Плеяда сашкиных школьных учителей не такая уж большая, но яркая. Многие из них за свои труды удостоены были наград и званий заслуженных, ну а если не их, то любви своих подопечных, народного признания. Уж поверьте, и юном возрасте школьник отличит учителя рядового от преподавателя влюблённого своё дело, болеющего за ученика. Совершенно особенной для Сашки была учительница математики Полина Владимировна Кошелева. Знамо дело, у всех наших наставников были прозвища. Кого «гипотенузой» назовут, кого ещё хуже. Её звали просто сокращённо — Полина, ничего другого к ней не приклеивалось. Какая то интеллигентность от неё исходила. Не молодая, средних лет, всегда аккуратная и подтянутая, в неизменном костюме с юбкой и красивой стрижкой. Наука её Сашке в целом давалась. Не сказать чтоб любимая, сухая теория. Но учила она творчески, одной программой не ограничивалась и давала книги по занимательной математике одарённым, слабым помогала, в необходимых случаях прощала. Поставила как-то Нине Кривенковой вместо слабой тройки четвёрку. Наташа Левина припомнила её крылатую фразу : «Математика приводит ум в порядок». Понятно, что с тем и другим у неё были лады.
Как-то раз Полина зашла в класс совсем не по предмету и пригласила всех сходить в ДОФ на концерт заезжего артиста. Классной она не была, но к классу почему-то благоволила. Впрочем, может месткомом была, или профоргом школьным? Но мне думается — по велению души. Несколько человек согласились, она принялась уговаривать не сдающихся. Узнали, что надо рубля полтора ещё платить — начали в откат идти. Но, уговорила-таки на вечер поэзии идти всех. Всё же городок такими делами не избалован был. Сашка и по сей день благодарен ей за это!
А весь -то вечер этот посвящён был одному — Сергею Есенину. Был этот поэт в то время почти под запретом, в школьной программе не изучался, печатался мало. Сашка о таком даже не слыхал. Вышел на сцену Дома офицеров наш мастер печатного слова начал неспешный свой сказ. Зазвучали певучие, берущие за душу стихи:
"Гой ты Русь моя родная, Хаты -в ризах образа. Не видать конца и края, Только синь сосёт глаза".
Другие стихи, про любовь, Танюшу. Зал замер, старались не пропустить ни слова, ни строчки. Наверно, для многих это стало откровением. Пошли аплодисменты, потом ещё дружнее.
А уж когда зазвучало: "Никогда я не был на Босфоре, Ты меня не спрашивай о нём. Я в твоих глазах увидел море, Полыхающее голубым огнём."
Сашка понял, что это его, что и он не был на этом самом Босфоре, но непременно должен побывать. Наш артист неожиданно закурил прямо на сцене (ныне за это точно оштрафуют и отлучат от концертов), вскочил на стоящий рядом стол и стал читать строки «Москвы кабацкой». Довольно дерзкое прочтение это возымело ещё большее признание. Сашка был окончательно потрясён и услышанным и увиденным.после концерта вышел другим человеком. На следующий день помчался в библиотеку и выпросил томик Есенина. Стал читать и перечитывать легко запоминающиеся строки, такие родные, как будто бы свои.
Сашка окончательно влюбился в доселе неведомые ему стихи и их автора. Прошли годы побывал он на Босфоре и даже что-то сам написал по этому поводу, подражая Есенину. Когда Советский учебный корабль ВМФ «Бородино» с Сашкой на борту проходил под висячим Стамбульским мостом, какая-то влюблённая парочка бросила на палубу букетик цветов. И это всё хранится в глубине его души. Побывал Сашка не только на поэтичном проливе. Вот служба помогала: проходил обучение курсант под Коломной, в центре, где изучали будущие офицеры специальные изделия. Нет уже этого заведения и можно уточнить, что под этими мудрёными словами понимались ядерные боеприпасы.
Отправляло командование то сено душистое помочь тамошним селянам убрать, то на красоты глянуть. Вот так и попал Сашка в малое село Константиново. Вышел с утра на высокий правый берег Оки, а по левому низкому — луга, стога стоят, да кони пасутся, туман стелется. Вот и ясно стало почему здесь то и родился великий русский поэт.
Домик бревенчатый небольшой, церквушка, постройка что помнят Серёжу. Сюда приезжал он уже знаменитый с подводой подарков деревенским. Увидел он фрак поэта, аккуратно заштопанный:
"Я хожу в цилиндре не для женщин, В глупой страсти сердце жить не в силе, - В нём удобно, грусть свою уменьшив, Золото овса давать кобыле..."
курсанты: Фролов, Деточкин, Потеряев.
Кони, кони, что за удивительно грациозные создания, Сашка тоже их полюбил, несмотря на то, что младенцем чуть не погиб, ползая под лошадиными ногами. Мать говорила:» Не зря ты в рубашке родился.» Побывал он у Сергея на Ваганьковском, не раз подходил к Ленинградской ещё гостинице «Англетер», спрашивая себя: «Почему?» и «Зачем?». Вот это знакомство подвигало на подражание русскому таланту и в юности Сашка немало перьев изломал и бумаги перевёл. Иногда выходили весьма не дурные строки, за которые и сейчас не стыдно. И сколько же посвящено любимой девушке, только он, да друг его Славик — товарищ по писательскому цеху в военно-морском училище, знали.
А недавно отыскал он в старом, затёртом блокноте своё курсантское подражание поэту, образца 1974 года, написанное перед дальним походом:
Никогда я не был на Босфоре, Как Рязанский пьяница - поэт. Может я таким же стану вскоре, Может быть, а может быть и нет. Никогда я не был на Босфоре, Не колол о минареты взгляд. Не просил туманов у менялы, Не любил ещё Шахеризад. Жизнь даёт, она и спросит, Повезло мне больно в эти дни. Скоро буду, буду на Босфоре, А поэтом, скажут мне - увы. И теперь, уже тоскую вдвое, Днём и ночью вижу миражи. Месяц ятаганом рубит море И такие ж, воткнуты вдали. Крик и гам восточного базара, Ворохи товаров, сказочной красы. И потом внезапно затихает свара, Голос раздаётся лишь муллы. Не бродил в песках я с караваном, И не высыхал там без воды. Не вдыхал в себя марихуану, И не поднимал застенчивой чадры.
