Ежегодно, в летнее время, у нас проходила корабельная практика. Исключением стал четвёртый курс, на котором предвыпускная стажировка началась сразу после нового года и продолжалась до конца февраля.
Практика делилась на два вида: по специальности и штурманская. Хорошо запомнилась самая первая – на Черноморском флоте, на бывшем крейсере «Ворошилов», переоборудованном в учебный корабль. На нём мы совершили так называемый штурманский поход: сперва от Севастополя до Одессы, затем от Одессы до Поти и, наконец, обратно в Севастополь.
Дело в том, что навигацию нам начали преподавать на первом курсе, а полученные теоретические знания закреплялись на практике именно в этом походе. Конечно, мы отрабатывали самые простые операции: определение места корабля по видимым береговым ориентирам, ведение штурманской прокладки и навигационного журнала, учёт дрейфа корабля от ветра и течения.
На корабле специально оборудовали штурманскую палубу, под навесом которой стояли столы с картами и необходимыми инструментами – штурманской линейкой, транспортиром, циркулем-измерителем, здесь же установлены несколько пеленгаторов.
У каждого курсанта были своё рабочее место, своя карта и свой навигационный журнал, систематически проверявшиеся преподавателями кафедры кораблевождения. Рабочих мест оказалось не более пятидесяти, а нас – человек двести. Поэтому штурманскую вахту несли круглосуточно, по четыре часа, и каждый класс заступал на неё в свою смену через двенадцать часов.
Наш корабль шёл малым или средним ходом в пределах видимости берега, а вахтенные самостоятельно вели счисление и определяли место, беря пеленги на ориентиры – маяки, знаки, особенности рельефа береговой черты. В ночное время определялись по огням маяков…
Кроме штурманской практики, была и собственно корабельная жизнь в море – боевые тревоги, приборки и другие работы, наряды, физподготовка… В общем, не соскучишься.
Увольнений на берег, конечно, не давали, но дважды мы ступили на твёрдую землю ради экскурсий и культпоходов. Первый раз – в Одессе, второй – в Новороссийске.
Надо сказать, что идти летом, в жаркую погоду, вдоль берегов наших черноморских курортов – достаточно жестокое испытание для молодых ребят в состоянии гормонального взрыва. Визир пеленгатора так и норовит предательски замереть не на навигационном знаке, установленном, к примеру, на горе Ахун, а на сочинском городском пляже, где так соблазнительно изгибается в солнечных лучах стройная девичья фигура в бикини…
Забавный эпизод произошёл на одесском рейде, когда вечером на корабль, в порядке проведения культурно-массового мероприятия, привезли с берега… гипнотизёра. Это был совсем ещё молодой – лет двадцати пяти – человек, выпускник Одесского мединститута.
Ничего подобного я никогда потом не видел, хотя неоднократно присутствовал на различных показательных гипнотических сеансах, преимущественно во время отдыха на южных курортах.
Поначалу – всё обычно. Курсанты сцепили пальцы рук за головой, закрыли глаза и слушали счёт до десяти с какими-то убаюкивающими словами. Тех, кто на «десять» не смог расцепить пальцы, отобрали в отдельную группу – как понимаю, в качестве наиболее поддающихся гипнозу. Дальше гипнотизёр работал только с ними. Работал – это мягко сказано: наши ребята, находившиеся в трансе, пели и плясали, изображали зверей, катались на машинах… Самый низкорослый на курсе – Шулепов – объявил, что он не кто иной, как Муслим Магомаев. Он встал в позу, вытянул руку и запел… «Бухенвальдский набат».
Оказался очень подвержен гипнозу старшина нашего класса Гена Савинцев – справедливый, бесхитростный и открытый парень из многодетной шахтёрской семьи, судя по всему, жившей не слишком богато. (Как я узнал позднее, он только в армии впервые стал спать на белых простынях, которые ещё и меняются еженедельно. Самым заветным лакомством для него были два блюда: салат «Оливье» и селёдка «под шубой». Видимо, его семья могла позволить их себе лишь по большим праздникам.)
