В Верховной раде зарегистрирован проект постановления «О торжественном праздновании на государственном уровне 75-летия со дня провозглашения акта восстановления Украинской Державы».

В пояснительной записке указывается, что «провозглашенный между молотом и наковальней гитлеровского и сталинского тоталитарных режимов акт восстановления Украинского Государства стал одним из самых ярких символов украинской национально-освободительной борьбы XX века». Известно, что одним из краеугольных камней современной бандеровской историографии истории Украины является миф о том, что акт 30 июня 1941 года якобы был провозглашен втайне от немцев, что и вызвало последующие репрессии в отношении Бандеры и части других провидныков ОУН(б).

Напомню, что 30 июня 1941 года в оккупированном немцами Львове бандеровцы провозгласили марионеточную «самостийную украинскую державу», а если точно, то был принят декрет про созыв «Краевого Правления Западных Областей Украины до времени создания Центральных областей в Киеве».

На самом деле акт 30 июня 1941 года готовился до начала войны в Кракове не только с ведома немцев, но и при их активном участии и являлся для немцев рядовым банальным пропагандистским документом, из которого потом бандеровцы раздули «акт державотворення».

Во всех «Литопысах УПА», опубликованных на Западе, купируется протокол допроса командующего соединением групп УПА Ю.А. Стельмащука от 8 февраля 1945 года о подготовке украинских националистов в немецкой разведывательной школе для использования их против СССР в будущей войне, в котором он рассказывает, что документ, который стал впоследствии известен как «акт 30 июня», готовился в Кракове почти за 3 недели до 30 июня 1941 года с ведома и при участии немцев:

«8 июня 1941 г. – все мы были усажены в автобус и в сопровождении Штеля выехали в Краков, где он нас поместил в пустую квартиру на первом этаже дома № 11 по ул. Вжеснева.

До 13 июня 1941 г. мы там отдыхали, не выходя наружу, так как строго об этом были предупреждены Штелем, а потом нас посетил один из членов бандеровского центрального провода ОУН, не назвавший ни своего псевдонима, ни своей фамилии.

Он заявил нам, что в ближайшие дни осуществится военное нападение на Советский Союз со стороны Германии, к которому последняя тщательно подготовилась, имея целью в результате «блицкрига» покончить с большевиками в течение 3—4 недель, и что «цель эта, безусловно, будет достигнута».

Мы же, националисты, — продолжал член провода ОУН, — кровно заинтересованы в успехе запланированного Гитлером предприятия, так как он обещал нашему проводнику Степану Бандере отторгнуть Украину от СССР и предоставить ей «полную государственную самостоятельность».

Далее этот член провода заявил, что на следующий день все мы немецкой разведкой будем переправлены через государственную границу на советскую территорию с конкретными заданиями подрывного порядка, но что каждому из нас в отдельности он даст поручение по линии закордонной оуновской работы и явки к проводникам соответствующих оуновских организаций, действующих в западных областях УССР.

Тогда же всем нам он раздал по одной брошюре «Постановления 2-го чрезвычайного большого собрания ОУН» и, что удивительнее всего (так как это было за 9 дней до возникновения войны и за две недели до взятия немцами Львова), по одному экземпляру пресловутого манифеста украинских националистов (обнародованного 30 июня 1941 г. во Львове) о провозглашении «Самостоятельной украинской соборной державы», но без указания даты.

Уже позже, когда раскрылись немецкий обман и вероломство в отношении бандеровцев, последние поняли, что заблаговременное составление этого манифеста, воспринятое ими тогда с чувством горячей благодарности к Гитлеру «как акт его искренней дружбы к украинским националистам и гарантийный документ о предоставлении Украине, после ее оккупации немецкими войсками самостоятельности», являлось очередным политическим трюком гитлеровской клики, рассчитанным на усыпление бдительности оуновцев и эффективное использование в качестве шпионско-диверсионной агентуры германского командования в тылу Красной Армии в начальной стадии войны» (ГА РФ Ф. Р-9478. Оп. 1, Д. 399, Л. 21-37).

