карпов прав, поскольку именно 14 июня 1941 года, когда Молотов пригласил Шулленбурга, посла Германии, познакомил его с заявлением ТАСС, убеждал в лживости и провокационности слухов о намерении СССР напасть на Германию, именно в этот день Гитлер дал понять венграм и итальянцам о ясности в русско-германских отношениях и заявил, что Россия будет стерта с лица земли, а также провел заключительное совещание по плану «Барбаросса». [53] А вот это дальновидный Сталин обязан был знать и, заявляя о намерениях, привести Красную армию и флот в полную боевую готовность.

Известный английский писатель Уильям Ширер недоумевал: «Просто непостижимо, но факт, что кремлевские лидеры, несмотря на репутацию людей подозрительных, хитрых и практичных, несмотря на очевидность нависшей над Россией угрозы, несмотря на все предостережения об этой угрозе, до самого последнего момента не осознавали, что им нанесут удар, причем такой силы, который едва не разрушит их государство». [53]

Молотов 21 июня 1941 года принял Шулленбурга и вручил ему последнюю глупость (по Черчиллю), обратив внимание на многочисленные нарушения границы и безосновательно Германское правительство недовольно Советским правительством и, что даже ходят слухи, что нависает угроза войны между Германией и Советским Союзом! В это же самое время в Берлине посол СССР в Германии В.Деканозов всю вторую половину дня добивался приема у министра иностранных дел Германии Риббентропа, но был принят в 4 часа утра 22 июня с вручением ему меморандума о причинах нападения Германии на Советский Союз. [54]

Ввиду того, что Сталин категорически отказался сообщить населению страны о войне, эту ответственную миссию взял на себя Молотов и 22 июня в 12 часов дня сообщил о начавшейся войне с Германией. Главным в его выступлении, помимо общих пропагандистских призывов, стал популярный впоследствии лозунг «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами !».

Так, тревожные слухи о грядущей войне с фашистами, «лишенные всякой почвы», как разъяснялось на политических информациях после известного заявления ТАСС от 14 июня стали суровой реальностью и большой неожиданностью для советского народа, воинов армии и флота. Заранее изготовившиеся войска немцев, по давно принятым планам, нанесли Красной Армии ошеломляющий удар и в короткий срок продвинулись вглубь страны на 500-600 километров и овладели важными экономическими и стратегическими районами.

Только в первые двое суток врагу удалось продвинуться вглубь территории страны на 100-150 километров, а в приграничных сражениях полностью разгромить 28 дивизий и нанести поражение с потерей более половины личного состава 72 дивизиям. В первый день войны авиация Красной армии потеряла 1200 самолетов, а за три недели были уничтожены 11,7 тысяч танков, около 18,8 тысяч орудий и минометов и 4000 самолетов. Оккупированными оказались почти вся Прибалтика и Белоруссия, Украина и Молдавия. Боевые действия развернулись в 120-150 километрах от Ленинграда и Смоленска, на подступах к Киеву. [55]

Только через 12 дней, 3 июля выступил по радио Сталин и, признавая неудачи на фронте и потерю значительной территории страны, сделал заявление в оправдание советско-германского пакта, благодаря которому Советский Союз получил возможность подготовки своих сил для отпора врагу. Здесь же прозвучала уверенность о классовой солидарности германского народа, порабощенного гитлеровскими захватчиками. Эту уверенность, основанную на понимании им, вождем, что именно так, а не иначе должно быть, он повторил позже, когда враг стоял у Москвы, 6 ноября 1942 года на торжественном собрании и сказал о глубоком переломе, произошедшем в германском народе, не желавшем войны, и, что тыл немецких войск представляет собою вулкан, готовый взорваться и похоронить гитлеровских авантюристов.

Видно, что Сталин не столько верил в этот миф, он попросту убеждал себя снова и снова, что именно так все и случится. Необходимо признать, что вождю, отцу народов, слово которого ловили и ждали миллионы, нужно было намного раньше обратиться к своим «братьям и сестрам». К этому дню немцы уже давно взяли Минск, Бобруйск, вышли к Западной Двине, а головные части Гудериана и Моделя прорвались к Днепру и захватили плацдарм на противоположном берегу у Рогачева.

Опять же по историческому совпадению в этот день, 3 июля 1941 года, начальник Генерального штаба сухопутных войск Гальдер записал в своем дневнике о том, что наступление явилось на всем фронте полной тактической неожиданностью, все мосты захвачены в исправности, почти повсеместно русские не были развернуты для боевых действий, авиация уничтожена на аэродромах, а в плен сдаются армиями… 3 июля кампания против России выиграна через 14 дней, а когда мы форсируем Западную Двину и Днепр, то речь пойдет не столько о разгроме вооруженных сил, сколько о том, чтобы забрать у противника его промышленные районы. [56]

Об уроках тяжелейших поражений вооруженных сил СССР в войне с Германией уже многое сказано и написано, еще больше предстоит узнать, тем не менее, автор посчитал целесообразным выделить три основные группы причин неудач в начальный период войны и войне с немецко-фашистскими захватчиками.

Первая. Наличие и функционирование в СССР системы военно-политической диктатуры во главе с И.В.Сталиным, его субъективизм и авторитаризм в принятии решений по вопросам обороноспособности страны.

Вторая. Неспособность высшего военно-политического руководства Советского Союза в подготовке военной организации страны к отражению агрессии фашистской Германии с учетом возможного характера действий ее вооруженных сил.

Третья. Несоответствие морально-психологического состояния войск армии и флота, населения страны, как важнейшей части морального фактора в войне, уровню возможных последствий и тягот будущей войны.

Во-первых, Сталин активно втянулся в передел сфер влияния в Европе, когда там, как оказалось, вдруг объявился Гитлер со своими непомерными амбициями в пику Версальскому миропорядку, установленному после первой Мировой войны. Он даже предложил вооруженную помощь Чехословакии через Польский коридор, но она была отвергнута. В отличии от Англии и Франции, до сих пор нещадно критикуемых за потворство фашистам, в разделе Чехословакии, объявлении сидячей войны после их вторжения в Польшу и в первую очередь пекущихся о своих интересах, Сталин пошел на сговор с фашистским режимом, о плюсах и минусах которого никогда не утихнут споры. Тот же Черчилль, заявивший в день нападения Германии на СССР о поддержке Англии и недопустимости ею какой-либо сделки с Гитлером, 1 октября 1939 года в выступлении по радио сказал: «мы бы предпочли, чтобы русские армии стояли на своих нынешних позициях, как друзья и союзники Польши, а не как захватчики. Но для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии. Во всяком случае, эта линия существует и, следовательно, создан Восточный фронт, на который нацистская Германия не посмеет напасть…» [57]

Был ли откровенен Черчилль, неизвестно, зато Гитлер 23 ноября 1939 года в имперской канцелярии вполне определенно заявил о своем новом союзнике, — «Россия в настоящее время опасности не представляет. Сейчас она ослаблена в результате внутренних процессов. Кроме того, у нас есть договор с Россией. Однако договоры соблюдаются до тех пор, пока они целесообразны. Россия будет соблюдать договор лишь до тех пор, пока она будет считать его выгодным для себя… Сейчас Россия решает большие задачи прежде всего по укреплению своих позиций на Балтийском море. Мы сможем выступить против России лишь после того, как освободимся на Западе».

Гитлер понимал, с кем имеет дело и, когда некоторые исследователи считают чуть ли не в заслугу Сталину его отказ втянуть СССР в тройственный пакт Японии, Германии и Италии, необходимо припомнить как Сталин ответил Риббентропу, что он согласен на предложение, если Финляндия, Болгария, Черноморские проливы, часть Аравии и Персии будут отнесены под влияние России! [58]

Не случайно, Молотов, помня об указаниях Сталина, на ноябрьской 1940 года встрече с Гитлером в Берлине, поднимал этот вопрос и, отвечая фюреру в отношении планов СССР на Финляндию, заявил, что эту проблему желательно урегулировать также как в Бессарабии, но Финляндия была уже в сфере Германских интересов. По сути, на Берлинской встрече к единству оба союзника не пришли, и именно она наметила окончательный разрыв отношений между Германией и Советским Союзом. Гитлер на банкет по случаю отъезда советской делегации не пришел, не явился туда и приглашенный англичанин. [59]

К этому времени Гитлер окончательно определился с делами на Западе. После доклада специальной комиссии по подготовке войск к форсированию Ла-Манша, оценившей пролив непреодолимым препятствием, бессилия Люфтваффе против королевских ВВС Англии с их радарами и пунктами управления авиацией, недостаточной мощи Военно-морских сил Гитлер 12 октября 1940 года окончательно отменил вторжение в Англию и приказал впредь использовать сведения о нем в целях дезинформации вплоть до марта 1941 года. [60]

К прибытию в Берлин упоминавшейся большой делегации из Советского Союза во главе с Молотовым, в заготовке у Гитлера уже был план нападения на СССР, работа над которым не прекращалась даже в дни пребывания в Берлине высоких гостей из Москвы. В общих чертах план начал обсуждаться с начала июня 1940 года, а 21 июня Гитлер дал такое поручение офицерам своего штаба. На совещании в Бергхофе 31 июня 1940 года Гитлер объявил руководству армии о решении напасть на СССР, а разработкой плана непосредственно занялись Генштаб Сухопутных войск, оперативный отдел Объединенного командования (ОКВ) и сектор экономики и вооружения, а 6 сентября 1940 года была издана специальная директива по маскировке и введению противника в заблуждение, чтобы у России в результате перегруппировок войск не сложилось впечатление о подготовке немецких войск к наступлению на Восток.

План нападения на СССР «Отто» 15 декабря был представлен Гитлеру, а 18 декабря он подписал директиву №211 «Барбаросса», который было изготовлено всего 9 копий. Захват немцами Югославии и Греции отодвинули ровно на месяц «Барбароссу», о чем затем очень сожалели генералы Рунштедт и Паулюс в своих воспоминаниях и, кстати, план всеми без исключения генералами Гитлера был принят с большим энтузиазмом. [61] С этого времени инициатива по поводу взаимоотношений политических лидеров в Европе, включая Гитлера и Сталина, полностью находилась в руках Гитлера.

