Ничто во внешности мужчины не раздражает женщину так, как отсутствие денег

Небо затянуло низкими темными тучами, и дождь поначалу мелко и легко забарабанил по крышам и мостовым, как бы примеряясь: а стоит ли?  Зато после пятнадцатиминутной пристрелки, отбросив сомнения, пошел лить ручьями, образовавшими сплошную стену перед идущими горожанами и едущими автомобилями.

Сразу стало темно и мрачно. Фонари не горели в Угрюмове уже несколько лет. Только редкие недобитые лампочки под козырьками парадных тускло светились одиноким маячками для бредущих домой жителей. Под одним таким козырьком спрятался от дождя Недодаев. Он быстро нашарил в сумке записную книжку, с трудом вглядываясь в  давние полустертые строки. Эти записи напомнили Андрею, что его друг детства проживает на улице бородатого мыслителя Маркса, который представить себе никогда не мог, что его именем благодарные пролетарии назовут улицы почти в каждом российском городе.

«И почему Ломоносов-штрассе нет в каком-нибудь пивном центре Баварии или Саксонии?» — подумал Недодаев.

Да и до улицы Маркса придется идти по проспекту Розы Люксембург, переулкам Индиры Ганди и Клары Цеткин. Все старинные «русские» фамилии преобразователей жизни Российского государства.

Ничего не оставалось, как выбираться из-под спасительного козырька. Дождь баловался с городом: то брызгал на него каплями, то поливал струями, как из брандспойта.

«Буду передвигаться пешим порядком, мелкими перебежками от укрытия к укрытию», — решил Андрей.

Первая остановка после короткой пробежки получилась возле длинного ряда киосков, где призывно звучал голос Земфиры, обещавшей убить соседа тому, у кого он есть и кому очень надоел.

 «Раньше песня про поселившегося рядом соседа была более радостной», — подумал Недодаев и от этого неожиданного сравнения развеселился.

— Купи яблочки, касатик, — бойкая старушка, приторговывавшая у киосков, обратилась к Андрею, — яблочки сладкие, вкусные. Недорого возьму, поздно уже, да и дождь надоел.

— А как сорт называется? — Андрей проявил любопытство, протянув к яблокам руку. — Попробовать можно?

— Можно, можно. А сорт так и называется: «Слава победителя», — затараторила бабка.

— Впору другие названия придумывать: «Горе — побежденным», к примеру. Ладно, бабуля, беру килограммчик.

Старушка ловко кантором взвесила кулек с яблоками и подала его в обмен на деньги. Андрей в киоске прикупил пару банок пива, «Сникерс», пачку сигарет с вечным ковбоем из страны «Мальборо». Эти покупки проделали изрядную прореху в скромном бюджете отставного майора, но в гости с пустыми руками он ходить еще не привык.

«Честные детки говорят, что любят не папку с мамкой, а конфетки», — заповедь деда Недодаев помнил до сих пор.

Улица с именем пролетарского вождя ничем не выделялась среди других улиц Угрюмова. Те же неказистые хрущевки-пятиэтажки парадными наружу олицетворяли всеобщее скудное равенство, о котором мечтали основоположники коммунизма в далеком Лондоне.

Открывший дверь после третьего звонка Кочкин был сух и деловит:

— Заходи, коли пришел. Куртку снимай сразу —  вода с нее натечет. И сумку здесь поставь. Тапки надень. Проходи.

Исполнив все команды и ритуал обнимания и хлопанья по спине, Андрей прошел на кухню. По дороге удалось одарить «Сникерсом» вышедшего на порог своей комнаты мальчика лет пяти.

— Спасибо, дядя, — донеслось уже из набитого шоколадом рта.

— С супругой знакомить не буду, ты ее должен помнить. Валя училась в соседнем классе.

Виктор усадил Недодаева в кухонный угол за обеденный стол. Занавески, скатерть вместо клеенки на столе, цветы в горшках на подоконнике создавали атмосферу покоя и настоящего домашнего уюта. На импортном салатового цвета холодильнике стояла микроволновая печь, нержавеющими боками поблескивала новая газовая плита.