Юрий Стельмащук был одним из немецких диверсантов (шпионская кличка IV Норд), выпускником школы абвера в Бранденбурге, заброшенным в СССР накануне войны в составе группы из 25 агентов, который вместе с другими диверсантами, получив непосредственно в районе переправы на советскую сторону взрывчатые материалы, должен был перейти границу и пробраться во Львов. Оттуда поездом выехать на станцию Сарны, на Ровенщине, и ждать начала войны. В первый же день войны, с началом темноты, диверсанты должны были подорвать как можно больше железнодорожных стрелок на этом узле. Дождавшись прихода немцев, Стельмащук должден был явиться в штаб ближайшего соединения, отрекомендоваться офицеру абвера и подробно доложить ему о выполненном диверсионном задании. После этого агенты-подрывники могли действовать согласно заданиям, которые они получили с санкции абвера от своих националистических вожаков.

Одним из заданий этой группы националистов было задание размножить массовым тиражом и распространить среди населения так называемый акт о провозглашении «самостийной украинской соборной державы». Провозглашался этот «акт» в населенных пунктах с трибун, украшенных портретами Гитлера, Коновалца и Бандеры.

Ходатайства о предоставлении «незалежности» под чутким покровительством свастики и германского орла в имперские германские органы, помимо бандеровцев, готовили и отправляли все группы украинских нацистов-националистов, кто хотел выпросить у НСДАП, имперской канцелярии и лично фюрера Адольфа Гитлера право порулить кусочком захваченного немцами жизненного пространства. Бандера среди прочих просителей отличился тем, что оказался более предприимчивым.

Вот, например, документ о просьбах Бандеры к немцам: «…дайте мне порулить, потому что я лучше, чем Мельник». Документ, характеризующий унизительную роль прислужников, которую взяли на себя бандеровцы, за которую хотели получить косточку с барского стола. Это письмо советника посольства В. Гросскопфа рейхсминистру иностранных дел И. Риббентропу:

«Направленный Володимиром Стахивом 24 числа пр[ошлого] м[есяца] г-ну р[ейхсминистру] иностранных дел меморандум, как видно из сопроводительного письма Стахива, из группы украинских националистов из окружения Бандеры. Она представляет собой осколок первоначально единой Организации Украинских Националистов (ОУН), основанной полковником Коновальцем. Формально в качестве более легитимного преемника Коновальца рассматривает себя его бывший заместитель Мельник, к которому примкнула и бОльшая часть ОУН. Со своей стороны, Бандера обосновывает свои притязания на лидерство тем, что круг его сторонников активнее проявил себя и, таким образом, более решительно претворяет в жизнь идею Коновальца; Бандера и его люди ссылаются при этом также на покушение, жертвой которого в свое время был польский министр внутренних дел Перацкий, и это было делом их рук.

В национально-политической программе обеих групп ОУН особых различий нет. Группа Мельника, как известно, некоторое время назад направила в разные инстанции рейха свой меморандум, в котором выступала за создание Великой Украины с конкретными, названными в их предложении границами. В меморандуме группы Бандеры речь идет о том же, но нет предложений относительно границ; в нем содержатся более пространные историко-политические рассуждения об украинской проблеме, из которых делаются определенные, адресованные рейху, выводы.

Анализа более точного положения дел в политике, настроений и прочих конкретных предпосылок, которых следует ждать на Восточной Украине, меморандум не содержит; об этой материи украинская эмиграция, которая к тому же по большей части состоит из выходцев с Западной Украины, по всей видимости, мало осведомлена.

Осмелимся предложить, чтобы г-н р[ейхсминистр] иностранных дел воздержался от ответа на меморандум и передал его как материал в ответственный за эти вопросы отдел».

То есть ходатайства пошли в Берлин своим путем по инстанциям. Но Бандера и Стецько не стали ждать ответа, быстренько, пока оккупационная администрация только начинала размещаться в захваченном Львове, зачитали по лембергскому радио (захваченному по поручению абвера диверсантами Шухевича из «Нахтигаля») вперемешку с немецкими маршами и приказами и документ о том, что «новая Украинская Держава, базируясь на полной суверенности своей власти, становится добровольно в рамках нового порядка Европы, который создает вождь немецкой Армии и немецкого народа Адольф Гитлер».