В своем памятном выступлении по радио 3 июля 1941 года т. Сталин, подчеркивая выигрыш в обеспечении мира после заключения пакта о ненападении с Германией, упомянул об условии договора даже с такой державой, во главе которой стояли даже такие изверги и людоеды как Гитлер и Риббентроп, если мирное соглашение не задевает ни прямо, ни косвенно территориальной целостности миролюбивых государств. Получается, что Сталин, оправдывая свои договоренности с извергами фашистами, отнес народы Финляндии, Прибалтики, Польши к Бессарабии к немиролюбивым государствам.

По мнению многих авторов присоединение Западных территорий обезопасило границы СССР и ликвидировало национальные формирования представлявших военную силу. Между тем, не бесспорны утверждения о бессмысленности западных походов Красной Армии, которые потребовали значительных материальных и людских ресурсов, подорвали боеспособность вооруженных сил и сорвали подготовку к войне, а занятые впоследствии территории были преодолены агрессором в считанные дни. Имеют место быть суждения, что именно Гитлер получил большую выгоду от мирных договоренностей с СССР для планомерной подготовке к походу на Восток.

Сталинское решение о советизации присоединенных земель вызвало крайне враждебную реакцию населения на них и превратило эти регионы в очаги массового недовольства новой властью и порождало волну яростного национализма и антирусских настроений, что впоследствии послужило благодатной средой для профашистских режимов и добровольных фашистских формирований. Вполне очевидным стали для населения жестокие репрессии и насильственная коллективизация. Только первая волна депортации вглубь территории СССР коснулась 140 тысяч человек, затем последовала вторая для семей репрессированных военнослужащих, чиновников и контрреволюционеров, третья волна для беженцев и четвертая для «тщательной чистки». По отдельному плану этапировались из числа социально опасных и антисоветских элементов – 13 тысяч глав семейств и более 40 тысяч членов их семей. [62]

Насильственное присоединение новых территорий с различной историей и культурой порождало у большинства населения, кроме ненависти ко всему русскому, незатихающее стремление к борьбе за свой суверенитет и самоопределение. Так, по оценке историка Роя Медведева  Галиция (Львовская, Тернопольская, Ивано-Франковская области) всегда является объектом разнообразных исторических манипуляций и чуждой к русской культуре, в сознании людей были сильны настроения по построению новой Украины. В этом похожа на Галицию история настроений людей на землях Закарпатья и Буковины. [63]

Особую плоскость в авторитарном стиле управления Сталина представляли его взаимоотношения, как с ближайшими соратниками, так и теми, кто реально являлся политической и военной элитой страны. Метод устрашения и расправ действовал безотказно. Никто не осмеливался возражать вождю, даже его ближайшие соратники по Политбюро в страхе потерять голову, либо быть уничтоженными, либо репрессированы, как их жены, члены семей и родственники. Точно также Сталин реагировал на малейшие сомнения по поводу авторитета или компетентности кого-либо из ближайшего окружения. С критиками своего первого маршала Клима Ворошилова расправились жестко и по-зверски, обезглавив большую часть высшего военного руководства, и начисто извели целый пласт высшей военной школы.

Сталин перед лицом грозящей опасности осознавал, что победа в будущей войне будет у того, кто имеет больше танков, самолетов и дивизий и таким образом в стране развернулась лихорадочная борьба за вал и количество в ущерб качеству. С 1934 года по март 1939 года численность личного состава Красной армии возросла вдвое, а затем до июня 1941 года еще в 2,8 раза. Ничем иным как личным пристрастием вождя и угодливостью начальников не объяснить чехарду с расформированием, а затем формированием механизированных и танковых корпусов, вступивших в бои в полусформированном состоянии, зачастую без техники и вооружения.

Увеличение числа дивизий происходило за счет их неукомплектованности и численности ровно в два раза ниже штатной. С 1939 года по 22 июня 1941 года из 7 тысяч танков, полученных Красной армией, лишь 1861 танк был нового образца, а из общего числа самолетов лишь около половины могли на равных воевать с однотипными самолетами Германии. В забвении оказалось снабжение войск радиосвязью и считалось, что во время войны для оперативно-стратегического руководства будут задействованы средства Наркомата связи и ВЧ НКВД, а на местах, средства связи местных органов связи. Никто даже не сделал попытки убедить вождя в обратном, хотя бы в звене Генеральный штаб – фронт – армия обеспечить устойчивую связь. [64]

Многие вопросы, заведомо правильно поставленные и требующие оперативного решения, тонули в бесконечных спорах и выносились на обсуждения лиц далеких от военного дела. Это коснулось, в частности, строительства новых укреплений на границе и поддержания боеспособности старых укрепсооружений по линии прежней границы.

О неудовлетворительном состоянии работы по укреплению новой границы доложил в ЦК ВКП(б) начальник ГУПП РККА т. Запорожец 15 апреля 1941 года: «В силу неготовности укрепрайонов и их оборудования, укрепрайоны не обеспечены подготовленными гарнизонами, а комплектовать их из личного состава дивизий и полков, значит, ослабить их». Но, на его доклад реакции не последовало, и об этом прекрасно знал начальник Генерального штаба т. Жуков, но когда отдельные командующие и командиры на свой страх и риск стали заполнять войсками укрепрайоны, чтобы повысить устойчивость обороны, он резко отреагировал телеграммой: «Предполье не занимать!» [65]

В связи с тем, что Сталин до последнего момента уверовал, что войну удастся оттянуть и, зная его крутой нрав, ни народный комиссар обороны, ни начальник Генштаба не решались к нему подходить без вызова. Нередко в литературе и кино  тиражируется образ Г.К.Жукова чуть ли не единственного человека, способного резко ответить Сталину, но это маловероятно, хотя сам Жуков нередко допускал во взаимоотношениях с подчиненными откровенную грубость. Во время, ставшей хрестоматийной, сцены дерзости, проявленной Жуковым во время доклада 29 июня об остановке на Юго-Западном фронте и необходимости сдачи Киева, он попросил освободить его от должности начальника Генерального штаба и отправить на фронт. Действительно, Георгий Константинович вспоминал, что не сдержался и попросил освободить его от должности начальника Генштаба, но никто кроме В.Карпова эту информацию больше не подтвердил, тем более факт чаепития, предложенного Сталиным после подавления вспышки гнева, чтобы снять неловкость от того, что произошло.

А.И.Микоян вспоминал, что 29 июня 1941 года Сталин, узнав о потере связи с Западным направлением, взорвался: «Что за Генеральный штаб? Что за начальник штаба, который в первый день войны растерялся, не имеет связи с войсками и никем не командует?» В ответ на это Жуков, мужественный человек, буквально разрыдался и выбежал в другую комнату. [66]

Примером скорее страха за свою голову, чем угодничества являлся письменный доклад Сталину в мае 1941 года начальника Главного разведуправления генерала Ф.И.Голикова о вариантах возможных направлений главных ударов немцев и сроков возможного нападения на СССР между 15 мая и 15 июня. Однако, вывод им был сделан ровно такой, какой хотел прочесть т. Сталин – наиболее вероятным сроком начала военных действий против СССР будет время после победы Гитлера над Англией и после заключения с ней почетного для Германии мира. С этим докладом также письменно были ознакомлены Тимошенко и Жуков.

Заслушивая Ф.Голикова, Г.Жуков 5 мая 1941 года поинтересовался, не для Англии ли предназначены более сотни дивизий, сосредоточенных в непосредственной близости к границе СССР? На что начальник Главного разведуправления неуверенно ответил: «В это трудно поверить, но товарищ Сталин считает, что это так».

В начале мая 1941 года Нарком Военно-Морского флота адмирал Н.Г.Кузнецов докладывал, что по разведданным немцы после 14 мая готовят вторжение в СССР через Финляндию, Прибалтику и Румынию с налетами авиации на Москву и Ленинград, но в выводе указал, что сведения являются ложными с целью направить руководство СССР по этому пути, оценить как будет реагировать Советский Союз.

Нарком Госбезопасности СССР В.Н.Меркулов доложил И.В.Сталину, в ЦК ВКП(б), в СНК СССР о том, что по сведениям источника из штаба Германской авиации все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены и удар можно ожидать в любое время, а заявление от 14 июня 1941 года воспринято всеми иронично. Источник, работающий в министерстве сельского хозяйства Германии, сообщил, что произведено назначение начальников военно-хозяйственных управлений «округов» будущей оккупированной территории СССР…

Сталин уверенный, что его продолжают запугивать, начертил на препроводительной записке к сообщению, — «т. Меркулову. Можете послать ваш источник» из штаба Герм. авиации к ё… матери. Это не источник, а дезинформатор. И.Ст.».

Не верил Сталин сообщениям иностранных послов, непременно оповещавших советских послов, и даже с точной датой нападения 22 июня 1941 года. Сведения приходили из Берлина, Бухареста, Стокгольма и Варшавы.

В позиции Западных государств, пострадавших от фашистской агрессии по отношению к Советскому Союзу стала играть активную роль антисоветская пропаганда в связи с широкими военными приготовлениями СССР к войне против Германии, стремлением к большевизации Европы, как это было сделано в присоединенных территориях, объявлением Лигой наций СССР агрессором. Все это в значительной мере позволило Германии в последующем создать широкий антисоветский фронт в Западной Европе и блок государств, выступивших против СССР. Однако, в ответ на это, ни высшим военно-политическим руководством страны, ни ГУПП РККА никаких задач в области подготовки материалов по контрпропаганде поставлено не было.