— Хорошо упаковался, — Андрей обвел рукой кухню.

— Ладно, уж. Скажи лучше, зачем пожаловал?

Недодаев подробно описал Виктору свои злоключения, начиная со службы, заканчивая этим дождливым вечером.

-Утро вечера мудренее. Ложись в гостиной на диван, поспи, а завтра вместе подумаем о твоих перспективах.

Накрахмаленная простынь, казалось, поскрипывала под ворочающимся Андреем. Раньше он спокойно засыпал в любой, даже самой непривычной обстановке. А этой ночью глаз не удалось сомкнуть. Что делать дальше? Как и где жить, где работать? — эти вопросы спать не давали долго, а светящиеся электронные часы показывали медленно уходящее время.

Разбитым после бессонной ночи Андрей себя не чувствовал, но голова утром была несвежей, как после продолжительной попойки. Утренний кофе стал выводить Недодаева из этого состояния;  окончательно осознать реальность помог последовавший за завтраком разговор.

— Что хоть, Андрей, ты делать умеешь? — Виктор встал и подошел к окну кухни.

— Что умею? Все, что положено офицеру: ходить строем, командовать, окапываться, стрелять, бросать гранаты;  минировать и разминировать местность…

— А язык какой-нибудь знаешь? — Виктор закурил, пуская дым в форточку.

— Знаю, конечно. Целых три языка: русский, командный и матерный. Последние два — в совершенстве, — Андрею показалось, что он присутствует на допросе военнопленного, который отрабатывался в военном училище на разведфакультете. Только присутствует, на сей раз, в качестве пленного, теряющегося в догадках: что от него хотят? Андрей с раздражением встал, тоже подошел к окну. Во дворе у скамейки со старушками стоял поп и уверенно что-то говорил.

        — Не тратит церковь время зря. Рот открыл — и ты уже на рабочем месте. Давай закончим этот разговор. Итог ясен: офицер не способен ни к чему, но готов на все. Пора такое объявление в Интернете вывешивать.

        Андрей вышел в коридор, стал одевать куртку. Но Валя, раньше не вмешивавшаяся в беседу мужчин, упросила Недодаева остаться. Кочкины несколько лет осваивали рыночную экономику. Пока Виктор устроился на общественных началах в отдел квартучета районной администрации для получения квартиры, Валя с подругами ездила в Польшу за товаром, челночила в Турции, Китае. Теперь у них свой продуктовый киоск, свое постоянное место на вещевом рынке. Квартиру Виктор за пару лет «высидел» и сразу же ушел в бизнес. Он завозит товар в киоск, снимает кассу, борется с налоговиками, милицией, своими продавцами и грузчиками. Валя, позабыв про учительское призвание, осваивает новые горизонты бизнеса. Она  предложила Недодаеву поучаствовать в своих начинаниях.

— Да где я жить буду? — Андрея пока волновал вопрос проживания.

Но эта проблема Кочкиными была обдумана и решена. Андрей снимет комнату у Валиной подруги Наташи. Наташа Храпко также ранее трудилась на ниве просвещения, но нищенская зарплата учителя не давала возможности нормально жить. Поэтому Наташа стала компаньоном Вали во многих ее делах, да еще сдавала комнату в двухкомнатной квартире. В настоящий момент очередной постоялец покинул жилье, не заплатив за последний месяц  и ухитрившись наговорить по телефону в отсутствие хозяйки на кругленькую сумму.

— Только без всякого там сватовства, — согласился Андрей на этот вариант.