* * *

В ночь на 30 июня 1941 г., отступая с боями, советские войска оставили Львов после почти недели кровопролитных сражений. За несколько дней до этого дня националистическое подполье на Западной Украине пыталось поднять массовое вооруженное восстание, которое было жестко подавлено советскими органами госбезопасности. Тюрьмы были переполнены бандеровскими диверсантами и прочей немецкой агентурой, задержанной при осуществлении диверсионных и шпионских заданий абвера. Там также содержались разного рода активисты антисоветских националистических организаций. Одной из задач антисоветского восстания было освобождение оуновских сторонников и других заключенных из тюрем. Поэтому при отступлении советских войск большая часть заключенных была расстреляна НКВД.

Уже ранним утром вместе с передовыми частями вермахта во Львов вошли части батальона «Нахтигаль» на транспортных средствах абверовского полка «Бранденбург-800». Отдельно, на машинах абвера прибыла «походная группа» Ярослава Стецько. Продвижению этой группы во Львов, как указывает американский исследователь Дж. Армстронг, способствовали передовые подразделения германской армии (Armstrong, J. New York: Columbia University Press, 1963, p.77).

Об атмосфере, в которой принимался этот, как сегодня пишут, акт, который является альфой и омегой героической истории украинского национально-освободительного движения, оставили красноречивые воспоминания его участники. Один из них – доктор богословия Гавриил Костельник. Он пишет:

«Согнано было людей, наверное, больше сотни — украинской интеллигенции. Говорю «согнано» потому, что это был первый день вступления немцев во Львов. В городе раздавались выстрелы, издалека слышался грохот пушек. Люди опасались выходить на улицу, а те, что выходили, не отрывались далеко от дома.

Среди собравшихся много было греко-католических священников, собранных усилиями бандеровского капеллана отца Ивана Гриньоха. Представителем митрополита был коадютор Иосиф Слепой, который вел себя здесь не как защитник тех, кто созвал это совещание. Оказалось, что это непростое совещание. Объявлено было, — ей-богу, стыдно об этом говорить теперь, — что все мы задействованные представляем собой «народное собрание», которое должно провозгласить утверждение украинского государства и утвердить «правительство», сформированное по указанию Степана Бандеры неким Ярославом Стецько. «Народным собранием» это совещание решено было назвать не просто для авторитетности его, а для того, чтобы противопоставить это сборище тому Народному Собранию, которое было созвано во Львове в октябре 1939 г., на котором было провозглашено установление советской власти в западной Украине. Здесь присутствовали и представители германской власти в Западной Украине. А также и представители немецкой военной власти. Слово взял председатель «правительства» Ярослав Стецько — миршавенький человечек, который, не умея себя держать на людях, дрожащим голосом зачитал акт провозглашения «государственной соборной самостийной Украины» и провозгласил, так сказать, декларативное заявление «правительства». С того, что объявлял и говорил этот тщедушный человечек, который именовал себя главой «правительства», запомнились две особенности: это — непревзойденная хвалебность немецкому фюреру и его непобедимому воинству и угрозы, страшные угрозы всем, кто проявляет непокорность «правительству» «украинского государства», которое, говорил Стецько, «будет действовать в единстве с Великогерманией фюрера». «Политику мы будем делать без сантиментов, — пытаясь взять устрашающий тон, вполне серьезно предсказал тщедушный человечек. Мы уничтожим всех, без исключения, кто станет у нас на пути. Руководителями всех сфер жизни будут украинцы и только украинцы, а не враги-чужаки — москали, поляки, евреи. Наша власть будет политической и военной диктатурой ОУН, диктатурой, для врагов страшной и неумолимой…» Вспоминая об этом, удивляешься, как мы, священники греко-католической церкви, могли поддаваться той силе сатанинской ненависти к советским людям, ко всем инакомыслящим, что ее провозгласили на том сборище дети наши, дети были воспитанные и взлелеянные нами…» (Даниленко С.Т. Дорогою ганьби і зради. К., 1970).

Воспоминания об этом «выдающемся» событии оставил один из известных деятелей националистического движения Кость Панькивский — он в «правительстве» Стецько занимал пост заместителя министра внутренних дел. Тогда же был назначен генеральным секретарем возглавляемой митрополитом Шептицким Української національної ради (УНР), а в 1942 г. стал заместителем председателя Украинского центрального комитета (УЦК) В. Кубийовича.