Мероприятия по дезинформации, проводимые немецкой разведкой, были построены на стремлении убедить советское руководство в реальности вторжения Германии на Британию, проведения частных операций на Балканах и Африке. Широко использовались дезинформационные операции по сосредоточению войск во Франции и Норвегии, издавались миллионными тиражами листовки, карты, к войскам прикреплялись английские переводчики, «утрачивались» ложные документы, «подлинные» карты с меньшим количеством войск и, наконец, синхронизировались встречные потоки передвижения войск несколькими волнами в целях сосредоточения наступательной группировки на Востоке. Именно поэтому данная информация шла вразрез с докладами многочисленных источников о грядущей опасности для СССР и Сталин не менял своих суждений о сроках начала войны, а Наркомат обороны, как подчеркнул Маршал Советского Союза В.Г.Куликов, был неспособен высказаться с необходимой обстоятельностью. Даже в первой директиве 22 июня 1941 года о возможности внезапного нападения немцев на Западных фронтах говорилось о возможных провокационных действиях и задачах не поддаваться на них. [67]

Оценивая полководческие качества И.В.Сталина, Г.К.Жуков, не только как вступивший в войну начальник Генерального штаба РККА, но и впоследствии его заместитель, отмечал природный ум, опыт политического руководителя, умение найти главное звено и глубоко вникать в организационные, мобилизационные и материально-технические вопросы. Касаясь глубины его знаний и способностей в области военной науки, в вопросах оперативного и стратегического искусства, то они, по мнению Жукова, начали раскрываться со Сталинградской битвы (конец 1942 г.). Здесь же подчеркивалось, что Сталин обладал сильной волей, скрытным порывистым характером, но когда он впадал в острое раздражение, то ему изменяла объективность, он резко менялся на глазах, еще больше бледнел, взгляд становился тяжелым и жестким. «Немного я знал смельчаков, которые могли выдержать сталинский гнев и отпарировать удар», — писал Жуков. [68]

В воспоминаниях Маршалов Советского Союза А.М.Василевского и С.К.Тимошенко прямо говорится, что товарищ Сталин перед войной и весь начальный период в военных вопросах разбирался слабо. Маршал А.И.Еременко, обожествлявший после войны т. Сталина, после выступления на ХХ съезде КПСС Н.С.Хрущева в 1964 году, в мемуарах написал, что Сталин был далеко от войск и не желал прислушиваться к мнению военачальников.

В целом же, перед войной у Сталина к людям военным было ровно такое же отношение, как и ко всем партийным и советским руководителям, научно-технической интеллигенции, работникам искусства, которых можно было поставить в рамки, запугать или уничтожить. Он считал, что незаменимых людей нет. Трудно, да, пожалуй, и невозможно объяснить, чем руководствовался Сталин, когда давал санкцию на арест большой группы генералов и офицеров накануне войны, и из них мало кому удалось остаться в живых. Большинство было расстреляно в период с октября 1941 года по март 1942 года. Среди них оказались семеро Героев Советского Союза: дважды Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Я.В.Смушкевич, Герой Советского Союза генерал-лейтенант И.И.Проскуров, Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации Е.С.Тухин, Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации П.И.Тумпур, Герой Советского Союза генерал-лейтенант авиации П.В.Рычагов, Герой Советского Союза генерал-майор авиации Э.Г.Шахт, Герой Советского Союза генерал-полковник Г.М.Штерн. Лишь по просьбе С.К.Тимошенко и Г.К.Жукова некоторых удалось освободить. [69]

Весьма хлестко и точно определил личную вину Сталина за тяжелые поражения и огромные потери начала войны В.Мединский, потому что де-факто он единолично стоял у руля. «…вина за провал в начале войны на Сталине. В той же степени, в которой Победа в той войне – его заслуга. В политической системе, которую он создал в СССР, на нем лежала личная ответственность за все. В июне 1941-го в теории – надо было расстрелять не командующего Западным фронтом, а Главнокомандующего Сталина». [70]

Во-вторых –

рассуждая об ответственности высшего военного руководства за допущенные ошибки в руководстве войсками Г.К.Жуков справедливо заметил, что каждый военачальник, допустивший неправильные действия, не имеет морального права уходить от ответственности и ссылаться на вышестоящих, а на самом деле даже в ночь 22 июня 1941 года многие командиры объединений и соединений до самого последнего момента ожидали указаний свыше и не держали части в боевой готовности. Он же назвал вымыслом утверждения многих о том, что Директива «Барбаросса» была известна Советскому правительству и Генеральному штабу РККА. Речь, по его мнению, могла идти о предполагаемых действиях немецких войск, что, кстати, и должно было учитываться при планировании и организации действий при отражении агрессии. [71]

Главным стратегическим просчетом военного руководства при отражении вторжения противника явилось отсутствие планов организации и ведения стратегической и оперативной обороны заранее развернутыми и эшелонированными в глубину группировками войск на всех трех предполагаемых стратегических направлениях.

Недооценка Генеральным штабом РККА опыта войны в Европе и изменившегося характера начального периода войны с применением противником при вторжении главных сил, а не только «армий вторжения», привели к ошибочным выводам в построении войск, когда первые эшелоны приграничных военных округов должны были сдержать первый натиск противника, а механизированные корпуса вместе с другими войсками должны были ликвидировать вклинившиеся группировки врага и создать благоприятные условия для перехода Красной армии в решительное наступление.

Не случайно появление Директивы №2 Главного Военного совета требовавшей обрушиться всеми силами на врага и уничтожить его в районах, где он нарушил границу, а Директивой №3, изданной Наркомом обороны, приказывалось перейти нашим войскам к контрнаступательным действиям по разгрому противника.

В условиях, когда устойчивость обороны приграничных особых военных округов была нарушена и с образованием вклинения крупных группировок немецких войск на большую глубину механизированные корпуса пытались контратаковать врага по заранее подготовленным планам без учета реально сложившейся боевой обстановки. Вместо создания заблаговременной обороны в глубине, на что наши войска так и не получили команд, полки и дивизии старались любой ценой удерживать каждый рубеж и не допустить отхода, что в конечном итоге, вело к неминуемому окружению и дальнейшему отступлению, образованию больших и малых котлов окруженных войск.

В силу данных обстоятельств совершенно теряют смысл рассуждения о том, угадал ли Сталин или Генеральный штаб РККА главный удар немцев на Москву, либо Киев. В первые дни боев обстановка на этих направлениях, как впрочем и на Ленинградском, мало чем отличалась.

В стремлении укрепить приграничные военные округа с марта 1941 года на их доукомплектование было направлено более 800 тысяч человек, однако в первые же недели боев и сражений начального периода Красная армия утратила свое превосходство в живой силе, более чем трехкратное превосходство в танках и четырехкратное превосходство в самолетах. По сути, была безвозвратно утрачена военно-техническая составляющая боевого потенциала армии, ковавшаяся напряженным трудом первых пятилеток. Вскоре самому Сталину пришлось поштучно распределять танки, самолеты и противотанковую артиллерию по фронтам.

Вновь Красная армия была вынуждена воевать только числом, не имея подготовленных военных кадров на всех уровнях управления, способных эффективно организовать оборонительные действия, а не бросать в беспрерывные неподготовленные контратаки наличные силы и средства, имевшиеся под рукой.

Лично нарком обороны С.К.Тимошенко и начальник Генерального штаба Г.К.Жуков не справились с задачей разработки реальных планов прикрытия государственной границы и построения обороны, способной отразить внезапное вторжение. Им обоим, как и военно-политическому руководству, не удалось хотя бы частично внедрить опыт совещания высшего руководящего состава РККА, проведенного в конце декабря 1940 года и оперативно-стратегической игры, на которых, в основе своей, были правильно определены направления военного искусства и вероятный характер действий Вермахта в случае будущей войны с Советским Союзом. Разработанная в Генеральном штабе оперативно-стратегическая игра, наглядно продемонстрировав возможность «западных, синих», сосредоточившихся у границ и наголову разгромивших «восточных красных», по предложенному варианту. Не только боевой опыт Г.К.Жукова, но и уверенные действия по руководству «синими» привели его на следующий день после разбора игры к должности начальника Генерального штаба РККА.

Позже Г.К.Жуков признал, что ни нарком, ни он, ни их предшественники не рассчитывали, что противник в первый же день реальной войны бросит такую массу бронетанковых и механизированных войск компактными группировками на всех стратегических направлениях и, конечно же, характер удара так и его и его сила нами не предполагалась. К сожалению, отмечал он, времени на проведение больших командно-штабных учений даже по проверке функционирования проекта создания Ставки Главного командования по руководству действиями приграничных округов по разным обстоятельствам не нашлось, и вся подготовка к ним свелась к рекогносцировке рубежей. [72]

Массовая переброска войск в приграничные округа и призыв приписного состава на доукомплектование дивизий срывали организацию боевой подготовки, доработку и уточнение планов на оборону, оборудование командных пунктов. Оперативный отдел Киевского особого округа, по воспоминаниям его начальника И.Х.Баграмяна, вместо работы по предназначению превратился в подобие диспетчерского пункта, куда стекалась информация о движении и состоянии поступающих войск из внутренних военных округов.

Главным документом для непосредственных действий объединений и соединений приграничных военных округов были планы оперативного прикрытия, которые разрабатывались в апреле-мае 1941 года и затем непрерывно находились в стадии уточнения. Они разрабатывались в обстановке строгой секретности в особых тетрадях и хранились в штабах округов, а рабочие тетради с задачами по плану обороны изымались у командующих армий и начальников штабов с обещаниями их непременно выслать спецпочтой, что конечно же сделано не было.

Исследование В.А.Рунова очень убедительно свидетельствует о безрадостной картине в приграничных округах, в которых командующие и командиры, их штабы эти планы знали в общих чертах и были лишены возможности довести их до непосредственных исполнителей в полках и дивизиях. Задачи по выдвижению на возможные рубежи для боевых действий были не обеспечены ни подготовкой войск, ни оборудованием путей для выдвижения в инженерном отношении. В Одесском особом военном округе, к примеру, план прикрытия государственной границы был представлен для утверждения в Генеральный штаб 20 июня 1941 года. [73]

Людям даже невоенным понятно, что ознакомленный с реальными планами действий войск узкий круг лиц командования должен добиваться безусловного знания подчиненными своих задач, которые отрабатываются в ходе учений и тренировок, иначе для них они так и останутся в запечатанных конвертах, что и случилось при вводе в сражение не только механизированных корпусов, но и соединений и частей, выдвигавшихся в свои районы и на рубежи без учета реально сложившейся обстановки.

Существующие планы мобилизационной готовности в Вооруженных силах Советского Союза безнадежно устарели и исключали возможность действий войск и сил при поэтапном их приведении в боевую готовность и в этом прямая вина Генерального штаба РККА. В директивах, отдаваемых на приведение войск и сил в боевую готовность, приходилось прибегать к использованию дополнительных оговорок и сведений, дабы ни коим образом не вызвать у противника какие-то сомнения по поводу военных приготовлений.