Комната обставлена просто и чисто. Диван, шкаф, маленький столик составляли убранство сдаваемой площади. Недодаев не засиживался в четырех стенах и приходил только ночевать. Хозяйку видел утром на кухне, за чаем. Там Андрей получал задание по распространению чудодейственного средства «Гербалайф», которое вес снижает, тонус повышает, все, что надо увеличивает и утолщает. Скопления женщин в общественных местах и на рабочих постах, Андрей нанес на схему, которую повесил с внутренней стороны двери своей комнаты. Издали схема напоминала карту-трехверстку, с которой воевали ротные командиры в Великую Отечественную. Она была всюду усыпана квадратиками и кружочками, от которых в разные стороны разбегались синие и красные стрелы. «Гербалайф» наступал на город. Радио постоянно вещало о его целебных свойствах. С телевизионного экрана с довольными (все-таки деньги за рекламу) и немножко печальными (иногда и совестно бывает) лицами известные актеры, спортсмены и популярные деятели взахлеб рассказывали о том, как счастливо изменилась их жизнь после встречи с «Гербалайфом». Десятки и сотни распространителей носились по городу, звонили на фирмы, в организации, проникали на режимные объекты, принося желающим заветные баночки. Недодаев чувствовал себя солдатом целой армии, посланной в бой не известным, но очень хитрым полководцем. Найти руководителя, кроме Наташи, не удавалось Андрею долго. Принципы конспирации организаторы этой акции соблюдали почище большевиков в трех революциях. Деньги уплывали куда-то наверх через десятки ручейков, а взамен текла и текла река препаратов, никому неизвестных ни по происхождению, ни по точному эффекту от их применения.

Терпение Недодаева закончилось, когда очередная толстая тетка с криком — «Я уже сожрала вашего зелья на триста баксов и не на грамм не похудела!» закидала Андрея его же коробочками.

Доход при такой напряженной работе был совсем небольшим. Денег часто хватало только на оплату комнаты и скудные обеды.

— Все, хватит, продавайте сами, — такое короткое заявление поставило точку в его работе по снижению веса женского населения страны.

Через день хозяйка зашла в комнату Андрея и, глядя на лежащего постояльца, торжественно произнесла: «В бизнесе появились новые перспективы».  Перспективы заключались в том, что бы используя старенький «Москвич» хозяйки, доставшийся ей от отца, развозить девчонок по вызову на квартиры, брать деньги с клиентов, ждать окончания оплаченного времени, а потом забирать девиц.

— Боевому офицеру — блядей развозить! — кричал Недодаев Кочкину во время очередного расслабления по пятницам в гараже под спирт «Ройал» и китайскую тушенку, именуемую в народе «братская могила».

— А что делать, Андрюша? — степенно возражал хозяин уже двух ларьков и одного базарного места, — бизнес ведь ищет, где выгодно. Выгодно девок поставлять тем, кто трахаться хочет, а не может снять девку в кабаке или на улице —  и мы будем это делать. Девок за бабки! Ха-ха-ха, — Виктору очень понравился собственный пьяный каламбур и он повторил его дважды. — Девок — за бабки, за бабуленьки — девок!

— Да ты хоть подумал, каково девчонкам ноги задирать перед каждой сволочью? У тебя сын, тебе спокойно, — продолжал бушевать Андрей.

— Вот, что я тебе скажу, Андрюха, — Кочкин перешел на назидательный тон, — женщина, которая проститутка — она тоже человек. И может зарабатывать своей головой, своими руками и своей нижней частью. Головой зарабатывать — ее сначала иметь нужно, потом учиться, потом использовать по назначению. Но головой можно много зарабатывать и долго. Руками —  тоже долго, но немного. А остальной частью тела — много, но недолго. Каждая сама выбирает, что ей нравится. Мы же не насильники какие. Даем объявление про работу: девчонкам — отбоя нет. На наш век проституток хватит, понимаешь? Древнейшая профессия, — тут Виктор хватил еще полстакана и неожиданно умолк. Пьяные слезы покатились по плохо выбритым щекам.

— И мне противно, Андрюшенька. Но денежки-то, как заработать? Кто бы мне сказал десять лет назад, что я стану спекулянтом и сутенером — порвал бы того, как бумагу.