«Я узнал о том, что уже рано 30/6 под собор св. Юра пришел с первыми немецкими частями отряд украинских добровольцев-националистов под проводом Романа Шухевича и д-ра Ивана Гриньоха так называемый легион «Нахтигаль». Только маленькая голубовато-желтая стяжечка на ремне отличала их от немецких солдат. Митрополит Шептицкий, которого они посетили, выслушав д-ра Гриньоха, которого знал как своего воспитанника и кандидата на профессора теологии, благословил воинов и дал благословение также и для будущего украинского правительства… В палате митрополита поселился известный во Львове профессор истории Восточной Европы университета в Кенигсберге, галицкий немец колл. сотник Галицкой армии — в то время гауптман в отделе военной контрразведки — д-р Ганс Кох. Вместе с Кохом гостем митрополичьей палаты был его сотрудник д-р. Фель, знаток польских и украинских дел, которого мы тогда не знали…

…Около полудня прибыли во Львов уже также первые представители ОУН в гражданском одеянии: Ярослав Стецько, Евгений Врецьона, Ярослав Старух и другие. Они приехали на машинах вермахта и, связавшись со своими людьми в городе, созвали на вечер общественное собрание в доме общества «Просвита» на Рынке…

…Те лагеря, которые позже названы «Национальным собранием», вызвали разные комментарии. Участники критиковали их неподходящую обстановку — небольшие, темные комнаты, в которых мигали свечи; неподготовленность собрания: приглашенные не знали, что должно быть предметом совещания; непонятная тогда общая спешка, нервное настроение. Участие граждан было небольшое, потому что люди созваны поздно, да и вечернее время не способствовала, потому что разрешено было ходить только до девяти часов. Все же было около сотни присутствующих…

…И прежде всего у всех участников сборов, с которыми я встречался, те сборы вызвали разочарование и обеспокоенность. От передового представителя ОУН, который пришел во Львов вместе с немецкими войсками, провозгласил «государственность» и подал к сведению именования себя «председателем правления», община ждала своего рода общественного отчета о том, что сделала организация для дела за время долгих двух лет, когда край должен был молчать, и как она понимает свою задачу. Люди хотели хоть примерно знать, что несут Украине и организация, и немцы — какую конструктивную программу и план конструктивного имеет договоренности с немцами руководство организации. Про эти дела на собрании не было речи. Дешевая революционная агитка была смыслом речи главы всех дальнейших прибывших во Львов ораторов провода ОУН…

…В заключение произнес присутствующий все время на сборах гауптман д-р Ганс Кох. Его речь прозвучала диссонансом. Формой — в частности, в сравнении с бледной речью Стецько — она была красивая, и по смыслу своему — хоть имела моменты украинско-патриотические и даже нотки вроде: «Имеете теперь Украину!» — оставила очень досадное впечатление. Кох поздравил присутствующих с освобождением и призвал «к труду и сотрудничеству с немецкой армией». Более неприятно поражала своим поучительным тоном и часть речи, особенно не гармонизировала с выступлением Стецько. Кох говорил о том, «что война не закончена и со всякими политическими планами надо ждать решения фюрера!» (Панківський К. Від держави до комітету. Нью-Иорк — Торонто, 1957, с. 34).

* * *

В справке КГБ УССР для ЦК КПУ от 1965 г. «О связях украинских националистов с разведывательными органами буржуазных государств и подрывной деятельности против Советсткого Союза» также указывается, что на этих «Національних зборах» присутствовали некоторые высшие офицеры немецкой армии, в том числе бывший профессор Кох. «На этот раз жертвой провокации оказались сами хозяева — немцы, — указывалось в справке, — что видно из показаний бывшего начальника 2-го отдела штаба оккупационных войск Украины Лазарека.

Последний утверждал, что «бандеровцы тогда афишировали всему миру и распространяли по радио и в печати данные о том, что немцы «освободили» Украину от большевиков и передают административную власть «ее хозяевам — украинским националистам». Они ссылались на профессора Ганса Коха как на представителя Немецкого государства, уполномоченного подписать декрет о создании бандеровсхого «правительства» Стецько и распространяли этот декрет с подписью Коха. Впоследствии я от Коха узнал, что бандеровцы его спровоцировали.