Начальный период войны показал, что в первые дни управление войсками было утрачено практически во всех звеньях, боевую обстановку на оперативном и стратегическом уровнях не знал никто. Начальник штаба 4 армии немцев Блюментритт приводил пример, когда по радио русские кричали: «нас обстреливают, что делать?». А из вышестоящего штаба отвечали: «Вы что с ума сошли? Почему ведете передачу открытым текстом?». Генерал-полковник М.Болдин, первый заместитель командующего Западным особым военным округом, вспоминал, что к середине первого дня войны в своем четвертом разговоре с наркомом обороны услышал, что никаких действий против немцев с ведома Москвы не предпринимать, что товарищ Сталин не разрешает открывать артиллерийский огонь по немцам, а разведку самолетами необходимо вести не далее чем на 60 километров. На это генерал прокричал в трубку: «Как же так? Ведь наши войска вынуждены отступать. Горят города, гибнут люди!» [74]

Вывод из строя проводных линий связи, недостаток средств радиосвязи, неудовлетворительная готовность пунктов управления, искаженная информация о боевой обстановке, полное отсутствие контроля за выполнением боевых приказов не обеспечили организованное вступление в сражения и бои соединений и частей и предопределили их неудачи.

Г.К.Жуков признавал, как начальник Генерального штаба, что радиосеть Генштаба была обеспечена двумя типами радиостанций лишь на 39-60%, а зарядными агрегатами к ним на 45%. Западный военный округ был укомплектован радиостанциями на 27%, Киевский на 30, а Прибалтийский на 52. Об умении командиров всех степеней пользоваться радиосредствами в условиях отсутствия проводной связи говорить не приходилось ввиду их неготовности. [75]

Арестованный 4 июля 1941 года по приказу Сталина, командующий Западным фронтом генерал армии Д.Г.Павлов показал, что в час ночи 22 июня в разговоре с народным комиссаром обороны даже не упоминалось о директиве №1, переданной в округ в 0.30 22 июня 1941 года. По докладу командующего о большом движении немецких войск нарком ответил: «Вы будьте поспокойнее и не паникуйте, штаб соберите на всякий случай сегодня утром, а случится неприятное, то смотрите, ни на какую провокацию не идите».

На допросе Павлов упомянул, что гарнизон Брестской крепости должен был быть там, где ему предназначалось по плану, а Коробков, командующий 4-й армией, обещал это проверить. Командующий ВВС округа доложил, что авиация округа приведена в боевую готовность и рассредоточена на аэродромах в соответствии с приказом Наркома обороны.

На деле же оказалось, что якобы Павлов отдал приказ о выводе трех дивизий 28 стрелкового корпуса 4-й армии из крепости, но командарм об этом не знал, а комкор Попов, который якобы лично 15 июня получил от командующего округом вывести войска из Бреста, приказ не выполнил и командарму ничего не доложил. По поводу авиации выяснилось, что рассредоточение самолетов на полевых аэродромах было еще раньше в строгом соответствии с приказом Наркома о размещении авиации ближе к границе на случай нашего наступления и никак не обороны! Эти перемещения были, конечно же, обнаружены немцами. В результате только в первый день войны ВВС Западного особого военного округа потеряли 387 истребителей и 351 бомбардировщик, что составило 72% от всех имевшихся в исправном состоянии самолетов. При этом только 20% их было уничтожено в воздушных боях, а остальные на аэродромах. Командующий ВВС округа генерал-майор авиации Копец застрелился.

Начальник войск связи Западного округа генерал А.Т.Григорьев подтвердил, что штабы армий находились на зимних квартирах как и войска Брестского гарнизона.

В первый день войны у Павлова отсутствовала связь с командармом-4 Коробковым, а с командармом Кузнецовым он общался по междугороднему телефону, так как все три радиостанции были выведены из строя, о чем было ранее доложено в Москву, откуда лишь 4 июля обещали выслать 18 радиостанций.

Штабу фронта пришлось добывать сведения об обстановке всевозможными путями, помимо уничтоженной проводной связи местными антисоветскими элементами и диверсантами, и лично командующему пришлось записывать отдаваемые распоряжения в блокнот и самому проверять их выполнение или отправлять для проверки специальных людей, подобранных из политсостава. Павлов подтвердил, что радиостанций в округе не было в достаточном количестве, и последние были «выбиты» из строя, а в то же время на центральных складах НКО они были. Начальник связи Григорьев мог бы создать резервный запас, но не сделал этого и связь была утеряна со всеми тремя армиями и только впоследствии восстановлена с одной.

О неуверенных действиях Павлова и его штаба и неготовности пунктов управления говорит тот факт, что вместо основного командного пункта, утвержденного Генеральным штабом в районе Обус – Лесна, командующий фронтом со своим штабом прибыл в район Боровая в 8 километрах от Минска и затем, ввиду неготовности средств связи, приказал двигаться на Бобруйск, однако уже на марше принял решение прибыть в Могилев к утру 27 июня 1941 года. Об этих перемещениях не знали нижестоящие штабы и безрезультатно искали штаб фронта.

Заслуживает уважения только личное мужество и достоинство Героя Советского Союза генерала армии Д.Г.Павлова, под физическим воздействием признавшего свое участие в заговорщицкой организации, будучи вовлеченным в нее старшим советником в Испании К.А.Мерецковым в феврале 1937 года. Он рассказал о своем преклонении перед авторитетом Уборевича, о руководящей роли которого в заговоре сообщил Мерецков. Однако, на закрытом судебном заседании Военной Коллегии Верховного Суда Союза СССР 22 июля 1941 года, Д.Г.Павлов отказался признавать вину в антисоветском военном заговоре и заявил, что эти показания дал, будучи во невменяемом состоянии, в том числе по Мерецкову, Уборевичу и Тухачевскому.

Вообще командующий фронтом генерал армии Д.Г.Павлов, начальник штаба фронта генерал-майор В.Е.Климовских и начальник связи фронта генерал-майор А.Т.Григорьев признали себя виновными только в части исполнения своих служебных обязанностей. Командующий 4-й армии генерал-майор А.А.Коробков виновным себя не признал, заявив, что не мог определить точного начала военных действий, а директиву НКО получил лишь в 4 часа утра 22 июня, когда противник начал бомбить войска. [76]

С объявления приговора Верховного Суда СССР был издан приказ НКО №0250 от 28 июля 1941 года, в котором сообщалось, что генерал армии Д.Г.Павлов, генерал-майоры В.Е.Климовских, А.Т.Григорьев и А.А.Коробков за позорящую звание командира трусость, бездействие, отсутствие распорядительности, развал управления войсками, сдачу оружия противнику без боя и самовольное оставление боевых позиций были приговорены к расстрелу с лишением воинских званий и конфискацией имущества.

Этим же приказом был приговорен к расстрелу командир 30-й горно-стрелковой дивизии Галактионов С.Г. с Южного фронта, а командир 41-го стрелкового корпуса Северо-Западного фронта Кособуцкий И.С. к лишению свободы сроком на 10 лет, командир 60-й горно-стрелковой дивизии Южного фронта генерал-майор Саликов М.Б. сдался в плен и осужден заочно на 10 лет тюремного заключения, заместитель командира 60 гсд Южного фронта полковой комиссар Курочкин И.Г. на 8 лет лишения свободы с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий, заместитель командира 30 гсд Южного фронта полковой комиссар Елисеев И.К. на 10 лет с отсрочкой исполнения приговора до окончания военных действий.

По материалам уголовного дела было издано Постановление Государственного Комитета Обороны, подписанное Сталиным, объявленное во всех ротах, батареях, эскадронах и авиаэскадрильях. [77]

Командующие особых военных округов: Северо-Западного, Западного и Юго-Западного фронтов генерал-полковник Ф.И.Кузнецов, генерал армии Д.Г.Павлов, генерал-полковник М.П.Кирпонос находились в должности менее года, армиями не командовали, штабы округов не возглавляли, да и опыта по управлению особыми военными округами не имели. Так, Ф.И.Кузнецов, командовал лишь полком, а затем преподавал в военной академии, Д.Г.Павлов имел боевой опыт и командовал бригадой в Испании, а затем служил в Центральных управлениях наркомата обороны, М.П.Кирпонос, Герой Советского Союза, командовал в войне с Финляндией дивизией, затем 2 месяца корпусом и в течении года войсками Ленинградского и Киевского особых округов.

В литературе можно встретить лишь единичные примеры, когда командиры и командующие в начале войны, в полосе своей ответственности, проявляли самостоятельность и инициативу по организованному вступлению в бой соединений и частей. Так, по инициативе начальника штаба Одесского особого военного округа М.В.Захарова были своевременно, до начала боевых действий, развернуты войска и рассредоточена авиация, командир 15-го стрелкового корпуса И.И.Федюнинский не допустил потери управления войсками и изготовил соединения к бою.

Высокую самостоятельность проявил командир 87-й стрелковой дивизии 5-й армии Киевского особого военного округа генерал-майор Ф.Ф.Алябушев с 1937 года командовавший дивизией. Он еще 20 июня отправил три передовых отряда в приграничную зону под видом специального учения и артиллерийский полк, а ранее 14 июня 1941 года самостоятельно вывел дивизию на свои рубежи к границе, за что получил внушение от Военного совета армии, но личный состав дивизии узнал свои задачи по предназначению. В канун войны он неоднократно проводил учебные тревоги с занятием обороны в приграничной полосе, отрабатывал вывод частей из военных городков и не забывал об эвакуации семей военнослужащих с началом войны. Все это обеспечило организованное вступление в бой не только передовым батальонам, но и всей дивизии, в то время как 17-й стрелковый корпус, в состав которого по плану прикрытия вошла дивизия, находился еще где-то далеко и связь с ним отсутствовала. Дивизия не только сдержала немцев, но еще и провела дерзкую контратаку, переправившись через реку, и вызволила из окружения 7-ю и 8-ю погранзаставы 90 погранотряда. [78]

Неумение большинства командующих и командиров вести оборонительные бои и осуществлять организованный отход, как и выход из боя, явились главными причинами окружения советских войск, а принимаемые меры к проведению неподготовленных контрударов и непрерывных контратак, как правило, еще более усугубляли положение окруженных. Все это в решающей степени сказывалось на морально-психологической устойчивости войск и, в конечном счете, приводило к массовой сдаче в плен.

Трудно возразить Маршалу Советского Союза В.Г.Куликову, рискнувшему, правда с оговоркой, ничуть не умаляя полководческое искусство прославленных военачальников Г.К.Жукова и К.К.Рокоссовского, высказаться о том, что в ведении оборонительных действий Жуков, обладая небольшим опытом в их проведении, предпочитал контратаки и контрудары, а Рокоссовский раньше пришел к выводу об использовании обороной всех возможностей для поражения противника на подготовленных рубежах и позициях и добивании его контратакой или контрударом после того, как он ослаб.