Такими откровениями были богаты посиделки по пятницам. К двум пьющим обязательно присоединяется третий. Напротив гаража Кочкина стоял большой каменный гараж с двумя пристройками по бокам. К этому гаражу частенько подкатывал «КАМАЗ» с самодельным крытым кузовом, из которого быстро сгружали пустые ящики и загружали их обратно, но уже  полными бутылок. В этот вечер к ним, сидящим перед открытой дверью, подошел хозяин непонятного процесса и спросил: «Третьим возьмете?»

— Чего не взять, если человек хороший. Да еще с бутылкой, — Виктор был сама приветливость.

      — Дай, думаю, зайду к соседу, покалякаю. А то вы частенько в одной компании сиживаете, аж завидно.

— Садись, садись, рюмку ставить? — Андрей тоже вступил в разговор.

— Ставь, наливай понемножку. Разговор есть. Вы служили раньше? — сосед сразу приступил к расспросам.

— Зовут как? В армии поначалу представляются по должности и по званию. Чтобы всем ясно было: как с тобой общаться. Если ты начальник — я стою и молчу, Если подчиненный — стой ты, молчи, когда с тобой разговаривают. Если захочу узнать твое мнение, у тебя его спрашивать не буду, — Виктора снова несло по армейской проторенной дороге.

— Болонкин я, лейтенант запаса. В институте на военной кафедре получил звание, — наконец представился сосед.

— Что ты, лейтенант Болонкин, хочешь? — Андрей старательно подчеркнул субординацию.

— Дело есть. Нужен командир моему воинству. Строгий, но справедливый. Материально ответственный и заинтересованный, конечно.

— Попробуй, Андрей, раз девок возить не хочешь. Командуй каким-то воинством. Может там больше порядка и меньше блядства, — пьяно посоветовал Кочкин, — только без криминала.

 Утро встретило новых знакомых моросящим дождем. В туманной дымке виднелись неясные фигуры, стоящие и сидящие возле гаража Болонкина. Подойдя поближе, Андрей привычно сосчитал новую команду. Двенадцать бомжей уже стояли перед дверями гаража и насторожено смотрели на нового начальника.

— Бурьян, Жгун — ко мне, остальные — на месте! — Болонкин не зря получил звание лейтенанта. — Вот тебе ближайшие помощники. Они работают с тобой в гараже. Смотришь за ними, контролируешь продукцию, готовую загружаете в ящики — и в грузовик. Перебийнос — старший над остальными, подчиняется тебе. Он нарезает участки в городе для сбора бутылок, получает от тебя деньги на закупку тары и отчитывается перед тобой количеством пустых бутылок. Светлые и прозрачные идут по 20 копеек, темные — по шестьдесят. Больше старайся запасти светлых. Кто сотню собрал, тому — премия, по полуторной цене принимай.

Перебийнос внимательно осмотрел оставшихся, быстро разбросал по участкам, что бы не пересекались. Особенно много было желающих собирать бутылки у рынка, на стадионе, где сегодня местный «Водник» принимал лидера лиги — команду «Вахтовик». Себе Перебийнос оставил автовокзал, где народ в ожидании автобусов коротал время с бутылками пива в руках.

— Разойдись, дети лейтенанта Шмидта, — Болонкин напомнил Андрею такое же разделение труда и территории в известной книге.

— Как они дотащат сюда эти бутылки? Ведь доходяги совсем, — по командирски забеспокоился Андрей.

— Не боись. Перебийнос с машиной едет по точкам к окончанию рабочего дня, собирает бутылки у воинства, записывает — у кого сколько, и сдает тебе под расчет. Ты даешь ему деньги за собранную тару, он рассчитывается с бомжами.

— А Бурьян и Жгун?- не унимался Недодаев.

— Хорошо, что ты во все вникаешь. Они работают в гараже под твоим руководством. Оплачиваю тебя и их работу в конце недели. Американский вариант: зарплата каждую неделю.

— Что делать надо? — поток вопросов Андрея не иссякал.

— Пойдем, покажу, — Болонкин повел Недодаева в одну из пристроек гаража. Внешне неказистая, внутри пристройка представляла собой просторный малярный цех. Большой подвал с цементным полом, хорошее освещение, краскопульты с баллонами — все было в порядке, как в образцовом цеху на заводе.