Он действительно был приглашен бандеровцами на заседание, но не знал, что там будет объявлено создание «правительства» Стецько. Ему там отвели почетное место, просили выступить еще до того, как объявили о создании «правительства», он выступил, заявил, что немцы создали свободную самостоятельную Украину и т. п. Когда объявили декрет о создании «правительства», он был возмущен, связался после заседания с Берлином и высказал свое возмущение случившимся. Еще больше он был возмущен, когда под декретом появилась его подпись. Он мне клялся, что подпись была поддельная. Из Берлина была послана специальная комиссия для проверки создавшегося положения и выяснения роли в этом Коха. Была проведена экспертиза по сличению почерка Коха с подписью на декрете, проверка подтвердила, что подпись была поддельная» (ЦДАГО 57-4-340 // ГДА СБУ 378, том 38, стр. 823 — 825).

В цитированной справке также объяснялись причины разгона «правительства» Стецько. «Известно, что между гестапо и Абвером еще накануне войны имелись разногласия в деле использования ОУН. Гестапо не могло простить Бандере того, что он перебежал на сторону Абвера и решился выступить против мельниковцев, состоявших на службе у гестапо. Однако главной причиной отстранения бандеровцев от политической деятельности стало то обстоятельство, что они имели базу и влияние только лишь в западных областях Украины, а следовательно, не могли оказать существенной пользы в оккупации восточных областей Украины.

Там более прочные позиции принадлежали украинским националистам ОУН-мельниковцев. Поэтому нет ничего удивительного, что Абвер не взял под свою защиту Бандеру, когда гестапо, защищая своих верных агентов-мельниковцев и спасая их от террора бандеровцев, выдворило Бандеру, Стецько и других главарей ОУН из Львова и Кракова в Берлин, где взяло их под домашний арест. Немцы не испытывали особой нужды в бандеровцах до 1943 года, т. е. до того момента, пока немецкие войска не докатились от Сталинграда до границ западных областей Украины».

К тому же следует учитывать, что начальник отдела «Абвер — Берлин» полковник Эрвин Штольце на Нюрнбергском процессе назвал реальной причиной ареста Бандеры не политическую версию, а … криминальную. «В августе 1941 года Бандера был арестован, — свидетельствовал Штольце, — его содержали на даче в пригороде Берлина под домашним арестом.

Аресту послужил тот факт, что он в 1940 году, получив от Абвера большую сумму денег для финансирования оуновского подполья и организации разведывательной деятельности против Советского Союза, пытался их присвоить и перевел в один из швейцарских банков. Эти деньги были нами изъяты из банка и снова возвращены Бандере. Аналогичный факт имел место и с Мельником…»

В начале июля 1941 г. в Кракове состоялась встреча государственного секретаря Кундта, полковника Бизанца, судьи Бюлова и Феля с верхушкой бандеровского руководства. Этот разговор примечателен тем, что немцы в очень резкой форме указали своим «союзникам» на их место, а те в ответ лебезили и оправдывались.

Ба[ндера]: Я отдал этот приказ как руководитель организации ОУН, т.е. как руководитель украинских националистов, так как эта организация возглавляет украинский народ. По поручению ОУН я объявил себя вождем украинского народа. ОУН была единственной организацией, которая вела борьбу и которая имеет право на основании нынешней борьбы сформировать правительство.

Ку[ндт]: Это право принадлежит немецкому вермахту и фюреру, который завоевал страну. Он имеет право назначить украинское правительство.

Ба[ндера]: Это было бы правительство, созданное по приказу германского правительства. И все же временно оно образовалось само, также с целью сотрудничать с немцами.

Ку[ндт]: Произошло ли это по согласованию с немецким военным комендантом?

Ба[ндера]: Я не знаю, сделали ли люди это на местах с согласия немецких инстанций или нет. Я дал инструкции делать все, что можно сделать по согласованию с немцами. Я полагал, что это согласовано, так как об этом сообщили по радио вместе с сообщениями немецкими.

Ку[ндт]: Интересно, что упоминания о немецком фюрере и немецком вермахте передавались на немецком и украинском языках, все остальное же только на украинском.