Здесь уместно добавить, что Жуков и Рокоссовский впрочем, как абсолютное большинство командного состава РККА, были ограничены в принятии самостоятельных решений ввиду бесконечной череды требований с самого верха любой ценой остановить врага, бросая в бой все, что еще двигалось и оставалось живым. Зачастую приказы и распоряжения не соответствовали реальности, запаздывали и были заранее обречены на провал. О такой обстановке с горечью вспоминал генерал В.И.Чуйков, будучи командармом 64-й армии, и объяснял успех противника тем, что он начинал наступление на нашу неподготовленную оборону, когда полки и дивизии только собирались занять ее, а вот если бы давалось хотя бы 2-3 суток для организации обороны, то была бы возможность закопаться в землю, организовать взаимодействие и связь, подвезти боеприпасы, наладить снабжение и тогда бы враг не прошел. [79]

К тому же об обороне в начале войны думать не приходилось под угрозой расправы и угроз, вспоминал Г.К.Жуков, однако ошибочность постоянных контрударов в этот период не признавал, считая, что в большинстве своем они были организованы плохо, без надлежащего взаимодействия и поэтому не достигали цели. Сегодняшние оппоненты маршала убеждены, что только мехкорпуса могли развернуться на направлениях движения танков противника свои подвижными артиллерийскими бригадами и затем разгромить ударные группировки врага. [80] Могли бы, но были уничтожены в бессмысленных контрударах…

Можно полностью согласиться с мнением фронтовика генерал-лейтенанта Е.И.Малашенко, утверждающего, что в довоенные 1934-1940 годы погибли все командующие войсками округов, их заместители и помощники, многие командующие армиями, командиры корпусов и дивизий. Красная армия тем самым лишилась не только командующих будущих фронтов и армий, но и тех, кто потенциально мог стать ими в годы войны.

При подготовке очерка « От солдата до маршала » к 70-летию Г.К.Жукова в беседах с журналистом Н.А.Светлишиным маршал вспоминал, что первые тяжелые переживания в его жизни были связаны с 37-м годом. « Тогда я уже командовал корпусом и был живым свидетелем тех страшных дней, которые пришлось пережить во время массовых репрессий в армии. Бывало приходишь на службу, а хорошие знакомые шепотом говорят: сегодня ночью арестовали одного, другого, третьего…

Мне было трудно понять, а главное согласиться с тем, что мужественно бившиеся за Советскую власть Гай, Сердич, Уборевич и другие герои гражданской войны — враги народа. От мыслей об этом становилось жутко, невыносимо тяжело…Репрессии 30-х годов породили наше отступление в 41-м. Ведь была почти полностью истреблена та часть высшего командного состава, которая являлась носительницей революционных и интеллектуальных традиций в армии . Красная Армия оказалась фактически обезглавленной.

Массовые репрессии породили атмосферу тотальной подозрительности, болезненного недоверия, шпиономании. В армии создалась такая обстановка, в которой командиры стали чувствовать себя неуверенно буквально во всем. Ведь любой подчиненный мог в любой момент поднять шум по любому поводу, и не было гарантии, что немедленно не начнется разбор дела по линии особых органов. Атмосфера страха сковывала инициативу командиров, резко  снижала творческий потенциал Красной Армии. Дефицит творчества, самостоятельности, смелости взять на себя инициативу в сложной ситуации особенно пагубно сказался на действиях наших войск в начале Великой Отечественной войны.

Доносительство, подлейшее холуйство, попрание чести, совести, всех высоких человеческих качеств, — с болью говорил Жуков,- в те годы были возведены в ранг гражданской, идейной и политической доблести…На меня тоже готовились соответствующие документы…И вскоре я это отчетливо осознал. На партийной конференции 3-го кавалерийского корпуса, которым я командовал, меня стали упрекать за дружбу с Уборевичем, винить в том, что не «разглядел врагов народа», что «политически близорук»…Несложно было понять, чем такие выступления кончаются. И я покинул конференцию. Дал телеграмму на имя Сталина и Ворошилова. Ответа не получил, но был оставлен в покое.» (Н.А.Светлишин свидетельствовал, что Маршалы Советского Союза И.С.Конев, В.Д.Соколовский, А.М.Василевский отрицательно отнеслись к предложению редколлегии «Военно-исторического журнала»  к  участию в подготовке юбилейного очерка.)[81]

Весьма своеобразно высказался генерал армии М.А.Гареев относительно последствий репрессий и истребления в 1937-1939 годах лучшей части командующих и командиров, считавшихся некоторыми исследователями чуть ли не главной причиной поражений начального периода войны. По его убеждению, если бы вместо Жукова был бы Тухачевский, а вместо Павлова Уборевич, мало что изменилось бы, ибо подготовившийся для нападения противник обрушил удар огромной силы по войскам, которые не изготовились для отражения этого удара. [82]

В качестве возражения уважаемому военному ученому можно предположить, что Тухачевские и Уборевичи вряд ли спокойно взирали на «неожиданное» сосредоточение войск противника у границы и полностью бы положились на прославленных конников Наркомата обороны и Генерального штаба, тем более, что Тухачевский еще в 1935 году уяснил, как будут действовать немцы при вторжении на территорию СССР, а Уборевич полностью разделял его взгляды.

Наши выдающиеся полководцы в своих воспоминаниях определили Сталинградскую битву как рубеж, после которого они с Верховным Главнокомандующим набрались боевого опыта и тем самым признали свое профессиональное несоответствие уровню подготовки немецких военачальников. Более близок к истине А.Верт, определивший этот рубеж 1943 годом и ссылаясь на «Историю Великой Отечественной войны Советского Союза 1941-1945 гг.», издания 1960 года, подробно остановился на проблемах боевой выучки Красной армии.

Многие механики-водители к началу войны имели 1,5-2-х часовую практику вождения танков, а летчики приграничных военных округов налетали от 4-х до 15 часов, в то время как для немецких и американских летчиков налет устанавливался не менее 150 часов.

Крайне мало уделялось внимания в обучении и воспитании личного состава, преодолению танкобоязни и зачастую под воздействием авиации и артиллерии воины Красной армии утрачивали всякую способность к сопротивлению и бежали с поля боя с полностью нерастраченным боекомплектом. Верт утверждал, что как военная, так и психологическая неподготовленность Красной армии к войне говорила, что Советское правительство впустую использовало 22-х месячную передышку, предоставленную советско-германским пактом. [83]

Необходимо пояснить в отношении бытующего представления о несметном превосходстве немцев в автоматическом оружии. В действительности, в пехотной дивизии образца 1939-1943 гг. насчитывалось 15500 карабинов и винтовок, лишь 700 пистолетов-пулеметов и 527 ручных пулеметов. В моторизованной дивизии 9455 карабина, 1441 пистолета-пулемета и 1019 ручных пулемета.

Значительное превосходство было у немцев по средствам связи. В каждой дивизии в батальоне связи находилась радиорота, в полку во взводе связи 4 группы радиостанций, в каждом специализированном и линейном батальоне во взводе связи находились 4 группы радистов и 2 группы линейной связи, что позволяло иметь устойчивую связь со штабами полков и дивизий с соседними батальонами, танками, артиллерией и авиацией. [84]

Кстати, у немцев лишь треть от общего количества танков составляли танки Т-2 и Т-4 с 50 мм и 75 мм танковыми пушками соответственно и нашим самым массовым танкам БТ-5 и Т-26 с их сорокапятками в условиях подготовленной обороны было вполне по силам сдерживать танковые армады врага, не говоря о 1475 новых танков Т-34, КВ-1 и КВ-2 в приграничных округах с их мощным вооружением.

В-третьих

В докладной записке начальника Главного управления политической пропаганды РККА армейского комиссара 1 ранга А.И.Запорожца секретарю ЦК ВКП(б) А.А.Жданову в январе 1941 года были представлены некоторые соображения о военной пропаганде среди населения. Хотя записка проходила под грифом «Совершенно секретно» для узкого круга лиц, по своему содержанию она во многом отражала состояние этого вопроса и была актуальна не только для населения страны, но и для армии и флота. Несомненно, она являла собой большой коллективный труд работников ГУПП РККА.

В записке подчеркивалось, что война, которая могла быть навязана капиталистическим миром Советскому Союзу, потребует огромного напряжения не только материальных средств, но и высокой моральной выдержки советского народа, однако во всей пропаганде преобладает мирный тон и она не проникнута военным духом.

Как результат крупных недостатков в пропагандистской работе среди населения являются отдельные пацифистские настроения и, как показали действия в Монголии и особенно в Финляндии, они сильно развиты у части красноармейцев и командного состава, особенно призванного из запаса. Многие пропагандисты и печать, разъясняя внешнюю политику Советского правительства исходят из того, что капиталисты побоятся на нас напасть, а мы ни на кого нападать не собираемся.

Освободительные походы Красной армии на Западную Украину и в Западную Белоруссию в 1939 году, и в Бессарабию и Прибалтику в 1940 году породили неправильное понимание интернациональных задач Красной армии и силы наших вероятных противников. Глубоко укоренился такой предрассудок, что население воюющих с нами стран чуть ли не поголовно восстанет против своей буржуазии, а на долю Красной армии останется пройти по стране противника триумфальным маршем.

В любой войне главной задачей Красной армии является защита Советского Союза и Красная армия будет исходить, прежде всего, из интересов своей Родины и только в меру решения этой задачи выполнит свои интернациональные обязанности.

Изучение сопредельных стран поставлено из рук вон плохо и никто о них ничего не представляет. В массовой печати мало статей с политическим и экономическим положением в них, хотя многие учреждения этим занимаются, но единого плана работы не имеют (Академия наук, Международный аграрный институт, Институт востоковедения, Институт мирового хозяйства и мировой политики и др.). Слабо поставлено изучение иностранных языков и переводчиков хронически не хватает.

В пропаганде нет трезвой оценки сил Красной армии, что создает настроения «ура-патриотизма и шапкозакидательства». Часто в докладах и материалах упоминается, что она «великая и непобедимая», «самая дисциплинированная армия героев» и т.д. Все это снижает недооценку трудностей войны и порождает излишнюю самоуверенность.