— Ничего себе, — вырвалось у Андрея, — ты здесь машины красишь?

— А еще разведчиком назвался. Где ты машины видишь? Только бутылки. — Болонкин рукой показал на штабеля бутылочных ящиков.

— Зачем бутылки красить? — снова не удержался Недодаев.

— Наберут детей в армию, а потом выгоняют за ненадобностью. Правильно,  между прочим, делают. Бесполезны они в мирное время. — Болонкин как будто процитировал давний вывод по аттестации Недодаева в личном деле.

— Ты что, мое личное дело читал? Оно в военкомате лежит, секретное, — еще больше удивился Андрей.

— У тебя твое личное дело вместе с секретами на физиономии написано. Разведчик должен быть сумрачен и скрытен, незаметен для окружающих, — продолжил Болонкин.

— Много ты понимаешь, — обиделся Недодаев. — Лучше про бутылки расскажи.

— Что тут рассказывать? Пивному заводу нужны бутылки из темного стекла. Он принимает их по два рубля за штуку. Я принимаю светлые бутылки по 20 копеек, а Бурьян и Жгун с помощью краски и пульверизатора делают их темными. Подъем денег в тысячу процентов. Только воровство прибыльнее. Наркотики и оружие рядом не лежали. Но — рот на замок. Не хочется территориалам лишку отстегивать.

— Милиции, что-ли? — поинтересовался Андрей.

— Участковому тоже, конечно. Но «крыша» берет больше.

Бурьян и Жгун в фартуках выставляли бутылки. Таинство десятикратного подорожания бутылки началось. Обход гаража продолжился. В гаражном боксе темнел тонированными стеклами подержанный микроавтобус.

— «Форд-транзит», — гордо произнес хозяин.

— А он зачем?

— Пока все. Много будешь знать — состариться не дадут.

Перебийнос поздним вечером привез бутылки из города. Недодаев, Бурьян, Жгун мирно сидели на ящиках возле пристройки и курили.

— Принимай работу, начальник. — Перебийнос быстро соскочил из кабины грузовика на землю. Жгун и Бурьян привычно и споро таскали бутылки мешками в гараж.

— Давай, давай, потаскуны ленивые! — взбадривал бомжатский бригадир доходяг. Когда бутылки были уложены на штатное место, пересчитаны, наступило время расчета. Андрей передал деньги Перебийносу в точном соответствии с инструкциями Болонкина.

— Маловато, начальник, — Перебийнос недовольно улыбался.

— Все по таксе — голос Недодаева отмел всяческие претензии.

— Тогда с тебя маленькая за первый день на работе, — не здавался бригадир.

 Перебийнос и в доперестроечной жизни трудился бригадиром на заводе. Излишняя горячность, готовность пускать кулаки в ход достались ему вместе с фамилией от потомков запорожских казаков. Запорожская сечь была единственным в истории пиратским сухопутным государством, которое не управлялось ни царем, ни султаном, не подчинялось никаким законам, кроме решений Коша. Казаки подчинялись только более сильному атаману. Таким вырос и дальний потомок запорожцев, отчаянный бригадир Перебийнос. В войну он бы точно стал героем, но в мирное время герои не нужны. Даже бывшая жена бригадира дородная хохлушка Галя, устав от подвигов своего мужа, сказала ему такую фразу, которая немедленно положила конец их пятнадцатилетней совместной жизни: «Все эти казаки мне давно до…!»

Перебийнос обиделся на всю оставшуюся жизнь и частенько вспоминал в нетрезвом виде свою кровную обидчицу с горестным восхищением. Выпив пару стаканов водки, бригадир долго объяснялся Недодаеву в любви, от которой, как понимал Андрей, до ненависти меньше шага.