Среди нас Гена получил прозвище Негра – за то, что в минуты хорошего настроения любил напевать: «Кто же поверит, кто же поверит негру, что белую девушку Кэти я люблю…». Он не обижался на это, да и вообще был спокойным и миролюбивым…
И чего наш Негра не вытворял под гипнозом! За рулём белой персональной «Чайки» вёз свою девушку в ресторан, угощал любимую сельдью «под шубой» и запивал лакомство шампанским…
Кстати, этот сеанс не прошёл для Гены без последствий: он стал разговаривать по ночам, а точнее – спал с закрытыми глазами, но отвечал на вопросы и мог быть легко «перемещён» в иную реальность. Чем наши шутники, естественно, воспользовались.
Вернувшись с корабельной практики в училище, вечером после отбоя мы только и ждали, когда заснёт Негра и начнётся представление. Особенно тут усердствовали Макс, Лёня Мальков и Игорь Дворецкий (Карась):
– Геночка, ты меня слышишь? Это я, твоя Леночка…
– Ой, Леночка, как я рад! Я так по тебе соскучился…
– Ага, соскучился он… А сам, небось, в своём Киеве по девкам бегаешь?!
– Нет, что ты. Никаких девок. Я одну тебя люблю!..
– А водку ты пьёшь?
– Ну что ты, Леночка! Какая водка, нам же нельзя. За это исключить могут!
– Всё ты врёшь! Кто в прошлое воскресенье пил вино в парке вместе с курсантом Пономарёвым?
– Ой, а как ты узнала?!
– А я про тебя всё знаю! От меня никуда не спрячешься! На дне морском тебя найду, если будет нужно! Ты всё понял, алкаш несчастный?
– Понял, Леночка… Я больше не буду… И зарплату стану тебе отдавать до копеечки.
– Ну, смотри у меня – ты обещал, и никто тебя за язык не тянул! Если ещё раз хоть пива выпьешь, потом, как пойдёшь в туалет, так твой член и отвалится!
– Не надо, Леночка!..
Гена начинал хныкать и всхлипывать, шоу заканчивалось. Оно повторялось ещё несколько вечеров подряд – до того, в который Негра с закрытыми глазами полез в свою тумбочку, вытащил из неё перочинный нож, раскрыл его и спрятал под подушку. На этом охота к потехе у наших шутников сразу пропала. А через неделю-другую и сам Гена перестал разговаривать во сне…
В настоящее время капитан 1-го ранга в отставке Геннадий Константинович Савинцев живёт в Калининграде, активно участвует в ветеранском движении.
***
После штурманского похода и возвращения нашего корабля в Севастополь нам предстояла ещё одна практика – теперь в бригаде морской пехоты Черноморского флота. Когда мы покидали корабль, произошёл небольшой инцидент. Дело было после обеда, а на котловое довольствие у морских пехотинцев нас могли поставить только следующим утром. Поэтому ужин нам выдали сухим пайком.
Это когда положенные каждому военнослужащему граммы суточного продовольственного пайка идут в общий котёл, голодным никто не останется – даже и не всё смогут съесть. А вот сухой паёк – вещь скромная и вряд ли способна насытить молодой организм.
Итак, мы получили: четверть буханки белого хлеба на человека, по одному варёному яйцу, по плавленому сырку и банку консервов «Килька в томате» на двоих. Особо не разгуляешься…
Мой друг Питон, имевший опыт нахимовского училища, с нашими консервами поступал так: разминал кильку прямо в банке вместе с соусом, превращая содержимое в жидкую кашицу. Эту кашицу мы потом мазали на хлеб, и ни грамма продукта не пропадало.