Ба[ндера]: Насчет событий в самом Лемберге я не был поставлен в известность. На собрании Украинского национального комитета в Лемберге присутствовал Стецько. Был ли там Старух, когда все это случилось в Лемберге, не знаю. Гриньох присутствовал там в качестве военного священника в немецкой форме.

Ку[ндт]: Моя задача сегодня заключалась в том, чтобы, во-первых, разъяснить вам, господа, какой ответ я на данный момент получил на запрос, который в свое время отправил в Берлин, а во-вторых, внести ясность во вселембергское дело. Дальнейшее меня не касается, мое дело только проинформировать об этом.

Хочу кое-что сказать господину Бандере: То обстоятельство, что он подал меморандум в рейхсканцелярию, еще не означает согласия относительно того, что его собственные замыслы совпадают с желаниями правительства рейха. Таким образом, он не может сказать, что то, что он сделал, было правомерным, а вследствие этого и то, что господа из Абвера, ведомства фюрера, якобы знали о ваших намерениях, но эти намерения не одобрили. В какой мере и каким образом фюрер поддержит или не поддержит идеи и не только г-на Бандеры – очень многие другие украинские политики также передавали свои меморандумы – зависит исключительно от фюрера (С. Чуев, Украинский легион, М.: Яуза, 2006 г., с. 206—212).

Вот такая беседа… В результате Бандера и Стецько были отправлены в Берлин и помещены под почетный домашний арест. Но незадолго до своего почетного ареста «глава восстановленного украинского правительства» Ярослав Стецько успел отправить Адольфу Гитлеру письмо следующего содержания:

«Лемберг, 3 июля 1941 г.

Его Превосходительству

Фюреру и рейхсканцлеру

Ваше превосходительство!

Преисполненные искренней благодарности и восхищения Вашей героической армией, которая покрыла себя неувядаемой славой на полях битв со злейшим врагом Европы — московским большевизмом, мы посылаем вам, Великому фюреру, от имени всего украинского народа и его правительства, которое создано в освобождённом Лемберге, сердечные поздравления и пожелания увенчать эту борьбу полной победой.

Победа немецкого оружия позволит Вам распространить строительство новой Европы и на eё восточную часть. Тем самым Вы дали возможность и украинскому народу принять активное участие в осуществлении этой великой идеи как полноправному, свободному члену семьи европейских народов, в своей суверенной Украинской державе.

За украинское правительство,

Ярослав Стецько

Глава [правительства]».

Такая вот история, на которой предлагают нам «воспитывать новые поколения украинских патриотов».

Но позорно разогнанное немцами «украинское правительство» успело совершить действия, имевшие глобальные последствия. Известный немецкий историк Хеер назвал львовский погром июня-июля 1941 г. «прелюдией к Холокосту».

Одним из первых распоряжений марионеточного «самостийного правительства» Стецько стало учреждение «украинской милиции». В городе начались масштабные акции по уничтожению евреев и польской интеллигенции по заранее составленным черным спискам, которые были заранее подготовлены оуновской агентурой абвера, СД и гестапо. Эти списки развешивались на стенах домов. Поводом к ним послужило обнаружение в львовских тюрьмах тел заключенных националистов-диверсантов, расстрелянных перед отступлением советских войск. Вина за эти расстрелы была возложена на евреев, аресты которых «украинской милицией» начались немедленно. Часть арестованных евреев была пригнана в тюрьмы, где их заставляли хоронить тела расстрелянных.

Вот некоторые документы-отчеты львовской вспомогательной милиции об уничтожении евреев, протоколы допросов свидетелей об уничтожении нацистами евреев Львова и Львовской области…

Свидетель-очевидец зверств гитлеровцев и вспомогательной «украинской милиции» во Львове, который после войны стал одним из наиболее авторитетных исследователей геноцида евреев, в том числе и на Украине, Филип Фридман упоминает, помимо погрома 1-2 июля 1941 г., акцию «дни Петлюры», осуществленную украинской националистической «милицией» под контролем немцев 25-27 июля 1941 г.

Такая вот теперь у нас «украиноцентричная» история восстановления украинского государства…

МИРОСЛАВА БЕРДНИК

http://odnarodyna.org/node/36450