Дома его ждал приятный сюрприз: Наташа приготовила роскошный ужин и накрыла стол в своей большой комнате. Посреди стола высилась хрустальная ваза с чайными розами, белоснежные салфетки с серебряными приборами красовались возле тонких испанских тарелок. На длинном блюде еще парила семга, запеченная в майонезе, украшенная зеленью и дольками лимона. Малосольные огурчики зеленели в салатнице. Рядом с вазой высилась запотевшая бутылка «Смирновки» изрядного объема.

— Что за праздник? — поинтересовался Недодаев.

— Руки мыть, да рубашку посвежее одень. Заждались тебя.

День рождения был придуман Валентиной Кочкиной, когда Наташа в очередной раз пожаловалась подруге на невнимание квартиранта. В поддержку мероприятия Валя с мужем подошли точно к указанному времени и сели за стол, когда свежевымытый Андрей в белой рубашке вышел из своей комнаты. В его руке поблескивал металлический советский рубль с олимпийской символикой.

— Маленький подарок, но подарок. Пусть у тебя в доме всегда водятся деньги, а к любимому ты будешь прикована пятью кольцами: верой, надеждой, любовью, еще теплотой и преданностью!

— Как красиво говорит! Учись, муженек, — с легкой укоризной произнесла Валя. После быстрых трех тостов небольшая компания захмелела и развеселилась. В медленном, под музыку Демисса Руссоса, танце Валя зашептала на ухо Андрею: «Сколько можно женщину мучить, дубина стоеросовая. Еще разведчиком себя называешь…».

 Недодаев передал Валю мужу и закружил по комнате Наташу. Пьянящее ощущение близости охватило обоих. Это ощущение стало таким тонким и нежным, что захватывало дух от малейших прикосновений. Руки Андрея держали податливую спину Наташи осторожно и бережно, как держат самое дорогое в жизни. Незаметно для себя они остались одни в квартире, в доме, в районе, в городе, во Вселенной.

Потом не удалось вспомнить, как их покинули Кочкины и была ли закрыта дверь…

       Утро встретило Недодаева солнечным настроением. Просыпаться рядом с любимой женщиной — огромное счастье! Это состояние не покидало Андрея целый день. Перебийнос, заметив сверкающие глаза начальника, не удержался от комментария:

— Був гарный хлопец — и пропал!

— Почему пропал? — искренне удивился Андрей.

— Потому как ни одно приобретение не бывает без потерь. Нашел любовь — потерял свободу.

Дальше Недодаеву обсуждать эту тему не хотелось, и он вышел из гаража на улицу. Наслаждаться счастливым одиночеством долго не пришлось. Вскоре прикатил на старых «Жигулях» участковый и долго пытался выяснить: кто такой Недодаев и чем он тут занимается? Андрей отвечал односложно, переадресовав эти вопросы к своему хозяину. Участковый неприветливо попрощался, пообещав в следующий раз заняться им основательно. «Жигули» фыркнули двигателем и укатили, оставив в воздухе черный клубок дыма.

— Не иначе милиция на конфискованном бензине ездит. Сливают у грузовиков и заправляют свои машины. Гляди, как начадил, — Перебийнос вышел из гаража и с ухмылкой смотрел на Андрея.

— Ты когда за бутылками поедешь, умывальников начальник и бомжей он командир? — беззлобно поддел бригадира Андрей.

— Сначала вчерашние бутылки со своими архаровцами перекрась. Куда еще тащить? — Перебийнос любил последнее слово оставить за собой.

 Несколько месяцев продолжалась бутылочная эпопея Недодаева. Болонкин платил прилично, считая, что при хорошей зарплате работник красть и обманывать будет меньше. Андрей на эти деньги приоделся, сменил потертую кожаную куртку на модное пальто. Удалось купить в дом новый телевизор, который, правда, смотреть было некогда. Медовый месяц плавно перешел в медовый квартал и еще продолжался.

Бутылочное предприятие Болонкина потерпело крах, когда пивной завод выкупили немцы и сразу же перестали сотрудничать с приемными пунктами. Они заказали новые — фирменные, для разных сортов пива и только их принимали после использования.