Воспитание воинского духа у молодежи не поставлено на соответствующую высоту, военное и физическое в средней школе поставлено слабо, жизнь в пионерских лагерях построена в основном на развлечениях, а спорт, лесные походы, ночные тревоги не в почете.

Комсомольские организации только намечают планы по военной пропаганде, но все делается по шаблону, в погоне за крупными массовыми мероприятиями, военно-спортивной работе комсомол не уделяет внимания.

Не на высоте военная подготовка взрослого населения, запущена она среди приписного состава, нет ни занятий, ни специальной литературы. Осовиахим работает только по заданиям Наркомата обороны, а в деревне дела из рук вон плохо, профсоюзы в стороне от военной пропаганды. В спортивных организациях мало массовых мероприятий по развитию физкультуры и спорта, везде погоня за рекордами.

Военная пропаганда в печати поставлена слабо, только в «Правде» имеется военный отдел, а газета «Труд» заявляет, что она мирная газета. Немного лучше работа по военной пропаганде в «Комсомольской правде». Военные знания в газетах внедряются недостаточно, а городские и областные газеты считают, что о жизни воинских частей им писать не разрешают.

Снабжение военной литературой в стране поставлено плохо, почти весь тираж Воениздата и военно-исторической литературы распространяется только в частях Красной армии, газета «Красная звезда» и «Боевая подготовка» распространяются только в армии. Пособий для допризывной молодежи нет.

В лекционной пропаганде слаба военная тематика, не освещается военная история страны, мало лекций о войне на Западе. Не создан интерес к памятникам военной истории, не проводятся экскурсии по Бородинскому полю, на Карельский перешеек, не развернута сеть военно-исторических музеев, в забытом состоянии военно-исторический музей артиллерии в Ленинграде, а в Москве в нескольких комнатах в Центральном доме Красной Армии ютится музей Красной Армии. Мало распевается патриотических песен и их распространяет только кино, клубная самодеятельность строится под эстраду, комитет по делам искусств стоит в стороне от военной тематики. Современная Красная Армия не показана на большой сцене, в театрах держится только одна пьеса на военную тему – «Любовь Яровая», а остальные сошли на нет. В кино отражается лишь героизм Гражданской войны, а излюбленной темой кино стала авиация. Нет короткометражных и художественных военно-пропагандистских фильмов.

Радиопередачи не насыщены военной пропагандой, приспосабливаются к известным кампаниям, мало передач из героического прошлого и фактах сегодняшнего дня. Выпуск радиопередач для армии проводится, когда красноармейцы заняты учебой, редко передаются военные песни и марши, радиокомитет не проводит радиопередач по военной пропаганде среди населения.

Слабо вникают в военную пропаганду военные отделы парткомов и не координируют эту работу во всех государственных и общественных организациях.

А.И.Запорожец заключил записку предложением изучить состояние военной пропаганды и подготовить предложения для ЦК ВКП(б). [85]

Необходимо отметить, что в большинстве своем недостатки, отмеченные в записке А.И.Запорожца, были присущи военной пропаганде и в Красной Армии. Только суровой правдой войны разрушались у красноармейцев мифы в сознании о непобедимости могучей Красной армии, «войне малой кровью на чужой территории», о зоркости и мудрости вождя народов. Именно в начальный период войны, самый тяжелый и трагический, как по потерям миллионов военнослужащих и населения, так и оставленной территории, стала полностью очевидной неподготовленность пропаганды к работе в чрезвычайной обстановке и ее общность и размытость. Потребовалось не наращивать ее усилия, а в корне перестраивать.

Очевидно и другое – резкий переход от вражды к дружбе с фашистами уничтожал систему ранее существовавших идеологических ориентиров, ошеломил и дезориентировал массовое сознание людей, ставшее объектом дипломатических манипуляций, хотя совсем недавно установки XVIII съезда ВКП(б) предупреждали о возможной угрозе войны с Германией и Японией, недопустимости втягивания нашей страны в военные конфликты.

В выступлении на внеочередной сессии Верховного Совета СССР председателя Совнаркома СССР и наркома иностранных дел В.М.Молотова 31 августа 1939 года по ратификации договора о ненападении между Германией и Советским Союзом подчеркивалось, что решение о заключении договора было принято после того, как военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик.

Надо признать, продолжил он, что в нашей стране были люди увлекающиеся упрощенной антифашистской агитацией и забывали о провокаторской работе наших врагов, а заключение договора о ненападении – результат исторического предвидения т. Сталина.

Отвечая тем, кто с наивным видом спрашивает: как Советский Союз мог пойти на улучшение политических отношений с государством фашистского типа? Молотов ответил, что мы стоим на позиции невмешательства во внутренние дела других стран в угоду внешним отношениям с ними. Договор о ненападении между СССР и Германией является поворотным пунктом в истории Европы. [86]

Война оказалась жестким стрессом для общественного сознания военнослужащих и населения страны, неподготовленности его к внезапной агрессии фашистской Германии, в том числе в силу манипуляций с установками по организации пропаганды в угоду политическим амбициям. Именно это потрясение в первую очередь парализовало волю обороняющихся и сделало их психику восприимчивой к проявлению панических настроений.

Как и командиры, политработники всех категорий были лишены самого главного в работе с людьми – говорить правду и убеждать их с оружием в руках защищать Родину не на чужих территориях, а на своих границах. Над каждым висела угроза расправы за лишнее слово, способное  нарушить умиротворение к союзнику по мирному договору – фашистской Германии.

В армейской печати публиковались материалы об укреплении единоначалия, успешной работе заместителей командиров по политической части и повышении роли пропаганды в воспитании воинов, но любое упоминание о войне против капиталистических стран, включая Германию, вызывало бурный скандал, как это случилось в редакции газеты Прибалтийского военного округа «За родину!» 8 апреля 1941 года.

В газете «Часовой родины» за 8 июня 1941 года в большой статье говорилось о самой сильной армии мира – РККА, а за 13 июня о начинающейся мировой революции, которая расколет капиталистические страны и наше наступление будет молниеносным.

Отделу печати ГУПП РККА нередко приходилось одергивать ретивых редакторов. Так, в январе 1941 года главному редактору газеты «Боевая тревога» т. Павлову было указано за помещенную карикатуру, где дядя Сэм (Америка) бросает бомбы на мирную Германию, которой надо посочувствовать! Непонятно, то ли т. Павлов действительно не понимал, что происходит, то ли сознательно пропустил к опубликованию карикатуры!

В рецензии на статью «Антивоенные настроения и выступления в Японской армии» газете Дальневосточного фронта пришлось указать, что это не соответствует действительности и является ложным утверждением. [87]

Не иначе, как образцом безответственности и заскорузлости в сложившейся системе подачи информации в Красной Армии из страха перейти дозволенное в военной пропаганде, явились материалы из Киевского особого военного округа, поступившие в аппарат ГУПП РККА 22 июня 1941 года на утверждение и согласование листовки Военного совета округа о нападении фашистов и приказа войскам Киевского особого военного округа по отражению внезапного нападения и наглых налетах немецкой авиации и общих призывах к войскам по отражению агрессии. В сводке Главного командования Красной Армии за 22 июня отмечалось, что противник был отбит с большими потерями, имея незначительный тактический успех в местечках Кальвария, Стоянув и Цехановец. В сводке за 23 июня сообщалось, что на ряде направлений опять же противник, а не фашисты были разбиты и отброшены за границу. Лишь на Белостокском и Брестском направлениях ему удалось потеснить наши части и Занять Кольно, Ломжу и Брест…

В подписанном 23 июня 1941 года приказе уполномоченного СКН СССР по охране военных тайн в печати №403/6 полагалось исключить из списка изданной литературы от 27 мая 1940 года труды Н.Арбузова «Гестапо», Москва, Соцгиз 1937 года; А.Белькой «Мюнхенское предательство и его последствия», Москва, Молодая Гвардия 1939 года; А.Буздес «Гитлер угрожает Чехословакии», «Гослитиздат 1938 года и т.п. в отношении литературы, изданной с 1935 по 1939 годы.

Еще раньше, 14 мая 1941 года в докладе т. Запорожцу о состоянии рабочего плана Воениздата сообщалось, что приостановлен выпуск разговорников на финском, турецком и румынском языках, а немецкий разговорник вычеркнут на стадии набора. Изъятию подлежало все, что касалось Гражданской войны и войны в Европе, перевод с немецкого «Арабский синдром», изъят из продажи труд «Германия во второй мировой войне». Так, по сути, ничего не изменилось после доклада А.Жданову о недостатках военной пропаганды в стране.

С упорством и настойчивостью в желании видеть в обрушившейся агрессии коварного врага лишь провокацию, начальник отдела военной цензуры разведуправления Генерального штаба полковник Черствый докладывал т. Мехлису о своей работе за август месяц. Так, в «Правде» за 7 августа 1941 года он вычеркнул данные о нехватке горючего, снарядов и обмундирования и, по его мнению, заметка о захваченном немецком обозе пришлась весьма кстати к листовке: «Действуйте, товарищи, несмотря на недостатки в снабжении!»

На Союзкинохронике были запрещены к показу картины  пожаров и разрушений в Ленинграде, окружении сражающейся дивизии в районе Дубно и Гродно, бомбардировок городов в полосе обороны Юго-Западного фронта, подготовке к обороне Киева, бомбардировке моста через р. Днестр, переправ у Бендер, взрывов мостов после отхода войск, о пробке переправляющихся войск 48 стрелкового корпуса через реку Днестр, разрушений в городе Белый, боях «коммунистического полка» Ворошиловградского завода за Киев и общий вид разрушенного Киева.

Военные газеты поступали в войска с большими перебоями и не отражали реально происходящее на фронте, в них запрещалось печатать заранее подготовленные материалы о вероломстве фашистской агрессии и сопротивлении наших войск. [88]

О состоянии Советских Вооруженных Сил докладывал в обзоре от 16 июня 1941 года военный атташе США в СССР по публикациям прессы, инспекционным поездкам и визуальным наблюдениям, собеседованиям с коллегами.