Сухой паёк на роту выдавали в картонных коробках, а затем, чтобы эти коробки не тащить с собой, каждому на руки. По ошибке одна из коробок, в которой лежали плавленые сырки «Дружба» для второй роты, попала к нам. Старшина, решив, что так и должно быть, раздал все сырки, и, таким образом, каждому их досталось по два.
Из-за какого-то технического сбоя за нами не прибыли грузовые машины, предназначенные для переезда в Казачью бухту Севастополя, где базировалась морская пехота, и мы пошли туда пешком, через весь город, по жаре. Шли долго, не менее двух часов. По дороге всем захотелось есть, и плавленые сырки умяли с большим аппетитом.
Преступление открылось сразу, как только мы прибыли на место, где нас уже ожидала вторая рота – в надежде получить свой паёк. Невольно нанесённая нами товарищам душевная и физическая травма оказалась настолько глубока, что они ещё года полтора называли нас обидным словом «сырки»…
***
Практика по курсу «тактика морской пехоты» была хоть и нелёгкой, но весьма насыщенной и интересной. Для начала нас ознакомили с разного вида стрелковым оружием, обучили стрельбе из пулемёта и гранатомёта, затем каждый выполнил боевое гранатометание. Высадка на броне плавающих танков и бронетранспортёров в воду с борта БДК – с последующей атакой на берегу – тоже была.
Совершенно незабываемое по остроте впечатление оставило рытьё окопов. Нам выдали сапёрные лопатки и поставили задачу отрыть окоп для стрельбы лёжа. Это происходило в степи под Севастополем, где прокалённая солнцем земля покрыта твёрдым панцирем с кругленькими дырочками – норками скорпионов, между которых очень быстро ползали противные желтобрюхие ящерицы. Земля аж звенела, как железо, при ударах лопатки, в стороны летели мелкие её крошки, а напуганные скорпионы разбегались, подняв свои ядовитые хвосты…
Когда и это испытание было позади, и нас поставили в строй – грязных, обожжённых солнцем, пропотевших до белых солевых разводов на робах, с кровавыми мозолями на ладонях, – кто-то сказал:
– Вот теперь я понимаю, почему матросы в Севастополе не отступали и дрались насмерть! Легче вырыть один окоп и в нём умереть, чем отступить и рыть следующий…
Потом состоялась так называемая «обкатка танками». Два человека забирались в специально отрытый – длинный, узкий и достаточно глубокий – окоп. При приближении рокочущего и лязгающего железом танка метров на десять, надо было высунуться и метнуть под его гусеницы камень, имитировавший гранату, затем – лечь на дно окопа, дождаться, когда танк проползёт над тобой, опять вскочить и вновь – уже сзади – бросить камень под гусеницы. В общем-то, ничего сложного и страшного. Хотя, естественно, и ничего приятного нет, когда над тобой с рёвом движется это многотонное чудовище, а земля вокруг – сотрясается и сыплется со стен окопа на твою голову и спину… Но и не смертельно, главное – психологический настрой.
Обкатка не обошлась без анекдотичного инцидента. Очередь дошла до курсанта Олега Попова: он высунулся из окопа, рванул на груди тельняшку и выкрикнул: «Руссиш матросен не сдаётся! Гитлер капут!», после чего запустил булыжником не под гусеницы, а в башню танка… Олег попал прямо в большую фару, закреплённую на корпусе, и она разлетелась от удара мелкими брызгами. Танк остановился, на башне открылся люк – из него стал выбираться сержант морской пехоты, телосложением напоминавший квадратный шкаф. Сержант был красным от праведного гнева и вполголоса матерился. Мы поняли, что Попова сейчас начнут бить… Благо, наш комроты был поблизости и не допустил экзекуции, пусть и вполне заслуженной. Что же касается Олега, потом он неделю по ночам драил полы в казарме…
Олег Гречко, выпускник КВВМПУ 1973 года.
Из серии рассказов «Страна КВУМПАРИЯ. Курсантская быль».
Москва, 2014 год.