Красная армия в настоящее время находится на относительно низком уровне, докладывал он в сравнении с высокомоторизованными армиями мира, а руководство армии состоит из необразованных и даже невежественных людей. В результате чистки 1938 года из армии были изгнаны способные военачальники, что сделало ее высший командный состав в качественном отношении неполноценным за исключением офицеров молодого возраста. Несмотря на высокий уровень морали военнослужащих должны быть приняты в расчет определенные негативные влияния немецкого присутствия в Прибалтике, в сочетании с сепаратистскими движениями на Украине и на Кавказе. Для Красной армии характерны слабость в поставках современного снаряжения, вооружения и техники, а также наличие устаревших моделей самолетов и танков.

Из-за недостатка хороших командиров обучение пехоты и танкистов слабое и Красная армия не сможет противостоять высокоподвижной и оснащенной современным вооружением армии. В итоговом выводе прозвучало его личное мнение об СССР, как стране безграмотной и отсталой с точки зрения технического оснащения. Интересно было предупреждение о том, что современные армии вторжения в России встретятся с плохими дорогами и огромными пространствами. [89]

Оценивая факт проявления разумной инициативы и самостоятельности на примере действий будущего маршала М.В.Захарова, а тогда начальника штаба Южного фронта, взявшего на себя смелость отдать приказ на выведение войск к границе и рассредоточения авиации на полевых аэродромах, М.А.Гареев все-таки заметил, что в полосе фронта не было такого массированного удара, как, скажем, на Западном фронте, но затем справедливо заметил: «Поэтому сегодняшние разговоры о том, что надо было на всех уровнях проявлять инициативу, не учитывают реально существующую в то время атмосферу». [90]

К сожалению, лишь единицы из числа руководящего состава привели подчиненные войска и силы в боевую готовность и организованно встретили противника, взяли всю ответственность на себя, в то время как большинство задавленных страхом от проводившихся чисток и противоречивости поступавших указаний, оказались не готовы управлять подчиненными войсками.

Очень точно выразился об обстановке в армейских и партийных рядах перед войной бывший в ту пору редактором газеты «Красная звезда» бригадный комиссар Д.Ортенберг: «…обстановка в те годы была страшной. Взаимное недоверие, страх и боязнь пронизали всех и вся, развернулась неудержимая клеветническая эпидемия: клеветали на любого, кто показался на глаза, на кристально чистых людей, и даже на самых близких…» [91]

Если в 1934-1936 гг. было арестовано 1085 человек командно-политического состава армии и флота, то только в 1937-1938 гг. – 9506 или 27,2%. К числу уволенных, а уволенных по политическим мотивам (исключенным из ВКП(б) по директиве ЦК ВКП(б)) – 14684, или 41,9% к числу уволенных из армии.

Помимо пагубного влияния репрессий на политико-моральное состояние командно-политического состава другим, не менее важным обстоятельством наличия и проявления у командного состава армии и флота таких командирских качеств, как ответственность, инициатива, решительность и безоглядная смелость в принятии решений в пределах своих обязанностей, стала политика, проводимая военно-политическим руководством страны в становлении и укреплении единоначалия в Красной армии и на флоте. Чередование ответственности командиров за боевую и мобилизационную готовность, политико-морального состояния личного состава и воинскую дисциплину во вверенных частях и соединениях с военными комиссарами в войне проявилось в неспособности большинства командного состава принимать самостоятельные решения по управлению войсками и организованному вступлению их в бой.

Маршал Советского Союза В.Г.Куликов, анализируя вопрос управления войсками в оборонительных боях и сражениях начального периода войны, пришел к выводу, что сам факт своевременности принятия решения на отход командующим, командиром-единоначальником в решающей степени влияет на исход боя и операции, а запаздывание принятия этого решения, по тем или иным причинам, ставило армии в тяжелейшие условия и в результате чего они были утрачены, так как именно отход самый трудный вид боевых действий и часто на практике ведущий к бегству и напрямую влияет на моральный фактор и состояние боевого духа войск.

«Во всякой войне при отступлении бегство неизбежно и боевая выучка мирного времени, привитая дисциплина бессильны внести в это правило существенную поправку – только ряд соединений кадровой армии выдерживали первый натиск врага, вели организованное отступление неделями и месяцами. Именно своевременный отвод позволял сохранить и даже поднять предел морально-психологической устойчивости войск и переносить невероятные физические и психические нагрузки», — писал маршал. И «самое важное, что приобретает значение в моральном состоянии войск, даже под воздействием исключительной обстановки, в том, чтобы решение на отход было принято, не взирая ни на что, до наступления предела морально-психологической устойчивости, перебор которой ведет к срыву…» [94]

Вряд ли наши командующие и командиры могли уловить этот предел, когда сверху летели грозные окрики: «Ни шагу назад!», «Держаться любой ценой и выполнить приказ!» и т.п., а войска в первые дни и недели войны утрачивали способность обороняться и на многих участках фронта бежали, сдавались в плен, либо рассыпались по лесам.

Совсем по-другому обстояло дело с военной пропагандой в Германии. Массовое сознание всех слоев общества, в котором переплелись элементы социальной психологии, нравственности и мировоззрения, национальных традиций целенаправленно формировалось государством и средствами массовой информации. В канун войны с СССР оно было также отмобилизовано как вооруженные силы и экономика. В умах немцев безраздельно господствовала идеология одной правящей партии, пришедшей в 1933 году к власти. Усилия здоровых сил общества – социал-демократов (СДПГ) и компартии Германии создать преграду националистам провалились, разгромив отряды штурмовиков (СА), на арену пришла боле организованная и управляемая сила – СС Гимлера, которая развязала в стране национальный террор, создала тотальную службу безопасности для подавления инакомыслящих, внедрения в умы обывателей страха и беспокойства за свои судьбы. Образованные тайная полиция и контрразведка вели тотальное прослушивание всех разговоров, слежку и развязали борьбу по выявлению предательства и шпионажа в армии и среди населения.

Ядром новой идеологии нацистов была пангерманская идеология национализма, антисемитизма  и антисоциализма, с помощью которой нацистской партии удалось на фоне разрухи и хаоса в стране после первой мировой войны и позорного Версальского мира привлечь на свою сторону широкие массы населения, добиться поддержки армии у президента и большого бизнеса.

С улучшением положения в экономике росло доверие к фюреру, который в своем программном труде «Моя борьба» высказался по отношению к руководству России как запятнавшим себя кровью преступниками, накипи человеческой.

В отличии от большинства военных-мемуаристов Германии по отношению к Адольфу Гитлеру откровенно высказался генерал-фельдмаршал Эрих фон Манштейн: «Солдатам импонировала как идея, так и протест против Версальского диктата. Преодоление пропасти между буржуазией и рабочим классом, симпатизирование к сильной личности в вопросах военного строительства, политике Гитлера в достижении внешнеполитических успехов… и, оглядываясь назад, можно только недоумевать по поводу того, почему мы – солдаты, привыкшие к тому, что любой командир несет ответственность за действия своих подчиненных, не подходили с такой мерой к Гитлеру».

Насчитывающая более 5 млн. членов, в 1939 году нацистская партия (НСДАП) обрастала взращенными ею разного рода национал-социалистическими союзами молодежи, преподавателей, школьных учителей, немецких девушек, гитлерюгенда и другими. В стране проходили националистические кампании против «панской Польши», организации «битвы за Францию», чистки от засилья евреев и т.п. В  развязанной кампании «К походу на Восток» против русских недочеловеков и сталинского режима, витала мысль о несметных богатствах и неисчерпаемых ресурсах России. Проводился курс на жестокость по отношению к русским, гуманизировалось их истребление, как людей второго сорта. Распространялась легенда о возможной превентивной войне СССР против Германии. Таким образом, несмотря на наличие у незначительной части общества подавленности и чувства сомнительного ожидания, большинство граждан Германии и, конечно же, армия поддерживали нападение на СССР и прозревать начали только после провала блицкрига и военных неудач.

Главным оружием идеологической обработки населения и войск являлась хорошо спланированная и организованная пропаганда, как наиболее эффективный вид информационной деятельности с выраженными функциями убеждения, внушаемости и воздействия на психологию людей. Особенно широко, наряду с массовым распространением печатных СМИ, использовались радио и специально подготовленные пропагандисты. В отдельных акциях, накануне нападения на СССР, задействовались более 25 тысяч пропагандистов внутри Германии и более 2,5 тысяч вне ее границ. Гитлер призывал пропагандистов воздействовать, прежде всего, на чувства и разум, а Геббельс – активно использовать пропагандистские акции, чтобы сокрушить врага изнутри, завоевать его посредством его самого, чтобы вызывать замешательство ума, противоречие чувств, нерешительность и панику.

В 1933 году было образовано министерство народного просвещения и пропаганды во главе с Геббельсом, а в министерствах и вооруженных силах политуправления, в штабах видов вооруженных сил – отделы пропаганды, при Генеральном штабе, работала группа военных психологов, которая изучала вопросы отбора военнослужащих, их взаимоотношения друг с другом, причины дезертирства и трусости, влияния религии на сознание военнослужащих. В 1939 году был создан секретный отдел военной пропаганды Верховного Главного командования, участвующий в разработке стратегических операций по указанию Гитлера. С 1938 года была образована сеть корпусных и армейских рот пропаганды, организации досуга военнослужащих и работа среди своего населения и населения противника. С 1935 года на Совете государственной обороны регулярно рассматривались рекомендации по повышению боевой подготовки личного состава, уверенности в своих силах и поднятия духа войск и командования на «небывалую высоту». Распоряжением начальника штаба Верховного главнокомандования вооруженных сил требовалось в руководстве военными действиями согласовывать усилия с военной пропагандой и военной экономикой.

В организации и планировании пропаганды в основном применялись три уровня:

• «белая» — с использованием сводок верховного командования, правительственных сообщений, тщательно отобранного материала с высокопарным стилем и указанием источников и имен комментаторов;
• «серая» строилась на сенсационных заявлениях и псевдонимами комментаторов без указания источников;
• «черная» давала фальсификационные и провокационные материалы, опровержения и искажения конкретных фактов пропаганды противника, а также вела тайные передачи на волнах противника в целях раскола его взглядов.

Конечно же, против СССР использовалась наглая и самоуверенная «черная» пропаганда. [95]

Можно отметить, что к немецкой радиопропаганде приковывалось внимание во всем мире. Она заставляла верить, «что будущее зависит от выбора между коммунизмом и фашизмом, что каждая их жертва последняя, Испания, например. Даже после Чехословакии и Польши англичане думали отсидеться, а русские при их проницательности, питали надежду остаться в стороне, когда Англия и Франция уже воевали», свидетельствовал английский психолог Лайнбарджер.

Дезинформация по сосредоточению войск к операции «Барбаросса» продолжалась вплоть до дня вторжения, как задуманный маневр с целью ввести противника в заблуждение и, чем ближе был день наступления, тем грубее должны были быть средства пропаганды. [96]

О специфике действий против русских говорилось на сборе военачальников всех видов вооруженных сил. Считалось, что война против России должна вестись не по законам рыцарства и она должна быть борьбой, прежде всего, рас и идеологий с неумолимой жестокостью. «Все офицеры должны освободиться от устаревших взглядов, и они вне вашего понимания и методов ведения войны, но я требую, чтобы мои приказы выполнялись беспрекословно, — вещал фюрер. Комиссары являются носителями идеологии, прямо противоположной национал-социализму, поэтому их необходимо ликвидировать. Немецких солдат, виновных в нарушении международного права, оправдают, т.к. Россия не участвует в Гаагской конференции и на нее ее решения не распространяются». Положения этой речи затем вошли в знаменитый приказ о комиссарах. Никто из генералитета и офицеров не подвергал этот приказ сомнению.

Директивой Кейтеля от 13 мая 1941 года о судопроизводстве проступки гражданских лиц не подлежали рассмотрению и лишь офицер решал следует ли расстреливать задержанных, а в отношении групп населения расследование не обязательно. Предание суду солдат за проступки при наведении дисциплины или безопасности войск – не проводить.

Гитлер поручил Гиммлеру действовать под свою ответственность, Герингу заняться «эксплуатацией страны и использования России в интересах Германской промышленности». Розенберга он назначил управляющим, разделив СССР на рейх-комиссариаты, причем Украина могла быть независимым государством, Прибалтика Германским протекторатом, Кавказ и русская Польша «Остланд» должны были управляться полномочными представителями.

Мы не видим смысла кормить русский народ, даже излишками, а южные территории прокормят немцев. Рабочие индустриальных районов, где промышленность будет разрушена, останутся на голодную смерть или, если смогут, эмигрируют в Сибирь, добавил 23 мая 1941 г. Геринг.

Никакого сомнения, что миллионы русских умрут с голоду, нет, если мы изымем из страны все, что необходимо.

Ни один немец не выступил против уничтожения людей голодной смертью и таких упоминаний не обнаружено, — подчеркнул У.Ширер.

Тридцатого апреля Гитлер назначил дату нападения – 22 июня 1941 года, а 4 мая выступил с пафосной речью победителя в Рейхстаге. [97]

До сих пор неизвестны намерения Рудольфа Гесса, перелетевшего в Англию в мае 1941 года, которые озадачили тогда всех. То ли он наивный человек и желал мира с Англией, то ли хотел обратить на себя внимание фюрера, будучи его заместителем, то ли после мира с Англией воевать против СССР единым фронтом (в чем был уверен Сталин), но Гитлер лишил его всех постов и приказал застрелить его, если тот вернется. Гесс был осужден Нюрнбергским трибуналом и окончил свою жизнь в тюрьме.

О небольшом количестве условно сомневающихся писал в своих воспоминаниях полковник-танкист Ханс фон Люк. Им, даже самым молодым, прошедшим обработку с 1933 года в Гитлерюгенде, национал-социализмом, казалось, что для победы над Россией недостаточно одного идеализма, но все они готовились исполнить свой долг. «…Поход на Россию казался решенным делом. Скопление войск Вермахта на восточной границе не походило, что предстоят на ограниченные операции с «возвращением в Рейх», допустим из «балтийских провинций». Так что же Гитлер объявит пакт о ненападении с Россией недействительным? Как же он станет объяснять это народу?.. Пропагандистская машина Геббельса работала на полную мощность. Вновь зазвучали разговоры о недочеловеках, о пространстве, которое необходимо обеспечить немецкой расе. Легко удалось развернуться на 190 градусов!». [98]

Гитлер 22 июня 1941 года опубликовал лицемерную пропагандистскую декларацию о том, что он «вынужден нарушить молчание и после тяжелых размышлений» заявить, что Москва предательски нарушила условия, которые составляли предмет нашего пакта о дружбе и правители Кремля притворялись до последней минуты, симулируя так же, как это было в отношении Финляндии и Румынии. Они сочинили опровержение, производившее впечатление невинности. (Так фюрер оценил Заявление ТАСС от 14 июня).

В течении ряда недель происходили непрерывные нарушения границы не только нашей территории, но и на Севере Европы, и в Румынии. Ночью 18 июня русские патрули снова проникли на Германскую территорию и были оттеснены лишь после продолжительной перестрелки. Теперь наступил час, когда нам необходимо выступить против этих иудейских англосаксонских поджигателей войны и их помощников, а также евреев из Московского большевистского центра – обращался к нации фюрер. [99]

Суровая правда из уст наркоминдела В.М.Молотова о нападении Германии на Советский Союз звучала 22 июня вперемешку с сообщениями о том, что наши войска и авиация не допустили агрессора на советскую территорию. Для советских людей и особенно руководства страны в этот же день неожиданностью явилось выступление английского премьера У.Черчилля по радио. Еще не забылась позиция Великобритании по Мюнхенскому соглашению от 29 сентября 1938 года об удовлетворении территориальных притязаний к Чехословакии со стороны Германии, Австрии, Польши и Венгрии.

Опять же, накануне войны спецслужбы Великобритании и ряда других стран активно способствовали нагнетанию напряженности между СССР и Германией, распространяя слухи о превентивном ударе Красной Армии по югу Польши или Румынии, о чем сообщил в Москву советский разведчик Ким Филби.

Черчилль в своем выступлении, признавая неприятие коммунизма, заверил, что Англия никогда не пойдет на сделку с Гитлером и выразил надежду, что Гитлеру не удастся сломить русскую мощь, и он не сможет бросить главные силы своей армии и авиации на Британский остров.

Позиция США по отношению нападения Германии на СССР определялась не только признанием президента Рузвельта в необходимости помогать Советскому Союзу в борьбе с нацизмом, но и известным в широких кругах США и Европы мнением сенатора Трумэна, изложенном в газете «Нью-Йорк Таймс» 24 июня 1941 года: «Если мы увидим, что Германия побеждает, то мы должны помогать России, а если верх будет одерживать Россия, мы должны помогать Германии и ждать, как они, таким образом, убивают друг друга как можно дольше».

В Польском еженедельнике «Польские известия» обозреватель К.Прушинский 6 июля 1941 года в статье «Чтобы Россия задиралась как можно дольше» выразил надежду на сопротивление России против Германии и считал, что она достаточно сильна, чтобы оказать Гитлеру «долгое, изнуряющее сопротивление».

Однако, позиция другого автора в этом же еженедельнике прямо противоположна. Зб. Грабовский писал, что с нападением Германии на СССР Россия не заслужила лучшей судьбы и никто не оказал Гитлеру в течение двух последних лет больших услуг, чем Сталин и именно согласие Сталин вызвало войну.

В передовице издания от 15 июля 1941 года тот же Грабовский видел в лице спасителей Европы англичан и американцев, а в отношении СССР он сомневался, что тот принесет свободу народам Европы, однако, с надеждой заключил, что новая Польша может опираться на новую Россию, которой пока еще не видно. [100]

Было бы неверно полагать, что накануне войны советское общество представляло собой расстроенные ряды индивидуалов, живущих под страхом ожидаемой расправы. Забвение военной пропаганды и мероприятий по повышению морально-психологической устойчивости граждан, воинов армии и флота не смогло поколебать фундамент морального фактора, главным составляющим которого являлись любовь советских людей к своей Родине, своему Отечеству, которая формировалась поколениями. Мировоззрение граждан, в условиях строительства социализма, несмотря ни на что, формировали не отрицательные стороны, а обстановка самоотверженного созидательного труда и вера в светлое будущее, а идея социализма получила поддержку у большинства населения.

Вильгельм Кейтель в записи дневника от 29 августа 1931 года, наряду с поразившими его просторами России и наличии всевозможных мыслимых ископаемых, отметил несокрушимую веру народа в строительство социализма, в пятилетний план, крайне напряженный трудовой режим и ошеломляющие темпы коллективизации, а по Красной Армии высказался так: «Она – ядро государственного организма, она – любимица коммунистической партии… и соответствующая пропаганда ведется невероятно искусно и эффективно». [101]

Сталинское государство в тридцатые годы резко усилило свои социальные функции, исчезла безработица, появились доступное образование, система медицинской помощи, пенсионное обеспечение. Авторитету государства содействовала реализация масштабных проектов (Днепрогэс, Магнитка, Харьковский и Сталинградский тракторные заводы и др.) успехи в науке, культуре, перевооружение армии и флота. Радио, появившееся в каждом доме, стало давать всем чувство ощущаемой реальности, уверенности в завтрашнем дне, а киноискусство стало массовым и доступным звеном пропаганды роли советского государства и его строителей. Сталин вошел в массовое сознание как творец этих преобразований. [102]

Широкая активность масс объединялась в массовых общественных оборонных и спортивных союзах. В пропаганде тщательно скрывался масштаб репрессий, а открытые процессы с оголтелыми обвинениями убеждали большинство в виновности обвиняемых. При формальной роли Советов формировалась жесткая, хорошо организованная и управляемая административно-хозяйственная система. В качестве возражения многочисленным сторонникам идеи о затравленном советском народе, гонимом вперед коммунистами, особистами и военными комиссарами с подпорками в виде заградотрядов с уверенностью можно сказать, что народ, придавленный диктатурой и лишенный самостоятельного мнения и жизненной позиции, не мог героически защищать свою Родину и трудиться в тылу.

Тезис о сплочении советского народа вокруг коммунистической партии заслуживает особого пояснения. Несмотря на то, что Ленинское учение о партии было так подправлено Кратким курсом ВКП(б), что Генеральный секретарь ЦК мог решать судьбы миллионов единолично, партия на деле стала не только мощным рупором идеологической обработки массового сознания, но и коллективным организатором всех слоев общества. В критический час, как и в годы героических подвигов, именно коммунисты цементировали ряды защитников Отечества, и у них, как всегда, была только одна привилегия – подняться первым в атаку. В начальный период войны погибло более полумиллиона коммунистов, а в войне более трех миллионов. К весне 1945 года каждый четвертый воин стал коммунистом. [103]